Хроники Орбиты и Космоса: Janteloven

— Ксюш, ты веришь, что Тимофей невиновен? — я сижу с Ильёй на кухне. Я скоро должна ехать в Москву. — Я не знаю, во что верить. Тима говорит, что невиновен. — Тебе лично он ничего не говорил. Плевать вообще на его слова, против него улики, глупо не верить им. — Илья, прекрати! — кричит Злата. — Что? — Ничего. Ей и без тебя тяжело. Она сомневается в человеке, которого любит. Это ужасно! Не подливай масла в огонь! — Любит? Да что вы о любви знаете? — за всё это время я так измоталась, что меня не удивляет даже эта фраза Ильи. — Знаем! Это ты асоциальный! Ты хоть любил, чтобы судить её? — Любил, но эта девочка на меня внимания не обращала, даже тогда, когда мы стали соседями… — Илья уходит в свою комнату. Злата шокирована этим высказываем. — Ксюнь, извини, но я не могу больше тут оставаться.       Она собирает сумку и уходит. Интересно, куда она поедет? Хотя нет, мне не интересно. Мне ничего не интересно. Я тоже должна ехать. Скоро автобус.       Перед выездом захожу к Илье. Он на балконе, а в его комнате как-то грязно, обычно, он убирается. Я удивляюсь, когда на полу вижу разбитую рамку. Аккуратно поднимаю её. Там фотография бывшей девушки Ильи. Они были вместе, но у них никогда не было просто, даже когда они были, казалось бы, маленькими. Сейчас она в выпускном классе. Это всё, что я о ней знаю. — Чем тебе фотка не угодила? — захожу на балкон. Илья…плачет? О боже. — Уходи. — Илья, я не уйду. Рассказывай. — Тебе своих дел хватает. — Для твоих дел у меня всегда время найдётся. — Она выложила фотку с парнем, с припиской «Люблю. Мой». А это тип с дачи, который к ней приставал, который её чуть не утопил однажды. Я ненавижу их! — Да, с дачи у Ильи обычно дикие истории. — Ты её любишь. И ты зря сказал Злате о том, что она тебя не любит. Она не виновата в этом, с тобой сложно даже дружить. — Спасибо. Я и без тебя это знаю. — Знаешь, на мартовских праздниках поезжай в Москву, найди её и поговори. Почему-то мне кажется, что она тебя тоже любит.       Наверное, как хорошей подруге, мне надо быть более дружественной, но сейчас я обычный человек, переживающий необычные времена. И совсем скоро автобус, надо ехать.       В этот раз я останусь у родителей. Я расскажу им всё и…не знаю. Не лучшее знакомство с родителями, но со Славой я жить не могу. Всё то время, что я была у него под боком, я была у него под контролем. Он дозировано выдавал мне информацию, и, я думаю, что делал он это по велению брата. Я пыталась с ним поговорить о временах, когда Тима был в Норвегии. Письма, звонки и так далее. Он намеренно изолировал меня от брата, а причин не объяснил. Но я и сама догадываюсь, он просто воспользовался ситуацией.       И со Славой я не могу быть честной. Я не могу сказать, что сомневаюсь в Тиме, потому что он передаст это своему брату. Я запуталась, а дома и стены лечат. Там мама и папа, а я хочу снова быть маленькой девочкой, которая не умеет читать, чтобы изучать все эти уголовные кодексы и все примечания к статье 105 УК РФ.       В автобусе меня сопровождает музыка Скайлар Грей, и она меня угнетает. Она то и дело поёт о любви. Причём так печально, что я не могу слушать. Но не могу и не слушать. Всё в голове перемешано. Кажется, будто меня тушили несколько дней, а во вторник подадут на стол, чтобы съесть. У всех праздник, Международный Женский День, а я пойду на суд.       Если Тиму посадят, я не вынесу этого. Виновен он или нет — он мой парень. И я ужасно сильно скучаю и боюсь, боюсь его панически, потому что меня не покидает ощущение, что это сделал он. Я его знаю. И знаю, насколько он суров, опасен и жесток, если надо. Он драчун, он агрессор. Но не со мной…хотя он стал сниться мне именно в роли монстра. Я стала видеть опасность везде. Не могу спать в темноте, не могу находиться в тишине. Внутри всё истекает тревогой и волнением. Моих нервных клеток просто не хватает. Я буквально продырявлена болью. Хотя истинное состояние видел только Слава.       Каждое утро он заваривал мне кофе, будил меня, хотя я не спала, а после уходил на работу. Он успевал и работать, и ездить к Тиме, а когда я решила наведаться к нему, меня не пропустили. Слава ругался, что я вообще к нему полезла, и я первый раз слышала, чтобы он кричал на меня. Он извинился почти сразу, но дело было сделано. Если бы только Тима пустил меня к себе, глядя мне в глаза сказал, что невиновен, я бы сразу поверила и даже думать не стала бы, что он лжёт. Но он молчит, и это настораживает сильнее всех тех косвенных улик, которые есть на него. Они относятся к уголовному делу, а его молчание — к нашему личному. И оно не закрыто. Каждый день я видела дорогу, дома, людей, и всё было таким серым.       На неделе мне звонила Карина, она просто подыхает от навалившихся дел. Вообще, удивительное свойство людей — появляться тогда, когда тебе вообще не до них. Мне звонила Юля, писала Маша, Артём и ещё парочка знакомых по работе. И все вдруг вспомнили обо мне. Карине я сказала, чтобы дала мне часть обязанностей. В итоге я занялась заявками на конкурсы.       Сразу вспоминаю, как Слава вернулся домой в первый день со словами: «Тима хочет, чтобы ты занялась его делами. Пароль от почты у меня есть. Он просил разобрать документы и ответить всем, кому надо». Я заистерила, как ненормальная. Я не могла свои дела в порядок привести, а тут Тимофей! Но я, как послушная овечка, села делать всё, что мне наказано. Чувствовала я себя странно. По большей части там были новостные рассылки и письма с отчётами, на которые я, почитав прежние ответы Тимы, отправляла дежурное «Принято, спасибо. Отлично поработали!» Было несколько писем на норвежском, которые мне пришлось переводить, но отвечать я не стала. Сам ответит, когда выйдет! Поработав за Тимофея, я поняла, что могу поработать и за себя.       Так что Карина немного разгрузилась. Маша хотела узнать, сможем ли мы встретиться на следующей неделе. Мне пришлось ей отказать, сослалась на занятость в вузе. Мы поговорили немного, но я была крайне немногословна, так что, думаю, пока мы с Машей обе в режиме ожидания. Я знаю, что с ней всё придёт в норму рано или поздно, но меньше всего я хочу после долгого взаимного молчания втягивать её в столь серьёзные личные переживания.       С Юлей мы поговорили по телефону. Она просто хотела поделиться тем, что запустила своё дело. Да простит меня она, но после слов «Вау, круто! Я тебя поздравляю!», сказанных максимально бодрым голосом, я слушать перестала. Дело не в них, а во мне. Я стала плохой подругой, потому что предпочитаю молчать о своих проблемах, но и поговорить об их не могу. Но, признаюсь честно, услышать её голос было приятно. Я сразу почувствовала себя юной, хотя мне всего восемнадцать, и всё стало хорошо. На секунду, но она была. В последние дни я не ощущаю себя живой. Из меня будто опять выдернули кусок, и он сидит за решёткой.       Безжизненно глядя в окно, я доезжаю до Москвы, города моих разочарований и боли.