Лес без магии

      — Ладно, чёрт со всем этим, — Мартин присосался к горлышку фляжки и глотнул обжигающе крепкий, ароматный шнапс. — Не невесты ж, в конце-то концов! Главное, выбрались.       — Нам надо найти какого-то целителя, — Георг вытащил нож из-за пояса и протянул Мартину. — Посмотри, вид у тебя ужас… и волосы седые появились по всей башке. Про Акселя я вообще молчу.       Мартин криво усмехнулся, взял нож и всмотрелся в искажённое отражение на лезвии. В отличие от Акселя, он не выглядел постаревшим, скорее перенёсшим какую-то тяжёлую болезнь — черты лица заострились, под глазами лежали чёрные синяки; седину в волосах неровного русого оттенка разглядеть он не смог.       — Главное, выбрались, — повторил он, возвращая нож. — Ты сам-то не лучше выглядишь, бледный как смерть… а что с рукой?       Георг потянул вниз рукав, пытаясь разглядеть плечо, на которое кивнул Мартин. Ткань была порвана и немного испачкана кровью.       — Я это… пытался за вами влезть, да не вышло. — Он выглядел потерянным. — Вас целую вечность не было. Я уж думал, не выйдете…       Мартин удивлённо посмотрел на него, снова отпил шнапса и прикрыл глаза, чувствуя, как согревается изнутри. Георг начал возиться с Акселем, пытаясь привести того в чувство, и в конце концов ему это удалось.       Бывший узник зачарованной пещеры сидел бледный до серого оттенка и мучительно дрожал, хотя на нём было целых две куртки. Мартин заставил его отпить немного шнапса; сначала Аксель лишь закашлялся, но потом сводившая его тело дрожь начала потихоньку слабеть.       — Ну вот всё и в порядке! — бодро сказал Мартин, в свою очередь вновь приложившись к горлышку фляжки. — Поднимайся, пошли ёлки рубить; дотемна успеем!       И Георг, и даже еле успевший прийти в себя Аксель уставились на него как на помешанного, и он расхохотался в голос. Мир потихоньку переворачивался обратно в нормальное положение.       Он долго уговаривал Георга снова надеть куртку; Аксель тоже пытался, но его челюсти еле двигались от холода, и заверения в духе «Мне уже тепло» убедительными не выглядели.       — Ладно, — наконец сдался Георг в ответ на мартиновское «сдохнешь от холода — книгу не допишешь!» Одевшись и окинув обеспокоенным взглядом еле стоящего на ногах Акселя, он, недолго думая, поднял того на руки и понёс в направлении выхода из леса.       Мартин сделал ещё несколько глотков, поднял голову. Деревья поскрипывали далеко в вышине; было что-то безумно приятное в том, какими размытыми казались тонкие ветки на фоне всё ещё светлого неба…       — Мартин, — окликнул его Георг, — иди впереди, чтобы я тебя видел!       Мартин ухмыльнулся и обогнул его, успокаивающе похлопав по плечу; двинулся вперёд, раскидывая снег ногами. Шнапс уже довольно сильно ударил в голову, но скрип под тяжёлыми шагами Георга всё равно был ясно различим. Мартин настроился на этот скрип как на знак того, что всё было в порядке — и уверенно пошёл дальше.       Ну… разве что слегка покачиваясь.       — И во-о-от уже я вижу крышу дома, где ждёт меня любимая жена-а-а…       — Мартин, это крыша таверны!       — Знаю, но песня больно хорошая! Не, я, конечно, могу петь про «любимое вино»…       — Не вечер же ещё, когда набраться успели? — спросила идущая навстречу женщина.       — Хотите, тоже угощу? — смеясь, Мартин вытащил из кармана наполовину пустую фляжку. — Это от папаши Эрнеста. Нигде больше такой вкуснотищи не найдёте! Зуб даю!       — Нет уж, спасибо! — женщина покосилась на Георга, лицо которого раскраснелось от холода и от быстрой ходьбы, и на уткнувшегося ему в плечо Акселя; фыркнув, прошла мимо.       — Эх, ну ладно, — Мартин снова приложился к горлышку. Обжигающее питьё скользнуло внутрь, обещая вскоре ударить в голову с новой силой.       — Вот же ведь пьяницы, ещё не старые, а всё, пропали люди… — слышалось от удаляющейся женщины. Звучало это с такой искренней болью, что Мартину стало её даже жаль.       Под странным взглядом тавернщика, который явно не мог понять, точно ли перед ним утренние постояльцы, они поднялись в свою комнату. Георг усадил Акселя, который выглядел измученным и больным, на кровать, и бросился вниз за чаем.       Мартин сел за стол, стоящий у окна; отметил, что небо начинает темнеть. Лес уже казался совсем чёрным, неприятным, так что он неверным движением задёрнул занавеску, едва не содрав её с карниза.       От шнапса ему было тепло, голова приятно кружилась; он не ощущал ни слабости, ни боли в местах ударов. Если не смотреть на постаревшего на десять лет Акселя, можно представить, что они действительно только за ёлками сходили и вернулись…       И всё же он чувствовал беспокойство. Целитель, а лучше маг, Акселю нужен — Георг прав. Вот только когда они ещё этого самого мага найдут, да и сможет ли тот вернуть парню годы жизни?       Мартин выпил ещё немного и услышал недовольный голос Георга:       — А ну-ка хватит! Я чай принёс, сейчас с мёдом намешаю.       — А, ты ж ни шагу без баночки мёда не делаешь…       — Именно, так же как без пера, чернильницы и стопки бумаг, — по-доброму усмехнулся Георг, давно привыкший к подколкам относительно своих увлечений. Он быстро достал мёд и начал размешивать его в стакане Акселя; свой Мартин в последнюю секунду успел накрыть рукой. На пустой желудок лучше было не пить сладкую жидкость, а есть он совершенно не хотел.       Он ушёл в противоположный угол, где стояла вторая кровать, забрался на неё с ногами и, грея руки об тёплый стакан, смотрел из-под полуприкрытых век, как Георг поит Акселя чаем, накрывает одеялом плечи, растирает его замёрзшие ступни.       — Вот отец-то хороший из тебя будет… — хмыкнул Мартин, когда Георг помог Акселю, наконец переставшему дрожать от холода, раздеться, уложил его в кровать, закутал и даже накрыл сверху двумя куртками.       — Это же ты будущий отец, а не я?       Мартин усмехнулся и отпил немного чая; после крепкого спиртного тот казался безвкусным и сильно обжигал рот, даже не будучи особенно горячим.       Он порядком сомневался в себе как в отце семейства. Да, у них есть довольно большой и тёплый дом, всякая живность, деньги, и, даже если начнётся настоящий голод, первый год они проживут более-менее нормально. Но что, если голод будет долгим? А что до всего остального… сможет ли Мартин как следует позаботиться о ребёнке, когда тот заболеет или будет чем-то расстроен? Сможет ли научить его быть деятельным, но осторожным; объяснить ему, что пить нужно в меру, в конце концов?       Мартин представил, что мог бы сидеть сейчас трезвый, и ему стало не по себе.       «Последнее точно хрен получится…»       Он прогнал мысль, что удачей будет уже не помереть по пьяни лет через пять после рождения ребёнка — как это случилось с его собственным отцом. Посмотрел на садящегося рядом Георга:       — Ну чего, едем завтра в Эленд или сначала мага поищем?       Георг как будто удивился. Потом перемешал свой чай, прислонился к стене и тихо, чтобы не будить уже уснувшего Акселя, спросил:       — Ты собираешься просто вернуться? Мы ведь за ёлками приехали.       — Так это ж просто замануха такая была! — прошептал Мартин. — Чтоб мы в пещере остались!       — Представляешь, какая нужна мощная магия, чтобы насылать волшебные сны на разных людей, да ещё и находящихся так далеко? — Георг замотал головой. — Будь пещера на такое способна, вы бы не смогли из неё выйти.       — Значит, она получила, что ей было надо, потому и дала уйти! Ты посмотри на парня, — Мартин ткнул пальцем в сторону Акселя, который хмурился во сне и оттого выглядел ещё старше. — Представь, сколько его сил пожрала эта нечисть? Да этот драный лес похуже нашего будет!       — Нам просто нужно быть осторожнее и держаться вместе. Мартин, я знаю, что говорю. Если мы пойдём в связке или держась за руки, опасности никакой! Аксель натерпелся, конечно; пусть побудет здесь, а мы сходим вдвоём. Всего-то три ёлки надо добыть!       — …Георг, ты… ты в своём уме? — даже несмотря на пьяный туман в голове, Мартин почувствовал что-то сродни страху. — Они воздействовали на тебя и на женщин там, во сне. Ты не понимаешь, что делаешь!       — Я всё понимаю! — обычно спокойный Георг уставился на Мартина так, словно проорал бы это в голос, если б не спящий Аксель. — Это ты не понимаешь. Ты этого сна не видел. Он был правдой! Я… я это всей душой чувствую.       — Ты писатель, ты впечатлительный.       — Уж не больше, чем ты, — Георг посмотрел на карман, в котором Мартин держал выпивку.       Мартин запустил пальцы в волосы на затылке и отвернулся. Нервно почёсывая голову, он вспоминал, как светилось лицо Карин, когда она рассказывала про сон. Это и впрямь выглядело… слишком воодушевляюще. Но там, в пещере, всё воодушевление и все надежды опадали бессмысленной шелухой. Сжав зубы, он снова повернулся к Георгу:       — Слышь, я, может, этого сна и не видел — а ты, чёрт подери, в пещере не был. Завтра мы едем в Эленд.       Лицо Георга стало грустным, виноватым. Да, Мартин бил по больному, зная, как друг переживал, оставшись тогда в сравнительно безопасном лесу — но оно того стоило; теперь они вернутся домой…       — Хорошо. Завтра вы едете в Эленд.       — …Чего?       — Завтра вы с Акселем едете в Эленд, а я иду рубить ёлки.       — А вот хер тебе!       — Ну, ты можешь попробовать меня остановить.       Остановить… с тем же успехом Мартин мог бы пытаться остановить пещеру, если б той вздумалось обвалиться ему на голову. Сильнее Георга в Акерланде никого не было.       Мартин вынул фляжку из кармана и допил её одним глотком. До чего ж мало! Стряхнув в рот последние капли шнапса, он ухмыльнулся, хлопнул Георга по плечу и отправился на первый этаж.       Позже, сидя за столом с ополовиненной бутылкой и чувствуя к ней искреннюю симпатию — словно бы рядом был хороший друг — Мартин почувствовал, что ничего страшного не происходит. И чего он, в конце концов, устроил? Да, Аксель попался в ловушку — но это не значит, что весь лес хочет их изничтожить. О нём не шло такой славы, как об элендском. Это был самый обычный лес, не без магии, конечно, но, помилуйте, магия была повсюду. Бояться её — проще запереться в доме и носа наружу не показывать!       Да. Точно. Они нарубят ёлок на всю деревню, украсят дома к Новому году, и в следующем году будет хороший урожай.       Заулыбавшись, Мартин перелил весь оставшийся в бутылке шнапс в свою фляжку, слегка погладил её гладкий деревянный бок и поднялся из-за стола. Мир приятно расплывался перед глазами — безусловно опасный, но, как раньше, понятный и нестрашный.       — Эй, мужик! — послышалось из дальнего угла. — Иди к нам, в картишки перекинемся!       Улыбка Мартина стала ещё шире.       Пламя единственной на всю комнату небольшой свечки заметалось, отбрасывая тени на стены и потолок. Мартин остановился в дверях, наблюдая за тенями с искренним интересом. Те показались ему — особенно в сравнении с пещерными — весьма забавными, и он засмеялся.       Из угла послышался сонный голос Георга:       — Мартин, где ты был?       — А, в карты там с мужиками поиграли… — объяснил Мартин. Он пошатывался и изучал комнату на предмет третьей кровати, но, разумеется, за прошедшие часы она в комнате не возникла.       — Надеюсь, ты не проиграл все свои деньги? — хмыкнул Георг.       — Не! Я что, похож на идиота? — Мартин ухмыльнулся и потёр лоб. — На щелбаны играли! Чёрт, башка чёт гудит…       — Нет, Мартин, ты не похож на идиота. Ты и есть идиот… — Георг посмотрел на крепко спящего Акселя и, перевернувшись на бок, сдвинулся к самой стене. — Иди со мной ложись.       Мартин со всей возможной аккуратностью закрыл дверь, зафиксировал взгляд на кровати и направился к ней, кое-как держа равновесие. Потом неверными движениями стянул куртку, соскрёб с ног сапоги и рухнул на постель. Гудела не только голова — руки, ноги; кровь будто кипела там, внутри. Тепло. Как же тепло… Георг, до его прихода занимавший всю кровать, согрел её так, что Мартина моментально бросило в жар. Он вдруг почувствовал себя необычайно уютно, как какой-нибудь птенец в гнезде, и начал погружаться в сон.       Когда он проснулся — внезапно, словно его разбудили — стояла глухая ночь. Свеча уже догорела; комнату заполняла такая тьма, что хоть глаз выколи, и было душно, как в той пещере… И Георг, и Аксель дышали пугающе тихо — так, что их не было слышно. Мартин, свернувшийся на боку на краю кровати, неуклюже изогнул руку назад и нашарил Георга. Здесь. Живой, тёплый.       «Нет, нет, Акселя не надо проверять», — сказал себе Мартин. Во-первых, он всё ещё слишком пьян, а значит, может запнуться обо что-нибудь в этой тесной комнатушке и перебудить полтаверны, а во-вторых, после лесных приключений парень сразу отреагирует на его приближение и… даже не испугается, а просто… проснётся и почувствует то же самое, что чувствует теперь Мартин. То есть ничего хорошего.       Теперь, когда хмель из головы частично выветрился, Мартин чувствовал себя так, будто из него душу вынули. Было одиноко, плохо, уныло, и, несмотря на то, что рядом лежал Георг, казалось, что это одиночество ничем не развеять и не сгладить. Что, если пещерные духи не солгали?       Он подавил желание встать и пойти вниз. Всё кончится тем, что через несколько часов он будет так же лежать с ощущением каменно тяжёлой пустоты в груди, только уже не в кровати, а под столом на заблёванном полу. А особенно приятным пробуждение станет, когда он сообразит, что Георг и Аксель ушли рисковать жизнями без него. Нет уж.       Кроме того, как ни странно, продолжать пить ему не хотелось. Хотелось домой. Свалиться в кровать, уткнуться носом в стену и лежать так, пока новый год как-нибудь сам не наступит. С ёлками, без ёлок — плевать. На всё наплевать.       Мартин подавил тяжелый вздох и перевернулся на спину. Скорее бы утро. Рассеялась бы эта тьма, может, вернулось бы желание почувствовать себя живым…       — Мартин, чего не спишь? — прошептал Георг у него над ухом.       Где-то в глубине души желание жить попыталось поднять голову, но тут же потухло.       — А чего, как думаешь, сложно у человека душу забрать? — вполголоса сказал Мартин.       — Невозможно. Спи давай, — шепнул Георг и зашевелился — судя по звуку, отвернулся к стене.       «Тогда почему мне вместо неё будто камень положили?»       — Георг. Пошли вниз, выпьем. Я один не хочу…       — Ш-ш-ш, разбудишь Акселя!.. — зашептал Георг. — Какой выпьем, ты и так готовый уже… на ногах стоять не сможешь, если из кровати попробуешь вылезти…       Широко открыв глаза, Мартин уставился вверх, в беспросветную черноту. Потом повернул голову к невидимому Георгу.       — Трахни меня.       — Ч… что? — Георг снова пошевелился, на этот раз совсем уж беспокойно. — Тинш, мы тут не одни. И ты, это самое… ты же теперь женат.       — Я ж тебя не жить с нами зову.       — Нет, это… нельзя так, ты чего. Спи давай, ты пьяный совсем, — Георг даже голос слегка повысил, несмотря на то, что Аксель продолжал спать.       Мартин хотел было попытаться объяснить, как ему необходимо почувствовать себя лучше, но, едва открыв рот, закрыл его обратно. Он вовсе не хотел, чтобы друга потом мучила совесть.       Нежиданно стало панически страшно — но это чувство едва успело высунуть голову и тотчас сошло на нет. От окна тянуло ледяным ветерком, а воздуха всё равно не хватало, будто и не выбирался из пещеры. Ещё эта странная непроницаемая темнота…       Георг некоторое время напряжённо помолчал, а потом, развернувшись, придвинулся поближе — от всего его крупного тела так и дохнуло теплом — и положил руку от самого локтя до кисти Мартину на грудь. Почти обнял.       — Я тут, Тинш, — хрипло прошептал он. — Эта пещера поганая больше не доберётся ни до тебя, ни до Акселя.       Мартин слегка коснулся предплечья Георга и снова закрыл глаза. Тёплая тяжесть на груди ощущалась неожиданно успокаивающей, и залёгший внутри проклятый камень теперь давил куда менее явственно.       «Я должен заснуть, — принялся убеждать себя Мартин. — Утром вся эта ерунда закончится. Мы сходим за ёлками, заберём лошадей и поедем обратно в Эленд… и всё это кончится…»       Было тревожно, душно, и всё же тоска поутихла. Дыхание Георга сделалось ровным и глубоким, но, хоть он и спал, рука его словно бы продолжала защищать; словно бы ничего страшного не могло случиться этой ночью.       Прошло ещё несколько минут, и сознание Мартина наконец поплыло; он услышал гул пчёл и полетел куда-то в тёплый солнечный свет.