У бездны на краю

      «Канэ, я всегда считала, что ты умнее, но ты идиот». Матушкины письма весьма редко начинались с приятных слов, но на сей раз она даже превзошла сама себя, и строчки, написанные привычной вязью, на родном языке, буквально источали яд. Все послание, занявшее три полноценных листа бумаги, сводилось к тому, что я дурак, и как мне только могло взбрести в голову заботиться о какой-то там полубастардке, да и пусть бы себе жила в сиротском доме, и вообще, надо найти ей мужа, как только стукнет девке шестнадцать, да и умыть руки. А пока она, это исчадие порока, при мне, матушкиной ноги рядом не будет. Последнее, впрочем, огорчало мало, и, наблюдая за осыпавшейся пеплом бумагой, я мысленно усмехнулся, пытаясь припомнить, когда графиня в последний раз почтила «непутевого, вот у всех самирок дети нормальные, один ты…» сына визитом. Большую часть времени мама проводила либо в пригородном поместье, либо вовсе на исторической родине, где успокаивала душу, смущаемую обилием вокруг людей, неправильных и эмоциональных.       На земле Бартиандры наш народ появился много раньше людей, одним из первых, созданный, по летописям, по подобию Творцов, и долгие века мы вполне мирно соседствовали с разнообразными расами, от драконов до пустоголовых, но добродушных фей-кочевниц. Были, конечно, и создания куда как менее приятные, да и многие драконы были совсем не прочь закусить самиром-другим, однако основные потрясения мира, опять же, по летописям, начались, когда Творцы создали людей. Люди быстро освоились, благо мы были к ним добры и помогли в этом, очень скоро их стало много больше, чем большинства иных народов, и начались деления на страны, союзы… А потом и первые серьезные войны, в которые поневоле был втянут и дотоле мирный народ самиров.       Впрочем, попытки установить контроль людьми были сделаны и над нами, безуспешные и кровопролитные для обеих сторон, наша раса в итоге создала собственное закрытое королевство, и весьма небольшие общины стали обитать за его пределами.       Люди, младшие братья самиров, весьма похожие на наш народ с первого взгляда, оказались во многом отличны – более ограниченное восприятие мира и более всего магии. Более узкий спектр эмоций, да и сами они весьма поверхностные, но показные, более скромные, чаще всего, способности… И компенсирующая их сполна жажда властвовать и преобладать, и многие народы, пока не вмешались Высшие, бессмертные духи-покровители мира, становились жертвами этой самой жажды. Те, кто не хотел, либо изыскивали пути борьбы с агрессивной расой, самой молодой, либо же добровольно поступали под наше покровительство или покровительство Высших.       Впрочем, когда волнения утихли и мир стал более-менее слаженным и гармоничным, выяснилось, что смешанные браки успели породить еще одну расу, и именно она-то, чарваны, оказалась самой молодой в Бартиандре. Примечательно было и то, что никакие иные смешанные союзы, редко, но случавшиеся, потомства не приносили… А вот мы с людьми весьма себе, как выяснилось, были совместимы.       Наш род жил в Темной Империи уже очень долго, порядка семи веков, давным-давно перебравшись из Саммир-Эа, по воззванию тогдашних правителей, жаждавших видеть на службе государству представителей нашей расы. На родине мы были баронским родом, не самым знатным, но и не самым бедным, однако здесь далекий предок получил выгодные земли, графский титул и безмерный почет. Со временем было получено в дар то самое пригородное поместье, а денежное состояние и вовсе позволило деду приобрести на отчей земле пару весьма прибыльных предприятий, превратившихся в источник приличного дохода. И с уходом из семьи отца все это добро было отписано двенадцатилетнему мне… Вот уже почти шестнадцать лет назад…       Так или иначе, матушка гордилась нашим народом и всячески выказывала, что обилие вокруг таких грубых, не чувствовавших тонкостей мира, слишком уж выказывавших чувства «младших братьев» смущало ее трепетную душу, и она вынуждена была то и дело ездить на историческую родину, где все хорошо и правильно. Что мешало ей совсем туда перебраться, правда, она как-то не объясняла…       И все же это послание, так и источавшее презрение к Элиа и сарказм по отношению ко мне, кольнуло неприятно что-то в душе, как и недавний выпад товарищей из Отряда, посочувствовавших мне, из братского долга вынужденному воспитывать-де какую-то там полубастардку, «ублюдка» и прочее-прочее. И с трудом удалось сдержать яростное желание как следует приложить особенно разгорячившихся ораторов, вместо этого лишь выдавив из себя холодное: «Это не ваше дело, господа».       Я не мог бы сказать, что испытывал к девушке такие уж сильные теплые чувства, но все же первичная неприязнь исчезла, сменившись скорее спокойным нейтралитетом. Да, она существовала, да, как старший брат, я не мог ее попросту бросить, да и не в обычаях нашей расы, да и девчушка производила весьма хорошее впечатление. Скромная, застенчивая, любопытная и… Почему-то очень зашуганная, все время зажатая и нахохленная, словно поколоченный щенок, и даже глаза такие же огромные, наивные и одновременно напряженные. Словно она хотела, но боялась поверить в какое-то чудо. И все же, невольно витала мысль, до чего же красивые глаза.       Холостяцкий и небрежный уклад жизни с появлением рядом Элиа изменился кардинально. До ее переезда в фамильные покои я почти не бывал дома, пропадая то на службе, то на тренировках, то проводя вечер за кружкой эля, крепкого для людей, с друзьями, то у Карру... В лучшем случае, я заходил выспаться или сменить одежду. Но Элиа в первое же утро после смены смотрела со столь обиженным лицом, рискуя расплакаться, что один шарик из сладкого творога и риса я все-таки в себя впихнул, больше всего мечтая завалиться спать, перед вечерней трехчасовой тренировкой, ставшей неизменной частью службы.       К тому, что отныне я жил не один, пришлось привыкать. Более того, ожидала еще масса хлопот, предстояло дать девушке подобающее образование, для начала.       Отвечать на послание графини Фэрт я не стал, памятуя, что мама шипела и пребывала в ярости и два года назад, когда пришло известие о кончине леди Анжари Фэрт, и о том, что дама перед смертью слезно просили графа Бэнджамина, дескать, хотя бы до шестнадцатилетия оказать помощь сиротке. «Если для вас это окажется невозможным, Бэнджаймун, право, я понимаю вас. Я понимаю, как вы ненавидите меня, и раскаиваюсь в том, что случилось. Но у Элиа более никого не останется, когда я уйду. Она очень хорошая девушка, я постаралась дать ей образование, и, когда ей исполнится шестнадцать, она сумеет устроиться, смею надеяться...»       Анжари писала впервые за долгие годы, да и когда она единственный раз появилась у нас дома, поговорить с матерью, заговорить со мной то ли не решилась, то ли не смогла.       Бэнджаймун... Настоящее имя, не исковерканное людским упрощением. В Саммир-Эа меня именно так и звали, но в Империи имя, повинуясь людям, превратилось в Бэнджамина.       При всей ненависти к чарванке и отцу, я знал, что она не обратилась бы ко мне, не будь это действительно важно. Но ехать было недосуг, знакомство с сиротским домом состоялось письменно, и долгое время опека сводилась к суммам, приличным, на содержание.       Деньги, как я понял, едва увидев сестренку, до Элиа едва ли доходили. Неловкая, все время красневшая, чуточку боязливая девушка вызвала даже легкую симпатию, которую, впрочем, я поначалу пытался отогнать, вспоминая, кем именно она мне приходилась Да и особо рассуждать, как к ней относиться, было некогда.       И все же, несколько разобравшись с первыми хлопотами, на что ушла неделя, я осознал, что запугал и без того зашуганную девчонку своей холодностью. Девочка, стараниями которой запущенные комнаты понемногу приобретали жилой уют, появлялись книги, пара ваз, сменились подушки на креслах на более приятные с виду, и впервые за много лет появилась приличная еда, довольно для ее возраста вкусная, пыталась не попадаться на глаза. А если попадалась, то, заикаясь, лепетала, что уходит, и скрывалась с глаз быстрее, чем я успевал ее остановить.       И тот вечер исключением не стал - виски тихо ныли после полного разговоров и бумаг дня, в ванной плескалась вода, чуть слышно даже для чуткого уха, натренированного долгими годами обучения и работы, покуда я ждал Элиа. Девушка бочком, кутаясь в длинный теплый халат, выбралась в гостиную, и уставилась на меня.       - Я... Тебя не было...       - Сядь, пожалуйста, - сестра, прошлепав мокрыми стопами, оставлявшими лужицы, примостилась на краешек ближайшего к ней кресла. Тонкие щиколотки показались из-под длинной полы. С коротких, но уже ровно постриженных волос капала вода. - Я все устроил, скоро начнешь учиться, будешь писарем. Работа несложная, но скучная. – Я предпочел промолчать, что для того, чтобы ее туда взяли вот так, без приличного происхождения, более того, и в школе-то не доучившуюся, пришлось оббить не один десяток порогов, и не один раз жизнерадостно вещать, какая она, в сущности, умная и талантливая девушка, чтобы убедить в этом скептично настроенных собеседников. Нет, конечно, были пути куда более простые и куда более затратные, но прибегать к ним не было ни малейшего желания, да и нарушать закон, будучи его стражем… Не лучшая затея на свете. Не в моих привычках было поощрять такие методы, и я предпочел действовать обаянием. Устроить Элиа таким методом удалось только в Колледж Писарей, но и то – хлеб.       - Ну, для тебя, наверное, да, - ответом послужила робкая улыбка. - У вас интересная работа...       - По-твоему, охранять всяких «великих мира сего», ловить оборотней, допрашивать людей, сутками стоять у двери чьих-нибудь покоев – это интересно? - усмехнулся я.       - Ты волшебник, а магия всегда интересна...       - Не всегда. Я учился там, где ее было очень много, с утра до ночи, и она в печенках сидела. Но я не об этом... Почему ты не училась после тринадцати? В гимназии, куда тебя отправили родители, обучение длилось бы еще почти три года...       - Оно было платным. Мне снизили стоимость, отца же не было, мама работала очень много, чтобы оплачивать. Когда она ушла... - Элиа отвела взгляд, потеребив край рукава. - Сиротский дом не платил за меня.       - Но я посылал сотню золотых в месяц. Довольно большие деньги, их бы хватило...       - А ты думаешь, их тратили на нас? - девушка грустно улыбнулась, доверчиво на меня глядя. - Я даже не знала, что ты все-таки стал опекуном. Мама говорила, что попросит. Но я узнала, что ты согласился, когда ты приехал. Я думала, не станешь, все-таки я же…       - Не ты меня предала, - теплая ладонь сама собой оказалась в моей. - Элиа, ты хорошая девочка, я постараюсь дать тебе достойное образование. Потом подумаем о работе. Я все-таки твой брат, у меня есть долг... И да - ты официально принята семьей и имеешь все права графини Фэрт.       - Но... А... - Элиа сглотнула. - То есть... твоя мама...       - Такие решения в моей власти, а я свое принял. Я знаю, я вел себя холодно. У меня такой характер, тебе придется привыкать, да и было много дел. К слову, готовишь ты очень даже вкусно, но я бы предпочел нашу национальную кухню...       - А я не умею, - протянула девушка. - Мама не готовила, а самиров у нас там не было. Я и язык плохо знаю, если честно. – Понурилась она, совсем как ребенок, и этим еще сильнее напомнила побитого щенка.       - Научу, - пообещал я, потрепав худенькое плечо. И почему-то вспоминая поступившие на мое имя счета портного и цирюльника. До смешного скромные... Элиа, пытаясь выглядеть соответственно положению, явно боялась при этом потратить лишний медяк, при всех заверениях, что я не разгневаюсь. И явно очень глубоко и всерьез приняв слова, сказанные сгоряча в первые дни после возвращения, на фоне матушкиного письма и шепотков приятелей за спиной, что я не хочу, чтобы она досаждала. Она не только не докучала, против всяческого ожидания, городом и достопримечательностями, которые, несомненно, хотела увидеть, но и вовсе почти не подходила первая. И я даже толком не знал, чем она занималась… Впрочем, кое-какие итоги ее деятельности я видел – те самые вазы, подушечки, приготовленные трудолюбивой девочкой сладости…       Шанс узнать, как сестра коротала свободные часы и как она знакомилась со столицей, представился достаточно скоро – занимаясь вопросами ее обучения, я встретился с весьма миловидной дамой, служившей писарем в том самом Колледже. Девушка произвела недурное впечатление, оказалась неглупа, хороша собой, лишена излишней скромности, и, более того, питала, как и многие дамы высоких кругов, большой интерес к самирам. Какие сплетни и слухи о нас ходили, я прекрасно знал, как и то, как наши любовные умения хвалили женщины, подчас изрядно преувеличивая, однако же воспользоваться плодами явно выраженного в искусно преподносимых взглядах флирта и заинтересованности не преминул.       Успехом у женского общества я пользовался с молодости, разумеется, у того круга дам, которые придерживались не самых консервативных взглядов, и успел к двадцати семи годам приобрести в этой сфере изрядный опыт. Несколько встреч, напоенных комплиментами, лестью и откровенным флиртом вылились в совместный пикник, обещавший стать началом достаточно приятного времяпрепровождения, правда, едва ли длительного – обычно интерес к завоеванным дамам длился не слишком долго, покуда хватало фантазии и часто пропорционально затраченному на них времени. Тем паче, что большая часть побед только играла в приличия и недотрог, и в глазах так и сияло желание перейти к знакомству более тесному, более пикантному, и что греха таить, очень приятному…       И новая пассия, обладательница весьма благозвучного имени Бэлли, дама двадцати пяти лет, успевшая уже овдоветь, выскочив в восемнадцать лет замуж за старика-барона и получив в наследство титул и состояние, исключением не была – пикник был четвертым так называемым свиданием, и взгляды, бросаемые искоса, были очень даже красноречивым призывом после трапезы отправиться в ее владения и... Познакомиться поближе. И весьма женственная фигурка под облегающим платьем с глубоким вырезом к подобному знакомству располагала.       - Бэнджамин, - даже голос звучал так, что становилось понятно, что ее и обед-то интересовал весьма отдаленно – словно у кошки, ищущей партнера, утробно и одновременно мелодично. Впрочем, у дам высших кругов Империи такой тон почитался за вполне себе флирт… - Здесь так чудесно… Вы любите природу?       - Весьма, - улыбнулся я, словно невзначай скользнув взглядом в выразительно оголенную ложбинку между грудями. – Ее красоту слишком недооценивают, баронесса. Однако, если всмотреться, - взгляд по давно отточенной привычке сместился на лицо дамы, чуть прищурившейся и притворно засмущавшейся. Однако в глазах засветились похотливые огоньки и взор, словно украдкой, скользнул к моему животу и чуть ниже. Да, приглашение к близости, и притом довольно откровенное, будь она не столь… кхм… приличной женщиной, прозвучало бы вслух. - Можно увидеть те краски, что до мельчайших граней передают оттенки наших столь примитивных, в сравнении с окружающими миром и Высшими, чувств. Не находите?       - Но разве чувства вашей расы не превосходят людские многократно? – кокетливо опустила глазки дама, сладостно и игриво отщипнув ложечкой пирожное. – Вы так скромничаете, граф.       - К слову, быть может, мы перейдем на «ты»? – я по всем правилам игры во флирт скользнул глазами по туфелькам, поджатым босым ножкам с крошечными пальчиками, по пояску платья… - Уверен, это будет уместно.       - О, я разделяю твою уверенность, - кивнула женщина. – Ты занят этим вечером? – перешла в наступление, отлично, осталось только поддержать игру и вуаля, Бэнджамин, тебе обеспечены очень приятные часы, приятные для плоти, само собой.       - Сегодня у меня выходной, я совершенно свободен, - я чуть склонил голову набок, все по тем же правилам флирта, и слова замерли на губах – буквально в дюжине шагов от нас устраивалась на клетчатом покрывале уже ставшая знакомой тоненькая фигурка в сером шелковом платье, довольно закрытом, хотя и легком, в силу теплой погоды. Распущенные короткие волосы, тоненькие, коснись – сломаешь, запястья… Полная корзина снеди, преимущественно сладостей, и ни малейшего намека на хмельное, а у нас с собой имелось добрых два кувшина вина – для Бэлли, мне от вина в лучшем случае стало бы чуть веселее, но… чем хмельнее сделалась бы моя спутница, тем меньше пришлось бы изображать пламенные чувства, хотя и почти трезвая девушка всем видом, даже тем, как заманчиво облизывала ложечку, выказывала, что заинтересована в плотском общении. Но с кем Элиа здесь? Не одна же она приехала в парк, столь отдаленный от дворца, аж в Пятом Кольце? И действительно, взгляд уловил и мужчину, в черно-красных одеждах, с собранными в хвост длинными волосами…       - Бэнни, - протянул рядом капризно-наигранный голосок, и я поневоле вздрогнул, вспомнив, что приехал сюда на пикник с девушкой. – Что-то не так?       - Нет, я лишь заметил, что у нас появились соседи, - я выдавил улыбку.       - Девушка такая молодая… - прищурилась Бэлли. – Ей, кажется, и шестнадцати-то нет. И такие короткие волосы, хотя платье весьма модное. Но уж больно закрытое, как у замужней, - скривилась она. – Право, весьма невзрачная особа, хотя мужчина, что с ней… Забавно, - вдруг вся как-то подпрыгнула она. – Бэнни, он тоже самир. А она, кажется, человек, так откровенно смеется… - я оглянулся, проследив направление ее взгляда, и бровь сама собой поползла вверх. Карру, однозначно, и цвета одежды его, фамильные, и Элиа действительно смеялась, да еще как, звонко, беззаботно. Я ее улыбку-то не видел даже, не считая тех робких подобий, а здесь звучал самый настоящий девчачий смех… И это осознание царапнуло вновь, еще сильнее, чем недавние шепотки за спиной о ее таком сомнительном происхождении. Бэлли, однако же, моего состояния не заметила, и продолжала беззаботно щебетать над ухом, как все же интересно сложилось – она человек, а я самир, и рядом тоже – человек и самир, только девчушка такая… Странная…       - Ты же не знаешь, может быть, она недавно в столице, или ее кто-то удочерил, - я изобразил на лице равнодушное выражение, стараясь не обращать внимание на лучшего друга, который выбрался на пикник с моей даже не достигшей еще шестнадцати сестрой, и я даже не знал, что именно кололо сильнее – то, что она с ним казалась такой открытой и веселой, какой я никогда ее не видел, или то, что ей было всего пятнадцать, а Карру вывез ее на подобную прогулку, или… Что-то еще. Впрочем, во взгляде младшего товарища не было ровно никакой, кроме как дружеская, заинтересованности в девушке, и нас они, видимо, не заметили, поглощенные своими шутками и сладостями… - Смеяться над другими не лучшее занятие…       - Да, я слышала, что самиры очень тактичны, - растаяла окончательно Бэлли. – Прости, я все же… Я довольно редко близко общаюсь с твоим народом.       - Так что насчет вечера? Ты тоже свободна? – отчего-то даже не столько интересовал переход к следующей фазе общения, сколько хотелось оказаться подальше от этой беззаботной идиллии. Он же на добрые десять лет старше, ему двадцать пять… Неужто интересно проводить время с почти что ребенком? Но… не станет же он совращать мою младшую сестру? И все же, как ни гнал я эти мысли прочь, где-то внутри поселился плохо осознаваемый червячок какого-то странного, незнакомого чувства.       - Совершенно, и завтра тоже. – Стрельнули невинные голубые глазки. Обманчиво, в отличии от тех, серебристых, таких огромных и чистых, невинные.       - Знаешь, сегодня весьма душно и к вечеру обещали дождь, - откровенно, с пропуском этак стадий трех, но – была не была. – Быть может, оставим пикник на более уютную погоду и…       - Тогда, может быть, поедем ко мне? У меня весьма уютный дом, думаю, мы сможем продолжить там, - прыжок сразу через несколько ступеней пассию, миловидную стройную брюнетку с выразительными женскими формами, нисколько не смутил, судя по заблестевшим довольным глазам. – Не уверена, что тебе будет удобно, все же… Дворец, строгие правила… - покачала она головой.       - Если ты не сочтешь меня назойливым и слишком нескромным, я буду рад… - естественно, нескромным бы никто не счел, и это было только данью формальностям, прежде чем перейти к совсем другому уровню общения, начиная от поцелуев и заканчивая… Тем самым, о чем дамочки в уголках и шептались, передавая из уст в уста, какие из самиров жаркие любовники. И все же вновь, покуда мы деловито и неторопливо собирались восвояси, взгляд против воли метнулся туда, к соседним деревцам, под которыми весьма уютно расположилась столь разношерстная и неожиданная парочка, и отчего-то при виде Элиа, так меня и не заметившей, ибо девушка была полностью поглощена какой-то настольной игрой с Карру, кольнуло что-то внутри очень острой, но неясной иглой.