***
Мысли с трудом пробивались на поверхность, боль то и дело перетягивала на себя своё внимание, стремясь завладеть, захватить, заполнить собой весь его мир, в одночасье сжавшийся до размеров игольного ушка. Стон гулким свистом прорвался сквозь стиснутые зубы. Тысячелетие минуло с тех пор. Тот стон был уже позабыт, когда он раскрыл глаза. Первой его связной мыслью стало проклятие в сторону неведомого ублюдка. Второй мысли не последовало - боль, накопив силы, вернулась, молниеносной контратакой пронзив его череп насквозь. Спустя вечность, когда боль ушла, а мысли, вначале наполнившие его голову хаотичными образами, упорядочились, он встал на ноги. Это было неловкое движение человека, забывшего для чего ему нужны ноги. Он не позволил завладеть собой мыслям о том, что он спятил, что всё, что его окружает - плод воспалённого сознания. Исходить нужно было из худшего. Он не спит. Урод, взявший себе имя героя древности, был реален и он точно один из тех ублюдков, которые умеют ковыряться в голове. Это было плохо. Настолько плохо, что легче было поверить, что всё это сон и стоит немного подождать и тогда, рано или поздно, он проснётся в своей квартире. А что если не ждать? Что если войти в море и утопиться? Разрушит ли это иллюзию, созданную Пелидом в его голове? Сломает ли этот шаг незримые стены его тюрьмы? Предусмотрел ли Пелид такой вариант, запирая его в собственном сознании? Что станет с ним, если он тут умрёт? Это были хорошие вопросы, это было именно то, что он был в состоянии проверить здесь и сейчас. Отринув сомнения, он сделал шаг навстречу безбрежному океану. Затем ещё один. Вода была теплой, не горячей, как нагретый невидимым солнцем песок, а тёплой. Войдя в воду по колено, он оглянулся. Легко дать себе установку, сказать, что готов и не отступишь… Каковы шансы, что он прав? А если, убив себя, пусть даже внутри собственной головы, он окажет Пелиду услугу? Что если ублюдок именно на это и рассчитывает? Но зачем ему это? Чего он добивается? Как он сказал? Теперь это твой дом? Но, где тогда он сам? Что если Пелид занял его место? Что если он сейчас управляет его телом, как бибабо? Последняя мысль решила всё. Он сделал шаг вперёд. Берег был мелководным. Много шагов он преодолел, прежде чем погрузиться в воду по грудь. «Не смей!» Он замер. Сопротивляясь толще воды и течениям, стремящимся опрокинуть его на спину, он обернулся. Вокруг не было никого, одна лишь вода, и берег был чист. Но, он точно слышал голос. Голос этот не мог принадлежать ему. И едва ли подсознание пыталось остановить его. Но этот голос, как и желание отступиться, мог внушить Пелид. Едва ли тому, кто может залезть в голову человека, сложно изменить свой голос. В любом случае прислушиваться к требованию чьего-либо голоса в своей голове он не собирался. «Не иди туда!» — Угу. — Буркнул он, делая ещё один шаг. Волны касались его подбородка. «Ты погибнешь!» Он не стал отвечать на голос невидимки. Нелепые попытки остановить его только подтверждали правильность его решения. Получалось, что Пелиду не по нраву то, что он задумал, и это был охренеть какой сильный повод довести дело до конца. «Ты снова сдашься?» Он раздраженно дернул щекой. Нет. В этот раз не довести задуманное до конца значит сдаться, не наоборот. — Выкуси. Он начал делать шаг, но завершить его не успел. Что-то схватило его за плечи и дернуло назад. С легкостью выдернув его из воды, та же сила швырнула его на берег. Песок не смог смягчить силу удара. Быстро приближающийся пляж было последним, что он увидел.***
Брошенная в стену черная маска из ударостойкого полимера отскочила от стены, ударилась о мягкую спинку дивана и, прокатившись по полу, замерла. Ищейка, не находя места из-за переполняющей его злости метался из стороны в сторону и покрывал отборным матом всех, кого считал достойным этого: желтую прессу, за открытые нападки на него, своё руководство, за глухоту к его нуждам, и напарников, за отсутствие поддержки. — Сами вы уёбки. — Дайнелл осёкся, бегло оглянувшись по сторонам. Убедившись, что его никто не подслушивает, он процедил, — Да и катитесь вы все… Ещё раз осмотревшись по сторонам, он завалился на диван, занимающий центральное место в широкой зале, временно выделенной кейпам протектората под место отдыха, пока шёл ремонт их основных помещений тремя этажами ниже. Причина ремонта была напрямую связана с тем, что руководство Протектората и СКП с недавних пор предпочитало не смотреть в его сторону и вообще делало вид, что его не существует, пока им не было выгодно. Сам он не считал себя виновным, и тем более не считал, что заслужил все те беды, что свалились на него. По его мнению, тот пожар был случайностью, а введенные против него санкции - проявление дискриминации. И его сильно расстраивало, что его мнение никто не разделял, даже те, кто должен был прикрывать ему спину. Расслабившись на диване, Дайнелл сунул руку в карман кожаной куртки. Пошарив там немного, он не без труда вынул из него мятую пачку сигарет. — Это всё потому, что я черный. — Чиркнул кремень зажигалки. — Везде одни расисты. Спустя несколько минут помещение заполнил запах, знакомый всему выпуску школы Херста тысяча девятьсот девяносто пятого года. За другие года и школы он с уверенностью сказать не мог, но это было и неважно. Сам он никогда не забудет, как в ночь перед выпускным они собрались огромной толпой на спортивном поле. Как под покровом ночи курили марихуану, запивали её мунштайном и обжимались с девчонками. Это было самое яркое его воспоминание и одно из последних, когда он был счастлив. Через год он во второй раз попадётся на мелкой краже, еще через полгода узнает, что брата пырнули ножом в подворотне. Узнает он это от своей подружки. В тот же день он узнает, что за его спиной они трахались. Это знание вытравило из него тревогу за брата, но навсегда их рассорило. Они не успели примириться. Через месяц он узнает, что брат заживо сгорел в родительском доме. Вместе с ним в тот день в дыму задохнулась его неверная подружка, кот Честер и пол кило соли в тайнике. За последнее его попытаются убить. Попытка будет неудачной, но свой девятнадцатый день рождения он проведёт в палате государственной больницы Гарфилд Ридж. Потом будет ещё одна попытка убийства и последующее за ней триггерное событие. Все вокруг него шепотом говорят, что это самое дерьмовое, что с ними случилось. Он считал иначе. Обретение способностей спасло его от тюрьмы и оградило от людей, жаждущих содрать с него кожу. — Ты... Это что трава? Ты опять уснул? Возмущенный окрик выдернул его из приятной неги в реальный мир. Затушив сигарету о край куртки, он сбросил ноги с журнального столика и посмотрел на вторженца затуманенным взором. — Ты дебил? — Кэролайн не собиралась униматься. На его взгляд без маски она выглядела намного милей. Это было всё хорошее, что он мог о ней сказать. Что в маске, что без неё, она была злобной сукой, способной испортить настроение одним своим появлением и опозорить двумя словами, как было в больнице с тем придурком. Он бы выбил с того урода всё дерьмо, если бы не она. И если бы не она, он бы точно не выглядел дураком перед десятками очевидцев. «Вот и выделился перед начальством. Так выделился, что хуже некуда». — Ты вроде домой собиралась. — Недоумевал он, продолжая попытки упорядочить мысли. — О, боже праведный! — Кэролайн обхватила голову руками, продолжая смотреть на него таким взглядом, будто видит его первый раз. — Ты хоть помнишь, что тебе надо к директору? Тебя уже ждут, придурок. Немедленно. — Блядь... Кашляя от дыма, проникшего в её легкие, Синица задумчивым взглядом провожала убегающего напарника. В её голове крутились два желания: чтобы кто-нибудь проветрил помещение, и чтобы на одного напарника у неё стало меньше. При этом она понимала, что открывать окна придется ей самой и подозревала, что второе желание за неё никто не исполнит, и в итоге от придурошного напарника ей придётся избавляться собственноручно. И в её голове уже формировался план, как всё провернуть, не вызывая подозрений. Дело осталось за деталями.***
— …нет, не то, это не пойдёт, а это что? Дерьмо Хирона… Пелид, верно решивший, что сидение на заднице не разрешит его проблем, решил начать познавать мир с места, в котором пришел в этот мир. Сказать, что эта идея была хорошей, он не мог, но отступиться было бы ещё большей ошибкой, нежели он впустую потратит часы, дни и даже месяцы. Куча хлама на полу за его спиной ширилась. На пол летели новые и новые вещи. Назначение большинства из них он так и не смог верно определить, для многих из них не было слов на его языке, чего он так же не знал, но о чём догадывался. Исключениям была одежда, кроем похожая на ту в которую он сам был одет и… письмена на невероятно тонком папирусе. Создавать такое не умели даже верховные боги. Буквы он знал, читать умел, и ему не нужно было знать местную грамоту, чтобы отличать буквы от бессмысленных каракулей, его внимание привлекли не они, но пергамент, тонкий и чистый. И было его столько, сколько не видел никто из всех кого он знал. Вывод был прост. Либо его потомок был царски влиятелен, либо умение читать, возможность владеть письмом, распространилось на все слои общества. Глядя на откровенно бедную обстановку в доме своего потомка, он склонялся ко второму варианту. Второе было хуже первого, но по большому счету ему было плевать. Воровать жизнь своего далёкого потомка он не собирался. Только его тело. У последнего была причина, у той причины была ещё одна причина и так далее, до бесконечности. Но если отбросить пустое словоблудие, причин было всего три. Несмотря на все ухищрения, он мог вселиться только в тело своего потомка, не опасаясь того, что оно окажется неподходящим. Кровь, всё дело в крови. И он больше не мог ждать. Слишком мало их осталось. Их осталось трое, если быть точным. Один слишком юн, а житие младенцем Пелида не вдохновляло. Второй, напротив, был уже слишком стар. Доживать век в дряхлом теле ему хотелось ещё меньше. В третьем случае все было намного хуже, и он был готов взять свои слова назад. Нет, сызмальства проживать жизнь женщины он не собирался. Ни за что. Лучше тартар, лучше вечность в компании теней. Была ещё третья причина из-за которой он более не мог откладывать задуманное. Слишком много новых теней переправилось на его берег. Слишком много среди них было носителей его крови. Ждать дольше значило потерять последний шанс вернуться в мир живых. А этого он допустить не мог и не хотел. Так что, по всему выходило, что это судьба повинна в том, что он был вынужден избрать именно этого потомка. И если нужно кого-то винить, то только Пемфредо. Она сама виновата. Наверняка всё подстроила и промедли он ещё чуть-чуть, она бы удавила их всех. Пелид чувствовал, что это она повинна в гибели множества носителей его крови. Не могли же они сами взять и помереть в столь краткий срок? Нет, без вмешательства этой стервы тут не обошлось. — Кто посеет, тот и пожнёт... — Пелид усмехнулся, представляя, что за его спиной стоит Пемфредо и внимательно слушает. Он так делал каждый раз, когда бранил её. А бранил он её в основном по делу, и поэтому не отрицал того, что она действительно следит за каждым его шагом, придумывая новые препятствия на его пути. — Я рано или поздно доберусь до тебя. А потом я тебя убью, дорогая моя...***
— Значит, ты утверждаешь, что ты не моя галлюцинация, что я мёртв, а всё вокруг - часть царства мертвых? Я что-то не вижу Аида и его трёхголового пса... Слова офицера были пропитаны недоверием. Он не верил хрупкой на вид незнакомке. Не верил её полуулыбке, которая не сходила с её лица. Не верил глазам, стреляющим в него испод волнистых локонов. Черноволосая незнакомка даже своей позой рождала в нём чувство недоверия. Зачем она явилась к нему в таком виде? Её красота путала его мысли. — Ты хуже, чем мёртв... — Прошептала незнакомка, сменив позу. Теперь она сидела напротив него. Подобрав одну ногу под себя, на колено второй ноги она опустила свою голову, обняв согнутую ногу тонкими руками. На ней было слишком мало одежды, и новая поза открывала слишком много, чтобы не осталось места для фантазий. — От тебя осталось вот столечко. — Девушка поднесла руку к его лицу и большим пальчиком постучала по своему длинному ноготку, — Ровно столько, чтобы ты не растворился тут полностью. Ты что-то вроде залога. Чтобы его не выдернуло обратно, ты нужен ему в таком виде. Так долго, как это только возможно. Сейчас он, наверное, проклинает меня, ну или начнёт проклинать, когда поймёт, что твоё тело ни на что не способно. О, я буду счастлива видеть его лицо, когда он всё поймёт. — Что значит: хуже, чем мёртв? — Процедил офицер. Он плохо слушал её объяснение с той самой секунды, как она произнесла первые слова, но смех в её голосе почувствовал очень хорошо, и его это задело. Ведь если она говорит правду, то он труп и смешного в этом было мало. — То и значит. Ты - остаток. — Беззаботно пожав плечами, она вздохнула, — Он сделал очень много, но даже этого было недостаточно. Ему не хватило совсем немного. Этим немногим стала твоя душа. Он сжёг твою душу дотла, пепел проглотил, а что осталось, выбросил на этом же берегу. Ты должен помнить это. Подозреваю, это было очень больно. Девушка вновь пожала плечами, но офицер вряд ли обратил на это внимание. Он поверил ей, теперь он поверил ей, ведь если его положение и могло измениться, то только в худшую сторону. Всё зря. Но разве он бессилен? Разве сгнить на этом берегу всё, что ему осталось? — Я буду честна с тобой, думаю, ты заслужил немного правды. Если бы не большая нужда, я бы позволила тебе сгинуть окончательно. Я бы выразила сочувствие, но, прости... не могу. Такой была твоя судьба с твоего первого вздоха, незачем горевать о том, чего нельзя было изменить. Он хрустнул шеей и внимательно посмотрел в её черные глаза. — Пусть судьба катится к черту на сковородку. Говоришь: я - залог, и его выдернет из моего тела, если я закончусь окончательно? Хорошо. Насладиться победой я ему не дам. Он рывком поднялся и направился к воде, не заметив её поледеневшего взгляда. — Я тебе не позволю. — Перезвон колокольчиков, ранее слышимый в её голосе, сменился леденящим морозом. — А, да ты что? — Он шагал, не оборачиваясь. — Ты же сама говорила: какое это счастье, смотреть на его неудачи. Должно быть, ты сильно любишь его. Так вот, не мешай мне, пока я организую тебе бесплатное шоу. Тонкие пальцы обхватили его запястье, острые ногти впились в его кожу, раздирая её до крови. Рывком она развернула его лицом к себе и он не был способен сопротивляться её силе. Она выглядела разъяренной. Волосы трепал разыгравшийся ветер, ноздри вздувались от тяжелого дыхания, губы дрожали от едва сдерживаемой злости. — В этом все вы, Эакиды. — Она выплевывала слова, словно ругательства. — Кучка эгоистов и мясников. Вы пьете кровь как вино. Боль других ваша пища. Вы слышите только то, что хотите. Всё остальное пропускаете сквозь себя, и ничто не может вас тронуть. Минувшие тысячелетия не изменили вас. В тебе пол капли его крови, но вижу и этого достаточно, чтобы этот яд пропитал тебя до нутра. Мерзость! Гнилая поросль! Знай, я ненавижу весь твой род! — Чего ты хочешь? — Глухой бы почувствовал угрозу, гудящую в его голосе. Он держал себя в руках, помня короткую схватку с Пелидом, и силу с которой она бросила его на берег. Но, последние капли его терпения были на исходе. — Для начала, я хочу, чтобы ты вернулся в своё тело. — Она отпустила его запястье и сделала шаг назад, чтобы не задирать шею. Роста она была не высокого, её макушка едва доставала ему до плеча. — Если сможешь сделать это, поговорим о том, чего я действительно хочу. — Ты сама говорила, что он уничтожил мою душу, что я меньше чем ничто. — Он внимательно рассматривал её лицо, выискивая на нём малейшие признаки фальши. Если она решила посмеяться над ним... — Да, говорила. Ты думаешь в верном направлении. — Кивнула незнакомка вернув на лицо маску благодушия. — В другой ситуации у тебя не было бы шанса. Ты бы даже не смог вырваться из забытья, в которое он тебя погрузил. Но, он упустил деталь, которую не упустил бы, если бы не спешил так сильно. — Не тяни! Что это за деталь? — Не дерзи мне, мальчик. — Девушка погрозила ему окровавленным пальцем. — Упустил он то, что в тебе есть кровь Эакида. Пусть капля, но если для его цели этого было достаточно, то и для наших нужд хватит. — Что ты задумала? — Он дрожал от нетерпения, до боли сжимая кулаки. И её театральные паузы не делали ситуацию лучше. — Мы вернём тебя в твоё тело. Оно твоё по праву рождения и нам не придётся повторять весь путь Пелида...