Келебримбор подхватил майа с пола, измученное и исхудавшее тело его казалось невесомым. Он отнёс элементаля в свои покои, с трепетной бережностью уложил на своё ложе. Эльф посмотрел на существо, которое когда-то любил больше жизни и всего Эа. Мгновение спустя Келебримбор склонился над кроватью, где лежал Майрон, бессознательно свернувшись калачиком и такой несчастный.
Вскоре Келебримбор обнаружил, что сидит на краю, положив руки на плечи Майрона. Майа выглядел очень юным и хрупким, несмотря на то, что был вневременным духом. Снова глубоко запрятанные чувства, похожие на раскаяние и сострадание, рванулись наружу.
«Я перешёл все границы в гневе и жажде власти над миром и над майа. В жажде обладания. Вдруг он умрёт?» — подумал нолдо и впервые за всё это время по-настоящему испугался за огненного духа.
Но тут же усилением воли погасил страх и жалость. Взгляд нолдо стал холоден и зловещ, в нём заблестели искры морозных осколков.
«Бред! Он не может умереть, он элементаль, вечное существо».
Келебримбор едва успел накрыть потерявшего сознание и холодного, как лёд, огненного айну покрывалом, как в зал без стука вбежал лекарь. Король облегченно выдохнул и совершенно успокоился — это был Иргэ, самый маститый и уважаемый целитель во всем Эрегионе.
«С ним всё будет хорошо!»
Келебримбор удивился про себя, что его вообще волнует судьба существа, окончательно выполнившего своё предназначение. Майрон теперь совсем не был нужен без пяти минут владыке мира Келебримбору. Даже для допроса о проклятом кольце. Единое скорее всего всё равно придётся искать самому. Майрон упирался, не выдавая тайну, и эльф уже не один раз останавливал на полуслове приказ убить пленника.
Нолдо пространно следил, как лекарь взял тонкую руку Майрона, чтобы отсчитывать удары сердца. И, видно, не сумев найти пульс, возложил четыре пальца на бледную и тонкую шею, где биение крови ощущалось сильнее. Взгляд Иргэ с каждой секундой мрачнел. И опять что-то спрятанное в глубине души, что-то, о чём Келебримбор запрещал себе думать, что-то гигантское и сильнейшее, словно ядовитой драконьей слюной проедало мысли и готовилось вырваться наружу.
— Выйдите, Король, прошу!
Слова лекаря смахнули наваждение. Мудрейший целитель был настолько уважаем, а дар его бесценен, что даже суровый властитель не осмелился перечить и вышел вон.
Очутившись, сам не заметив как, с другой стороны двери, Келебримбор встал у окна. За ним расстилалась скорбная пелена густого плотного туманного утра. Смиренная и тихая. Ни шороха в промокшей листве, ни крика птиц. Словно всё вокруг умерло. По стеклу бесшумно катились медленные капли и сливались в тонкие мокрые дорожки. В оцепенении и прохладе он простоял довольно долго. Наконец скрипнула дверь и послышался шорох одежды. Келебримбор на несколько секунд прикрыл карие глаза восстанавливая взволнованное дыхание и даже отчего-то не посмел обернуться. Целитель подошёл к нему сам. И первые его слова были:
— Мне очень жаль.
— Что? Как? Он майа! Он не может просто взять и… — быстрее молнии бросился к нему Келебримбор, схватил за грудки.
— С майа тоже нет ясности. Однако я сейчас не про него, — холодно отозвался Иргэ и отвёл взгляд.
— Так он жив? Отвечай! Иначе я убью тебя! — не владея в те минуты собою, правитель с силой сжал в кулаках ткань одежд на груди Иргэ, следующим движением готовясь вцепиться в его горло и задушить.
— Господин, держите себя в руках.
Целитель спокойным и несколько пренебрежительным жестом сбросил руки короля со своей одежды.
— Майа жив, но состояние его неустойчивое и может скоро поменяться к худшему. Его необходимо перевести в лазарет. Там обо всем позаботятся целители.
— Да что ты путаешь меня! Что с ним! Говори! — грозно приказал Келебримбор, за громкими выкриками пряча дико саднящее напряжение и снова подкатывающий лавиной к сердцу ужас.
Тайну недугов и состояний среди целителей не принято рассказывать посторонним. Даже по просьбе особо высшей знати. Но по сверкающим карим глазам, вцепившимся в него свирепым и отчаянным взглядом, Иргэ понял, что Король вовсе здесь не посторонний и всё равно добьётся от него ответа, тем или иным способом. А способы, которыми Тьелперинквар теперь предпочитал пользоваться для добычи информации, были всем хорошо известны. И Иргэ решился нарушить целительскую тайну.
— Я вижу, что вы ничего не знаете. Однако вы вполне можете быть причастны к его горю. Скажите, вы были с ним близки?
«Это что, имеет значение?! Я не понимаю…», — хотел вспылить Келебримбор, но вовремя передумал, ведь «Иргэ не из тех, кто бросает слова на ветер или интересуется чужими отношениями из праздного любопытства. Значит его вопрос имеет прямое отношение к состоянию Майрона!»
— Да.
— Вы можете сказать уверенно, что только вы были с майа?
Тьелпэ вновь сделал над собой усилие, погасив злость, снова вскипевшую в душе. И медленно и прерывисто выдохнул. Затем взглядом того, кому уже нечего терять, посмотрел прямо в глаза целителю.
— Я уверен настолько, насколько вообще могу быть уверенным в таком вопросе. Разве кто-то может здесь утверждать в абсолютной вере. Всегда есть лазейка для обмана. — Келебримбор помолчал, а потом добавил несущественное для лекарского дела, но ставшее вдруг таким важным для него самого откровение. — Но я уверен. Мы любили друг друга.
— Ну что же, Король, тогда всё верно. Майа вынашивал под сердцем дитя. С большой вероятностью, по прошлым признаниям, вашего. Несколько месяцев назад он неудачно разрешился от бремени.
Нечего терять… это Келебримбор говорил сам себе с такой уверенностью пару минут назад. В мир спустилась вибрирующая тишина, нолдо словно оглох от слов, сказанных таким тихим голосом. В этой тишине всего за одно мгновение над королем Эрегиона пронеслись грозы и ураганы. Эти незаметные с виду бури были такой сокрушительной силы, которая сметала всё на своём пути. И в душе нолдо в одночасье не осталось больше ничего живого. Гроза пронеслась, оставив тяжёлое послевкусие крови на губах, потери и пробивающего страха. Глаза его заволокло влагой, тело ослабело. Он хотел ещё поговорить с целителем, успокоить мысли и чувства, перед тем, как осмелиться зайти в свои покои. Но голос его осип, глотку сдавило бешеными сердечными ударами. Келебримбор так и не смог вымолвить ни слова — как будто оказался под водой, и вместо криков, звуков изо рта вырывались только пустые воздушные пузыри. Иргэ, надевая плащ, сказал:
— Я не могу остаться, меня ждут другие пациенты. Видно, та потеря состоялась на таком сроке, когда такие травмы уже опасны и болезненны. И не обходятся без последствий, даже отложенных на время. Не оставляйте его одного. Скоро, сегодня или завтра, ему предстоит пережить критическую точку болезни. По ситуации дайте это зелье, оно чуть снизит боль. И если откроется новое кровотечение и будет совсем плохо — пошлите за мной.
Целитель сунул какие-то пузырьки в руки Келебримбору и заторопился к двери. Эти слова добили нолдо, он согнувшись, словно от удара под дых, опустился на плиты по стене.
«Этого не может быть! Так не должно быть! Не должно!» — на самой мрачной глубине карих глаз зажглись серебристые огоньки, готовые превратиться в злые слёзы.
Он, вспоминая все мучения пламенного духа, которым лично подверг майа в те дни, когда он, Келебримбор, должен был защищать любимого и беззащитного, не мог поверить, что всё случилось именно так, как доложил лекарь.
Но струи крови на каменном полу были вполне реальны.
***
Келебримбор вернулся в свои палаты, в этот момент светлые ресницы Майрона задрожали, и золотистые лучики бликами заплясали на острых скулах и щеках. Король приближался медленно, как мог оттягивал момент и морально готовился к испытанию, через которое им вместе придётся пройти — слова и взгляды, тяжелее которых в жизни эльфа не было. И начнётся оно прямо сейчас. Майрон был в обмороке и теперь пришёл в себя.
— Я не знал ничего, почему же ты не сказал мне? — Келебримбор только сейчас осознал, какой роковой для несчастного его майа стала эта близость. — Семь месяцев и одну неделю назад, правда же? Я так сожалею…
Майрон пытался осознать его слова. Пытался найти в своей душе горе. Но там зияла пропасть и пустота. Его глаза не выразили не единой эмоции. Он посмотрел этим пустым, равнодушно-страшным взглядом прямо на эльфа и сказал только слабым голосом:
— А ведь мы так этого хотели, Тьелпэ.
Элементаль пролежал в палатах короля до вечера в абсолютной прострации, благо, что кроме Келебримбора никто к нему больше не приходил.
Эльф, сам прошедший через стадию абсолютного отрицания, знал, что эта защита, что воздвигает разум оберегая душу от кошмарной реальности, не вечна и скоро рухнет, и колючая волна безысходного горя в воспоминании снова утопит несчастного майа. К вечеру взор айну прояснился, как будто ветер прогнал висящий в воздухе дым. Но кристально-чистые глаза тут же снова заволокло мутью боли. Наступал роковой предел внезапно открывшегося кровотечения. Эта боль и надвигающееся осознание зажали сердце нолдо в острый капкан. Эльф сжал пальцы майа с тонкими мифриловыми колечками. Айну что-то беззвучно шептал посиневшими губами, глядя перед собой в пространство. Келебримбор не мог разобрать слов, но внутренне словно слышал эти надрывные молитвы и крики покаяния. Майа просил у него прощения и у маленькой давно ушедшей обратно в небытие фэа за то, что не смог подарить ей жизнь, и одновременно умолял Эру, чтобы это всё оказалось ошибкой или страшным сном.
А потом Майрона накрыло с головой. Он вдруг страшно разрыдался у нолдо на руках и всю ночь не мог успокоиться. К утру, опухший от слёз, огненный дух ненадолго уснул.
«Я не знаю, как он это всё выдержит, на его месте я бы сошёл с ума от горя и ужаса», — всё повторял мысленно главный свидетель и виновник его страдания.
***
Утро, к несчастью для майа, неумолимо вернуло его в мир, где он потерял всё, хотя элементалю малодушно хотелось бы вместо пробуждения провалиться сквозь землю. Рассвет принёс на своих лучезарных крыльях новые приступы моральной боли. Осветил ту же комнату, тошнотворные её стены.
— Майрон… продержись сегодня, только сегодня, умоляю. Пик этого недуга минует и тогда… Так сказал целитель, — сказал Келебримбор, когда майа ещё не открыл глаз. Нолдо не сказал вслух, но Майрон понял скрытый смысл слов: просьбу, почти мольбу быть смелым и готовым ко всему.
Не обращая никакого внимания на сидевшего рядом бессменным дозорным эльфа, майа свернулся калачом, накрывшись с головой, и так пролежал до обеда. Что будет дальше, он представлял весьма примерно, и не знал, к чему готовиться. Ближе к вечеру пришёл Иргэ, Майрон нутром почувствовал, что это начало конца. Его заколотило дрожью. Целитель бесцеремонно и как-то нервно приказал успокоиться, но майа был уже на пределе душевных сил. Его тело, непослушное более разуму, но покорное инстинктивному страху любого существа за свою жизнь, рванулось было прочь. Он почти скатился с ложа. Чьи-то руки вернули его обратно. Это был Келебримбор, который тоже смотрел на него жёстко. Майрону показалось, что он снова окружён одними врагами, и теперь было даже неизвестно, что от айну хотят.
Ему в горло почти насильно влили какой-то резко пахнущий раствор. И тут почти сразу же начался ужас. Таких страданий Майрон не испытывал даже в застенках пыточных и тюрем, однако он, как и всегда, героически молчал и терпел.
Вскоре перед глазами всё запылало и закачалось. Спустя полтора часа он уже кричал на все покои.
— Майрон, замолчи, держись!. — сквозь ватную гущу страдания доносились слова эльфов.
Келебримбор, который тоже дышал через раз, ненавидел эту комнату, ненавидел целителя, который не мог облегчить страдания духа, и ненавидел себя, за то, что не мог разделить хотя бы толику этой страшной пытки.
— Скоро уже, пара часов, кризис минует, боль пойдет на спад и все будет хорошо, — говорил Иргэ то ли майа, то ли эльфу, то ли самому себе.
Целитель ушёл, оставив их в одиночестве. Боль нарастала, майа лежал в кровати и постанывал.
В это время он чувствовал, что маленькая фэа далеко от этого мира смотрит на него с надлунных сфер, а ему лишь нужно жить, проползти как-нибудь этой тропой бездны сквозь острия кинжалов. Он шагнул туда, как на эшафот.
Наконец-то вернулся Иргэ.
— Я больше не могу, отпустите меня, — сказал майа подбежавшим к нему Иргэ и Келебримбору.
Они вдвоём держали майа, позвали ещё целителей. Иргэ прижал к его рту и носу платок, майа ощутил на губах горький вкус макового сока, морфина. Но дурман на него не подействовал, боль ощущалась сильнее, огненный майа метался по кровати, стонал, умолял быстрее завершить его страдания. Он дёргался и бился в безумии, с такой силой, что точно бы навредил себе, если бы его не прижимали к ложу Иргэ и Келебримбор. Лекари добавили дозу морфина — без толку. Майрон падал в обморок от боли, снова приходил в себя, чувствуя хлопки по своим щекам.
Иргэ приказал собраться. И он снова кричал, хватал за руки лекаря, за пятнадцать минут до рассвета, случился последний удар для Майрона. Келебримбор был по-железному собран, как будто он до последнего, даже на этом роковом пределе, не верил в происходящее. Майа потерял сознание.
— Мы спасаем жизнь. Как же странно приветствовать её соперницу, — произнёс тихо Иргэ будто самому себе.
Целитель молчал довольно долго, оттирал руки от алых разводов. А потом посмотрел прямо на такого же убитого горем Келебримбора.
— Кризис прошёл. Но у майа большая потеря крови и жизненных сил. Я не могу обещать, что он выживет. Готовьтесь.
