***
Когда тёмная армия достигла Серых Гаваней, нолдор увидели суда, словно неясные видения, белые паруса растворялись нежным туманом за горизонтом. Ещё несколько кораблей были готовы к отправлению. Кирдан сам вышел к неприятелю. Очи мудрого эльфа пробежались по суровым лицам нолдор, словно рябь по предштормовому морю. Древний властитель обладал даром предвидения, он легко мог прочесть грядущее и все тайны сердца по глазам. Келебримбор не выдержал этого пронзительного звёздного взгляда, будто взгляд Кирдана повесил камень ему на шею. Он вдруг увидел как наяву совсем другую белую гавань, ту, в которой полыхали корабли телери, ту, с чьих пристаней уже никогда не смыть кровавые следы. Нолдо опустил голову, низко прорычав: — Я вижу, вы решили сбежать, Кирдан. Ну что же… я не буду препятствовать. Проваливайте в бездну! Корабел ничего не ответил, лишь ещё раз взглянул сожалением на нолдо. Келебримбору на мгновение показалось, что он смотрел в вечные золотые очи Майрона. Серые гавани опустели, только чайки кружились и кричали над одиноким причалом, да волны бурной пеной ударялись о прибрежные камни. Келебримбор смотрел на серые воды и думал о новых завоеваниях. Только под его жёсткой рукой мир наконец сбросит оковы тлена. Наконец он устроит всё так, как изначально задумано Творцом. А быть может, не им. Но в горящих глазах нолдо фанатично сверкала уверенность: он точно знает, как должно быть, он всё делает правильно. Планы были грандиозные. Но Восток, дикий и гордый, непокорный восток, в руки не давался. У людей не было столько ума и эльфийской мудрости, чтобы сдаться или хотя бы сбежать, не было времени, чтобы затаиться и переждать. Но была в них сила иная и неподвластная. Человеческие племена не видели свет аманских древ, но их поколения обновлялись чаще. Келебримбор с ужасом отметил, что в смертных огня теперь больше, чем в эльфийских соратниках. Ещё несколько поколений, и люди обгонят эльдар, поставят себе на службу. «Харадцы и Рун будут биться за каждый клочок своей пустыни не на жизнь, а на смерть. И даже не успеют и не смогут понять, что это часть плана, ведущего их же к бессмертию. Глупцы. Люди!» — гневался эльф, но не рисковал выступать против пустынников на их территории. Эльдар, что командовали тёмными тварями, не имели достаточно опыта в битвах на открытых площадках. Келебримбор просто боялся потерять свои армии. «Восток — не избалованные нуменорцы. Они не мечтают до сумасшествия о бессмертии. У них много более насущных проблем. Государства Майрона — словно лоскутное одеяло восточных этносов. И, лишившись правителя, теперь каждый князь востока мечтает перетянуть это одеяло на себя. Они все хотят власти… Подчинить их всех можно с помощью колец, если вручить каждому, заверить, что вместе с волшебным украшением он получит силу, влияние и станет первым из первых. Так оно и будет. А три последних кольца должны принадлежать эльфам. Блестящая идея. Но, чтобы контролировать их всех, нужно Единое. Снова всё упирается в него. Er mat ilqua. «Единое есть всё». Майрон, любовь моя, что же ты…» Келембримбор хотел тут же вернуться в Эрегион, но советники уведомили, что королю нужно проверить строительство тёмной цитадели в завоёванном Мордоре и собрать там же совет из прислужников, обязанных отчитаться о развитии ситуации на востоке. Всю эту незапланированную поездку эльфа терзали неприятные предчувствия, что-то незримо тащило его душу как можно скорее возвратиться в Эрегион. И, как только он прибыл, тут же приказал вызвать к себе пленника.***
Владыка удобно устроился за огромным письменным столом в своем кабинете, и лицо его приняло обычное выражение мрачной ухмылки. Писарь и начальник гарнизона столицы из нолдор, всё это время вытянутые в струну, мысленно судорожно вздохнули, они с радостью поменяли бы свои нынешние должности на чистку казарм или даже на плен неприятелей, ибо не было ничего хуже в мире, чем созерцать тёмного эльфа не в духе. Келебримбор расстегнул воротник мантии, откинулся в объёмное кожаное кресло, закрывающее его с головой от солнечного света, бившего в окно без занавесок, и непрерывно стучал кончиком пера по полировке стола, выдавая нетерпеливость. Начальник караула всё не появлялся, а Келебримбор не любил опоздания и медлительность. Наконец, дверь приоткрылась. На пороге показался молодой стражник, он высоко поднял голову, выполнил приветствие и доложил, что начальник караула, отбыл в армию, а он его заменяет. Келебримбор торопливо кивнул подчиненному, и тот открыл обе створки литых дверей кабинета. Второй стражник, извиняясь, боязливо взглянул на короля. На его руках безвольно повис бледный и тонкий, как тень, Майрон. Келебримбор резко встал и опёрся руками о край стола. — Все вон! Писарь и начальник гарнизона мигом, не по уставу испарились за дверью, благодаря всех валар. Стражник бережно поставил пленника на каменные плиты пола, но бедный майа не пришёл в сознание и бессильно соскользнул на пол. Глаза подчиненного округлились, он осторожно обхватил майа за талию, пытаясь привести его в вертикальное положение. — Я сказал — вон! — прошипел Келебримбор и в глазах его заметались искры. Стражник медленно на цыпочках попятился к выходу и бесшумно закрыл за собой дверь. Келебримбор в три шага оказался около безвольно лежащего на полу майа. Первым делом он обхватил хрупкое и холодное, словно выточенное изо льда, запястье и замер. Найдя неровное слабое биение, эльф несколько успокоился. Он приподнял Майрона с пола, отодвинул пряди, упавшие ему на лицо, и пришёл в ужас. Лицо айну было полностью обескровлено, так, что были видны тонкие голубые жилки под кожей, под глазами легли глубокие тени, и весь его вид выражал крайнюю степень страдания. Он, вечный и бессмертный дух, был похож на покойника. Жизнь едва теплилась в нём. Руки Келебримбора задрожали, подвластные неизвестному волнению. Он навис над своей беспомощной жертвой, как огромный чёрный паук над мотыльком. Эльф замер, вглядываясь в тени на лишённых краски скулах, отбрасываемых длинными тонкими, ресницами. Но вот их кончики подернулись, показав щёлки невероятных золотых глаз. Майрон пришёл в себя. Келебримбор внимательно и грустно посмотрел в его глаза, но взгляд майа был отрешённым. Майрон тяжело вздохнул. — Владыка… отпустите меня… здесь так холодно. Я совсем замёрз… Здесь темно… Пожалуйста… — просил майа, видимо, уже никого не узнавая. Голос его был тих и слаб, а в уголках потускневших глаз собрались бриллиантовые крупные капли. Они тяжело скатились, оставляя за собой блестящие дорожки к вискам. Слёзы пленника обожгли Келебримбору руки. Он осторожно усадил майа на пол и оставил, боясь снова к нему прикоснуться, словно он был сделан из самого тонкого хрусталя. — Я… — нолдо испугался как сдавлено и незнакомо тишину разрушил его голос. — Я не оставлю тебя. Я не дам тебе погибнуть. Тебе нечего больше бояться, я освобожу тебя… — Он протянул к майа руки, желая его обнять. — Майрон, скажи, где Единое… В этот миг руки Келебримбора прикоснулись к рукам Майрона. — А!.. — вскрикнул майа и отдёрнул руку. — Это ледяное прикосновение смерти! Тень Тьмы! Убийца! — Элементаль шарахнулся от нолдо, он вскочил, и гневно посмотрел в лицо своему врагу. — Отойди от меня, чудовище! Келебримбор медленно подошёл к майа и до боли сжал его запястье. — Пришёл в себя? Отлично! Так значит, ты отказываешься сотрудничать со мной? Ты не хочешь сохранить своё жалкое существование? — Келебримбор приблизился к Майрону, и тот чувствовал его быстрое тяжёлое дыхание. — Я последний раз спрашиваю, — медленно прошипел нолдо прямо ему в лицо, — Где твоё кольцо? Где оно? — Келебримбор с ненавистью посмотрел на майа, и в глазах его плескалось пламя. Майрон же почувствовал, как ещё больше холодеет под тяжестью этого злого взгляда, его колени подкосились. Всё естество разорвало невыносимой болью, разрывающей и душу и тело на лоскуты. Майа громко закричал и окончательно лишился сознания, повиснув на руках своего мучителя. Келебримбор в ужасе заметил как потрёпанный светлый шёлк пропитывается алыми пятнами. — Кровь! Но ведь его не мучали несколько дней! Раны должны были зажить! Но тёмно-красные змеи, напитав одежды, уже неумолимо ползли по белому мрамору пола. — Что с тобой, Майрон?! Очнись! Вопрос повис в тишине. Келебримбор оцепенев сжимал объятия. А потом словно опомнился: — Стража! Срочно лекаря сюда!