Хроники Орбиты и Космоса: Janteloven

      Я тихо справляюсь со своей задачей и включаю компьютер. Пароль от интернета написан на стикере, приклеенном к экрану. Я открываю почту и сразу же погружаюсь в работу. Мы с Кариной ещё на первой смене договорились, что заявки всегда буду отбирать я. У нас довольно строгие требования к участникам, но смена в апреле–мае будет проходить в онлайн-формате, потому что это будет более масштабное событие, чем ранее проведённые нами. Куча детей из разных городов России участвует, и мы, в силу молодости организации, не готовы к очным форматам. В октябре, декабре и январе мы проводили оффлайн-выезды, но они были максимум на сто человек, так что нагрузка не была запредельной. Апрельский движ будет масштабным, потому что мы хотим устроить как полный психологический апгрейт для ребят, так и просветить их в области самоорганизации и планирования. Стандартные темы для смены с нестандартным подходом. Я ещё не знаю всех нюансов, основная нагрузка на московском и питерском штабах. Я же просто отбираю заявки ребят Тулы. Включаю музыку в наушниках и погружаюсь в мир ученической активности.       Для того, чтобы пройти на смену, нужно заполнить анкету со стандартными вопросами, а ещё написать маленькое рассуждение на выбранную тему. У нас возрастное ограничение — шестнадцать лет, потому что, как я поняла, мероприятие крайне несвойственное стране, и будет включать и лекции о половом воспитании. Это перфоманс для всех, кто участвует. Возможно, такое уже было, но не у нас. Ещё будут затрагиваться темы гомосексуальных и гетеросексуальных отношений, подростковых депрессий, проблемы доверия, насилия и куча ещё того, от чего я бы не отказалась в свои шестнадцать. Все организаторы дико боятся апреля, потому что такая инициатива может вылиться во что угодно, и в очень плохое тоже. Но мы что можем сделать, это стояло в программе, писанной моим спящим боссом. Поверить не могу, что я работаю по тому плану, который написал Тимофей. Я его читала. И там всё так сложно и красиво написано. Просто он писал это в том возрасте, в котором я сейчас, и я не верю…       Моя задача сейчас: отобрать лучшие работы-рассуждения, составить рейтинг, заполнить таблицу всех заявившихся и отдельно колонку тех, кто прошёл. Темы были разные: от экологии до суицидальных мыслей. Просматриваю темы писем рабочего почтового ящика и понимаю, что самая популярная тема рассуждений — современные школы. Мы просили ребят написать вольное рассуждение относительно любого проблемного вопроса современного образования. Что ж, почитаем.       Через двадцать шесть заявок я начинаю грустить. У всех всё плохо в школах. Тульские образовательные учреждения действительно имеют мало плюсов. То, что видела лично я, говорит о каком-то непонятном культе личности учителя и его предмета. Дети видят в двойке что-то схожее со смертью, учеников пугают оценкой, будто сами учителя до сих пор их получают. Страх в школах никогда не делает ничего хорошего. Даже если где-то он помогает получить положительный результат, общая канва — отрицательная. Двадцать седьмой заявкой оказывается заявка моего Ярослава. Он, само собой, тоже взял тему образования, и расписал мне проблемы на пять страниц. Чёртов болтун. Сначала возникает желание сразу написать ему «+» в знак того, что заявка одобрена, но любопытство одолевает. Как же я удивляюсь, когда на третьей странице нахожу чуть ли не оду в свою честь. Ярик пишет, что одиннадцать лет ненавидел школу, пока я не появилась в его жизни. Конечно, он не называет имени, но понять, о ком идёт речь, несложно. И ведь этот подхалим знает, что заявки отбираем я и Карина, а значит, я точно увижу его словесные реверансы. Я улыбаюсь с каждым словом всё сильнее. Вот, например: «После очередной мудрой фразы, сказанной этой юной девушкой, ты действительно начинаешь смотреть на мир иначе. Почему же учителя, люди взрослые, закончившие учебные заведения, проигрывают восемнадцатилетней студентке? Дело в её невероятных способностях или в прогнившей системе образования учителей?» или же вот: «Я понимаю, что у учителей «нас» много, но у нашего куратора таких групп тоже большое количество, однако она способна найти в своей душе место для каждого, повлиять на нас, сказать «не делай этого», и у тебя не возникает вопросов, ты просто не делаешь, потому что она — авторитет. Неужели в педагогику идут те, кому нет до этого дела? Тогда зачем их допускают к работе?» Я мысленно отмечаю, что Ярик зациклился на мне, и это ясно давно, но как же это мило! — Осторожно, сейчас лицо порвётся, — слышу я через звук музыки и отрываю глаза от яркого экрана, хотя не сразу фокусируюсь на тёмной фигуре Тимофея. — А ты не мог бы подойти чуть ближе к свету? — Я вынимаю наушники. Тима подходит ко мне и встаёт за спиной. — Что тебя тут так улыбнуло? — Тима читает рассуждение Ярика, и я надеюсь, что никакой ревности у него не будет. — Что ж, образ, описанный здесь, кажется слегка нереальным. Нет ни единого минуса. — Задача не в правдоподобности образа, а в сравнении по определённым критериям. Эта девушка обладает тем, чего, по мнению участника, не хватает педагогам, — у Тимы что, даже мысли о том, что это я, не возникло? — Ксюш, я понял, что речь о тебе, — я закусываю губу. — И кто же твой обожатель? — Один из моих подопечных. — Что ж, — Тима убирает мне волосы за ухо, — я рад, что в штабе моей программы есть такие способные кадры. Это я о тебе, если что. Что ты слушаешь? — я протягиваю Тиме наушник, в котором играет свеженькая композиция к Евровидению. Участники от Италии мне понравились, хоть это и не формат конкурса. Песня «Brividi» Mahmood и BLANCO. — Лиричненько. Мне нравится. Тима целует меня в висок и отходит. — Думаю, ты работаешь уже давно. Есть занятия поинтереснее. У тебя выходные, вообще-то. — Ты сам установил сроки подачи и обработки заявок. Я просто подчиняюсь. — Интересно ты выбираешь, когда подчиняться, а когда нет, — Тима облокачивается на стол и складывает руки на груди. Он в одних трусах. — Хочешь, чтобы я тебе беспрекословно подчинялась? Тима немного наклоняется ко мне. — Боюсь, тогда мир замёрзнет, или погрузится в вечные пожары, потому что то, что ты сказала, из разряда невозможного. — Да неужели? — не такая уж я и дерзкая, и своенравная. — Да. Знаешь, подчинение же заключается не только в том, что ты делаешь, но и в том, как ты думаешь. А ты точно никогда не будешь со мной во всём согласна. За это я тебя и люблю. — Вот как. А за что же ты меня ещё любишь? — закрываю почту и нажимаю на сохранение файла с таблицей, потому что бодрствующий Тимофей мне работать спокойно не даст. — Ну, не знаю, может, за то, что ты сидишь в моей рубашке без нижнего белья? — Ммм… — я свожу ноги. — Ты не оставил мне шансов. Ты украл меня, а я даже домой не заехала. У меня нет одежды, кроме грязного комплекта для учёбы и мокрого купальника. — Кстати об одежде… — Тима отходит от стола и подходит к своей сумке. Он с ней, кажется, не расстаётся. Он долго там копается, а потом достаёт что-то упакованное в пакет. — Как хорошо ты знакома с дополнительным планированием? — Наизусть знаю. — Что там значится первым пунктом заключительного этапа формирования рабочего штаба. — Именные промкомплекты для руководящего состава… — Тима медленно из-за спины достаёт этот пакет. — Я подумал, что среди руководителей штабов есть один особенный, с чьего имени стоит начать печатать футболки… — Дай сюда! — я не даю ему закончить фразу. Я больна до всяких лимитированных футболок, кружек, ручек. Убью за это! С недавних пор для меня это настоящая страсть. По плану нашей программы было три выпуска футболок разного цвета и дизайна, ещё толстовки и канцелярия. Но именных я ждала сильнее, чем самого Тимофея. Шутка. Также сильно. — А волшебное слово? — Иначе я закопаю тебя в этом лесу. — Любишь ты угрожать мне смертью. А если ещё подумать. — Минет? — Она твоя, — Тима протягивает мне футболку, и мы оба смеёмся. Я рву пакет и аккуратно достаю святую вещь. — Формула этого цвета официально запатентована моим вузом, — футболка какого-то оттенка между…розовым и фиолетовым. Тима и я. Впервые перед ним я появилась в розовой куртке, и это — мой цвет. А его — фиолетовый. В момент, когда я поняла, что он дорожит мной, что любит меня…он был в фиолетовой рубашке. О, мой бог. На футболке напечатана эмблема. — У нас же нет эмблемы? Просто надпись по кругу? — Теперь есть, — две звезды, опоясанные пунктирными линиями. Космос и Орбита? Он с ума сошёл? — Что-то особого счастья на лице я не вижу. — Что значит эта эмблема? — А ты будто не догадалась. Ксюш, эту кашу я заварил, чтобы вернуться к тебе. Так что весь проект будет назван в твою честь. Ксенией я назвать его не могу, но вот Орбита — да. Я от своих слов не отказываюсь. Как только права на программу перейдут другим людям, название сменится. Суть та же. — Это…очень широкий жест и явно лишний. — Нет. Надень футболку.       Я поворачиваю её. Сзади большими красивыми буквами написана моя фамилия и номер 11. — Я хотел сделать номер 1, но потом подумал, что 11 символичнее. Оно многое значит для меня. Плюс ко всему, именно с 11 дня декабря началась история этого проекта. День, когда я уехал. — Ты грёбанный романтик, и я поверить не могу, что всё сложилось именно так… — Что ж, это приятно слышать, но за тобой должок… — Тима целует меня в щёку, потом ниже, ниже…добирается до шеи. — Я голоден. А ты? — А? — в этот момент в моих фантазиях мы занимались диким африканским сексом. — Я хочу есть. Ты как? — пару секунд оцениваю свой аппетит. — Да, я тоже. — Прекрасно. Сейчас закажем еду в номер. Что будешь? — Цезарь, стандартный выбор. И, может, что-то с сыром…       Тима кивает и идёт на первый этаж звонить. Я пока выключаю компьютер, а потом внимательно рассматриваю футболку. Стоит сказать, что это просто футболка, и я не понимаю, почему я так сильно её люблю. Но она кажется мне чем-то личным, если я надену её, я буду чувствовать себя голой. С голой душой, ведь эта вещь так много значит. Всё, меня уже накрывает. Пора поесть и поспать.       Уже поздно, думаю, Илья понял, что ночевать я буду не дома. — Я заказал два цезаря и сырный хлеб. Ещё в нашем распоряжении целых полтора литра яблочного сока. — Прекрасно, — я широко улыбаюсь и иду к Тиме.