Дальнейшее продвижение в дворец оказалось… затруднительным. Богато уставленные коридоры символа Закорийской власти превратились в настоящую бойню. Келлер, несмотря на свой юный возраст, побывал на многих полях битвы и повидал всякое, но это…
«Это — ни в какое сравнение. То, что здесь происходит, — настоящий пиздец. Такое чувство, что я веду своих солдат не по королевскому дворцу, а по чертовой скотобойне, где уже поработал неряшливый мясник».
Просторные коридоры и галереи буквально забиты телами закорийских рыцарей. Красивые картины, статуи и бюсты залиты свежей кровью, что ещё не успела засохнуть. И повсюду следы боя, словно здесь пронесся ураган из клинков и когтей и разорвал всё, до чего мог достать. Даже драгоценные люстры оказались разбиты, и кое-где распространялся неконтролируемый огонь.
Но это наименьшая проблема.
— Противник на двенадцать часов! Огонь на подавление! — Тацуми отдает приказ при виде очередной группы змее-людей, которая вырывается из бокового ответвления. Они подобны диким зверям: скачут на четвереньках и размахивают своими длинными мясистыми зелеными хвостами. Их шестеро; за счет своей чудовищной силы они быстро рассредоточиваются вдоль коридора, по которому вполне могут спокойно проехать два танка, не мешая друг другу.
— Огонь! Огонь!
Почти инстинктивно обычные гвардейцы, что идут впереди, опускаются на колени, чтобы не закрывать линию огня второму ряду. Шесть десятков стволов и тяжелые пушки великанов начинают свою громогласную песню. Пространство впереди быстро заполняется дымом от мраморной крошки и взрывов, в котором скрываются змее-люди. Но датчики движения и тепловизор шлема хорошо показывают натиск чешуйчатых мутантов.
Келлер создает позади себя десять острых копий из черной субстанции. Окуляры силовой брони говорят, что между ним и змее-людьми примерно сто десять метров. Самый ближайший уродец — в девяносто пяти. А учитывая их скорость и силу…
Самый первый из мутантов с шипящим ревом устремляется вперед. Используя свои мускулы, он отталкивается лапами от пола и летит вперед, устремляясь на Келлера. Когти на пальцах и ногах обнажены; юный полковник замечает, как с клыков мутанта стекает еще свежая алая кровь.
«Сдохни». — Два копья устремляются на встречу змее-человеку. Оба пробивают чешую твари, словно это какая-то фольга. Первое оставляет дыру размером с кулак на груди. Келлер с неким внутренним удовольствием отмечает пронзенное сердце чешуйчатого гуманоида на острие копья. Второе попадание и вовсе ставит жирный крест на судьбе змее-человека, снося ему полголовы и оставляя лишь нижнюю челюсть, из которой начинает хлестать кровь, а раздвоенный язык — биться в бесконтрольных конвульсиях. Обезглавленный монстр падает на изодранный красный ковер и продолжает двигаться по инерции, оставляя после себя кровавый след. Зеленая туша останавливается лишь только у ног Тацуми.
Но полковник не обращает на это внимания: как только первый змей оказался поражен, он переключает внимание на другого, в которого сразу попадает случайная ракета, выпущенная великаном. Реактивный снаряд соприкасается с ногой мутанта и взрывается, разрывая гуманоида. Куски мяса и внутренностей летят в разные стороны. Два змее-человека, что оказались рядом, отброшены в разные стороны.
«А вот и новые цели».
Датчики доспеха быстро рассчитывают траекторию выстрела, по которой лучше всего поразить мутантов, но Келлер в них не нуждается. Он направляет еще два копья на пораженных змеев и пускает их вперед. Когда мутанты оказываются в нужном месте — а именно отброшенными к противоположной стене коридора — в них попадают черные, как смола, снаряды. Каждый из них сносит голову змее-люда, прибивая её к стене.
«Осталось еще два».
Мысль успокаивает, но, прежде чем Тацуми успевает запустить новые копья, он слышит хруст ломающих перекрытий. Стена над ним рушится, и оттуда на полковника устремляется очередной кошмар. Возможно, вывалившееся существо когда-то было представителем рапторов — опасных рептилий, которые обитают в джунглях южной Империи. Но то, что сейчас разевает рот на Келлера, — лишь отдаленно напоминает раптора. От кончика хвоста до головы — пять метров. Толстая зеленая чешуя, мощные ноги, созданные для бега на ошеломляющих скоростях. Вытянутое, немного прижатое к земле тело, покрытое гребнем из бритвенно-острых шипов. И голова…
«…это что еще за херь?»
Но это определенно голова. Ну, по крайней мере нечто, ей являющееся. Вытянутая морда раптора с острейшими зубами будто разошлась в стороны, открывая вид на ещё более жуткую картину. Из огромной глотки вырываются несколько десятков толстых щупалец, каждое из которых сопоставимо с рукой взрослого мужчины. Стенки пасти покрыты рядами мелких, заостренных зубов, напоминающих своеобразный бур. И сейчас
оно смотрит на юного полковника. Руки и ноги с торчащими черными когтями занесены для удара.
Келлер быстро перенаправляет энергию. Созданные ранее черные копья приобретают вид биомассы и перетекают в руки полковника. «Ночной Ужас», повинуясь команде своего хозяина, создает из них двухметровый двуручный молот, оканчивающийся заостренным отбойником. Тацуми замахивается и бьет наотмашь. Удар приходится прямиком на голову твари; шатен ощущает тяжелый вес существа. Тело мутанта оказывается столь прочным, что его не разносит на части. Вместо этого чудовищный удар Черного Рыцаря отправляет химеру назад, запустив его с такой скоростью и силой, что существо улетает обратно в пролом, разбивает следующую крышу и скрывается из виду.
Но это, увы, лишь один мутант. Еще трое аналогичных уродцев-рапторов устремляются вниз. Краем глаза Тацуми замечает, как двое уцелевших змее-людей почти настигли позиции гвардии. И что еще хуже: он слышит очередной пролом, на этот раз в боковой стене, в тридцати метрах позади от позиции «Ночных Охотников». Оттуда показывается еще десяток мутировавших людей. В этот самый момент Келлер успевает сказать лишь два слова:
— Обнажить клинки!
Ну а что ещё остаётся?
Синее свечение появляется под ногами Келлера. В следующий миг прямо из-под его ног, используя мрамор и ткань ковра в качестве строительного материала, вырывается огромный сжатый кулак, что устремляется вперед. Один из змее-рапторов неудачлив — он оказывается подхваченным огромным молотом, который направляет его обратно вверх, скрывая из виду.
Келлер слышит, как его солдаты обнажают клинки и встроенные в броню ножи. Краем глаза видит: Яша активирует скрытый в арбалете цепной штык, чьи быстро раскручивающиеся лезвия начинают жужжать. Сам Тацуми превращает молот в черную субстанцию, которой покрывает руки, — она приобретает вид десятисантиметровых бритвенно-острых когтей. Из локтевых суставов смотрят продолговатые органические лезвия, что вырываются вперед.
«Ну давайте, суки».
Келлер отпрыгивает в сторону, позволяя раптору приземляться на пустое место, но прежде чем тот успевает поднять голову, Тацуми двигается вперед. Первый взмах руки — его черные когти отсекают открытую пасть существа и его толстые щупальца. Второй взмах — конечность полковника впивается в толстую шкуру химеры, грубо разрывая горло твари и валя её на землю.
К этому моменту следующая тварь уже на земле. Её щупальца устремляются вперед. Боковым зрением Келлер замечает, как рядом брат уворачивается от взмахов змее-человека, чтобы в следующий миг активировать встроенный огнемет. Мощная струя пламени ударяет в лицо мутанту, поджигая его. Убедившись, что с Яшей всё хорошо, Тацуми концентрируются на оставшемся рапторе; «Ночной Ужас», используя энергию тела Келлера, создает новую биомассу: на этот раз из груди полковника вырывается двухметровый толстый кол, который выстреливает из тела шатена, как пуля. И поражает мутанта почти в упор, войдя прямо ему в открытую глотку. Мгновение спустя окровавленный черный предмет вырывается из кончика хвоста, разрывая его. Существо падает замертво.
Используя созданную биомассу, Тацуми отращивает крылья и взмывает в воздух. Один из великанов «Ночных Охотников» издает болезненный вскрик — проворный змее-человек взобрался ему на руку и вонзил когти в сочленение в подмышке. Келлер замечает, как исполин, превозмогая боль, одним взмахом нетронутой конечности прихлопывает чешуйчатого мутанта, размазывая его внутренности по своей броне.
Полковник видит, как его гвардейцы втроем убивают этих монстров. Искусственные химеры успевают уклониться от нескольких ударов, прежде чем клинки гвардии вонзаются в них. Одно из существ оказывается замороженным, когда в него ударяет струя крио-жидкости от ДюГре. Тварь превращается в ледяную статую, и её оставшаяся жизнь теперь коротка: первый «Ночной Охотник» пинком силовой брони разбивает тварь вдребезги.
Еще несколько секунд, и бой заканчивается. Последний мутант падает, когда цепной штык Яши вырывается из туши чешуйчатой химеры, срезав половину туловища.
— Твою мать! — раздается на общей частоте рассерженный голос коммандера. Тацуми опускается на землю и оказывается прямо перед ним. Окуляр, шлем, как и почти вся передняя броня, залиты темной кровью химеры с зеленоватым оттенком. — Я нихера не вижу из-за кровищи.
Келлер протягивает руку вперед, чтобы помочь брату, но останавливается, когда видит синее свечение на его доспехе. В следующий миг вся кровь, что покрывала тело юного коммандера, приходит в движение и собирается в сферу, которая затем направляется к Анне. Алхимик добавляет этот запас к жидкости.
— Благодарю, Анна. — Яша кивает головой, на что девушка лишь пожимает плечами.
— Не надо благодарить, — раздается прагматичный голос аристократки. — Я лишь выполняю свою работу и собираю для себя ресурс.
Яша это понимает и потому переключает свое внимание на Тацуми. Его биомеханический глаз, что выглядит как новенький, фокусируется на фигуре Черного Рыцаря.
— Полковник, — со всей серьезностью и официальностью начинает Гительсбах. — При всем моем уважении, но это пиздец. Мы даже не прошли и половины пути до тронного зала, а уже потеряли пятнадцать человек. Эти твари атакуют со всех сторон и обескровят нас до того, как мы сможем пленить потенциального наместника Закорьи. Да и жив ли он?
— Яша окидывает рукой многочисленные трупы закорийских рыцарей, что лежат по коридору. — Оглянись вокруг, тут всю охрану перебили за нас, либо превратили в этих сраных химер. И еще эти ублюдочные закорийские алхимики, один из которых принес с собой зверушку супер-класса.
— Коммандер, — с такой же убийственной серьезностью отвечает Тацуми. — Мне известны эти проблемы. Но у нас есть прямой приказ, а гвардия не отступает. Если вас что-то не устраивает, можете вернуться обратно в приемный зал и ждать подкрепления. Или у вас есть возражения?
«Не смей пересекать черту, Яша. Я готов простить тебе многое, но только не то, что ты пытаешься ставить под сомнения мои действия».
Два брата сверлят друг друга взглядами на протяжении нескольких секунд, в течение которых за ними наблюдают «Ночные Охотники». И в конце концов Яша тяжело выдыхает и побеждено делает шаг назад.
— Никак нет, полковник.
— Вот и хорошо. — Келлер оборачивается назад и оглядывает своих солдат. — Раненые есть?
— Никак нет, полковник, — раздается уверенный голос одного из офицеров.
— Отлично, — шатен кивает головой в знак одобрения, — продолжаем движение. Нам до конечной цели еще… Та-ак… — Келлер достает из походного кармана аккуратно сложенный несколько раз сверток бумаги, который уже успел помяться. Он начинает раскладывать его перед собой, открывая вид на чертежи и многочисленные пометки, сделанные не так давно карандашом. Этот запутанный лабиринт — карта королевского дворца Закорьи.
«Так-так, значит, мы сейчас здесь. — Тацуми делает очередную пометку на одном из перекрестков, возле которого они сейчас находятся. — И теперь нам нужно идти до самого конца, затем налево, направо…. И далее по маршруту».
— Нам еще примерно полтора километра. Плюс-минус сто метров, — произносит молодой офицер, складывая обратно карту и убирая её в походный карман, что закреплен на поясе его силовой брони.
Келлер снова оборачивается, на этот раз устремляя свой взор на брата. Пускай он не может видеть лица за этим безликим шлемом, но по его позе и положению можно сделать логичный вывод: тот явно хочет что-то сказать.
— Есть предложения, коммандер?
— Да, есть одно. — Яша делает шаг вперед и указывает пальцем в конец коридора, где начинается очередное ответвление. — Предлагаю не заниматься сохранением культурных ценностей вражеского государства, а использовать нашу силовую броню по назначению, чтобы проламывать стены и срезать нам путь. Минимум десять минут выиграем и, возможно, сможем избежать части засад.
«Логично». — Тацуми кивает головой.
— Согласен. Несмотря на риск обрушения, потому что мы не знаем, насколько поврежден дворец изнутри, в текущих условиях ваше предложение выглядит приемлемым, коммандер. Пойдем по прямой, напролом.
Еще раз окинув свою ударную группу взглядом и удостоверившись, что все в порядке, юный полковник взмахивает рукой. И сам первый устремляется вперед. Он делает несколько шагов, чтобы…
…чтобы оказаться в абсолютно другом месте. Вот он со своими людьми бежит по коридору, а теперь его окружает зеленый дым — тот самый, из которого ранее в парадной зале появился неизвестный алхимик.
«Во имя всего святого…»
Как Тацуми понял, что это не коридор?
Первое, что видит перед собой Келлер, — кровь. Много крови, она буквально повсюду. Под его ногами, впереди, на стенах. И еще этот запах… Он не спутает его ни с чем. Тлетворный, противный, отдающий металлом и сильным зловонием. Так пахнет тело человека, в котором начались активные процессы гниения. Слух подтверждает это: Тацуми слышит жужжание тысячи мух, чьи крылья бьются в едином унисоне, создавая «музыку гниения», что способна свести с ума.
Тацуми видит тела, много тел. Растерзанные и разодранные рыцари Закорьи, королевские прислужники и писцы, придворные аристократы и обычные люди — все лежат в многочисленных единых «мясных» мешках на несколько десятков человек, вокруг которых кружат полчища мух.
«Это была кровавая баня».
Юный офицер даже и не осознает, что картина смерти поглощает его сознание. Он внимательно смотрит на блеклые лица людей — прекрасные мужи и девы, разных сословий и чинов, что стали едины в объятиях загробной жизни. И он находит это… интересным? Захватывающим?..
С большим трудом Тацуми заставляет себя оторваться от одного из кровавых скоплений. Его пристальный взгляд окидывает помещение. Оно огромное, даже больше приемного зала. Полковник задирает голову кверху.
«Хм, здесь спокойно можно будет разместить жилой блок на десять этажей, и даже место останется».
Под кровью и мясом отчетливо виднеется позолоченные статуи, дорогие картины и разрушенные скульптуры, которые, возможно стоили целое состояние. Но быстро взгляд Тацуми захватает массивный золотой трон. Подобно Императорскому, которое находится в огромном дворцом комплексе Столицы, место правителя Закорьи располагается на возвышении. К нему ведет двадцать ступенек, покрытых синим ковром с белоснежными рисунками. Сам трон, в котором вальяжно может разместиться даже самый полный мужчина, судя по всему, покрыт платиной и обильно украшен красными бриллиантами.
И сейчас на месте короля Закории восседает нечто, что отдаленно напоминает человека. К самому основанию, на первую ступеньку, опускается длинный мясистый темно-серый хвост. Он оканчивается чешуйчатым мужским туловищем с хорошо выраженной мускулатурой. Четыре крепкие и бугрящиеся руки, две из которых опираются на подставки. Остальные поддерживают голову; если не обращать внимания на чешую, в целом она похожа не обычную человеческую, с длинными черными волосами, немного пухлыми губами, но тонким носом и ярко выраженными скулами. Глаза — желтые, с продолговатым зрачком, как у рептилии. Зубы остры и явно способны перекусить даже самые крепкие кости.
Тацуми отводит взгляд немного вбок и видит уже знакомую фигуру — того самого алхимика, с которым он ранее сражался. Его «Кракен Явика» снова принял облик миловидной собачки с красным носиком и сейчас мирно сопит на руках своего хозяина.
И эти двое не одни. В зале, окружая Тацуми, находится минимум две сотни змее-людей и химер. Они агрессивно шипят и скалят зубы. Некоторые согнулись, приготовившись к резкому броску.
«Две сотни на одного? — При этой мысли черная биомасса начинает наращиваться на доспехе Келлера. Он тут же становится больше, увеличиваясь в размерах до четырех метров. «Черный Ужас» отращивает еще четыре дополнительные руки, которые оканчиваются полуметровыми когтями, вырывающимися из фаланг пальцев. — Мне нравится этот расклад».
— Это он? — слышит Тацуми голос. Приятный, звонкий, созданный для игры в опере и способный брать даже самые высокие нотки. И это говорит четырехрукий человеческий мутант, что восседает на троне почти в трехстах метрах от самого полковника.
— Да, сир, — отвечает уже знакомый алхимик, поглаживая мех своей «собачки». — Это тот имперец, о котором я вам говорил.
«Он же не шипит. Хм, видимо, привык к новому телу».
— Хм. — Желтые светящиеся глаза осматривают Келлера с ног до головы. — Выглядит интересным. — Затем он уже явно обращается к нему, добродушно раскидывая руки. — Добро пожаловать в Закорью, вернее, в её прекрасное будущее, которое ожидает каждого жителя и рыцаря.
«Прекрасное будущее? — Келлер открывает на своем черном теле несколько дополнительных глаз с алыми зрачками. Каждый из них устремляется на «братские могилы». — Мило».
— Меня зовут Гермес Трисмегист, и я думаю, ты обо мне уже слышал, — с гордостью и пафосом существо произносит свое имя, прижимая к груди одну пару рук.
«Хм… Гермес Трисмегист… Да, помню».
— Да, я о тебе слышал кое-что. — Келлер не расслабляется. Пускай змее-люди и химеры не идут в атаку, но в любой момент это может измениться. — Пленники сообщили мне, что ты бывший придворный алхимик Франциска пятнадцатого, который слишком близко воспринял смерть своего короля и сошел с ума. — Тацуми еще раз смотрит на «кровавую баню» и мутантов перед ним. — Судя по тому, что я вижу, эти слова близки к правде. — И затем все глаза на теле Келлера устремляются на Гермеса. — Откуда ты и твой помощник знаете франктурский? Язык Империи не популярен на землях аламанов.
Повисла тишина. Неловкая и короткая, на протяжении которой полковник не отводил взгляда от лица алхимика. И в следующий миг его каменная физиономия «взрывается» истерическим хохотом. Глубокий, отдающий мощным эхом и пронзительный, проникающий в саму душу смех разносится по тронному залу. Гермес закрывает глаза, забывшись в своих эмоциях, и откидывается на спинку своего сиденья.
«Я сказал что-то смешное?»
Проходит несколько секунд, прежде чем мутант замолкает. Снова звучит его звонкий голос:
— Молодой человек, я вижу, что вы ничего не понимаете в жизни. Но ваши слова меня однозначно повесели. Если у вас есть хоть какое-то понятие о чести, то не могли бы вы представиться?
— Меня зовут Тацуми Келлер. Я полковник Имперской Гвардии и пришел сюда, чтобы исполнить свой долг. — Несмотря на угрожающую обстановку, шатен позволяет себе немного выпятить грудь вперед и произнести эти слова с военной гордостью.
— Келлер? Тацуми? Бха-ха-ха-ха-ха! — И снова Гермес забивается в истерическом хохоте. Келлер хмурым и прищуренным взглядом наблюдает за слезами «радости», что стекают с чешуйчатого лица монстра, который в этот самый момент бьет по правому подлокотнику, раскалывая материал и заставляя его крошиться. Проходит ещё пару секунд, прежде чем членораздельная речь срывается с губ мутанта. — Никогда не мог подумать, что кто-то из Келлеров будет носить имя варваров и дикарей. И еще полковник! Ха-ха-ха-ха-ха!
На этот раз хохот настолько громогласный, что Тацуми невольно подмечает, как с потолка начинает сыпаться каменная крошка. Келлер не выдерживает и перебивает крик закорийца:
— Мразь! Да как ты смеешь смеяться над моим именем?! Его давала мне самая важная женщина в моей жизни!
— Хох. — Алхимик выставляет перед собой ладонь, прося Келлера прекратить, а сам уже заходится в отдышке, пытаясь побороть свой хохот. Постепенно ему это удается. — Прошу прощения, молодой человек. Я не хотел вас обидеть, но я нахожу это очень смешным. Видите ли, когда я был такого же возраста, как и вы, имя «Тацуми» носили всякие полуголые дикари с севера и любители поохотиться и поспариваться на пляже с юга. А Келлеры пришли в Империю с запада, поэтому у вас должно быть другое имя. — Чешуйчатый пожимает плечами. — Впрочем, тысячелетнее проживание в многонациональном государстве дает о себе знать. Мне вот что еще хочется знать, молодой человек: а ваша самая важная женщина откуда? С юга или севера?
«В мое время? Насколько же ты старый?..»
Тацуми тяжело вздыхает. Несмотря на изменившийся тон собеседника, он все еще хочет набить ему морду и превратить её в кровавый фарш.
— Моя мама с юга.
— Любопытно. — Алхимик довольно прищуривается. — Возможно, за прошедшее тысячелетие смысл этого имени поменялся, но при мне оно означало безвольного раба. — Гермес соглашается про себя, кивая головой. — Любящая мать так не назовет своего сына. Тогда что сейчас обозначает твое имя?
— «Пробуждающийся дракон».
— Интересно. — Гермес довольно чмокает губами. — Молодой человек, ваша мама подобрала вам хорошее имя. Меня радует, что некоторые из современных людей осознают смысл своих имен, а не только гонятся за звучанием. А то за последние сто лет очень часто встречал… Назовем их персонажами, чьи имена дословно переводятся как «моча и кал лошади». И что самое любопытное, они этого не знали, пока я им не сказал. — Лицо Трисмегиста расплывается в вежливой улыбке.
«Остынь, Тацуми. Думай головой. Этот алхимик сейчас разговорился, и я ему как минимум интересен. Надо этим воспользоваться и попытаться выудить из него как можно больше полезной информации».
— Ты несколько раз сказал: «в мое время». И относишься к вещам так, словно живешь…
Змеевидный алхимик не дает Келлеру договорить, перебивая его своим вежливым голосом.
— Мне уже более тысячи лет. А если быть еще точнее, то в этом году мне исполнилось тысяча двести сорок лет… — На лице Гермеса появляется легкая неуверенность, и он опускает взгляд к своему хвосту. — Или тысяча двести тридцать лет… Впрочем, — Трисмегист пожимает плечами, какая разница? Плюс-минус десять лет не играют особой роли.
— Милорд, если быть еще точнее, вам тысяча двести тридцать два года, два месяца и шесть дней. — С неким почтением и раболепием произносит змей-алхимик, гордо выпрямившись в полный рост.
— О, даже так. — Трисмегист удостаивает своего слугу добродушным взглядом. — Благодарю тебя, Жак, что следишь за моими годами.
— Рад служить, мой господин.
«Тысяча лет?!»
— Тебе не может быть тысячу лет, — раздается строгий и уверенный голос Келлера. — Человеческий организм не в состоянии столько прожить. Даже если бы ты нашел способ постоянного омоложения, человеческий мозг окислится гораздо раньше, чем тебе стукнет двести.
— О, а я смотрю, вы начитанный для военного, молодой человек. — В голосе Гермеса нет издевки, наоборот, слышится явное одобрение. — Впрочем, вы Келлер. Что возвращает меня к другой теме… Почему полковник? Разве вы не должны стать алхимиком, как все в вашей семье?
«Он не знает? Я думал, вести о гибели моей династии разошлись далеко за пределы Империи…»
— Моей семьи больше нет. Я один из последних Келлеров.
— О. — На физиономии мутировавшего аламана появляется искреннее удивление, смешанное с нескрываемым интересом. — А вот это занимательная информация. Когда я в последний раз общался с
ним, а это было лет шесть назад, об этом
он мне не сказал. Тогда примите мои искренние соболезнования, молодой человек. Келлеры были великими учеными этого мира и, по моему скромному мнению, это великая утрата для нас всех.
«
Он? В последний раз? Шесть лет назад, и это при условии, что он даже не в состоянии самостоятельно вспомнить свой точный возраст?»
— Спасибо за соболезнования. Но что за «
он»? Это как-то связано с моей семьей?
— Очень даже. — Гермес немного наклоняется вперед и с любопытством смотрит на Тацуми. — И я даже удивлен, что для тебя эта новость — шок, ведь Отемм Келлер старше меня минимум на двести лет.
В это самое мгновение Тацуми очень сильно благодарен, что собеседник не видит его лица, иначе змей мог бы наблюдать завораживающую картину абсолютно шока.
«Не может быть! Отемм Келлер умер девятьсот лет назад от старости!»
— Это бред и наглое вранье!
— Ты смеешь сомневаться в словах моего господина?! — раздается яростный возглас змее-человека Жака, а его лицо растягивается в зверином оскале. Собачка на его руках начинает злобно шипеть.
— Тихо, тихо, мой дорогой Жак. — Хвост четырехрукого алхимика плавно поднимается со ступень, и его кончик аккуратно ложится на плечи прислужника змее-человека. — Нет необходимости проявлять агрессию перед невеждами. Ведь наша обязанность, как алхимиков, просвещать заблудшие массы и показывать им лучший путь. Что мы тут с тобой и делаем.
Сделав глубокий шипящий выдох, Жак слегка опускает плечи и послушно кивает головой.
— Прошу прощения за этот срыв, мой господин. — Он поднимает взгляд своих змеиных глаз и устремляет его на повелителя. — Вы как всегда правы. Мне стоит быть более терпеливым.
«Насколько же он жалок и тщедушен, раз так перед ним пресмыкается? Как можно не уважать себя так?»
Желтые глаза бывшего главного алхимика Закорьи снова устремляются на массивное тело Тацуми, что покрыто красными глазами.
— Молодой человек, поскольку вы Келлер, а я уважаю вашу семью, открою вам маленький секрет, о котором знают единицы. Алхимия — это не только интересные фокусы с трансмутацией и созданием зелий. Это наука, которая обладает бесконечным потенциалом. И бесконечной силой.
Гермес подтягивает к себе свой хвост и начинает выпрямляться в полный рост, чтобы оттолкнуться от королевского трона. Только сейчас Тацуми начинает осознавать, насколько он огромен по сравнению с ним.
«Если бы он захотел, смог бы спокойно обвиться вокруг меня несколько раз».
— Многие алхимики, как и имперские ученые, ошибочно считают, что философский камень — это вершина мощи, и что так называемые Имперские Оружия — пик могущества. Не отрицаю, это интересные побрякушки, которые даруют владельцу занимательные способности. Но тем не менее это лишь побрякушки на фоне настоящей силы. И алхимия — ключ к ней. С помощью нехитрых манипуляций можно овладеть властью над жизнью и смертью, над пространством и временем и даже заглянуть за грань, чтобы получить ответы на все вопросы. И я не один такой.
Нага (1) плавно спускается вниз, говоря так, словно объясняет юному ученику элементарные вещи.
«Он безумен. То, что он говорит, на грани здравого рассудка».
— Отемм Келлер и еще пара десятков алхимиков по всему нашему огромному шару овладели этими секретами. По поводу моего бессмертия все очень просто. Даже если ты сможешь уничтожить это тело, я просто переселюсь в другое и продолжу свою жизнь.
«Переселение сознания? Это в принципе невозможно. Человеческое сознание связано с телом — без него рассудок теряется и растворяется. Он несёт бред».
— Молодой человек, мне не надо видеть вашего лица, чтобы понять ваши мысли. — Гермес уже спустился вниз и сейчас находится у самого подножья трона. Его две пары рук скрещены на груди. — Как и у многих людей, ваше сознание ограничено нормами морали и воспитания. И в этом главная проблема человечества. Посмотрите на результаты моей работы. — Он указывает на зверо-людей и химер, что окружают Тацуми и послушно ждут команды.
— Это уродство, — озвучивает свои мысли Тацуми. — Надругательство над природой и человеческим телом.
— Отнюдь! — пылко возражает ему алхимик. — В вас говорит человек. Возможно, военный. Но не алхимик. Я же ученый и вижу это под другим углом. Человеческий геном универсален и обладает огромным потенциалом. По-вашему, откуда в естественной природе взялось столько зверо-людей? Побочная ветвь эволюции или её тупиковая ветвь? Нет; когда они все были людьми, их спящие гены пробудились. И знаете что? Наблюдая за ними, я пришел к выводу, что это самое лучшее, что случалось с человечеством.
«Он точно безумен».
— Поглядите на моих змее-людей и химер. — Гермес начинает приближаться к Тацуми. Его послушник верно следует за ним, находясь в нескольких метрах. — Раньше они были рыцарями, аристократами, крестьянами, ремесленниками. Они друг друга ненавидели и презирали лишь за свое происхождение! Их даже не смог объединить общий враг — Я. До самого конца они строили козни и убийства, пытаясь занять верховенство в каком-то выдуманном социальном конструкторе под названием общество. А теперь взгляните на них: единые духом, телом и сознанием. Настоящее Единство, которым я хочу поделиться со всем человечеством.
— Это безумие. — Тацуми делает шаг вперед. — То, что ты предлагаешь человечеству, не его спасение, — лишь смерть. Твои монстры более не в состоянии мыслить, творить, чувствовать. Они перестают быть теми, кем являются люди, а становятся лишь твоими куклами.
— Да? — Трисмегист уже совсем рядом с Келлером. Его огромные формы возвышаются над остальными химерами. — А разве обычные люди не куклы, которые исполняют определенные роли, которые возложило на них общество? Я лишь отсек лишнее, раскрыв истинный потенциал человечества.
— Ты социопат и психопат!
Но следующие слова алхимика заставляют Келлера замолкнуть. Нага нависает над ним с выражением лица, которое не сулит ничего хорошего.
— А вы? Молодой человек, в Закорьи у меня везде глаза и уши, и я за вами наблюдаю с того самого момента, когда ваша нога ступила на мою землю. Вы оторвали голову убитому рыцарю и кинули её вашему алхимику, чем напугали её. Вы наслаждаетесь битвой. Вы наслаждаетесь убийствами. Вы наслаждаетесь ужасом сражений и желаете находится в центре битвы. Вы идете против человеческой природы, являясь агентом разрушения. Вы не предлагаете ничего, лишь только смерть и слепое неповиновение. Вы подобны генералу Эсдес, которая стоила мне моих самых талантливых адептов.
Келлер заглядывает в себя, чтобы найти лишь черную пустоту и пробудившийся взгляд «Ночного Ужаса», который взирает на своего носителя с нескрываемым любопытством. И он кое-что понимает.
В следующий миг черная биомасса, наращенная на теле Келлера, начинает исчезать. Он уменьшается, становясь обычного роста. Остается лишь силовая броня. Резко полковник снимает с себя шлем, который отсоединяется с тихим шипением отходящих проводов. Хмурый взгляд зеленых глаз устремлен на Гермеса, который в этот самый момент улыбается.
— Вот, теперь я тебя вижу. Ты действительно похож на Келлера: те же самые глаза, цвет волос и черты лица.
Келлер делает глубокий вздох и произносит спокойным голосом:
— Моя мама всегда мне говорила, что даже в самый темный час любовь всегда будет в моем сердце, и это единственное лекарство, которое потребуется для моей души. — Зеленоглазый офицер опускает шлем, убирая его под мышку. Левая рука поднимается и указательный палец устремляется на Нагу. — И знаешь, ты чертовски прав. Я ненавижу имперское общество, построенное на лжи и коварстве. Я ненавижу людей, которые с улыбками на устах лгут друг другу в лицо. Я презираю их всех — этих глупцов и подхалимов, которые, как паразиты, пожирают Империю изнутри. И когда я нахожусь в Столице, я каждый день борюсь с желанием начать резню. Именно поэтому я предпочитаю поле битвы. Только здесь я могу увидеть истинную сущность человека. Только здесь я могу насладиться тихим умиротворением, ведь война, как ты сказал ранее, отрезает всё лишнее. Здесь нет места коварству и лицемерию, а цель ясна и понятна.
— Вот видите, молодой человек. — Гермес снова обнажает ряд своих белоснежных клыков. — Вы такой же, как и я. Зачем вам страдать? Присоединитесь к моему Единству и вместе со мной возглавьте перерождение человечества.
— Ошибаешься. Я не такой, как ты, — ярко возражает Тацуми, ударив себя кулаком в грудь, отчего доспех громко брякает. — Я не желаю смерти человечеству. Общество не идеально, но его можно исправить, направить в правильную русло, а не стереть с лица земли. Даже мою Империю, в каком бы плачевном состоянии она не была, можно спасти. Ведь есть люди, которые разделяют мое мнение, люди, которым я обязан многим. И если я решу на всех наплевать, то кем я буду? Чертовым эгоистом и таким же монстром, как ты. Но, в отличие от тебя, у меня есть долг. Перед страной. Перед народом. Перед семьей. И для меня это не пустые слова. Так что засунь свое предложение в одно место, урод. — Набрав слюну, Келлер плюет вперед. Вязкая субстанция попадает в лицо одному змее-человеку. — Вот мой ответ на твое Единство.
И в тронном зале настает тишина.
Змеиный алхимик выглядит омраченным. Его лицо хмуро. Стоящий рядом с ним помощник озадачено смотрит на своего повелителя, пока мутанты тихо ждут приказа. Пользуясь этой тишиной, Келлер быстро надевает обратно шлем, прекрасно понимая, что последует за его словами.
— Значит, вы выбрали путь страданий. — Слова Трисмегиста звучат как гром среди ясного неба. — Я надеялся, что именно Келлер увидит мой истинный путь. Но даже человек из столь уважаемого рода слеп. Печально.
Нага хлопает в ладоши. Раздается звон алхимической трансмутации. В следующий миг Тацуми видит желтые молнии, которые начинают бить из рук Гермеса. Целое мгновение юный офицер ощущает лютую жгучую боль в груди, от которой ему хочется закричать, но он держится. Ноги подкашиваются, и он падает на колени, хватаясь за бронепластину.
«Что со мной происходит?! — Лицо юного офицера начинает бледнеть, когда он видит, как черная субстанция, «Ночной Ужас», начинает покидать его тело. — Какого?!»
— Я же говорил вам, молодой человек, что ваши Имперские Орудия лишь жалкие побрякушки — звучит холодный, как сталь, голос алхимика. Черная слизь «Ночного Ужаса» устремляется к нему, накапливаясь в воздухе перед Нагой. — Если я отниму у вас то, чем вы дорожите, то кем вы будете без вашего ценного костюма?
«Как это вообще возможно?!» — Келлер направляет всю свою волю, чтобы удержать «Ночной Ужас» в себе, но это бесполезно. Он чувствует, как его тейгу ускользает из лап сознания и стремительно покидает тело.
— Ах! — издав болезненный стон, юный полковник выпускает из себя последние остатки «Ночного Ужаса». Левитирующая черная жидкость рядом с закорийцем приобретает вид твердого черного круга, который спокойно можно будет уместить на ладони обычного человека. Гермес протягивает одну из рук вперед, зажимая Имперское Оружие между двух пальцев.
«Твою мать… Мне так больно. Главное — не терять сознания!»
— Любопытно. — Взгляд желтых глаз Гермеса начинает внимательно изучать небольшое ядро промеж пальцев. — Если я правильно понимаю, то это центр твоего Имперского Орудия. Хм… Кажется, сделали его из мощного малефиканта, подчинив сознание определенными звуковыми волнами. Гениально и элегантно, — с восхищением подмечает алхимик. — Я хочу похвалить того человека, что создал этот инструмент для войны. Но, скорее всего, его уже давно нет среди живых, а жаль. Если бы он принял мое Единство, то до сих пор бы ходил по этой земле.
Превозмогая боль, Келлер с трудом поднимается на ноги, тяжело дыша.
— Как? — звучит твердый голос полковника. — Как ты это сделал?
— О, вы все еще в сознании, молодой человек? — Взгляд желтых глаз снова устремляется на юного офицера. — Это похвально. Взять его!
И как только звучит эта команда, толпа зверо-людей и химер устремляется вперед на Келлера, обнажив клыки и зубы. Даже лишившись своего Имперского Оружия, Тацуми ощущает, как медленно начинает течь время.
«Значит, вот как, да? Думаешь, что забрав у меня «Ночной Ужас», ты сделал меня беспомощным? Как бы не так, урод. Я тебе покажу, что такое Имперская Гвардия!»
Всё это время с зеленоглазым имперским офицером находилось одно из величайших творений человечества — философский камень. Честный трофей, добытый в бою с закорийским алхимиком и скрываемый под слоем брони.
«Это рискованно, но другого выхода нет».
Он не имеет понятия, что его будет ждать, когда разум соприкоснётся с философским камнем. Согласно книгам, это предмет необычайной мощи, способный творить настоящие чудеса. Но вместе с этим есть огромный риск: человек, что решит воспользоваться силой камня, может спокойно лишиться рассудка или же стать одержимым.
Келлер направляет свои мысли к самой сокровенной вещи для любого алхимика.
Ощущения не самые приятные; такое чувство, будто его тело попадает в бескрайний кровавый океан. Что-то тяжелое начинает тянуть его на дно. В сознании звучит неконтролируемый хор чужеродных голосов, образующий громогласный крик.
«Это водоворот душ…»
Камень чувствует прикосновение разума Тацуми. Некогда спокойный океан начинает штормить. Голоса усиливаются, а окружающая офицера жидкость превращается во многочисленные руки, что начинают тянуть зеленоглазого юношу на себя.
«Хватит. — Погружаясь в пучину сознания камня, Келлер твердо и уверенно смотрит в глубину. — Хватит! Мое сознание — моя крепость! Ты будешь служить мне!»
Его воля сталкивается с камнем, и короткая иллюзия рушится. Келлер оказывается в абсолютно белоснежном пространстве, где левитирует красный камень.
«Твоя сила принадлежит мне!»
И резким движением руки Тацуми захватывает легендарный предмет в свои объятия. Не успевает Гермес моргнуть глазом, а когти мутантов — коснуться силовой брони Келлера, как место, где стоит полковник, становится эпицентром мощного взрыва. Алые молнии бьют во все стороны и при касании дезинтегрируют чешуйчатых монстров. Проходит лишь один удар сердца, но все окружавшие Тацуми мутанты уже исчезли. Никто даже не успел крикнуть от боли — мгновенная смерть. И в самом центре этой картины смерти стоит юный офицер. Из-под его грудной пластины пробивается алое свечение.
— Философский камень? — Лидер Единства искренне удивляется. — Откуда у вас философский камень?
Келлер ощущает небывалую мощь. Огромную, необузданную силу, что находится под его командованием. И пускай его лица не видно под шлемом, он довольно улыбается. Взгляд его биомеханического глаза устремляется на многочисленные трупы закорийцев, что лежат в братских кучах по всему залу.
«Говоришь, безграничная сила?».
Снова вспышка; на этот раз молнии бьют гораздо дальше, поражая кровавые скопления тел. Но вместо дезинтеграции с ними происходит совершенно иное. Мертвецы начинают вздрагивать, пока сквозь них проходит красная энергия. А затем, повинуясь воли невидимого кукловода, что дергает за ниточки, — восставать. У кого нет ног — встает на четвереньки, у кого нет рук — покачиваясь, поднимается в полный рост. Еще один удар сердца — и пять сотен мертвецов, пошатываясь, ждут сигнала.
— Милорд, — раздается голос Жака, который оглядывается по сторонам, пытаясь охватить своим змеиным взглядом нежить, — не-алхимик поднял мертвецов.
— И это восхитительно. — Гермес довольно хлопает в ладоши. — Браво, юный Келлер. Браво. Чтобы…
Тацуми взмахивает рукой, и вся толпа мертвецов синхронно устремляется на алхимика и его помощника, издавая чавкающие звуки свисающих и болтающихся на костях конечностей. После себя они оставляю свежие пятна стекающей крови.
Глаза могущественного аламана загораются оранжевым светом, но Келлера уже нет на месте. Он исчезает в алой вспышке, чтобы появится возле одной из рук Трисмегиста. Той самой, что держит его деактивированный тейгу. Келлер протягивает руки вперед и хватается за пальцы мутанта.
— Что вы…
Алхимик не договаривает. Молодой офицер дергает на себя. Поршни силовой брони издают слабое шипение. Миг, и Келлер отрывает пальцы второй левой руки, что по своим размерам больше ног. Тацуми даже не надо делать лишних движений — вырвавшись из хватки закорийца, «Ночной Ужас» оживает. Твердый черный диск покрывает густое и насыщенное черное облако. Удар сердца — липкая субстанция устремляется к Черному Рыцарю и начинает покрывать его. Еще один миг — доспех Келлера полностью покрыт Имперским Оружием, приобретая знакомые темные цвета.
Гермес обрушивает свою здоровую ладонь на Тацуми. С чудовищной силой алхимик вбивает юного офицера в землю, пытаясь раздавать его, как муху. Но вместо ожидаемого хруста сломанных костей Трисмегист ощущает, как его руку удерживает на месте что-то твердое. Келлер уперся ногами в мраморный пол, что под ним крошится, и удерживает огромную конечность обеими руками.
Келлер начинает наращивать биомассу; тело увеличивается в росте, как и сила. Гермес еще больше удивляется, когда его рука постепенно отходит назад и оттуда начинает появляться массивная черная фигура. Достигнув пяти метров роста, Тацуми отталкивает ладонь противника от себя, издав победоносный рев. Несколько десятков гигантских щупалец вырываются из черного тела Имперского Рыцаря. Каждое оканчивается острейшим колом.
Глаза Трисмегиста опять загораются оранжевым светом. Удар сердца; Тацуми ощущает, как на его тело обрушивается вес многократно усиленной гравитации, которая прижимает его к земле. Щупальца оказываются прижаты к земле, а сам Келлер опускается на колени. Мраморный пол под полковником совсем раскрошился, и уже виднеется бетонное основание.
Пользуясь мгновением, Гермес исчезает в зеленой вспышке и появляется на троне. С нескрываемым любопытством он смотрит на свою ладонь, на которой отсутствуют два пальца.
— Интересно… Жак.
— Да, мой господин? — тут же отвечает алхимик змее-человек, что покорно стоит недалеко от Тацуми. Орда мертвецов приближается к нему.
— Будь добор, разберись с ним. Но учти: он нужен мне живым. Не хочется портить отношения с Отеммом.
— Будет исполнено, господин.
И мутант бросает вперед свою собачку. Тацуми видит уже знакомую картину: мелкое создание широко разевает рот и начинает буквально выворачиваться наизнанку. На волю выплескивается огромное количество биомассы, формирующееся в огромного спрута, на голове которого оказывается сам Жак. Опасный монстр суперкласса нависает над полковником, закрывая своей тенью.
«А вот и ты. Сегодня ты умрешь первым, тварь».
Тацуми ощущает, как зверь внутри него пробуждается. Его глаза открыты, а многочисленные рты раскрылись в гротескной пародии на улыбку простого человека. Все больше и больше черной субстанции оказывается на свободе, и Келлер принимает их с открытыми объятиями.
Тем временем «Кракен Явика» широко раскрывает свой токсический рот, из которого выходит зеленое дыхание. Момент, и несколько сотен мясистых щупалец вырываются из бездонной глотки и хватают всю нежить. Еще миг, и существо утягивает их к себе в пасть. Забив себе рот свежей мертвечиной, тварь захлопывает пасть, проглатывая все тела за один присест.
Достигнув размеров шести метров, черное тело Тацуми уже с трудом напоминает человеческие формы. Сейчас он больше похож на ходячую скалу, только она с руками и ногами. Один единственный глаз в центре. «Ночной Ужас», не обращая внимания на гравитацию, поднимается в полный рост. Его око начинает искриться фиолетовым светом. В этот самый миг Келлер испытывает странное чувство, будто его тейгу начинает черпать энергию из него самого. Опустошать его и собирать силу для удара.
«Плевать!» — Келлер полностью отдается этому чувству. Энергии у глаза становится все больше. Миг, и концентрированная волна энергии обрушивается на кракена, прямо в его открытый рот. Атака проходит насквозь, пробивая толстую шкуру существа, и даже ударяет в Гермеса, который создает вокруг себя алхимический барьер оранжевого света. Тот держится, рассеивая энергию; два луча бьют в разные бока, пробивая толстые стены дворца и устремляясь в алое небо.
Огромное существо содрогается, будучи пронзенным насквозь. Но Тацуми не желает останавливаться. Пускай он слабеет и начинает ощущать усталость, но напор не прекращает.
Ещё пять секунд. Острая боль в сердце. Фиолетовый луч резко исчезает, оставляя после себя глубокую борозду выжженного и расплавленного мрамора, а также огромную дыру, размером превосходящих двух рослых мужчин в центре «Кракена Явика». Сквозь неё и выжженные внутренности зверя Тацуми видит Гермеса. Он невредим.
«Проклятье. Этот сукин сын еще жив!»
Не в силах больше держаться на ногах, Тацуми падает на колени. Биомасса, закрывающая его тело, начинает стекать вниз, образуя огромную липкую лужу под Черным Рыцарем Империи. Два болезненных удара сердца, и на Келлере остается лишь его силовая броня.
— Нет! — Борясь с истощением и желанием уснуть, Келлер слышит вопящий крик Жака. Прямо на его глазах монстр суперкласса начинает сдуваться и, подобно его Имперскому Оружию, растекаться биомассой по разбитому мраморному полу дворца. — Он убил мою Анкиру! Этот гад убил мою Анкиру!
«Хех, хоть что-то».
На лице Тацуми появляется болезненная, но непринужденная улыбка, и он падает вниз. Но прежде, чем его тело успевает коснуться разгоряченного пола, оранжевая энергия подхватывает его и устремляет вверх. Гермес подтягивает его к себе. У Келлера нет сил бороться.
— А вы, однако, очень интере… — начинает говорить Гермес, но не успевает произнести слово. Тацуми резко оживает. Его левая рука выхватывает из походного кармана капсулу, нажимает на неё и швыряет в огромную глотку мутанта-алхимика. Мелкий предмет скрывается в бездонной пасти. — И что это такое? Вы надеялись угостить…
КАБУ-У-У-УМ!
Огромный взрыв разрывает изнутри Гермеса. Свежая кровь и внутренности оказываются на лице полковника. Ударная волна подхватывает Тацуми и отбрасывает назад. Так далеко и с такой силой, что юный офицер пролетает через весь зал, проламывает своим телом колонну и врезается в стену, оставляя в ней глубокий разлом, откуда исходит длинная сеть трещин. Едва находясь в сознании, Келлер видит, как датчики доспеха тревожно вопят о критических повреждениях, многочисленных переломах и кровотечениях. Но это сейчас не волнует Тацуми.
«Надеюсь, жидкая взрывчатка тебе понравилась. А теперь попробуй восстань после этого, ты, сукин сын!»
Вместе крови во рту Тацуми ощущает вкус победы.
— Что ты наделал?! — слышит Келлер возмущенный голос Жака. Змее-человек прижимается к огромной растекшейся по залу туше своего животного. — Ты убил мою Анкиру, и теперь еще уничтожил тело моего господина?!
«Да. И что ты сделаешь со мной?»
Молодой полковник ощущает, как к горло подступает сильный приступ кашля. Но он его сдерживает в себе.
Змее-человек поднимается в полный рост. Его руки загораются зеленым алхимическим пламенем.
— Я тебе зажарю. Зажарю до самой корочки и скормлю своему господину…
Жак останавливается на полуслове. Его разум и сознание не успевают понять, что произошло, но Тацуми всё отчетливо видит. Одна из теней, что всё это время неподвижно пряталась за уцелевшей колонной, как будто ожидала. Удар сердца; и молния цвета морского прилива обрушивается на змее-человека, отсекая ему голову своим двуручным мечом с излишне большим лезвием.
Еще одно мгновение; змеиная голова падает на разбитый мраморный пол. Свежая кровь хлыщет из шеи. Уставший взгляд Келлера устремляется на новую напасть…
«Хех, закорийский рыцарь. А я-то думал, их всех здесь перебили. Видимо, этот оказался достаточно умным, чтобы затаиться и ждать. А я не в состоянии сражаться…»
Как и все закорийские рыцари, стоящий перед Келлером мужчина облачен в величественный доспех, что достоин всяких похвал. Длинный плащ цвета морского прилива, толстая черная броня, покрытая золотыми вставками и окантовкой, большие наплечники и мощная защита на руках и подколенниках — все сочленения надёжно прикрыты, и Келлер даже не знает, как к нему подобраться. Единственная потенциальная слабость — V-образное отверстие для глаз на шлеме, который оканчивается своеобразной короной с золотой острой пикой.
Тацуми обращает внимание на двуручный меч, что сейчас лежит на левом наплечнике вражеского воина. Это явно не обычное оружие: его лезвие испускает синюю энергию, которая как будто обволакивает воина, образуя с ним единый симбиоз.
«Ох, проклятье. Кажется, это чертов паладин. Хм, любопытно, я не вижу на его броне герба. Странно».
***
Кто-то может назвать его трусом и предателем. Когда настал темнейший час их возлюбленного королевства и архи-изменник Гермес Трисмегист ворвался в тронный зал вместе с ордой изменённых мутантов и химер, он предпочел скрыться в тени. Благородно ли это? Отнюдь. И он это прекрасно понимает. И теперь наблюдает из тени, как огромная туша змеиного алхимика вальяжно располагается на королевском троне, после того, как резня закончилась. А это побоище было недолгим: стоило Гермесу щелкнуть пальцем, как все защитники дворца начали корчатся в муках, а их тела — разрываться сами собой, забрызгивая кровью и внутренностями некогда прекрасный интерьер дворца.
«Они могут думать, что хотят. Называть меня как угодно. Но между ними и мной есть большое отличие. Я жив, а они нет. А значит, я могу отомстить и покрыть себя еще большей славой».
Несмотря на то, что в считанных метрах от него начинают ходить змее-люди, методично складывающие тела убитых защитников и прислужников дворца, рыцарь сохраняет спокойствие. Он обдумывает свои следующие шаги.
«Хм, лобовая атака будет чистым самоубийством. Этих тварей здесь слишком много; с Энкармайном смогу перебить максимум пять десятков, прежде чем они задавят меня числом. И после этого остается сам предатель Трисмегист, и вот тут я понятия не имею, как с ним бороться».
Рыцарь прижимается ближе к колонне. Мимо него, по другую сторону, громко сопя и исторгая омерзительное зловоние, проходит огромное существо, похожее на шестиметровую змеиную гончую. Тварь высовывает раздвоенный язык и начинает пробовать им воздух, продолжая двигаться дальше. А рыцарь продолжает наблюдать, злобно прищурившись и сжимая кулаки.
«И как этот предатель смог создать такое количество монстров? Причем за такой короткий срок. Впрочем, они моя последняя проблема, сперва надо подумать, как разделаться с Трисмегистом. — Он делает аккуратный шажок в сторону, но сразу же исчезает обратно в тени, когда замечает, что одна из тварей смотрит на его колонну. — Допустим, мне удастся пробиться сквозь всю эту охрану. Что дальше? Энкармайн не сможет пробить алхимический барьер, и он способен щелчком пальца остановить мое сердце. Я видел, как он это делал, для него это пустяк».
Последний закорийский защитник в тронном зале аккуратно высовывает шлем из-за колонны. Он снова оглядывается по сторонам; уродливые существа раскладывают тела убитых аламанов в кровавые нагромождения. Пока никто не смотрит в его сторону. Взгляд устремляется на огромную фигуру Гермеса, который начинает что-то говорить на неизвестном языке, от которого у рыцаря болят уши.
«Что это он бормочет? Это не латинча. И не франктурский. Заклинание призыва или алхимический ритуал? Надо его заткнуть, пока еще не поздно, но я до сих пор не знаю, как мне до него добраться. — Закориец поднимает взгляд еще выше, смотря на стены и колонны позади королевского трона. — Сзади точно не вариант — слишком далеко пробираться, меня заметят раньше».
Под шлемом лицо рыцаря становится мрачным, ведь он начинает признавать единственную истину.
«Я ничего не смогу здесь сделать один. Попытаюсь — мне конец. Что бы я не сделал — я труп. И прощай слава, прощай мой воинский путь и все то, ради чего я живу. Нет, я не согласен умирать так рано. Но меня учили никогда не сдаваться. Даже из такой ситуации всегда найдется выход».
И рыцарь ждет. Став неподвижным как статуя, он прижимается к колонне, не издавая никого звука. Он видит, как из зеленой вспышки рядом с Трисмегистом появляется новая фигура — змее-люд, что держит на руках странную декоративную собачку с красным носиком. На удивление, он начинает говорить. Причем на латинче.
— Господинс-с-с, — обращается мутант к Гермесу шипящим голосом, опускаясь на одно колено, — у нас-с-с проблемы-с-с. — Затем он заходится кашлем. Несколько тяжелых вздохов, и он выплевывает из горла кусок плоти, после чего снова начинает говорить. Голос становится привычным и ничем не отличается от человеческого. — Солдаты Империи находятся в Драдштате. Они проникли внутрь дворца и сейчас идут…
Все, что происходило дальше, рыцарь может описать как сюрреалистическое шоу. Два мутанта обсуждали свои планы, затем призвали черного рыцаря. Итог — уничтожение Гермеса, его подхалимов и огромного зверя. И вот теперь он стоит перед имперцем, который прижат к стене. Его чудная броня во многих местах помята и покрыта копотью. Закориец ощущает, что духовная энергия иностранца почти на исходе, но он не один в своим теле — что-то темное и злое живет внутри него.
«Он явно не в состоянии драться. — Рыцарь делает шаг вперед, опуская меч перед собой. — Сразить его сейчас не имеет смысла. Пускай Гермес не хотел с ним биться, но он каким-то образом смог уничтожить его тело, а это похвально».
Иностранец наклоняется вперед. Он медленно снимает с себя шлем, позволяя закорийцу получше разглядеть его лицо.
«Красивый. Жаль, что на стороне врага».
Защитник королевства видит лицо молодого юноши, которому можно дать не больше двадцати-двадцати пяти лет. Располагающее к себе лицо с мягкими чертами, утонченным носом. Он подольше останавливается на пронзительных зеленых глазах, в которых виднеется внутренний огонь бойца.
Но вся это красота омрачена. Лицо буквально залито кровью. Из носа течет небольшая струйка. Некогда белые зубы покрыты ею. Левый глаз стал полностью красным от лопнувших капилляров. Наклонившись вперед, он харкает в ноги закорийцу. Густая жидкость, разбавленная вязкой слюной, орошает бронированные сапоги.
«Красивый. Побитый и не сломленный».
Противник тяжело дышит. Рыцарь видит, как его лицо напрягается от усилий; с большим трудом он поднимает к голову кверху и с убийственной серьезностью смотрит на закорийца. Раздается тяжелая речь молодого иностранца.
— If you think, that I am a dead man, you are gravely mistaken. So, if you value your life, throw your weapon to the ground and surrender. Otherwise, I will beat you to submission. (2)
Единственное, что понял рыцарь: иностранец требует от него сдаться.
«Сдаться? Я? Ни за что. Я буду сражаться до самого конца, пока кровь течет в моих венах».
И защитник Закорьи несколько раз отрицательно качает головой.
Следующие действия противника заставляют рыцаря слегка приподнять бровь от удивления. Вместо того, чтобы принять безвыходность своего положения, лицо иностранца расплывается в улыбке. В той самой улыбке, которая появляется на лице смертников, жаждущих окончания своей муки.
— So, I see. Stubborn as all alamans. Doesn’t matter, Empire already won and your little, futile resistance means nothing in the grand scheme of things. Even if you manage, somehow, to defeat me, others will get you. (3)
«А я смотрю, самоуверенности и бравады ему не занимать. И это при том, что он захлебывается в собственной крови. Да и странно, что он говорить может, — при таком истощении духовной энергии люди мгновенно умирают».
— And also, I am stalling you, so I could recharge. Say hello to the world of pain. (4)
Удар сердца; иностранца охватывает красная аура.
«Он что, использует философский камень?!»
Инстинктивно рыцарь одним скачком отпрыгивает назад. Теперь между ним и иностранцем как минимум метров десять безопасного расстояния. И это хорошо, ведь защитник Закорьи не хочет оказаться на пути этих красных молний, которые бьют из тела шатена.
— Хм-м-м-м.
Юноша начинает издавать сдавленный крик боли. Испускаемые его телом молнии превращают в труху мрамор и верхний слой бетона под его ногами. Но рыцарь подмечает то, что заставляет его похолодеть.
Дело в том, что иностранец наполняет душу силой камня.
«Он безумец! Он использует философский камень, чтобы восстановить свою духовную энергию! Это смерть!»
Но его мысли не подтверждаются. Еще несколько мгновений, и окруженный молниями и красной аурой иностранец поднимается в полный рост. В этой броне он выше рыцаря минимум на голову. Сдавленный крик боли превращается в тихий хохот.
Несмотря на абсурдность и ужас происходящего, рыцарь облизывает губы и довольно улыбается.
«А он мне нравится. Рискнул всем ради боя и смеется в лицо смерти».
Он берет Энкармайн в обе руки и направляет острие на иностранца.
К этому моменту зеленоглазый юноша полностью восстановился. Всякая кровь и синяки исчезли с его лица, и теперь он выглядит совершенно здоровым. Кроме одной детали: на его щеках кожа будто начала шелушиться и отклеиваться, став похожей на плохо собранную мозаику. Рыцарь видит, как из его руки вырывается черный склизкий отросток, устремляясь к покорёженной земле и подбирая нетронутый шлем. Юноша быстро надевает его на себя, после чего огромный зеленый глаз вспыхивает ярким светом.
— Oh, I see now. — Иностранец поднимает руку и тыкает пальцем в рыцаря. Его голос угрожающ. — You are a thief. This sword in your hands… Its name a Retribution. It’s an Imperial Arm and property of the Empire. I will reap it from your hands. (5)
«Что ты сказал про мой меч? Хочешь забрать его?»
Рыцарь опускает взгляд на пульсирующее лезвие клинка. Резко он устремляет взор на иностранца и поднимает рукоять на уровень своих глаз; острие все так же смотрит на иностранца.
Из тела имперца снова вырывается черное щупальце. На этот раз оно устремляется вбок. Склизкая субстанция прилипает к настенному клинку, что висит на ложе через две колонны от них. Зацепившись за холодное орудие смерти, маслянистая конечность возвращается обратно и передает в руки иностранцу «трофей», который тот начинает с любопытством изучать.
Лезвие слегка изогнуто, как у косы, и достигает порядка метра в длину. Что наиболее примечательно: металл красного цвета, и, оказавшись в руках имперца, он будто ожил и начал слабо мерцать. Металлическая рукоять утолщена круглой крестовиной.
Недолго закорийский меч находился в покое; иностранец делает два пробных взмаха, будто испытывая оружие на баланс, после чего довольно кивает. Он встает в боевую стойку, выдвигая левую ногу вперед. Секунда; за его спиной появляется огромная черная тень, которая полностью поглощает молодого иноземца, сливаясь с его броней, делая её полностью черной, а глаз — желтым.
«Ах, вот, что это было. Вот, что за тварь он держит у себя внутри».
— Lets dance! (6)
И иностранец ринулся вперед. Для рыцаря он словно черная тень. Закориец успевает это осознать, как имперец оказывается в шаге от него и замахивается красным острием для удара.
«А он чертовски быстр!»
Напрягая мускулы ног, рук и обращаясь к силе Энкармайна, закориец разворачивается вбок и выставляет меч плашмя. Сокрушительный удар; оба лезвия встречаются, в стороны летит сноп искр, пока энергии клинков жадно борются друг с другом.Рыцарь ощущает этот удар. По его рукам проходит неконтролируемая дрожь, от которой можно спокойно уронить меч, если бы не годы тренировок и навыки.
«Какой достойный противник! Бьет как молот! Это точно будет весело!»
Удерживая лезвие и продолжая давление, имперец устремляет левую руку вперед. Ладонь сжата в кулак и целится прямо в шлем закорийца. Быстро, даже очень, для того, чтобы считать условия сражения комфортным, если такое слово в принципе допустимо для боя. Имперец дергает голову в правую сторону, кулак проносится мимо, немного задевая броню. закориец ослабляет напор на меч, позволяя своему противнику продвинуться вперед и наклониться.
«Попался! — Он дергается назад, утягивая иностранца за собой. Противник поддается, чтобы в следующий миг всякая иллюзия на быструю победу разрушилась. Мощный пинок в живот заставляет рыцаря всхлипнуть и скорчиться. В глазах всё белеет. — Зараза, больно то как!»
Рыцарь теряется в пространстве. Инстинктивно закориец отходит назад. Когда зрение восстанавливается, ему приходится наклониться, чтобы пропутить над собой красное острие меча — лезвие срезает верхний конец короны шлема. Не останавливая движение, противник замахивается ногой для удара в челюсть, но закориец резко бьет наотмашь Энкармайном. На его пути возникает черная слизь, только вот священный меч проходит сквозь неё, как расплавленный нож сквозь масло, и одним ударом отсекает половину.
«Все-таки ты слишком самоуверен, имперец».
Рыцарь довольно улыбается, даже не обращая внимания на то, что из конечности не полилась кровь.
Похолодев, закориец понимает, что совершил ошибку. Из отрубленной конечности вырываются пять толстых щупалец, которые моментально набрасываются на него. Нет времени и пространства для маневра. Он ничего не может поделать. Не успевает его быстро колотящееся сердце совершить еще один удар, как гибкие отростки из неизвестной субстанции оказываются на теле. Один обвивается вокруг шеи, сдавливая её с такой силой, что ощущается пронзительная боль. Остальные четыре «хватают» руки и ноги защитника Королевства, парализуя и приковывая того к земле.
«Проклятье, это все чертовски плохо».
Разворачиваясь на единственной ноге, Черный Рыцарь заносит красное острие для удара. Судя по траектории, оно будет пытаться поразить плечо. Это не смертельно, но чертовски болезненно, и теперь уже поставит жирную точку в их сражении.
«Ну уж нет. Энкармайн! — Рыцарь направляет всю свою духовную энергию к мечу, и его лезвие загорается еще более ярким светом. Не успевает острие вражеского меча коснуться его брони, как Энкармайн ударяет мощным снопом энергии в грудь иностранца, отбрасывая того назад. Диковинная броня дымится, а черные щупальца теряют стабильность и распадаются, давая закорийцу возможность глотнуть живительного воздуха. — Еще секунда, и он бы мог мне шею сломать…»
И снова закориец чувствует, как по спине пробегает холодок. Отрубленная нога иностранца, что лежит в считанных сантиметрах от него, «оживает». Из неё вырастают черные щупальца, образуя своеобразные маленькие ножки, как у насекомого. Они поднимают обрубок, а затем резко отталкиваются от земли, устремляясь на закорийца. Нога начинает светиться ярким желтым светом.
«Он используют свою ногу как живую бомбу! Во дает!»
Рыцарь радуется такому испытанию. Он выставляет перед собой острие Энкармайна плашмя. Еще мгновение, и раздается хлопок: отрезанную ногу разносит на множество мелких кусочков. Но вместо костей и плоти доспехи закорийца покрывает черная жижа, которая пачкает его с ног до головы. Когда же он пытается пошевелиться, то его ожидает неприятный сюрприз.
«Ах ты хитрый засранец… Значит, он накачал свою ногу этой дрянью и теперь сковал меня! Я не могу пошевелиться!»
Сам противник не заставляет себя долго ждать. Рыцарь не видит его впереди — никого уже нет -, но чувствует присутствие имперца позади себя.
«Когда он успел?! Энкармайн!»
Снова духовная энергия защитника Закорьи устремляется к мечу, и синие молнии начинают бить по доспеху закорийца, выжигая черную слизь. Этого достаточно, чтобы боец смог пошевелиться и развернуть клинок назад.
Только вот… Опять неудачно. Рыцарь тут же пожалел о совершенном действии. Разворот оказывается слишком резким. а хватка — недостаточно крепкой. Когда лезвия обоих мечей соприкасаются, Энкармайн вылетает из рук защитника дворца, оставляя того безоружным.
«Хм… Паладин без меча — все еще паладин!»
Имперец, в свою очередь, тоже совершает одну серьезную ошибку: выбив меч из рук рыцаря, он полностью остается открытым. И закориец тут же бьет кулаком в шлем противника, прямо в глаз. С удовольствием он чувствует, как драгоценная оптика ломается под его напором, ослепляя врага и откидывая голову назад.
Не сбавляя натиска, рыцарь двигается вперед.
«Вот теперь кто мне теперь скажет, что это не рыцарский прием? Ха!» — Он берет в захват имперца, обхватывая руками его талию, и затем с прогибом перебрасывает через себя. Отчетливо слышится хруст доспеха и ломающегося шлема, а также крошащийся мрамор.
«Я сомневаюсь, что на такого крепкого противника этого хватит. Надо быстро взять Энкармайн, пока еще не поздно!» — Рыцарь отпускает имперца из захвата и быстро подскакивает к мечу. Взгляд сфокусирован на священном клинке. Передвигаясь почти на четвереньках и не обращая внимания на боль в мышцах и усталость, закориец движется вперед. Он протягивает руку и хватает Энкармайн за рукоять; меч будто оживает, почувствовав духовную энергию владельца.
Рыцарь разворачивается и бьет наотмашь, зная, что имперец уже позади него.
Дальнейшее заставляет закорийца удивиться.
Иностранец, чей шлем разбит и искрит, пытается поймать острие Энкармайна ладонями, но ему, видимо, не хватает опыта, так что его руки смыкают воздух. Лезвие проносится мимо и вонзается в доспех, разреза как нож масло. Сила оказывается таковой, что святой меч входит через плечо, да так и доходит до живота имперца, оставив огромную рубленую рану.
— Аг-х! — издает сдавленный крик боли имперец. Его тело содрогается. Лишь только сейчас рыцарь замечает, что вместо отрубленной ноги иностранец передвигается на её имитаторе из черной жижи.
«Ну вот и все! — Рыцарь отбрасывает поверженного имперца мощным пинком ноги, и безжизненное тело, как тряпичная кукла, падает назад. Из огромной рубленной раны начинает течь черная жидкость. Только сейчас закориец позволяет себе тяжело выдохнуть и упасть на колени. — Это… Это был мой самый тяжелый бой. Леди, если ты существуешь, даруй мне силы, чтобы я мог хотя бы подняться, а то мои ноги отвалятся».
Воин сильно устал, но даже несмотря на это - радость перебарывает желание отключиться. Краем глаза он замечает странного воробья, с рыжей окраской, но не предает этому никого значения.
Только радовался он недолго…
— You are a dead man!
***
— Ты труп! — Это первые слова, что произносит Яша.
Когда коммандер оказывается внутри тронного зала, первое, что он замечает, — не красота, не следы разрушения и огромные тела, а брат. Тацуми лежит на земле с огромной рубленой раной от левого плеча до живота; оттуда льется черная жидкость. И что самое омерзительное: рядом с ним сидит закорийский рыцарь.
Не давая ему возможности подняться, Яша устремляется вперед, делая несколько выстрелов из арбалета. Но при контакте с броней закорийца мощные болты отскакивают, а сам рыцарь уже поднимается в полный рост и мчится навстречу смуглому коммандеру.
Цепной штык арбалета встречается с синим лезвием двуручного меча и, к удивлению Яши, меч этот разрубает мощную конструкцию, уничтожая арбалет и заодно отсекая по локоть левую руку. Гительсбах делает шаг назад и, не чувствуя боли, направляет культю на противника. Из доспеха вырывается скрытое лезвие. Для закорийца уже слишком поздно что-то делать. Яша наваливается на него всем своим весом и придавливает к земле. Имперское оружие пробивает броню, глубоко вонзаясь в плечо закорийца. И офицер слышит… Женский вскрик?
— Девчонка?! — В следующий миг здоровая рука коммандера сжимает шлем противника и срывает его с головы. Перед глазами коммандера предстает искаженное болью и яростью женское лицо, обрамленное короткими золотистыми волосами. Но Яша недолго может любоваться, так как обрушивает на него кулак силовой брони и таким образом впечатывает голову девушки в пол.
«Не люблю бить дам, но ты, мразь, этого заслужила».
Он поднимает кулак. Странно, что девушка еще жива. Человеческая черепушка раскалывается от подобных ударов, а она лишь отделалась сломанным носом и выбитыми зубами. Яша снова заносит руку для удара, но его останавливает чья-то жесткая хватка. Коммандер оборачивается; его биомеханический глаз встречает холодный взгляд Эсдес.
— Хватит, — звучит властный голос генерала. — Она заслужила право на жизнь, и, к тому же, Джонатан еще жив. — Палец правый руки указывает на тело Келлера, и Яша слышит тяжелое дыхание брата. — Медиков сюда, быстро!
------
(1). Нага — божество-змей в культуре индуизма и буддизма.
(2). «Если ты думаешь, что я ходячий труп, ты глубоко ошибаешься. Так что, если тебе дорога жизнь, брось оружие на землю и сдавайся. Иначе я забью тебя до подчинения.» (англ.)
(3). «Итак, я вижу. Упрямый, как и все аламаны. Неважно; Империя уже победила, и твое маленькое, тщетное сопротивление ничего не значит в общей схеме вещей. Даже если тебе каким-то образом удастся победить меня, другие поймают тебя.» (англ.)
(4). «А еще я трачу твое время, чтобы перезарядиться. Скажи привет миру боли.» (англ.)
(5). «Ох, я вижу. Ты — вор. Этот меч в твоих руках.. Его имя — Возмездие. Это Имперское Оружие и собственность Империи. Я вырву его из твоих рук.» (англ.)
(6). «Давай-ка потанцуем!» (англ.)
