***
— Море волнуется, — Удивлялся молодой офицер. Он стоял на берегу бушующего моря, волны почти касались его босых пальцев. Рядом с ним по его левую руку стояла его единственная в этом мире собеседница. Более того, это был первый его реальный собеседник за целую вечность. — Иногда случается и такое, пусть редко. Это тебя удивляет? Ты раньше не видел таких волн? — Видел, но подумал, что тут их не будет. — Он смахнул пыль с обожженных на солнце плеч. Ещё одна удивительная вещь. В этом месте не было солнца, но его кожа покрылась загаром. — Это странное место, удивительное и… нереальное? Оно кажется нереальным. Я уверен был, что этот мир статичен, что он не двигается и ничто в нём не двигается… — Это место - отражение твоего мира. — Сладкий голос Пемфредо лился мёдом в уши мужчины. — Оно появилось на заре мироздания, задолго до богов и людей. Ты сейчас смотришь на свой мир в те его времена, когда он был пуст. Во многом это место таким и осталось. Но этот мир не статичен, он двигается, он живет, и он тоже меняется и поддается изменениям. — Вот как? — Офицер обернулся к своей собеседнице. — Я прошёл этот путь. Но я всё ещё тут. Я не вернул себе своё тело. Я начинаю думать, что ты меня обманула. Пемфредо рассмеялась, звонко и весело. Смеясь, она совсем не замечала, что лицо её собеседника багровеет от злости. И даже если бы заметила, она бы не остановила свой смех. — Ты думал, что всё будет так? — Спросила она, когда ей надоело веселиться. — Пройдёшь по Тропе, и желаемое само упадет тебе в руки? Разве я обещала тебе чего-то подобного? — Да, обещала. — Кивнул офицер, сжав кулаки. С каждой секундой, с каждым словом Пемфредо, ему становилось всё равно, кто стоит перед ним. — Я обещала тебе шанс. Я обещала тебе возможность побороться с ним за твою жизнь. Я обещала тебе время. Я не обещала, что всё это само упадет тебе в руки! — И? Куда пошлёшь меня теперь? Скажешь переплыть эту бурю? — Он махнул рукой в сторону чёрной тени, закрывшей собой весь горизонт. — Ты забываешься! — Выкрикнула Пемфредо. Она уже успела позабыть, как сильно он её взбесил в их прошлый разговор. — Слушай, что говорю тебе! — Как же ты меня достала. — Процедил офицер, едва способный держать себя в руках. — Ну, так говори уже! — Ты и помыслить не способен, как я тебя понимаю, проклятый Эакид. Если бы ты слушал, я бы давно уже сказала тебе, что делать дальше! — Прошипела Пемфредо, — А дальше ты будешь сидеть на песке, слушать себя, и изо всех своих жалких сил желать вернуться в свою никчемную тушу! И молиться, чтобы у нас всё получилось, пока я задарма пытаюсь помочь тебе! Ты - червь, молиться на меня должен, а не дерзить мне всякий раз, когда свою пасть раскрываешь! Многих сил стоило молодому офицеру удержать себя в руках. Но, он справился, и вскоре было так, как она и сказала ему. Он сидел на песке, открытый ураганному ветру и пытался почувствовать хотя бы палец. Не тот палец, что видит своими глазами, а тот, настоящий и живой, по которому бежит кровь Эакидов, так сильно ненавистных Пемфредо. Сама Форкида, улучив момент, покинула это затхлое место. Малой частицею своею она отправилась наверх. Ей хотелось скорей взглянуть в бесстыжие очи Пелида и посмеяться над его неудачами. Скоро должен наступить час её маленького триумфа, который завершит первый этап очень важного и очень сложного в исполнении плана.Бродяга
24 сентября 2022 г. в 06:10
Микроавтобус, одиноко катящийся по ночной автостраде, свернул под мост и замер под эстакадой, слившись с длинными тенями. Из салона выскользнули тёмные силуэты в городском камуфляже светло-серого оттенка. И на первый и на второй взгляд они были похожи на людей, которые задумали что-то недоброе, что-то противозаконное и, скорей всего, что-то опасное для жизни.
— Одевайте маски. В этом сраном блядюшнике ночью никто не спит. — Распорядился командир группы, подавая всем пример.
Им нужен был второй жилой дом от автострады, это значило, что им нужно пересечь на две улицы больше, что было неоправданным риском. Однако, они не могли позволить себе засветить свой транспорт перед случайными встречными, или не случайными, или вовсе не встречными. Поэтому микроавтобус встал так далеко от нужного им здания.
Не сговариваясь, они цепочкой побежали в сторону ближайших жилых домов. Достигнув первого, они разделились на группы по трое и далее двигались по разным сторонам улицы. К счастью, никто из полуночников не обратил на них внимания ни на улице, ни внутри жилого дома, уже не первое десятилетие претендующего на статус аварийного и непригодного для проживания.
Вооружения у них имелось достаточно, чтобы при идеальных условиях обезлюдить все дома в окрестности, однако для текущей задачи они ограничили свой арсенал двумя помповыми ружьями Моссберг-500 и четырьмя старыми и надёжными винтовками M-16. С боезапасом, достаточным, чтобы можно было чувствовать уверенность при отступлении, в случае если всё пойдёт по плохому варианту, или что-то пойдёт сильно не так или вмешается третья, непредвиденная сторона. Тем не менее их задача не предусматривала много стрельбы, и даже наличное на руках оружие они взяли для страховки. Никто из этих шести человек не считал себя сверхчеловеком, не страшащимся пуль, либо настолько удачливым сукиным сыном, чтобы плевать на немалую вероятность того, что через пятьдесят шагов их не попытаются взять на гоп-стоп какие-нибудь особо резвые парниши из мутного района. Но, сколько бы они не взяли сегодня, этого было мало, ведь в жизни идеальных условий не бывает. У жителей этого района имелось слишком много оружия на руках, в этом районе было слишком много банд и слишком много наркоты, чтобы оправдать наличие любого оружия у любого, кто осмелится сунуться сюда ночью, если это не член Триумвирата или ёбаный Бегемот.
Эти шестеро не были ни тем, ни другим, ни третьим, но у них не было выбора, когда они такой пёстрой компанией собрались ночью идти в этот район. На риск их толкали обязанности перед собой и перед обществом, которые они на себя взвалили. Этот долг позволял им делать то, на что другие не способны. А вера в правильность избранного ими пути мирила с риском не вернуться с очередного дела, столкнувшись с ситуацией, выбраться из которой им будет не по силам.
Сегодняшнее дело не было одним из тех, на которое идёшь с мыслями о смерти. Но они всё равно не расслаблялись, пересекая пустую улицу; крадучись тёмными, узкими коридорами. Каждый из них на собственной шкуре знал, что даже самое плёвое дело в любой миг может обернуться локальной катастрофой, одной из тех, что попадают в новостные выпуски. И они не расслаблялись, действовали тихо, неслышно, незаметно.
Остановившись под дверью нужной квартиры, они вскрыли её с тем мастерством, которое мог оценить лишь опытный скокарь, из числа ни разу непойманных. Они проникли внутрь, никого не потревожив. Это было идеальное проникновение, и командир группы уже понадеялся, что и дальше всё пройдет так же, но эта надежда улетучилась, стоило им осмотреть крошечную гостиную, коя своими размерами уступала иным прихожим. Свинарником, который в ней развёл её хозяин, можно было до смерти пугать иных мизофобов.
— Какого хера?
В ночной тишине шепот Фрэнка казался криком, чем безмерно раздражал командира группы, который и без лишних комментариев видел, что их дело только что осложнилось.
— Шеф? Тут. Иди, посмотри.
Дэвид обернулся на шёпот друга, отлепив хмурый взгляд от кровавых пятен на полу перед ванной комнатой. На стене, прилегающей к уборной, и полу рядом с ней, было много крови. Её было столько, сколько порой натекает из свежих покойников. Но, ни одного трупа они ещё не нашли, что обнадёживало. Дэвид надеялся, что Джозеф машет ему не для того, чтобы показать остывшее тело.
Джозеф отстранился в сторону, открывая командиру обзор, когда тот вошел в комнату, по всему видимому спальню.
От гостиной это помещение отличало только наличие кровати, старой, сменившей не одного владельца и видевшей столько всякого дерьма, сколько возможно не видел иной патологоанатом, если судить по сырой, склизкой, почти осязаемой вони, которой от неё разило.
На кровати, раскинув руки и ноги в стороны, лежал человек. Он был так плох, что его легко было принять за мертвеца. То, что грудь и живот человека на их глазах поднимались и опускались, ещё не значило, что тот был жив и что это был признак дыхания.
— Приведи его в чувства. — Приказал Дэвид, бросив быстрый взгляд на напарника.
Картинно вздохнув, Джозеф вышел вперёд, вынимая из подсумка на бедре аптечку.
— И почему всегда я?
— Не знаю, — Девид пожал плечами в ответ. — Подумай над этим на досуге. Вдруг это карма.
— Не думаю… — Джозеф покачал головой.
— Ну, тогда не знаю, что тут можно сказать. Давай скорей. Не хочу оставаться тут до рассвета.
Дэвид ещё раз пожал плечами, прислушиваясь к звукам, доносящимся не только из квартиры, но и из подъезда. В спальне они остались вдвоём, не считая её полумёртвого обитателя, в народе прославившегося торговлей наркотиками. В более узких кругах, в очень узких кругах, он был известен как осведомитель бюро. Это была вполне официальная, оплачиваемая должность, со всеми вытекающими последствиями, связанными с бюрократией, что как чума, проникла во все сферы жизнедеятельности государства. И у этого информатора был свой куратор, поиски которого привели их сюда этой ночью.
Спустя минуту осведомитель открыл глаза. Спустя десять минут он мог связно говорить, и, судя по всему, понимал, что он говорит, где он находится, а также осознавал своё положение во всех возможных смыслах этого слова.
Говорил он плохо, распухшая челюсть и очевидное сотрясение головного мозга сильно сказались на его способности ясно выражаться. Потому они не сразу начали его понимать. Потребовалось время, чтобы слух приспособился к неясной речи барыги, пережившего сильнейшие побои, от которых иной человек окоченел бы, так и не добравшись до кровати. Челюсть была не единственным, что пострадало. Его синюшная голова вся была в гематомах и запекшейся крови. Дэвид видел покойников, которые выглядели лучше. И можно было назвать большой удачей тот факт, что с такими страшными травмами им удалось привести этого бедолагу в сознание, и в очередной раз заставить исполнить возложенные на себя обязательства.
Многого избитый не знал, но на вопросы отвечал охотно, иного и не ждёшь от человека, привыкшего делиться информацией, даже той, важность которой едва ли он был способен оценить по достоинству. И если бы не его травмы, они бы оставили его в покое на полчаса раньше. Но и так они справились до рассвета.
Чёрный фургон выехал на автостраду засветло. В кои-то веки им повезло, если назвать везением то, что за эту ночь никто не умер от их рук. МакМиллан, в отличие от своих коллег и друзей, домой не поехал. Полтора часа просидев на автобусной остановке на окраине города, он в нужный час закрылся в телефонной будке, ожидая долгожданного звонка.
— Доброе утро, Оскар. Надеюсь, ты выспался. — Дэвид заговорил первым. — А парень твой тот ещё псих. Уж не знаю, понимает он, что делает или нет, но лица он ломает отменно. Тот человек, ваш информатор, не зря мы его проверили одним из первых, едва не отбросил ласты от побоев. Наш друг приходил к нему, и он не был доволен гостеприимством хозяина. Ничего путного информатор не сказал, только подтвердил слова опрошенных очевидцев. В кои-то веки, они не наврали с три короба... — МакМиллан усмехнулся, озираясь вокруг. — Но даже та мелочь может оказаться полезной, когда мы отыщем твоего беглеца. В общем, слушай меня внимательно. Вдруг, сможешь подсказать, куда наш друг мог отправиться дальше...
Место: Гэрри. США. Штат Индиана.
Дата: 03. 11. 2002.
Гэрри встретил его дождём со снегом и раскатами грома. Очевидно, кому-то наверху он всё ещё сильно не нравился и этот кто-то вовсю пользовался выпавшим шансом подгадить ему и ничего не получить в ответ за подлость. Пелид пришёл к этому выводу после нескольких часов блужданий по городу. Насквозь промокший и голодный, он всё больше хмурился. Видения покинули его, оставив наедине с опустевшими улицами. Он шёл сквозь дворы и переулками, не зная куда идёт. Он даже не мог ответить себе, зачем пришёл сюда. Пелид брёл по улицам, невзирая на ледяные капли дождя, бьющие по лицу и на лету таящий снег. Отрешившись от окружающей его серой действительности, он пытался вспомнить позабытые видения, найти в них подсказку, путеводную нить, что подскажет, даст понять, зачем он проделал весь этот путь.
Ничего. Пусто. Видения покинули его вместе со смутными обрывками воспоминаний потомка. И чем дольше Пелид блуждал по чужому городу, тем больше понимал, что ошибся. Эти смутные образы никуда не вели его. У всего этого пути не было ни цели, ни смысла. Он просто поддался видениям, погрузился в чужие воспоминания и проделал весь этот путь напрасно. Чужая память не помогла ему, а лишь запутала, отняла время, которого и без того становится всё меньше. О возможной погоне он не забыл. И нечего было мечтать о том, что и про него забыли.
С другой стороны… без этих видений он бы и вовсе никуда не ушёл. Топтался бы на месте, и, скорей всего, уже бы утратил с таким трудом выбитый шанс на ещё одну жизнь. Тем более, от них была ещё одна польза - он всё больше понимал мир, в котором ему теперь жить и процесс этот продолжался, лишь утратив первоначальный темп. Это примирило Пелида с той глупостью, которую он свершил, отдав ситуацию на откуп неясным образам.
Но, не всё было так хорошо. С пониманием слов окружающих, к нему пока что не пришло понимание всех смыслов. Лишь отчасти, лишь поверхностно, лишь то, в новом мире, что могло быть понятно ему ранее, обрело полноценную ясность теперь. Это удручало, но это было лучше, чем ничего. Только Пемфредо, будь она проклята, известно, как долго бы он шёл к тому, что имеет, без видений и образов, природу происхождения которых следовало бы разгадать.
Это было только дело времени, когда дорога перед ним закончится, и он упрётся в тупик. Этот момент прервал его размышления. Моргнув, Пелид увидел перед собой стену из тёмного кирпича. Он посмотрел направо, затем налево. Дорога кончилась, а забитые травой пешеходные дорожки упирались в пороги подъездов одинаковых домов из почерневшего от времени кирпича. Кругом на него смотрели тёмные провалы некрашеных окон. Немногие из них были занавешены, и имели целые стёкла. Лишь в единицах был виден свет, отбрасываемый лампами.
Посчитав это за знак, Пелид вошёл в ближайший подъезд, небрежно распахнув покосившуюся дверь. Та жалобно скрипнула за его спиной. Гвозди выскользнули из прогнившей древесины, и дверь завалилась на бок, устало облокотившись о стену.
В подъезде пахло сыростью и свежим дерьмом так сильно, что едва заметив лестничный пролёт, Пелид тут же исчез в нём. Далеко он забираться не стал. Лишь стоило зловонию ослабнуть, так он сразу прекратил подъём, остановив выбор временного жилья на ближайшей от лестницы квартире. Впрочем, он тут же вышел за дверь. Полы были залиты водой, и, судя по звуку струящейся воды в глубине квартиры, потоп только набирал силу. Предположив, что потоп затронет весь этаж, Пелид решил попытать удачу на третьем этаже. Дверь первой квартиры третьего этажа оказалась заперта. Пару мгновений постояв перед закрытой дверью, он махнул рукой и направился к следующей двери, пообещав себе вернуться к этой только в крайнем случае.
На этаже было ещё три квартиры, две из них были не заперты, и обе они не понравились Пелиду. Разгромленные и засранные, в этих квартирах не было даже стула, а пережидать непогоду на грязном полу Пелид не желал. Он вернулся к первой двери, решив для себя, что это судьба, будь она не ладна.
Дверной затвор не выдержал аккуратного удара плечом. Ему было неприятно проникать в чужое жильё. Что-то давно позабытое коробило его изнутри, шептало, что он поступает неверно. Пелид легко задавил слабый возглас совести. Он и без того сделал всё, чтобы избежать этого, и он не виноват, что остальные квартиры оказались негодными. И он не собирался возвращаться на улицу, пока там стоит такая непогода.
В этой квартире кто-то жил. Чтобы понять это, ему хватило одного взгляда на обстановку в прихожей, одного вдоха, что со свежим потоком воздуха нёс с собой незнакомые запахи. В этой квартире и сейчас кто-то был, это было ясно по звукам, доносящимся до его ушей. Пелида смутило это, но лишь на секунду. Не таясь, он пошел туда, где, по его мнению, переговаривались местные обитатели.
Первым, что попалось ему на глаза, когда он переступил порог общей комнаты, был ящик с живыми рисунками. Пелид уже знал, что этот ящик называется телевизором, Пелид знал, что никакие эти рисунки не живые, и что всё не так, как он мог бы подумать несколькими днями ранее. Но это не делало эту штуку более понятной для него. Слово телевизор он знал, он знал, что за этим словом стоят сложные для него понятия. Но ни это слово, ни ящик, который называется этим словом, ничто из этого ни несло в себе смысла для него. Это были просто слова, в которых нет смысла. Весь этот новый мир, большая его часть, всё это имело мало смысла для беглеца из подземного царства.
Вторым, на что обратил внимание Пелид, было кресло, стоящее у стены по левую руку от входа. В кресле сидел глубокий старик, с обросшим, обрюзгшим лицом. Светлые голубые глаза, казалось, смотрели мимо Пелида, но зато раздвоенный ствол современного оружия смотрел прямо на него. Пелиду это не нравилось. Его задевал сам факт того, что ему угрожают, и угрожает ни кто-то там, а жалкий старик.
Пелид понимал, что у хозяина жилья есть право защищаться и угрожать. Пелид унял свой гнев, до того, как тот смог бы повлиять на его поступки.
— Чего припёрся? — Старец заговорил до того, как Пелид успел вымолвить хоть слово. — Нечего тут красть. Иди отседова подобру-поздорову. И дверь за собой прикрой.
— Успокойся, дед. — Пелид смотрел старцу в полуслепые глаза, стараясь не замечать орудия, угрожающего ему. — Я не вор.
— Тогда, что тебе надо? — Старик перехватил орудие поудобнее и чуть приподнял его. Обрывки воспоминаний утверждали, что снаряд пробьет Пелиду грудь, если старик сейчас выстрелит, — Зачем дверь сломал?
— Прости дед, она была заперта.
— А ты наглый, и глупый. Все вы сопляки такие… — Старик усмехнулся в неухоженную, пожелтевшую бороду. — Тут полно пустых квартир, но ты выбрал ту, дверь которой была заперта. Вот подпорчу тебе шкуру, и в раз поумнеешь, мудрости наберёшься.
— А если промажешь? — От прозвучавшей угрозы всё благодушие Пелида вмиг улетучилось. Ранее он не хотел угрожать старику или вредить ему. Но не теперь. — А если не убьёшь? Как громко взвоешь, дед, когда я переломаю тебя?
— Промажу? — По комнате разнесся каркающий старчески смех. — Ты знаешь, что у меня в руках, кретин пустоголовый? Ты бессмертный? Или как эти уроды? Пуленепробиваемый?
Пелид посмотрел на оружие. В его голове всплыло одно лишь малопонятное слово «огнестрел» и картины того, что бывает, когда оно попадает в цель. Но, как называется именно это оружие с двумя стволами, он не знал.
— Бессмертный? Нет. Всех можно убить. — Хмуро отозвался Пелид, про себя отметив, что ему всё проще удаётся подбирать новые слова и, что важнее, произносить их вслух. — Опусти оружие, и я тебя не убью!
— Попроси ещё раз!
Что-то в оружии щёлкнуло, затем оглушительно хлопнуло, из одного из стволов пыхнуло огнём. Пелид дернулся в бок, но оказался недостаточно быстр, это тело было такое медленное, такое неловкое. Пелид посчитал за чудо, что вообще успел сделать хоть что-то и избежал смерти. От болезненного удара в бок он повалился на бок. Падая, он запнулся обо что-то, перевернул мебель, раскидал утварь по полу и ударился затылком о стену, что тут же взорвался тупой болью. Это было больно, но не так больно, ничуть не похоже на пожар, что разгорался в груди, угрожая испепелить его сердце и вынуть душу из опаленного тела. Ему казалось, что он чувствует запах гари и обгоревшей плоти. Своей плоти!
Пелид раскрыл покрасневшие от ярости глаза. Он разорвал одежду на себе. Нащупал обширную рану справа на груди. Наткнулся пальцами на что-то крошечное и горячее, застрявшее в ребре. Стиснув зубы, он выковырял испод кожи инородный предмет и поднес его к глазам. То был маленький, покрытый его кровью шарик. Пелид не мог поверить, что эта песчинка могла нанести такой урон и причинить столько боли, но воспоминания потомка не лгали так же, как не лгут его чувства. Это было больно, больно даже по меркам беглеца из преисподней.
— А ты точно один из этих. Суки! Всю страну на куски разорвали! — Только услышав голос старика, Пелид вспомнил, что он не один. Повернув голову, он обратил внимание на оружие, стволы которого смотрели ему в голову. — А если в упор, да в голову пальну, выживешь? Или опять вильнёшь?
Пелид не собирался утолять любопытство этого деда. И медлить он тоже более не собирался. Взмахом руки он отвёл оружие от своего лица. Тут же бахнуло, на миг или на два он оглох на одно ухо, в щёку и шею впилось что-то мелкое, щепки, но это не имело значения. Правой рукой Пелид ударил старика по колену. Ударил, не сдерживая сил и накопившейся злости. Хрустнуло, чавкнуло, хозяин громко засипел, в горле задушив полный боли крик. Он рухнул на колени, взвыл от нового приступа боли в ноге, ещё более сильного, и выпустил оружие из ослабевших рук.
Пелид, терпя боль, поднялся на ноги и посмотрел на старика сверху вниз. Теперь всё встало на свои места. Стало так, так должно было быть изначально.
— Что, терпишь, дед? — Пелид левой рукой поднял оружие старика. Покрутил его, рассматривая со всех сторон. Не желая искушать судьбу, он решил не доверять образам в голове и ограничился лишь внешним осмотром, отбросив оружие за кресло. — Терпи. Мне тоже больно.
— Иди в пизду, щенок поганый. — Процедил дед.
Он уже дополз до стены, и спиной облокотившись о неё, теперь неотрывно смотрел на раздробленное колено, боясь прикоснуться к нему.
— Я не желал тебе вреда, дед. — Пелид недобро покосился на старца. Он уже жалел, что не добил того как земляного червя. — Но ещё одно слово, и я вырву твой грязный язык. Где тут можно рану промыть?
— В окно выйди и умойся! Что ж ты не подох то, ах… — Ворчал дед, осторожно подтягивая штанину, желая рассмотреть повреждённое колено. — Думаешь, раз можешь пули грудью ловить, то тебе всё дозволено? Ходи, куда хочешь, делай, что вздумается? Нет на вас - бесов, управы. Мир не принадлежит вам. Настанет час и всех вас как гнид передавят.
— Ты глуп старик, раз так думаешь. — Пелид уселся в кресло, в котором ранее сидел дед. Сбросив с себя рванину, в которую превратилась его одежда, он начал осматривать и нащупывать рану. Это было больно, и выглядело это паршиво. Не каждая рана на его памяти выглядела так погано, как эта. И пусть рёбра не были пробиты, но даже так они стонали от каждого прикосновения; пусть остальные шарики прошли мимо, лишь чиркнув по костям, но они едва в клочья не разорвали его правую грудную мышцу и кожу на ней.
— Я глуп? Пойди подрасти, щенок, ума наберись, поживи с моё и тогда поймешь, быть может, что я был прав. Люди перестали быть людьми. Одно зверьё вокруг. Да что говорить тебе об этом? Ты ничем не лучше всех этих шакалов, что глотки рвут друг-дружке за пару центов в чужом кармане.
— Нет, старик. Это ты до седин дожил, а ума так и не набрался. — Пелид, всё больше хмурясь, рассматривал рану. Он понимал, что кровотечение само не остановится, но и спешить не собирался. Его не убило падение с большой высоты, кровотечение также не выбьет его дух из этого тела. Но и пускать на самотёк эту ситуацию нельзя. — Сказать тебе, в чём ты не прав?
Пелид поднялся с кресла. Нависнув над хозяином, он смотрел на него сверху вниз, чувствуя, как ручейки крови стекают по животу, по ногам, как затекают в обувь.
— Ну, просвети старого дурака.
Хозяин оторвал взгляд от разбухшего колена и посмотрел на Пелида. В его глазах отражались боль и злоба, но было в них что-то ещё, что-то, что Пелид назвал бы жалостью.
— Мир всегда принадлежал тем, кто другим глотки рвёт. И он всегда будет нам принадлежать. — Пелид направился прочь из гостиной, более всего сейчас желая отыскать уборную. Он продолжил свою речь из коридора:
— И тысячу лет назад, и через тысячу лет, в любое время и в любую эпоху ты был бы таким же ничтожеством, как сейчас. Нищий и всеми забытый, в любое время, ты доживал бы свой век в такой же халупе. Люди не менялись и никогда не поменяются. Уж поверь мне, я теперь знаю, о чём говорю. И только такие глупцы как ты всегда будут твердить, что всё должно быть иначе, или, что раньше было иначе. Нет, дед, всё было не так, и твоё иначе не настанет. Никогда!
— А говорил, что не вор. — Проскрипел дед, скосившись на незваного гостя.
Когда Пелид вернулся в гостиную, тот полулежал в своём кресле, выпрямив повреждённую ногу. Пока он отсутствовал, колено хозяина ещё больше разбухло.
Пелид окинул взглядом клетчатую рубаху и мешковатую куртку, добытую в шкафу, среди прочей одежды хозяина. Под ними был толстый слой чистой ткани, найденной в другом шкафу. Иным образом он пока не мог закрыть рану и остановить кровь, и обрывки знаний потомка в этот раз оказались бесполезны. В доме старика не было ничего похожего на предметы из видений. Оставалось только потуже обмотать рану и ждать. На самом деле паршивый план, но Пелид предпочел не зацикливаться на этом. Ему хватало и того, что ранение напоминало о себе при каждом шаге, при каждом вдохе и неосторожном движении корпусом.
— Мою одежду ты испортил. — Ответил Пелид, обратив внимание на старика. — Ты сам в этом виноват. Во всём этом.
— А ты тут не причём, да? — Видно было, что каждое слово давалось ему с трудом. Видно было, что любое движение отдавалось болью в повреждённое колено. — Я виноват, что дверь в свой дом запер? Это я виноват, что ты вломился в мой дом?
— За дверь я извинился пред тобой, дед. В ответ ты пытался меня убить. — Пелид не стал сгонять хозяина с кресла, опустившись на стул, что стоял рядом с телевизором, лишь чудом не задетым при падении, — Радуйся, что жив остался и не ворчи. Тогда, быть может, проживёшь ещё немного.
Старик натужно рассмеялся, кривя лицо.
— Проживёшь ещё немного… — Отсмеявшись, прошептал старик, уставившись в пол. — Я и с целой то ногой ходить мог до толчка и обратно. А теперь… кто мне ногу поправит...
Хозяин смолк. Пелид посмотрел в окно. Дождь всё ещё бил по окнам. Вдалеке всё ещё раздавались раскаты грома.
— Я пережду непогоду и уйду.
— Уж надеюсь.
Пелид снова погрузился в размышления. Ему нужно было решать, что делать дальше. Направившись в этот город, следуя за образами из видений, он преследовал свою цель. Чтобы решить текущие проблемы, ему нужно было место, тихое и спокойное, такое, где его не сразу отыщут, если всерьёз за это возьмутся. Он чувствовал, что ему в затылок дышит погоня. Ведь вступив в конфликт с местными полубогами, он точно завёл себе несколько новых врагов. И чёрт бы с ними, с врагами, он не боится никого из них, но это не мешает ему здраво смотреть на мир. Та девка с посохом смогла его неприятно удивить и застать врасплох, это едва не завершило его земной путь. А другая девица с лентами? Это был бы неприятный противник, столкнись он с ней сейчас, когда он видел, на что она способна. И она же стала бы его верной погибелью, реши он взыскать с неё за дерзость в тот раз.
Сейчас он как этот старец, никто. И, к собственному стыду, он, так же как и этот дед, немощен перед сильными этого мира. К огромному сожалению, Пелид не мог решить эту проблему одним лишь своим желанием. Этот мир так не работает. Придётся поработать, придётся ещё немного подумать, придется довольствоваться малым, сидеть тихо и не привлекать к себе внимание. Другой вопрос, как долго он продержится в тени, до момента, когда ему всё надоест…
Вздохнув и даже не поморщившись от боли, захватившей уже всё туловище целиком, Пелид поднялся со стула, оглядывая комнату. Сидеть ему надоело, и он решил пройтись и осмотреться. До того как ситуация с хозяином вышла из-под контроля, он считал, что в этот дом его привело провидение. И сейчас, вспомнив об этом, он был намерен выяснить, лгали ли ему собственные чувства.
Не обращая внимания на сопящего деда, он осмотрел гостиную, чуть ли не обнюхав её. Интерес вызывало то, название чему он всё ещё не знал. Позже выяснилось, что таких вещей оказалось много меньше, чем тех, названия которых однажды всплыли в его сознании.
Обшарив гостиную, он прошёл во вторую комнату, поменьше. Там, движимый наитием, буквально перевернув всё вверх ногами, он наткнулся на коробку, содержимое которой, на первый взгляд, можно было охарактеризовать одним словом – мусор.
Увлечённый поисками и осмотром неведомого, он не заметил, как дождь прекратил барабанить по крышам, не видел, как сырые улицы покрылись тонкой ледяной плёнкой и инеем. Вернувшись в гостиную с коробкой и случайно взглянув в окно, он сильно удивился хлопьям снега, кружащим на ветру и ночи, давно вступившей в свои права. Не удивился он только тому, что дед всё ещё сидел в кресле, и что колено его стало синюшным.
Пелид невольно поморщился.
— Просыпайся, дед! — Пелид придвинул стул, на котором ранее сидел к креслу деда и небрежно поставил на него картонную коробку.
— Я и не сплю, — Вяло отозвался хозяин, — Поспишь тут, когда по твоему дому вор рыскает.
— А твой ли это дом дед? — Пелид достал из коробки фотографию в рамке и сунул её в морщинистое лицо старика. — Не с таким же вором я говорю? Чьё это?
Провидение. К нему Пелид всегда относился благоговейно. В отличие от судьбы, что в его отношении зачастую принимает лик злого рока, будь проклята Пемфредо и тот, кто её породил. Осмотрев содержимое этого хлипкого ящика, Пелид понял, что ошибался. В этот дом его привело отнюдь не провидение. Пемфредо снова посмеялась над ним. Он был уверен, что если прислушается к тишине, то услышит лай, что вырывается из её глотки всякий раз, когда та смеётся.
— Ты по себе-то всех не меряй! — Старик, довольно резво для своего возраста, выхватил рамку из руки Пелида и, с кряхтеньем выпрямив спину, положил фотографию в коробку.
— Кто на фотографии? И почему ни на одной из этих картин нет тебя?
— А что мне на морду свою глядеть? А фотографии эти. Не мои они, от соседа остались… в наследство. Помер он недавно, самое ценное мне охранять завещал, не пропало чтоб.
Хозяин пододвинул стул с коробкой к себе поближе. Покопавшись в ней, он достал из его недр альбом, раскрыл его на, казалось, случайной странице.
— Вот те раз… и как я сразу не узнал тебя?— Удивился старик, во все глаза рассматривая лицо вора. — Кто бы мог подумать… и ладно я... ты-то как папашу своего не узнал? Тебе память отшибло? Слышал, с вами, уродами, такое случается.
Пелид ничего не ответил хозяину.
— Пемфредо, злопамятная ты сука...
Хотел бы он знать, как она всё это устроила, как незаметно для него привела его прямиком в отчий дом его потомка, бывшего хозяина тела. Да только не все желания исполнимы, и неважно, бог ты или демон, человек или дворовый пёс. Будь это иначе, он бы давно убил злобную тварь.
Она привела его в ловушку. Сомнений нет. Те, кто будут искать его, или уже ищут, должны, обязаны будут пройтись по всем местам, известным своей цели. И ищут ведь они отнюдь не его самого, а того, чьим телом он завладел.
— Вот значит, кто вызвал эти видения… — Прошептал Пелид, — И то верно, кому как не тебе всё портить? И почему сразу не подумал, что иду прямо в силки? Зачем только поддался этим образам? Пемфредо, ненавижу тебя.
Пелид посмотрел на старца, на его жильё. В иной ситуации это было бы неплохое место, чтобы пересидеть и переждать, не будь судьба такой насмешливой тварью.
— Возрадуйся хозяин. Я покидаю твой дом.