Замыкая цепь

      Солнечные лучи скользнули в комнату и разожгли настоящий золотой костёр в его волосах. Майа мирно спал, положив ладонь под голову. Прикрытый только недлинной шёлковой туникой, дивный, неземной, поражающий своей необыкновенной красотой. Утро озарило его милые черты, что во сне разгладились, стали мягче и спокойнее. Келебримбор улыбнулся. Была в спящем волшебном существе какая-то светлая тайна. Интересно, что снится ему?       Нолдо долго любовался этой восхитительной игрой света, непреодолимо желая прикоснуться к небесному пламени, пока окончательно не захлебнулся солнечным жаром. Острые лучи, отражённые от золота волос и мерцающей таинственным светом кожи, проникали в глубь тела нолдо, разжигая пламя внутри. По коже Келебримбора пробежали мурашки от чарующей истины: «Он мой. Мой! Вся эта удивительная красота его облика, и вся его прекрасная огненная душа принадлежит — мне!»       Эта власть над высшим, могущественным и таким хрупким созданием ослепляла, и приятная волна прошлась по телу Келебримбора, собираясь где-то внутри, окутывая резким зноем изнутри. Ещё волна, и ещё, и вот совсем тяжело дышать. Грудь сдавило, а хроа превратилось в кувшин для скопления сладкой боли.       Нолдо приподнялся, протянул руку, обрисовав в воздухе силуэт возлюбленного, не касаясь его, но ощущая благословенное тепло золотистого ареола, окружающего наипрекраснейшее творение надзвёздных сфер. И эльф не удержался от соблазна. Кончики его дрожащих пальцев ощутили мягкость шёлковой лёгкой ткани на плече духа, прошлись дальше, по талии, бедру, до самого края туники, ещё легче и нежнее дотронулись до обнаженной кожи.       «Это великое сокровище Творения. Перед ним и свет, и тьма смиренно преклоняют свои колена. Как судьба забросила его в эти печальные края? Ему должно стоять в сиянии и славе рядом с самим Эру, держа над священной главой его сияющий венец из лучей самого чистого света!»       Рука эльфа поднялась выше и легчайшими прикосновениями выводила узоры на ягодице айну сквозь гладкую ткань. Естество нолдо набухло, напряглось, а воображение нарисовало моменты истаявшей ночи, в которой неземной дух огня так горячо отдавался ему, что искры страсти вылетали из его глаз, с кончиков пальцев и ощутимо жгли плечи нолдо, прожигали багровый шёлк простыни, оставляя россыпь маленьких опалённых по краям дыр. Келебримбор тихо застонал, не размыкая губ, а затем осторожно переместился за спину айну, приподнял край его лёгкого одеяния рассматривая всю возбуждающую картину головокружительной наготы любимого.       Эльф прижался сильнее, рукой забираясь под тунику и легко лаская бедра и плоть возлюбленного. Собственное естество эльфа уже давно исходило влагой, оставляя прозрачные дорожки на нежной светлой коже. Это выглядело до дрожи бесстыдно и развратно. Он аккуратно направился в тело майа, стиснул зубы, проходя сквозь узкие мышцы и замер, каждым сантиметром впитывая сводящий с ума пульсирующий пламень. Руки нолдо легли на грудь сонного любимого, поглаживая уже плотные соски. Нолдо бережно двинул бедрами, задавая неспешный ритм.       Осторожные плавные толчки разбудили Майрона. Он упоительно вздохнул в такт неторопливым движениям, спрятав лицо в складки алого покрывала. Это бывало теперь часто: майа засыпал, ощущая медленно опадающую плоть эльфа между своих ног, а просыпался от собственных стонов, когда горячий и твёрдый орган возлюбленного уже был в нём. Они уже давно были любовниками, но физическая близость до сих пор была будоражащей, как впервые. Через тело к самой душе айну проходили всплески экстаза. Как хорошо! Ему хотелось, чтобы это чувство было вечным. Глубоко погребённая на самое дно души любовь вдруг ожила, развернула горящие крыла и с каждым днём распалялась все сильнее. Как он любил Келебримбора! Любил его настойчивость и его нежность, искусные и надёжные руки, в которые хотелось упасть и забыться, его улыбку и гордый излёт бровей, карие глаза его в которых уживались древний холод снегов и юное солнце. Этот эльф, смелый, гордый, идущий напролом к своим целям, он единственный во всей вселенной, кто не побоялся пойти на риск и сумел приручить само пламя, не найти, но отковать заново золотые ключи к сердцу айну, смог познать и раскрыть его.       — Прости, от тебя невозможно оторваться, невозможно насытиться, — шептал сбивчиво нолдо ему на ухо и целовал влажно и медленно щеку Майрона.       Движения руки эльфа по плоти огненного духа становились резче и сильнее. Они быстро научились с первого же движения входить в единый ритм, и каждый толчок откликался гулким ударом их сердец, что тоже бились в унисон. Их тела бессознательно откликались на малейшие импульсы содружества их душ, предвосхищая ещё не родившиеся намерения. Казалось, что они могут читать мысли друг друга. А, быть может, расплавленное негой золото и серебро уже имели одни мысли на двоих.       — Мне нравится просыпаться и чувствовать тебя в себе. Мне нравится эта заполненность тобою, — тихо успел сказать Майрон между стонами удовольствия.       Келебримбор накрыл его руку своей и сжал ею ткань покрывала. Майрон окончательно проснулся, коротко, томно вскрикнул, откинув голову и прижавшись сильно к возлюбленному, а движения нолдо стали страстными и мощными, он вбивался в него с бешеным темпом, стараясь заполнить собой до предела. Приглушённые стоны наполнили покои майа, которые теперь стали их общими. К наивысшей точке единения они тоже теперь всегда приходили вместе, утонув и растворившись в накрывающем с головой блаженстве. Келебримбор последний раз вошёл на всю длину и излился в возлюбленного, чувствуя влагу и на своей ладони. Рассеянный небесный свет обретал все больше красок. За дверьми их ждал мир, и сотни дел, но золото и серебро, не в силах разорвать объятия, выкрадывали у утра ещё один поцелуй, бесконечно долгий, упоительный и нежный.

***

      Майрон и Келебримбор постигали единство не только на ложе. Они продолжали разговаривать, работать, ездить на охоту, любоваться звёздами — они все стали делать вместе, практически не разлучаясь ни на секунду. За эти несколько лет они очертили круг и от всех закрылись в мире бескрайней своей любви.       С момента первой ночи, только лишь однажды Келебримбору пришлось оставить возлюбленного и уехать в Эрегион. Верный королю советник, которому он доверил править в своё отсутствие, прислал сокола с сообщением. Письмо гласило, что наместник испытывал глухую тоску и усталость, что земля Средиземья тяготила его, и он решил добровольно отказаться от жизни, вступив в чертоги Мандоса.       Келебримбора неприятно поразила эта весть. Его советник и близкий друг, сильный и мудрый нолдо! Как могла его поразить душевная печаль? У владыки было только одно объяснение:       «Мрак и угасание всё ближе, упадок уже коснулся ледяным дыханием и наших земель. Даже сильнейшие сдаются!»       И он срочно уехал в свою страну, чтобы попрощаться с товарищем и назначить нового управителя. Вернулся нолдо скоро, но сам — в меланхолии и усталости. Там, за пределами зачарованного от тлена Мордора, упадок и умирание всё глубже пускали корни в плоть смертельно больной Арды. Келебримбор отправился в путь летом, но мрак за эти годы так сильно расползся по миру, что, казалось, даже чистые водоёмы Эрегиона напитались запахом смрада и ядом разложения, а солнечный свет стал тусклым, будто в нем растворилось отчаяние.       Возвращаясь к любви своей, Келебримбор больше не поражался унылым пейзажем, он смотрел только вперёд, он сбегал от погибающего мира, словно подстреленный хищник от гончих псов, подгонял Гнедого, стремясь скорее очутиться рядом с родником неиссякаемого священного света — рядом с Майроном. Он чувствовал всем существом своим, как тоскливая серая безысходность гналась за ним по пятам до самых Черных Врат.       По приезду эльда весь день провёл в мастерских и кузницах, пытаясь забыться в труде. Даже золотое сияние Майрона не грело его душу. Он был угрюм и неразговорчив. За целый день майа и эльф перекинулись всего-то парой рабочих фраз. Только под глубокий вечер, когда айну уже снимал защитную кожаную амуницию, Келебримбор подошёл к нему и сам расстегнул две последние застежки кузнечного фартука. Эльф почувствовал, как тело Майрона под его прикосновениями задрожало и запело биением искр в глубине. Нолдо распустил нетугую золотую косу, обвил руками его бедра, прижал к себе, наконец-то, со вздохом облегчения зарылся лицом в шёлковые волосы.       — Мельда, я хотел показать тебе совершенно уникальный способ очистки железной руды. Но ты сегодня совершенно мрачен, словно и не рад меня видеть… — в прекрасных золотых очах блеснула крапинка печали, прежде чем майа устало отвернулся от нолдо.       — Это абсолютная неправда! Дорога утомила меня, но я скакал без привалов только лишь для того, чтобы быстрее обнять тебя. Как же я скучал! — сказал эльф и припал поцелуями к шее возлюбленного. Его голос стал ниже. — Милый… Майрон… Не будем больше о работе. Развей мою тоску, скажи мне что-нибудь горячее.       Растворяясь в блаженном тепле поцелуев, майа чуть вспыхнув румянцем на такую просьбу, и звеняще прошептал самое порочное, что только смог выдумать:       — Пока тебя не было, я несколько дней самозабвенно удовлетворял себя пальцами, представляя, что ты вернулся и взял меня, — на последних словах в голос майа проскользнули дразнящие нотки.       Келебримбор насмешливо улыбнулся. Он понимал, что это не правда, что пока он был в отъезде, майа вряд ли поднялся из-за рабочего стола хоть на миг. Тем более даже отдаваясь эльфу со всей страстью и раскованностью, майа в душе всё равно оставался непорочно чистым и светлым существом и на такие забавы вряд ли способным. Однако от предложенных ему образов Келебримбора бросило в жар и дрожь.       Он сел на рабочий стол, развязал штаны, которые быстро стали тесными, а свободной рукой притянул к себе майа, нажимая несильно на плечо и увлекая его вниз.       — Открой рот, — приказал Келебримбор, тяжело дыша.       Майрон безоговорочно подчинился и приоткрыл губы. Тело эльфа тут же скользнуло внутрь. Он ласкал основание шеи любимого, задавая темп движений. Брови айну изогнулись словно под пыткой, золотые ресницы задрожали, когда его губы растянулись вокруг эльфийского члена. Это выглядело в крайней степени распутно и безумно притягательно! Келебримбор подумал, что очаровательному майа очень идёт этот надломанный страстью и вожделением облик.       Ощущение пульсирующей скользящей плоти между губами, такое странное и возбуждающее, даровало Майрону чувство полной власти над любимым. Келебримбор выгибался, рычал и вздрагивал, послушный каждому движению. Громкие стоны нолдо, влажный шелест шёлковой кожи под языком, тяжёлое дыхание закручивались в одурманивающую воронку впечатлений, заглушая гудение огня в горне.       — Майрон, — произнес эльф жарко, выжигая словами это имя на своём каменном сердце, он едва нашёл в себе силы, чтобы открыть зажмуренные глаза и поднять взгляд на майа. Каждое движение его губ заставляло эльфа дрожать и захлёбываться воздухом. — Майрон… я тебя… всегда буду лю… бить тебя.       Нолдо коротко и отчаянно вскрикнул, когда рука Майрона вдруг легла ему на бедро и сжала сильно и пронзительно. Горячая сладкая боль прошлась по всему телу Келебримбора и собралась внизу живота мерцающей тяжестью. Эльф дёрнулся, попытался отодвинуть майа от себя, но Майрон только ускорил и усилил движения, возбужденно вздыхая. Прильнул ещё ближе, удержал руку эльфа на своём плече, и после пары особенно жёстких движений нолдо выгнулся и сквозь зубы протяжно простонал ругательство.       Майрон поднялся, и его припухшие губы получили награду — медленный, глубокий поцелуй. Келебримбор охватил ладонями его лицо, поглаживал скулы пальцами, прикасался губами к щекам, носу, целуя прикрытые глаза. А затем упёрся лоб в лоб и посмотрел на любимого туманным обожающим взглядом.       «Ты смотришь на меня таким влюблённым взглядом, как будто увидел впервые. И через тысячи лет я хочу чтобы ты смотрел также. И я обниму тебя и скажу: «люблю», не соврав ни тебе, ни себе. Любовь это больше, чем жизнь или смерть. Я так счастлив. Я так люблю тебя», — думал огненный мастер, и от одной этой мысли сердце билось неистово, нагоняя на глаза растроганные и благодарные слёзы. Он понежился ещё немного в ласковых ладонях и вдруг сказал:       — Тьелпэ, ты достойно преодолел два испытания. Ты проник сквозь чары в Мордор, ты укротил пламя. Но ты не прошёл третью, последняю проверку, не устоял перед соблазном запрещённых тайн.       Келебримбор глянул на него испытующе, лик Майрона на мгновение обволокло грустью, как пепел покрывает остывающие угли. Но огонь решительности вдруг вспыхнул в его очах ярче прежнего.       — Но я люблю тебя, верю и чувствую, что ты достойный и единственный избранный, кто сможет спасти мир от умирания. Ведь у нас уже получилось собрать практически все звенья цепи. И отныне я позволяю тебе беспрепятственно войти во все запретные хранилища и открываю доступ ко всем артефактам и магическим инструментам.       Лик Майрона сиял таким лучезарным светом, что рядом с ним гас огонь горнов. Келебримбор мягко привлёк его к своей груди, поглаживая по волосам, и положил подбородок ему на затылок.       «Нам действительно не достает одного единственного звена, но оно не из металла, мельда ньа… когда все свершится, не станет ли сотворённая нами цепь роскошным убранством для гробницы останков нашей великой любви?»