Помни о смерти

      Одним из первых правил, которое Кэйа выучил во дворце — не доверять. Не слащавым улыбкам, не молящим о пощаде взглядам и тем более тем, в ком не уверен. Юный принц мог смело отнести сюда почти весь дворец, оставляя слабым исключением трех человек. Собственную маму, сестру, что была в те года слишком мала для серьезных интриг, и Дайнслейфа. — Доверчивость делает из нас слепцов. Вот, что говорил учитель. И маленький Кэйа успешно внимал всем этим советам, оставляя их на подкорке, все больше и больше притираясь к необычному учителю. Он не боялся самого Короля, человека, что внушал ужас каждому во дворце. Он не боялся внезапной смерти в своих покоях или отравления ядом, которым промышляли многие дамы в стенах дворца. И юный Кэйа — блестящие-глаза звездочки, робость перемешанная с любопытством — не мог представить своей жизни без Дайнслейфа, ворчащего на него, надменного в своей строгости, с редкими полуулыбками и мягкими прикосновениями. После падения Каэнрии список людей, в которых принц уверен, заметно поредел. Точнее, в один день в нем остался только один человек. И поэтому Кэйа последовал плану учителя, сбегая в Мондштадт. Никто не обещал ему свободной и безбедной жизни, но это было всяким лучше, чем кара от Короля. И теперь, слыша слова Тартальи, слова, которые красноречиво намекали на предательство, Кэйе хотелось выблевать все свои внутренности. Пусть с годами его безусловное доверие к Дайнслейфу иссякло, но он по-прежнему был уверен в этом человеке. Слишком долго тот терпел его общество, обучал по своему образу и подобию, что бы так легко отречься в последний момент. Нити, что пролегли между ними за эти годы, крепко связывая, нельзя было разорвать так легко. К тому же, Кэйа действительно не хотел действовать опрометчиво. — Разве Дотторе не знает о твоей миссии? — Миссии? — Чайлд забавно приподнял брови, — Ты имеешь ввиду убийство принца Каэнрии? Никто кроме Царицы не знает об этом. — Неужели? — не спрятанный за повязкой глаз опасливо сощурился, — Тогда как ты объяснил Дотторе цель своей поездки? Не обманывай меня, Чайлд. Взгляд напротив холодеет. — Я поклялся в верности тебе. Разве этого недостаточно? — Клятвы ничего не стоит нарушить. — Вот как ты думаешь, принц, — обращение прозвучало так, словно было оскорблением, — Я представлял тебя совсем иначе. Ты казался достойным моего внимания. Кэйа стиснул зубы, чувствуя, как виски неприятно покалывают. Если его сейчас одолеет и головная боль, то он потеряет остатки вежливости и выставит парнишку за дверь. — Значит ты ошибся. Что, не оправдал ожиданий? — голос был все еще хриплым, но теперь в нем отчетливо слышалась подступающая злость, — Не в первый раз! Он приподнялся на локтях, чтобы высказывать всю неприглядную правду в лицо Чайлда было удобнее. Бывший принц предполагал, почему этот юный Предвестник потянулся за ним. Нашел пример для подражания? Сходство в их тяжелой судьбе? Выстроил себе образ отвергнутого принца? Плевать. Кэйа устал оправдывать чужие надежды. Он не справился с ролью принца, с ролью ученика, с ролью сына. Неудивительно, что в роли возможного наставника он оказался бы так же плох. А этот веснушчатый мальчишка явно хотел следовать за ним. Лучше было разбить все его ожидания сейчас, чем потом, когда он бы всерьез привязался. — Я не знаю, что ты успел услышать обо мне. Не знаю, что наговорила тебе Царица или Король. Но я уверен, что не стою всего того, что ты успел навоображать. В глазах Чайлда вспыхнула ярость — тонкие руки потянулись к рубашке Кэйи, схватили его за шиворот. Небольшая встряска освежила бывшего принца. И когда лицо Предвестника приблизилось к его собственному, скорченное в отвращении, юноша почти рассмеялся. — Когда Король Каэнрии попросил Царицу об убийстве собственного сына, я подумал, какого черта? Я подумал, что это сумасшествие. Какой отец поступит так? Первым, что я испытал к тебе, была чертова жалость! Один нервный смешок все вырвался из Кэйи. Потом еще один. И еще. А потом он расхохотался — раздирая горло от боли и запрокидывая голову. Чайлд не отпустил его, понимая, что стоит ослабить хватку и принц рухнет на кровать, захлебываясь в отвратительном смехе. Кэйа продолжал смеяться, его голос подрагивал, и Чайлд почти снова встряхнул его, в надежде отрезвить, но потом он поймал взгляд ставших почти обсидиановыми глаз. Из-под повязки виднелась дорожка соленых слез. Кэйа плакал — уродливо прикрываясь истеричным смехом, заполняющим комнату. Слезы стекали по смуглым щекам, попадая на нервно вздымающуюся грудь и Чайлд вздрогнул, когда смех наконец-то сменился жуткими всхлипами. Кэйа никогда — никогда за всю свою недолгую жизнь — не звал его отцом. Королем Каэнрии? Да. Жестоким тираном? Постоянно. Но Папа? Никогда. Эта была еще одна отвратительная часть его прошлого. Возможно, одна из самых уродливых. Когда ему было три года, и он прогуливался с мамой по коридорам дворца, любуясь потолком, усеянным созвездиями Тейвата, он столкнулся с мужчиной. Высокий и статный, излучающий власть и силу — кто-то, на кого хотелось опираться и у кого хотелось просить защиты от всех несносных учителей. Это был, кажется, первый раз, когда маленький Кэйа встречал этого мужчину, поэтому он был больше заинтересован в рассматривании величавых одежд и гранитовых глаз, чем в испуганном лице мамы. Может, это было одной из его первых ошибок. — Ваше Величество, — мама склонилась в унизительном поклоне до колен, приветствуя мужчину, но тот даже не взглянул в ее сторону. Кэйа знал, что тот смотрит на него. Он услышал лишь тихий шепот матери, которая, кажется, была в ужасе. — Мальчик, милый мой мальчик, поклонись перед своим отцом. Но Кэйа не хотел приклоняться. Он видел своего отца — великого воина и справедливого правителя, по рассказам мамы, — впервые, и поэтому вместо поклона произнес лишь наивно-детское: — Папа? Последнее, что он успел заметить — отвращение на величавом лице. Его пнули ногой в живот, словно непослушного щенка. Маленький Кэйа тогда мог лишь скрючиться от внезапной боли, к которой его — трехлетнего принца — не готовили. Отец, не удостоив их больше своим вниманием, прошел дальше. Он помнил причитания мамы, ее голос мелькал отовсюду, но остальное было как в тумане. Удар пришелся в солнечное сплетение, да и силы на него явно не пожалели. С тех пор Кэйа всегда обращался к Королю как следует. А уже в семь лет ему был преподан еще один важный урок.       И поэтому сейчас Кэйа плакал, так горько и безутешно, как будто вернувшись в детство, где за ударом следовал еще один, а радость в глазах мамы исчезла со смертью Антариуса. Он уже давно не чувствовал себя так паршиво, и не только физически. Ему так хотелось домой. Но разве его дом не окунулся в бесконечное пламя? Разве у него вообще был когда-то дом? Мама — брошенная Королева и затворница — что когда-то сияла на вечерах и читала с ним сказки, говорила: — Дом — это место, где ты чувствуешь себя в безопасности. Место, где ты чувствуешь себя любимым. Кажется, Каэнрия никогда не была этим местом. И от этого где-то в районе груди ноет еще сильнее. Не зря первое, что он вызвал у Чайлда — жалость. Потому что он и правда был жалок, тогда, в наивном детстве и сейчас, превратившись в отступника собственной страны. Он почувствовал, что хватка на его плечах ослабла, и только тогда вернулся к созерцанию парнишки перед ним. Тот выглядел всего лишь каплю испуганным. — Может, я и правда ошибся в тебе. Но знаешь, — лицо Чайлда оказалось как-то слишком близко, — я бы все равно не убил тебя. Кэйа, пытаясь прекратить рефлекторные всхлипы, зацепился за чужой голос. — Почему? На губах парнишки появилась улыбка — не насмешливая, не вынужденная. Она лишь немного обнажала белые зубы, оставляя ямочки на щеках. И она была не похожа ни на одну из тщательно скопированных Кэйей улыбок. — У убийц ведь тоже есть принципы. Кэйа почти снова рассмеялся, услышав это. — И сердце.

***

Ночи во дворце всегда были прохладными. Недавно Кэйа был вынужден перебраться из своих покоев на верхнем ярусе на два этажа ниже — последствия последней неудачной попытки убить его. Ему было двенадцать — и он уже прекрасно понимал, почему нужен другим людям мертвым. В конце концов, он был наследником великой династии — единственным наследником. И ему никак нельзя было умирать. — Эй, кто там? — он уже держал в руках тонкий меч, который в последнее время кочевал с ним из покоев в покои. Мальчик прекрасно слышал странные шорохи со стороны маленького балкончика, и пусть свою временную комнату он еще не изучил до конца, он был уверен, что с левой стороны от балкона есть длинная лоза. Убийца мог воспользоваться ей и уже поджидать юного принца. — Покажись! — прошипел мальчик, подкрадываясь к балкончику и замечая тень, падающую на одну из стен. Тень казалась большой и пугающей, но Кэйа помнил тень Короля — та была громаднее в несколько раз. Значит, этот человек не такой уж и высокий, и может, Кэйа справится с ним! Холод клинка придавал уверенности и мальчик храбро выпрыгнул на балкон, чуть не упав на своего убийцу. — Ай! Который, в общем-то, на убийцу и не походил. Все предыдущие были раза в два больше юного принца, да и никогда так испуганно не смотрели в ответ. — Ты кто такой? Перед ним стоял мальчик — может, чуть младше его самого. У него были медовые волосы, отдававшие рыжиной, а еще россыпь веснушек, отчетливо виднеющаяся в лунном свете. Он был жутко потрепан и местами на его одежде сверкали порезы. Но не это привлекло внимание Кэйи. Глаза. Голубые и безжизненные. — Это ты кто такой! — Кэйа поднял меч повыше, чтобы незадачливый мальчишка смог удостовериться, что вопросы здесь нужно задавать ему, принцу, а не какому-то оборванцу. Тот, увидев оружие, ничуть не изменился в лице. Успел осмотреть Кэйю в ответ, задержав взор на правом глазе. — Ну, говори! — для верности маленький принц легонько потыкал мечом в мотающийся рукав мальчика напротив. Тот, прищурившись, спросил: — А ты расскажешь взрослым, что видел меня? Кэйа, задумавшись на мгновение, пожал плечами: — Если захочу. — Тогда я ничего не скажу! — мальчик поджал губы, и, не обращая внимания на тычущего в него меч, сложил руки на груди. Кэйа снова задумался. С одной стороны, он обязан был сообщать Дайнслейфу о всех попытках взлома в его покои, но с другой — этот мальчишка казался жутко интересным! Любопытство победило в двенадцатилетнем принце. — Хорошо, я никому не скажу, что ты был здесь. — Обещаешь? Кэйа с донельзя серьезным видом качнул головой. — Обещаю. — Меня зовут Аякс. Имя показалось Кэйе красивым. — Я Кэйа. В свою очередь представился принц, протягивая ладонь — так делал Дайнслейф на важных переговорах с незнакомыми людьми. — Меч убери. Кэйа хихикнул, замечая, что все еще тычет мечом в мальчишку. Как только это недоразумение было улажено, а рукопожатие совершилось, Аякс с заинтересованным видом прошествовал в его покои. — И не скучно тебе в такой огромной комнате? Кэйа пожал плечами. Его настоящие покои были в несколько раз больше. К тому же, он старался больше времени проводить с Дайнслейфом, продолжая избегать уроки остальных учителей и возвращаясь в комнату лишь для сна. — А где живешь ты? Аякс беззаботно махнул рукой. — Мой дом в Снежной. Это очень далеко отсюда. А сейчас я — в бегах! Гордость, появившаяся на последних словах в чужом голосе, удивила юного принца. Ему казалось, что жизнь в бегах ужасна и порицаема, да и сам Аякс будто подтверждал это, выглядя как оборванец. — И не смотри так! Это ты тут чей-то богатенький сынок, и тебя бы сразу выкупили! А я сбежал! И снова странная гордость в голосе. — Я не чей-то сынок, — скривился Кэйа, усаживаясь на постель, расшитую узорами звезд, — Я принц. Его новый знакомый, кажется, поперхнулся слюной. — Чего? — неверяще уставился Аякс. Кэйа мстительно улыбнулся. То-то же. Он уже ожидал почтительных интонаций, что проскальзывали каждый раз в голосах сотни взрослых на приемах, но этот подлец лишь расхохотался, да так заразительно и звонко, что Кэйа чуть не захохотал сам. — И чего ржешь? — Да какой из тебя принц? — продолжая смеяться, поинтересовался Аякс, — Ты же мелочь! — От мелочи слышу! Они бы продолжали и дальше припираться, если бы в дверь покоев не постучали. Глаза обоих мальчишек испуганно расширились и Кэйа зашипел: — Прячься под кровать! И Аякс мгновенно последовал чужому совету, за секунду оказываясь вне зоны видимости. Юный принц же подбежал к двери, приоткрывая ее. К счастью, перед ним стояла лишь одна из служанок, учтиво улыбаясь. — У вас все хорошо, господин Кэйа? Кэйа состроил губы в милой улыбке — Дайнслейф заметил, что она получается довольно правдоподобно — и кивнул. — Мне показалось, что вы кричали, — поделилась служанка, участливо осматривая принца, — Вам снова приснился кошмар? Кэйа продолжил улыбаться. — Все хорошо, я собираюсь спать. И сказано это было тоном, отнюдь не терпящим возражений. Он захлопнул дверь прямо перед носом служанки, надеясь, что та не потревожит снова. Дайнслейф не раз замечал, что при всей своей хрупкости, Кэйа растет довольно жестоким. Юный принц лишь безразлично пожимал плечами, думая о том, что после последнего похода по темницам стал совсем равнодушен к чужим крикам и мольбам. Когда он вернулся к постели, Аякс уже забавно восседал на ней, болтая ногами, недостающими до пола. Кэйа даже не стал жаловаться на то, что тот испачкал все вокруг. — Тебе тоже они снятся? — поинтересовался мальчик, когда принц сел рядом, и в голосе теперь не было и намека на насмешку. Кэйа состроил непонимающий вид. — Кошмары, — буркнул Аякс, отводя взгляд, — Мне вот постоянно. — Интересно, — Кэйа замотал ногами, — Можно ли от них избавиться? Мальчишки затихли ненадолго, замечая, как лунный свет проникает в комнату. Теперь веснушки беглеца забавно поблескивали в полумраке. — А откуда ты сбежал? Аякс передернул плечами, будто от холода. Кэйа знал, что ночи во дворце отдают ознобом. — Точно никому не скажешь? Кэйа помотал головой, добавляя: — Клянусь. — Клятвы ничего не стоит нарушить, — чуть тише хмыкнул Аякс. — Но тогда они бы ничего не стоили! — живо возразил Кэйа, поворачиваясь и встречаясь взглядом с небесно-голубыми глазами. Сейчас в них будто виден блеск, но это лишь игра лунного света, — Мой брат говорил, что если ты предаешь кого-то, то прежде всего предаешь себя. Я не хочу быть предателем! Аякс задумчиво поджимает губы, словно решая, доверять ли словам принца или нет. Спустя минуту в тишине комнаты слышится его шепот. — Я сбежал из места, что зовется Бездной. Кэйа знает, что это за место. Дайнслейф называл всех, попавших туда, смертниками. Никто не выбирался из лап Ордена Бездны по своему желанию. И поэтому теперь, смотря на мальчишку перед ним, замечая каждый порез на коже и потухший взгляд, Кэйа чувствует, как сердце болезненно сжимается. Дети не должны проходить через столь жестокие пытки. Дайнслейф избегал тему Бездны, высказываясь довольно пренебрежительно к сотрудничеству Короля и Ордена. Именно тогда Кэйа понял, что нынешний Король готов на многое пойти ради возвышения Каэнрии. Даже если плащ Его Величества потонет в крови невинных детей. Позже это будет еще одним уроком для юного принца. Таким же жестоким, как и предыдущие. А пока Кэйа сможет урвать у судьбы одну ночь, проведенную в разговорах с Аяксом. На следующее утро о его присутствии будет напоминать лишь оторванный лоскут от рубашки, да исчезнувшая из шкафа самая невзрачная одежда. Аякс исчезнет из жизни принца, будто его там никогда и не было, сможет вернуться в Снежную, где его настоящее имя затеряется в титуле Одиннадцатого Предвестника, а руки так же окропит чужая кровь. Им придется встретиться снова спустя много лет в мире, где нет места для Аякса и принца Каэнрии. Чайлд и Кэйа — вот, кто они теперь.