Помни о смерти

      Кэйа не верит, что этот бесконечный вечер наконец подошел к концу. Он бредет в свою комнатку, предварительно вернувшись в привычную одежду — он успел заскучать по мягкости черной рубашки и свободным брюкам. Рядом с ним вышагивает Тарталья, одетый практически идентично, и даже не думает зевнуть хоть разок. — Неужели ты совсем не хочешь спать? — интересуется Кэйа, открывая дверь в свое убежище. — Выдалась возможность вздремнуть в пути, — хмыкает Тарталья, стремясь скорее зайти в комнату, но его останавливает чужая ладонь на плече. Прикосновение со стороны кажется нежным, но пальцы Кэйи безжалостно впиваются в чужую кожу, не скрытую тканью. — Не торопись, — бывший принц вытягивает из кармана маленький ключ, протягивая его мальчишке. Тот кажется погрустневшим, и Кэйа не удерживается от ласковой издевки, — Что, рассчитывал согреть мою постель? Тарталья с долей обиды выхватывает ключ, хмыкая: — Думаю, согреть постель здесь хочешь только ты. И не свою. Кэйа строит наигранно-оскорбленное выражение лица, продолжая держать парня на пороге. — На что ты намекаешь? — На тебя и Рагнвиндра, очевидно. — Ревность тебе не идет, — фыркает бывший принц, все же отпуская железную хватку. Чайлд быстро выворачивается из-под его плеча, выглядя теперь и правда обиженно. — Где я буду жить? — Дверь напротив, — любезно делится Кэйа, наблюдая за нервными попытками мальчишки всунуть ключ в дверной замок, — Тебе помочь? — Сам справлюсь, — бурчит Чайлд, наконец одолев замок. Они расходятся по своим комнатам. Кэйа отчетливо слышит чужое копошение еще полчаса, а потом напротив все затихает. В его комнатку застенчиво пробирается лунный свет, мягко обволакивая помещение. Бывший принц крутится на кровати, переворачиваясь с бока на спину в попытках уснуть. Полчаса назад он мечтал оказаться в объятиях крепкого сна, а теперь никак не может сомкнуть глаз. Чертовски несправедливо. Кэйа ненавидит бессонницу, потому что как только ты не можешь уснуть, ты начинаешь думать о том, о чем не следует. Бывший принц старается держать свои мысли под контролем, но довольно безуспешно. Ночные размышления всегда отдают разочарованием — сегодня особенно. Перед глазами мягкая улыбка учителя, теплые касания, жесты поддержки. Почему Дайнслейф не рассказал ему? Почему не поделился своим очередным гениальным планом? Почему предпочел спрятать его, пока решал дела? Неужели стараний Кэйи снова было недостаточно? Почти начавшееся самобичевание прерывает робкий стук в дверь. Юноша со спокойной душой игнорирует его, думая, что Тарталья уже совсем как-то некрасиво навязывается. Но когда дверь открывается ключом, который, вообще-то, имелся только у Кэйи и Аделинды, то напряжение волей-неволей накатывает. Первым делом бывший принц проверяет повязку, облегченно выдыхая, когда та оказывается на законном месте. Да и шаги, неторопливо пересекающие расстояние от двери до кровати, ему тоже знакомы. И пусть он сам — тонкие пруты надежды, обхватывающие поникшее сердце — ждал чудесного появления другого человека, он нисколько не разочарован. — Извини, что потревожил, — говорит Дилюк, усаживаясь перед ним на колени. Кэйа смотрит на него сверху вниз, усевшись в кровати по-турецки, — Хотел убедиться, что ты цел. Улыбка скользит по высохшим губам. — Чайлд не убьет меня. — Ты слишком самоуверен для слуги. Кэйа мгновенно подбирается. Его взгляд становится острее, а пальцы сжимают концы одеяла. — Хочешь обсудить это? Дилюк, замечая образовавшееся напряжение, лишь примирительно разводит руками. — Я не настаиваю. Отец сказал, что ты ученик Дайнслейфа. — Так и есть, — все еще подозрительно уставившись на парня перед собой, подтверждает Кэйа. — Думаю, он гордится тобой. Кэйа не удерживается от легкого смешка — искреннего и чистого. Будто Дилюк сейчас рассказал донельзя забавную шутку. — Он считает, что у меня отвратительные манеры. И что я лезу не в свои дела. Не думаю, что гордость — подходящее слово. — Ты можешь не верить, — Дилюк тушуется, и это милое зрелище застывает в воображении бывшего принца, — Но в первые дни меня жутко бесило, что он ставил в пример своего ученика. Я сначала не знал, что эти слова о тебе. Но… сейчас это имеет смысл. — И почему же? — Кэйа беззастенчиво напрашивается на похвалу, и Дилюк, очевидно, готов этому потворствовать. — Потому что сегодня ты вел себя рассудительно, когда я глупо вспылил. Будущий наследник не должен быть таким импульсивным. Разочарование в собственных силах сквозило в мягком голосе, и Кэйа почти открыл рот, когда понял, что собирается сделать. В груди поднялось странное и неведомое до этого чувство — Дилюка хотелось подбодрить. Причем абсолютно искренне. В этом не было никакой личной выгоды для Кэйи, не было никакой публики, для которой он мог бы сыграть заботу. Такое простое открытие… пугало. И поэтому Кэйа промолчал. — Мне следовало связать Тарталью другой клятвой, — прошептал еще тише рыжеволосый, опускаясь на пол. Он неловко облокотился на бортик постели, и Кэйа почувствовал, как его колени соприкасаются с чужой спиной. На самом деле, даже если бывший принц и хотел поддержать падающего в вину Рагнвиндра, он попросту не знал как. Лесть не будет уместна, как и умелая ложь. Но отчего-то успокоить Дилюка все равно хотелось. И поскольку в словах в данные мгновения Кэйа перестал быть блистательно хорош, он выбрал действия. Холодная ладонь опустилась на распущенные алые волосы. Мягко провела по затылку, а потом зарылась в волнистые пряди — Кэйа был уверен, что голова мастера побаливает после тугого хвоста. Дилюк вздрогнул при самом первом прикосновении, но не отодвинулся. Лишь вздохнул как-то слишком уж тяжело. — Как ты думаешь, зачем Царице земли ветров? Пальцы продолжили массирующие движения, расслабляя мастера. — Это политика. Чем больше стран в ее власти, тем она сильнее. — Да, но… — Дилюк замялся, — Почему тогда люди называли ее Царицей Любви? — Потому что людям свойственно возвеличивать своего правителя. Дилюк неожиданно ойкает, и Кэйа испуганно отнимает руку — всколыхнувшиеся воспоминания о Короле бередят душу. Бывший принц слишком сильно сжал непослушную кудряшку, отчего та наверняка сделала больно мастеру. — Извини. — Ничего. Они сидят в тишине еще немного, Кэйа продолжает расчесывать длинные волосы пальцами, поймав успокоение в этом простом занятии. Сна до сих пор ни в одном глазу, а вот Рагнвиндр уже был пойман за парой заразительных зевков. Кэйа рад незваной компании, которая пусть и не может заменить привычные разговоры с учителем, но дарит что-то неуловимо-прекрасное — безмятежность. — Кэйа? — зовет Дилюк, нарушая устоявшую тишину. — Да? — Почему Чайлд хотел убить тебя? Бывший принц устало вздыхает — он не собирается говорить Дилюку о том, кем он является на самом деле. Ученик видного человека звучит лучше, чем принц, оступившийся от своего наследия. Но Рагнвиндр проявляет ожидаемое упрямство, которое, будь это кто-то другой, уже до чертиков бесило бы Кэйю, но… для рыжеволосого мастера он согласен сделать исключение. — Не думай, что я не говорю тебе из вредности, — хмыкает Кэйа, еще раз проводя ладонью по уже расчесанным волосам, — Просто, — он затихает, обдумывая слова, — Я не хотел бы делиться тем, что может быть опасным для тебя. Это — его предел честности на сегодня. — Ладно, — ответ, очевидно, не удовлетворяет Дилюка от слова совсем, но он не решает напирать, — Я просто не хотел бы, чтобы замок потерял такого бездельника. Это был вполне оправданный способ сказать — эй, я волнуюсь за тебя. — Я не бездельник, — возражает Кэйа, теперь уже намеренно потянув за одну выбившуюся прядь. Дилюк чертыхается, но так тихо и осторожно, и бывший принц невольно умиляется. Он отпускает волосы мастера и вытягивает ноги. Дилюк не собирается уходить, лишь поднимается с прохладного пола и пересаживается на постель. — Каждый раз, когда мы пересекаемся, ты занимаешься чем угодно, но не работой. Претензия звучит так мягко, и Кэйя невольно расплывается в улыбке, надеясь, что лунный свет решит сохранить его маленькую тайну в секрете. Пусть его взор и направлен сейчас в потолок, он замечает шевеление у себя в ногах — Дилюк пытается усесться поудобнее да еще и не отдавить ему ноги. Юноша мог бы вполне законно поинтересоваться, какого черта мастер не идет в свои покои, а продолжает торчать здесь, в маленькой комнатушке и не на самой удобной постели. Но он не хочет спрашивать. — Тебе нравится здесь? Кэйя не знает, что ответить. Его не смущает вопрос — скорее, то, как разговорчив и открыт сегодня мастер. Бывший принц уже почти что выучил наследника, привык к сверкающим на солнце волосам и неприкрытым эмоциям. Он не зря назвал его диким волчонком, пусть мастер и успел показать себя не только с этой стороны. И все же, даже если Кэйе приглянулся будущий наследник, он не ожидал, что заинтересует того в ответ. Потому что вечерние поползновения Рагнвиндра нечем больше оправдывать. — А ты как думаешь? — игривость в тоне — привычная спутница Кэйи. Она — одно из его лучших оружий. Отвечать вопросом на вопрос — еще одна привычная тактика, вылепленная Дайнслейфом. Дилюк пожимает плечами. — Думаю, что ты любишь уходить от вопросов. Но ничего. Ты можешь не говорить, если не хочешь. Кэйа издает раздраженное «аргх», кладя ладони за голову, и переводя взгляд с созерцания потолка на графитовое небо. Лучше бы Дилюк требовал от него ответов, потому что теперь так и хочется пробурчать смущающую правду. — Очень. — М? — Дилюк мгновенно переводит взгляд на него, и Кэйа ставит всю библиотеку замка на то, что алые глаза потрескивают мягким свечением в полумраке комнаты. И поэтому он не может отказать себе в удовольствии полюбоваться Дилюком. Он отводит взор от небосвода, замечая, что лунный свет падает прямо на мастера. Бледная кожа будто светится, а волосы приобретают более темный оттенок. Красиво. — Мне очень нравится здесь, — на выдохе произносит Кэйа, замечая ласковый прищур амарантовых глаз напротив, — И не смей делать вид, что ты не расслышал! — Я и не собирался. Кэйа фыркает, делая вид, что совсем не верит мастеру. Он все еще совсем не хочет спать, но Дилюк напротив — все пытается спрятать неловкие зевания. Кажется, будущий наследник и правда привык ложиться куда раньше — это Кэйа может проваляться всю ночь, думая о вещах, о которых не следует. Дайнслейф еще пару дней назад навещал его. Привычная фигура в полутьме, плащ с отблесками утренних звезд, прохладный тон, в котором Кэйа научился находить нежность. Тогда это казалось приятной обыденностью — щемящее сердце, ласково произнесенное имя, — а теперь навевало тоску. Почему, даже если он справился со всеми проверками учителя, смог добраться до истины, скрытой в неразборчивом почерке, этого все еще недостаточно? Разве не заслужил он доверия учителя? Разве оступался где-то до этого? Так почему чертов Дайнслейф предпочел вести светские беседы с Дотторе вместо того, чтобы посвятить бывшего принца в его очередной план? В том, что он был, Кэйа ни на секунду не сомневался — Дайнслейф выворачивался из компрометирующих ситуаций во дворце, причем настолько искусно, что даже сам Король не мог ничего с этим поделать. Кэйа прогнал внезапно поднявшееся раздражение — потому что не хотел бы срывать его на мирно устроившемся рядом мастере. Тот, пока Кэйю утянули невеселые думы, умудрился задремать. Рыжеволосая голова опустилась, а сам он почти что свернулся в клубок, выглядя при всей милости довольно комично. Не так, как подобает истинному будущему наследнику. Но это… забавляло Кэйю. Потому что вот он уж точно никогда не вел себя как достойный принц. Он сомневался несколько секунд — разбудить Дилюка и вежливо попросить того оставить его в гордом одиночестве или все же позволить мастеру продрыхнуть здесь до утра. Но потом долгожданный зевок одолел и его, и Кэйа махнул рукой, поудобнее устраиваясь в кровати. В этот раз ему не снились кошмары — и оттого в объятиях сна хотелось остаться подольше, но чья-то рука крепко трясла его за плечи. Кэйа почти выплюнул ругательство, не боясь даже того, что это может оказаться строгая Аделинда. Но все же соизволил распахнуть глаза (глаз, если уж брать во внимание повязку) — и чуть не скатился кубарем с постели. Перед ним стоял Чайлд — выглядел как вчера, только волосы, казалось, были уложены аккуратнее. И ладно бы тот просто тряс его — он тряс его с отвратительным хихиканьем. — Какого черта? — Разве принцы так выражаются? — в перерывах между отвратительно-заразительным смехом — этот мальчишка определенно потешался над его сонным личиком — успел пробормотать Тарталья, продолжая откровенно пялится на него. «Ну вот» — разочарованно застонал Кэйа, — «Теперь это утро испорчено» — Ты, видимо, совсем не видел принцев, — огрызается юноша, выворачиваясь из сильной хватки и надеясь урвать еще пару минут сна. — Ты — первый. Кэйа тяжко — будто он собирается нести груз всего человечества на своих плечах, — вздыхает, все же пытаясь окончательно проснуться. Чайлд еще немного потешается над ним, а потом — когда бывший принц уже собран и готов вылезать из своих крошечных пенат — быстро подбирается и выражение его лица приобретает оттенок серьезности. — Так, чувствую, сейчас ты скажешь что-то ужасное. Поэтому после завтрака. Кэйа останавливает парнишку, пока тот не испортил ему аппетит. А ведь сегодня на кухне должно быть полно остатков вчерашних яств. Он не вынесет урчащего желудка и плохих вестей одновременно. Нужно отдать Чайлду должное, тот спокойно соглашается и они откладывают разговор на потом. За завтраком Кэйа лучезарно улыбается остальным слугам, приветствует мило краснеющих Моко и Хилли и даже выдерживает задумчивый взор Аделинды. К счастью, Чайлд представляется сам — и Кэйа почти удивляется, понимая, как органично тот вписывается в этот небольшой кружок. Аделинда только выказывает недовольство, замечая, что с тех пор, как она перестала заниматься подбором слуг лично, сюда постоянно проскальзывают бездельники — и тут она, очевидно, опускает выразительный взгляд на Кэйю. — Ауч! — мгновенно возникает тот, продолжая улыбаться и поглощать вкуснейшие рыбные шашлычки, — Меня ранит твое недоверие, Аделинда. Почему все думают, что я бездельничаю? — Потому что именно это ты и делаешь? Их трапезу прерывает несколько хриплый голос, доносящийся с лестницы. Кэйа закатывает глаза, узнавая его обладателя, а вот девочки начинают воодушевленно шептаться. — Доброе утро, господин Дилюк, — мягкая улыбка Аделины зрелище поистине редкое и завораживающее, и Кэйа признает это, когда вместо того чтобы смотреть на Дилюка, остановившегося у края лестницы, его внимание обращено на главную по хозяйству. — И тебе, Аделинда. Не хотел бы отвлекать от завтрака, — он извиняюще поджимает губы, — но отец хочет видеть тебя. Аделинда вскакивает из-за стола, поправляя выбеленный до невозможности передник и посылает грозный взгляд Моко и Хилли. Те мгновенно тушуются, переставая шушукаться и строят серьезные мордашки. Кэйа ловит себя за странным наслаждением атмосферой, он чувствует себя комфортно и уместно — так, как никогда не ощущал в собственном дворце. — Господин Дилюк не желает присоединиться к завтраку? — тонкий голосок Моко нарушает установившуюся тишину. — С ума сошла? Он ест в главной столовой, — раздраженный шепот Хилли раздается прямо над ухом Кэйи. Бывший принц усмехается, на секунду представляя, что было бы, если бы хоть одна прислуга во дворце решилась сделать тоже самое. И не то чтобы у Кэйи были какие-то предрассудки по этому поводу, нет, он не делил людей на обслугу и хозяев этой обслуги, относясь ко всем одинаково-пренебрежительно, за исключением, пожалуй, королевской семьи и Дайнслейфа. Но здесь — в замке Рагнвиндров, в землях ветров, — его надменность и высокомерие как-то давно не показывались. Да и люди вели себя иначе — не смотря на лицемерие Тейвата в целом, бессмысленной жестокости здесь было меньше. Поэтому юноша нисколько не удивился, когда свободный стул оказался занят мастером. Тот выглядел немного смущенно — не в своей тарелке уж точно, — но от приглашения все равно не отказался. Девчонки, не веря внезапной удаче, кинулись расспрашивать о вчерашнем приеме, засыпая Дилюка десятками нелепых вопросов. Но тот терпеливо отвечал на все, лишь изредка кидая взгляды в сторону Кэйи — получилось, что они сидели почти напротив друг друга. Чайлд, о котором Кэйа успел позабыть за короткий завтрак, восседал чуть левее его, неторопливо поедая свою порцию. Он в целом не отсвечивал, мило улыбался девочкам, и не выглядел так, будто после завтрака готов поведать Кэйе самые страшные тайны мироздания. Поэтому бывший принц позволил себе считать это утро довольно сносным, особенно после почти бессонной ночи. — Кэйа, можно тебя потом на минуту, — это было первое, что произнес Дилюк, после того, как наконец-то закончил отвечать на нескончаемые вопросы. Бывший принц мгновенно поймал на себе заинтересованный взгляд Хилли, но, чуть подумав, кивнул. Трапеза как раз подходила к концу, когда его за локоть придержал Чайлд, давно закончивший есть, и теперь с задумчивым видом рассматривающий вид из окна. — Подожди, — Кэйа разочарованно простонал, понимая, что какой-то важный разговор неизбежен, но время отчего-то потянуть все же хотелось. Он снова заметил на себе зор алых глаз, и поэтому, мягко высвободившись из чужой хватки, пробурчал: — Я поговорю с ним, а потом расскажешь все. Это не было просьбой, приказные нотки и ледяная интонация ясно давали это понять. Чайлд только раздраженно фыркнул. Когда они с Дилюком выходят на свежий воздух, — а именно за пределы замка, поближе к раскинувшимся во всей красе виноградникам, — перед ними предстает Крепус. В этот раз на нем нет камзола и парадных одежд. Скорее он выглядит как человек, тренировавшийся все утро — и это оказывается правдой, ведь позади него валяется несколько разломанных манекенов. В руках у мужчины меч, одноручный и определенно сделанный на заказ — Кэйа видел похожие у богатых идиотов во время прогулок по особнякам знати Каэнрии. Но клинок мерцает в лучах утреннего солнца, привлекая внимание бывшего принца. Изысканное оружие. На ручке красуется герб Мондштадта — знак принадлежности мастера, изготовившего меч. — Доброе утро, — приветствует их Крепус, ничуть не стесняясь своего запыхавшегося вида. Его движения не настолько грациозны, как у Дайнслейфа, но не лишены аристократичной легкости. Кэйа думает, что клеймор подойдет мужчине больше — подчеркнет силу и авторитет обладателя. Кэйа опускает голову в вежливом поклоне, замирая на пару секунд. Он больше не чувствует себя униженным, пусть раньше склонялись только перед ним. Да и Крепус Рагнвиндр вызывает истинное почтение, поэтому Кэйа не сожалеет. Дилюк, как и полагается по правилам, замирает в похожем учтивом поклоне рядом. — Я привел Кэйю, отец. — будто отчитываясь, сообщает мастер. Крепус расплывается в улыбке, обращенной к бывшему принцу — и Кэйа не может принять, что мужчина так искренен с ним. Еще с самой первой встречи — дубовый стол, крепкое рукопожатие, участие на лице незнакомца — он ничем не заслуживал такого… доброго отношения к себе. Юноша был привычен к строгости Дайнслейфа, холоду на ничего не выражающем лице Короля, мерзким шепоткам за спиной и душераздирающим крикам в темницах. Здесь все было иначе. — У меня есть предложение к вам, — мягкий тон Крепуса, в котором сначала Кэйа пытается разыскать привычный подвох, кажется совершенно безобидным, — Как насчет небольшой тренировки? Сказать что Кэйа был искренне удивлен, значит соврать. Потому что в памяти мгновенно пронесся их самый первый разговор, и ни к чему не обязывающая фраза о дружбе между будущим наследником и протеже Дайнслейфа. Кажется, Крепус решил сблизить их с помощью оружия, и, ну — это был довольно не плохой выбор. Кэйа соскучился по холоду клинка в своей ладони.