Замыкая цепь

      На этом порыве открытий, взбудораживших душу, Келебримбор осмелел и дерзновенно предложил майа составить ему компанию в поход до лавки торговца особыми порошками, где эльда хотел заказать пасту для серебрения именно из Эрегиона. В мастерских и лабораториях Ородруина таких реактивов было множество. Однако нолдо уверил, что производство в его стране точно уникальное, и он очень хотел бы продемонстрировать этот новейший состав учителю. Конечно, это был скорее предлог — просто Келебримбор давно хотел посмотреть, чем живёт Барад-Дур за стенами башни, и заодно провести чуть больше времени с волшебным мастером.       Удивительно, но Майрон согласился. Закончив все дела, почистив все инструменты, они сразу же вышли за ворота. По дороге разговор о золоте всё не прекращался, но перешёл в более лёгкую форму слухов, легенд и суеверий.       — А что ты, великий мастер, можешь сказать про аманское золото? — спросил Келебримбор, желая начать очередной интереснейший разговор. А майа и правда охотно его поддержал.       — Тот сорт, который, обладает исключительной мягкостью и легко поддаётся обработке? Он встречается только на рудниках Валинора. Однажды мастер Ауле отправил за ним одного из наших товарищей, майа Веланда, но он принёс вовсе не металл, а гномью принцессу и объявил, что эта драгоценность для него и есть золото, — сказал майа страшным шепотом с видом существа, посвящающего избранного в огромную тайну.       — Так это правда? Я думал, что всего лишь басни, что любят рассказывать гномы на застольях, — искренне удивился эльф.       — Точно говорю. Я сам видел!       — Чудеса чудес! Трудно представить ваш высокий народ даже с эльдар, если бы не Тингол и его волшебная жена, я бы вовсе сказал, что все это сказки. А уж гномиха! И что же сказал вала?       — Конечно, был недоволен. Но что делать, отпустил их. Да ещё и выпросил для возлюбленной ученика у Эру бессмертия. Так и живут, говорят, до сих пор душа в душу, — Майрон снисходительно закатил глаза, как это, наверняка, сделал сам Ауле, увидев странную пару на своём пороге. Усмехнулся и продолжил, — А золото… я однажды прочёл в одном фолианте очень уважаемого гнома «рецептуру» его создания в лаборатории. Прежде всего, следует вырастить василисков — рептилий, выводящихся из яиц, снесённых старым петухом.       — Что за глупости! — звонким смехом отозвался нолдо.       — Нет-нет, послушай! — воскликнул майа и тоже засмеялся. — Это просто замечательный способ! В подземную комнату из белой глины, вымощенную полностью камнем и имеющую всего два окна, таких узких, что в них нельзя и заглянуть, сажают двух старых петухов лет двенадцати-пятнадцати и дают им вдоволь корма.       — Однако я не слышал, чтобы даже самый жирный петух хотя бы раз снёс яйцо. Или госпожа Йаванна утаила от нас эту породу? — состроил «очень учёное» лицо знатока пернатых Келебримбор.       — Тебе смешно, а автор манускрипта утверждает с клятвами, что, когда петухи разжиреют, то из-за внутреннего жара в теле, начинают спариваться и откладывать яйца. Потом петухов убирают, а для высиживания яиц используют жаб. Их кормят хлебом. Из созревших яиц вылупливаются петушки, похожие на обычных, но через семь дней у них вырастают змеиные хвосты.       — Вздор! Но как же они не ушли под землю?       — Чтобы не допустить этого, у тех, кто их выращивает, есть большие круглые медные горшки, которые закрываются крышками, и по всей поверхности пробиты дырки. Цыплят сажают туда, закрывают отверстия медными крышками и зарывают горшки в землю, — сказал майа, напустив на себя совершенно серьезный вид.       — Интересно… а питаются эти цыплята червями и насекомыми из земли?       — Не угадал — самой землёй, которая набивается сквозь дырки. Затем крышки снимают и разжигают большой огонь, чтобы животные полностью сгорели. Когда всё остынет, содержимое достают и размельчают, добавив туда на треть крови рыжего мужчины; когда кровь засохнет, её надо растереть. Эти два ингредиента разводят крепким винным уксусом в чистом сосуде.       — Драгоценный мастер! Как жаль, что я не взял с собой перо и пергамент! Это нужно срочно опробовать! — нолдо со всей душой поддерживал эту игру, находя в том почти забытое веселье и удовольствие, что рождается часто в беззаботных и бесполезных, но таких приятных беседах с друзьями.       — А теперь самое интересное! — радостно продолжил Майрон, желая ещё больше удивить ученика. — Затем берут очень тонкие пластинки очищенной красной меди, на каждый конец накладывают тонкий слой этого состава и ставят на огонь. Когда они раскалятся добела, их достают, остужают и смывают в том же веществе, пока вся медь с двух концов пластинки не будет поглощена составом, который от этого разбухнет и приобретет золотистый цвет. Это и есть золото, которое качеством не хуже валинорского…       Келебримбор участвовал в этих забавных разговорах и одновременно рассматривал Барад-Дур. Столица Мордора оказалась выстроена по тому же принципу, что и Валимар. Дороги были прямыми, широкими, инженерные системы — спрятаны под землю, видно, плотный вулканический грунт имел пустоты и поры, в которые и поместили линии. Архитектура зданий имела остроугольные формы, как в Эрегионе. Вот только дома, казались, ещё строже — они были насыщенного серого оттенка. Базальт того же самого сорта, что видел и даже ощутил нолдо при проходе через Чёрные Врата. Конечно, ожидаемо — это главный местный строительный материал вулканического города.       Зато мрачность стен окупалась тем, что многие дома украшались высокими шпилями и пламенеющим каменным убранством, а также гранитными статуями и орнаментальными восточными узорами. Ещё много в городе было стекла — обсидана. Над входом в каждом здании сияла красивая витражная розетка, разноцветные стеклышки блестели в некоторых окнах и дверях. Даже в декоре парадных лестниц. Из прозрачного и матового стекла изготовлялись и целые скульптурные композиции возле домов зажиточных горожан. Они сверкали на изгибах и переливались гранями так завораживающе, что нельзя было отвести взгляд.       На позолоте жители столицы тоже не скупились. Дверные ручки украшали золотистые кольца, кованные лестницы, почти каждая, сверкали деталями из драгоценного металла, встречались и целые золотые барельефы с портретами хозяев дома. Шпили также горели пластинами сусального золота, словно драконья чешуя, и венчались золочёными флюгерами в виде летучих мышей с распростертыми крылами. А под карнизами мирно отдыхали, свесившись вниз головой, мыши живые, с золотыми кольцами на лапках. Как обьяснил майа, летуны в Мордоре считаются священными животными — в доме обязательно надо держать пять летучих мышей, чтобы привлечь пять благ жизни: здоровье, богатство, целомудренную любовь, долгую жизнь и спокойную смерть, а используют их для пересылки писем.       На нижних этажах располагались общественные помещения, типа залов собраний, или небольшие трактиры и лавки. Окна верхних, жилых, этажей сверкали прозрачными обсидиановыми стёклами. Некоторые были открыты, и на них свернувшись в кольца, лежали пёстрые змейки: рыжие с пятнами, зелёные с сетчатыми узорами, ровно бурые, даже коралловые — все в золотых ошейниках. Выяснилось, что змеи тоже священны, и представляют собой символ мудрости, исцеления и долголетия. Майрон рассказал, что многие мордорцы так любят этих пресмыкающихся, что держат в домах, словно кошек и собак, ухаживают, кормят, выгуливают.       Тёмно-серый и золотой — таким предстал перед Келебримбором Барад-Дур. Вдоль дорог и у каждого крыльца был стеклянный светло-сиреневый фонарь, работающий, скорее всего, на летучих парах от вулкана, пущенных по металлическим трубкам. Наверняка, вечерами на улицах столицы очень красиво и таинственно.       С просторной и прямой дороги они завернули в переулок, в глубине улочка уже петляла змейкой. Эльф, влекомый огненным духом, глядел по сторонам, пытаясь зарисовать в памяти все эти хитросплетения дорог, дорожек и лесенок. Наконец, они пересекли небольшую площадь с лавовым фонтанчиком и скульптурой, изображающей изрыгающего пламя дракона, и остановились возле больших металлических дверей с изящной гравировкой.       — Это лавка перекупщика, его имя Гах. Ты можешь заказать у него всё необходимое, а я… тем временем загляну в соседнюю, — сказал майа таким старательно простым тоном, за которым обычно стараются спрятать какую-то личную тайну.       На том и остановились. Торговец Гах был на месте, он уже отпускал посетителя, беседуя на отвлечённые темы, и, увидев эльфа, они тут же распрощались тёплыми объятиями. Заказ торговца немало удивил, однако, он сообщил, что завтра отправляется в Морию по делам, и сможет перевезти необходимый товар для нолдо через пять или в крайнем случае шесть дней. Келебримбор отдал предоплату, вышел из дверей, огляделся. Майа всё ещё не было, и эльда зашёл в соседнюю лавку с поэтичным названием Уду-Нуут.       Оказалось, что это мастерская росписи по стеклу и керамике. Каморка была тесная и жаркая. Перво-наперво взор Келебримбора выхватил очаг у самой дальней стены, а рядом стол, перед которым мужчина, вооружившись длинной металлической трубкой, выдувал большой огненный шар, похожий в полусумраке на маленькое солнце.       Остальное помещение напоминало гнездо сороки: до того было пестрым и нарядным. На полу громоздились вазы всех возможных форм, размеров и расцветок, на стенах висели разрисованные пейзажами и орнаментами тарелки, на полках хаотично расставлены статуэтки животных, людей и абстракций — некоторые из прозрачного вулканического стекла, другие уже с тонкой талантливой росписью.       Майрон стоял возле полок и уже расплачивался с симпатичной девушкой, судя по её фартуку, густо заляпанному цветными пятнами, с художницей. В руках у него был свёрток в мешковине, по форме напоминающий то ли вазу с широким горлышком, то ли крынку.       В обратный путь до башни майа повёл эльфа более длинной дорогой. Они пересекли площадь с фонтаном по другой стороне и вошли в каменный сад с художественными композициями из булыжников, миниатюрных хрустальных гротов, гранитных лавочек и статуй.       «Образец традиционного мордорского парка, — как рассудил Келебримбор, — только вместо растений — камни, а вместо воды в водоёмах — лава».       Они как раз неспешно перешли небольшой лавовый ручей через ажурный металлический мостик, когда нолдо, наконец, спросил:       — Ты купил горшок?       — Да… То есть нет. Амфору. И заказал у художников роспись, — задумчиво отозвался майа, даже не взглянув на эльфа.       — Можно взглянуть?       Они остановились на середине моста. Майрон передал эльфу своё приобретение, и тот сразу же раскрыл ткань.       — О! Я знаю это место! Это же гавань Альквалондэ… — Келебримбор отогнал все ассоциации от созерцания картины, готовые всколыхнуть душу нолдо, и перевёл внимание на майа. — Не знал, что великие и могущественные айнур любят симпатичные поделки.       Келебримбор сказал это тем же мягким и задиристым голосом, стремясь нащупать нить прошлой беззаботной тональности их разговора. Но Майрон вдруг помрачнел, от его былого веселья не осталось и следа.       — Почему бы и нет… они уютные и напоминают мне о Валиноре, — прекрасные глаза майа засветились драгоценными янтарями в поцелуях полуденного солнца. И вместе с этим блеском в них затрепетала такая горькая печаль и одиночество, что он не смог их спрятать от внимания эльфа.       — Так значит, и айнур ведома тоска по дому. В этом ваш народ похож на эльдар, — сказал тихо Келебримбор.       — Похож… — бесцветным эхом повторил огненный дух. Он подцепил носком сапога чёрный камушек, пнул в лаву, и вдруг признался: — Я не хотел бы быть майа.       — Но почему? — внезапные речи божественного наставника в который раз очень удивили Келебримбора. — Айнур — существа высшего, недостижимого ранга. Самые могущественные, вечные и прекрасные существа во всем Эа! Любой эльда мечтал бы превратиться в майа хотя бы на один день!       Майрон облокотился на перила и долго всматривался в бурлящую под мостком красно-золотистую лаву, повернул золотую головку в сторону собеседника и сказал мечтательно:       — А я хотел бы стать эльдой, гномом иди человеком хотя бы на один день. И чтобы в этот день был nosta, чтобы пришли друзья с подарками, а родители бы приготовили большой ягодный пирог с плетёнкой из теста…       И вдруг остановился, снова принялся разглядывать огненную речушку.       — Глупости… ведь этого дня никогда не будет, потому что его никогда и не было. Ведь я не зачат и не рождён, а воплощен и никогда не был маленьким. А ведь это так удивительно — детство. Вот оно, настоящее волшебство! А не выуживание золота из лучей. Малыши такие хорошие, добрые и искренние… Хотя даже у меня есть семья — это мастер Ауле и мои огненные майар. Но Ауле так далеко…       Майрон вновь оборвал свою речь и добавил уже про себя «…и он, возможно, совсем забыл обо мне и, быть может, я его никогда не увижу». Испугавшись вдруг, что, если он оденет мысль в плоть слов, то смутные опасения и правда станут материальны, Майрон взял себя в руки и остановил раздумья. Но глаза его всё же защипало от тоски. И чтобы не выказывать своей слабости перед учеником, майа взял у него свою вазочку, и они молча продолжили путь до крепости.