Помни о смерти

      Когда Кэйа возвращается за стол, его движения по-кошачьи грациозные и плавные. Он посылает легкую — совсем не натянутую — улыбку Барбаре, чьи глаза светятся, будто фонарики в ночи. В горле принца — неприятный, мешающий говорить ком. Он ненавязчиво — дежурные фразы и ничего не значащие жесты — выцепляет Дилюка из-за стола. — Мы уезжаем сегодня же! Холод в чужих глазах лишь усиливается. Черт возьми, думает Кэйа, сейчас явно не до по-детски глупых обид. Но Дилюк все же оказывается довольно благоразумен — или видит просачивающийся сквозь непроницаемую маску принца страх. Мастер молчит, несомненно в ожидании логичных объяснений. — Джинн на веранде. Думаю, ты должен побыть с ней. — Какого… — Дилюк оборачивается, видя, что Кэйа уже спешит на второй этаж. Принц радуется отсутствию вещей, которые им не придется собирать. Сейчас ему нужно найти Тарталью. И поскорее. Последнее, что слышит Кэйа прежде чем зайти в комнату — тяжелые шаги Дилюка.       Кэйе довольно везет — Чайлд находится сам. Усевшись на балкончике, склонив голову на плечо, парень безмятежно наблюдал за облаками. Умиротворяющую картину пришлось жестоко разрушить, схватив мальчишку за плечо. — Эй! — Пошли. Мы уходим. Скука мгновенно выветривается из чужих глаз. — И как тебе удалось уговорить зануду Рагнвиндра? — Пока никак. Но времени больше нет. Тарталья слезает с перил балкона, деловито поправляя несуществующие складки на одежде. Для него все это — забавное приключение, игра против Царицы и желание понаблюдать за принцем Каэнрии. Для Кэйи же… — Мы идем без него? Кэйа считает до пяти про себя. Желание легонько стукнуть мальчишку по голове все растет, особенно когда тот отчего-то цепляется за согласие Дилюка. Кажется, подлец делает это лишь для того, чтобы позлить Кэйю. Как… неразумно с его стороны. — Скажи кучеру, чтобы готовил лошадей. Кэйа тянет мальчишку за собой; его хватка крепка, а Чайлд будто назло еле перебирает ногами. Спустившись на первый этаж, они незаметно проскальзывают мимо Барбары, хозяйничающей на кухне. Ее звонкий голос, напевающий незнакомую мелодию, раздается по всему коридору. Кэйа не хочет представлять ее уродливо плачущей, с погасшей улыбкой и размазанными по милому личику каплями слез. Барбара кажется такой… солнечной. Жаль, что рано или поздно этому свету суждено угаснуть. Выскользнув на веранду, бывший принц видит вполне ожидаемую картину. Джинн все так же сидит на одной из ступенек, опустив голову. Дилюк же — на корточках перед ней, держа побелевшее лицо в своих ладонях. Они смотрят друг на друга — глаза девушки до пугающего пусты, а Дилюк лишь шепчет что-то утешающее. Но разве способны даже самые искренние, самые правильные слова вернуть утраченное? — Не мешай им, — предупреждает принц было шагнувшего в их сторону Тарталью, — Лучше разберись с повозкой. Чайлд хмурится: — Не делай из меня мальчика на побегушках. Я не одна из служанок, ваше высочество, — замечательно, голос парня буквально сочится ядом на последних словах. Кэйа снова начинает терять терпение. Все его друзья здесь отчего-то имеют неприятную тенденцию обижаться в самый неподходящий момент. — Я… — глубокий вдох, — Просто… позови кучера, пожалуйста. Чайлд посылает ему один из не самых приятных взглядов, но просьбу выполняет. А бывший принц все же собирается нарушить уединение старых друзей — и незаметно подходит к ним. И он честно не хочет слышать все то, что шепчет сейчас Дилюк, прижимаясь лбом к лбу Джинн. Но его не лучшая часть считает иначе. — Мы обязательно разберемся с этим, слышишь. — Барбара… как же она… Дилюк бережно сжимает чужие руки в своих. Окровавленная брошь падает на землю, резкий звук заставляет девушку вздрогнуть и отстраниться. Да и Кэйа тут как тут присаживается рядом, ловко подбирая брошь и утаскивая ее в карман. — Я не смогу рассказать ей. Кэйа пытается поймать взгляд Дилюка, но тот смотрит лишь на белое как мел лицо девушки. Юный мастер хочет сказать что-то, почти открывает пересохшие от волнения губы, но резко захлопывает их обратно. Кэйа замечает следы влаги в алых глазах. У мастера и правда большое сердце. Такое отзывчивое и сопереживающее. Однажды, думает Кэйа, и ему суждено разбиться. Как бы бывшему принцу не хотелось обратного, но горечь утраты рано или поздно добирается до всех. Возможно, Кэйа даже благодарен жестоким урокам Короля. Терять кого-то дорогого — не до замершего сердцебиения и окаменения. — Джинн… — бывший принц никогда не был мастером утешений. Но сейчас, видя ужас, сквозящий в серо-голубых глазах, он хочет… попытаться. Но девушка резко прерывает его. Она избавляется от ладоней Дилюка, вскидывает прикрывающую плечи накидку и поднимается со ступенек. Кэйа все еще видит мертвенно-бледное лицо, забегавший туда-сюда взгляд и дрожащие пальцы. Их будущая воительница Ордо сразу прячет за спину. — Что ты… — Дилюк поднимается за ней, пытается дотронуться, но девушка лишь делает шаг назад. И еще один. А потом молниеносно вскидывает правую руку перед собой. Секунда — и раздается звонкий шлепок. Щека Джинн плавно заливается краской. — Эй, прекрати это! — взволнованная просьба Дилюка остается без внимания, когда Джинн снова ударяет саму себя. Пощечина, кажется, неслабо жжется. И пока юный мастер пытается перехватить руку, готовую для очередной оплеухи, Кэйа застывает в приятном удивлении. Та сила и смелость, которые Джинн сейчас отчаянно ищет внутри себя, чтобы идти дальше… заслуживают восхищения. Однажды, думает принц, эта девушка станет больше, чем простым рыцарем. Джинн, вопреки мнению мондштадцев, не сделана из хрусталя и одуванчиков. Кэйа видит в гордо поднятом подбородке невероятную силу — умение скорбеть, но не оплакивать. Джинн суждено бороться. — Я должна найти убийцу отца, — вот, что говорит девушка, наконец перестав мучать порозовевшие щеки. Дилюк снова порывается что-то сказать, но на этот раз и у Кэйи есть пару слов: — Подожди. Сейчас ты должна убедиться в том, что твоя мама в безопасности. И твоя сестра… — И что ты предлагаешь? — голос девушки неестественно идет вверх, — Сидеть сложа руки? Ждать, когда придут за нами? Кэйа прерывает начинающуюся тираду простым жестом рукой. — Нет. Мы, — короткий взгляд на Дилюка, волнение в алых глазах, — займемся поисками. — Кэйа… — Джинн опускает голову. Бывшему принцу кажется, вот-вот, и ее поглотит истерический смех, — …Мы знакомы всего пару дней и ты… — тонкий пальчик упирается в пространство перед ним, — …думаешь, что я поверю тебе? Человеку, что носил маску смерти напоказ? Человеку, что сам недавно оказался в стране ветров? Ауч. Это было немного больно. Не то чтобы Кэйа правда думал, что завоевал безоговорочное доверие Джинн, но… Между ними определенно появилось взаимопонимание, и поддержка, и… Кэйа почему-то решил, что этого достаточно. Как глупо. Связь Дилюка и Джинн была выстроена годами, укрепляясь с каждым разом. Они дружили с детства, знали друг о друге все — начиная от детских шалостей и заканчивая важными тайнами. Конечно, Кэйа допустил промах, когда взял на себя инициативу. Уж кому кому, а ему не знать о том, что нужно лишь подтолкнуть, а не идти напролом. И пусть желание помочь было не полностью искренним — все же, Кэйе нужно было, чтобы Дилюк отправился с ним, а Джинн осталась здесь, — осадок остался. Словно маленькая игла, вонзившаяся слишком быстро. Не критично, но неприятно. — Эй, — рука Дилюка, внезапно сжимающая его предплечье, вырывает из раздумий, — Мы и правда поможем, Джинн. Мой отец может помочь. Девушка замирает, но ни капли растерянности не блестит в ее взоре — лишь пробирающая до мурашек решимость. Так выглядит воин, готовый пуститься в бой, дожидаясь только приказа командования. И этот вид все еще восхищает Кэйю, не смотря на поселившееся рядом разочарование. — Не верь мне, — принц снова надевает одну из приевшихся, но безотказно работающих масок, — Но ты всегда можешь рассчитывать на него, — кивок в сторону огненных волос, — не так ли? Джинн горько хмыкает, поджимая тонкие губы: — Снова плохо притворяешься. Но… ладно. Не слишком ли просто? Кэйа ждет продолжения, каких-либо условий или предупреждений, но… ничего. Видимо, одних лишь слов Дилюка достаточно для того, чтобы эта своенравная девушка изменила решение. Пускай. Это даже лучше, чем бывший принц мог рассчитывать. Он вяло поднимается со ступенек, кажется, его конечности стали совсем уж быстро затекать. Кэйа чувствует поднимающееся внутри раздражение, вспоминая, как всего одна интенсивная тренировка лишила его сил. Так не пойдет. Если он хочет справиться с Предвестником, не только его голова должна быть в порядке. Пришло время вернуть старые добрые дворцовые спарринги. Вот только, удобной площадки ему уже не найти, а на роль партнера подойдет разве что смертоносный в своем отсутствии страха Тарталья. Дилюка почему-то бывший принц тревожить не хочет. К тому же, если принц будет действовать в полную силу, есть высокий шанс поранить мастера. Кэйа не сомневается в силе и ловкости последнего, но… Зачем эти риски? — Я жду тебя в повозке, — Кэйа предпочитает покинуть старых друзей, видя их выразительный обмен взглядов. Как он и сказал Чайлду, им не стоит мешать. Дилюк не глупец, при всей своей еще юношеской наивности, и прекрасно понимает, как важно сейчас убедить Джинн остаться здесь и защитить Барбару. И пусть сердце девушки разрывается от невыносимой боли и жажды праведной мести, она не должна лезть на рожон. Кровь не то, что украсило бы этот особняк. Бывший принц намеренно отворачивается, стоит мастеру заключить Джинн в крепкие обьятья. У повозки его уже ждет Тарталья, — солнечные лучи отблескивают в полупустых глазах, напоминая о существовавшей там когда-то нежной синеве, — вальяжно облокотившийся и выглядевший предельно довольно. Кэйа с толикой вины во взоре поджимает губы — еще одно из идеально отрепетированных выражений, которое так нравилось Дайнслейфу. В этом жесте нет покорности опущенного взгляда, но есть намек на извинение — идеально подходит для многих ситуаций. И все же, в глубине души, там, где боится копаться даже сам принц, ему… жаль. — Я… — но принц не может… сделать это искренне. Привычная маска лести умерщвляет любые признаки честности. Кэйа не хочет извиняться так. — Хватит, — Чайлд тоже не хочет таких извинений, — Просто садись уже. Кучер поправляет поводья, а дно повозки с глухим хрустом прогибается, стоит им взобраться в нее. Кэйа кидает взгляд на все еще шепчущихся вдалеке Джинн и Дилюка и начинает чувствовать поднимающееся в груди раздражение. Чувство, что они и так потеряли много времени, не покидает его. Когда Дилюк забирается в повозку, устраиваясь в этот раз напротив Кэйи, а не рядом, бывший принц лишь раздраженно хмыкает и велит кучеру поторапливаться. И пока Тарталья выглядит привычно-безмятежным, снова разглядывая окрестности земель Гуннхильдров, а Дилюк лишь сверлит спину кучера безучастным взором, Кэйа верно теряет осколки терпения. Неужели юный мастер не понимает, какая опасность грозит его отцу? Или он наивно верит в всесильность Крепуса? Или все еще считает слова Чайлда ложью, а убийство лишь ужасающим совпадением? Но покопаться в чужой голове невозможно, по крайней мере, не размозжив череп владельца, чего Кэйа как раз стремится избежать, поэтому… Он смеет надеяться на благоразумие мастера. Обратная дорога тянется вечность. Одни и те же деревья сменяют друг друга, а никаких признаков замка поблизости все еще нет. Кэйа вспоминает, как увидел замок винных магнатов впервые — «Рассвет» привлекал глаз башнями из красного кирпича и раскинувшимися на много миль виноградниками. Тогда замок казался ему и правда «крепостью» — местом, где он не должен был волноваться за собственную жизнь. Но вот Кэйа снова подъезжает к величественному строению, а этот страх никуда не делся. Разница лишь в том, что теперь — куда больше жизней, за которые он волнуется. Кэйа облегченно выдыхает, видя замок в целости и сохранности, облитый солнечным светом и абсолютно не тронутый разбоем или еще чьем-нибудь нападением. Узел волнения в животе немного ослабляется. Детишки, снующие туда-сюда, как и в первый его приезд — укрепляют уверенность принца. Привычный шум поселения, когда они проезжают мимо маленьких кирпичных домиков, еще больше успокаивает юношу. А когда у ворот их снова встречает тот же охранник с глуповатым личиком, Кэйа наконец расслабляется. Они не опоздали. Он переводит взгляд на Дилюка, надеясь увидеть в нем исцеляющее облегчение, но… Мастер лишь смотрит себе под ноги, даже не думая посмотреть в ответ. Следующий взор падает на Тарталью — по-лисьи прищуренный взор, толика грусти на дне непроницаемых глаз, — но тот только поджимает губы, словно ждет чего-то от принца. Около центрального здания их встречает Аделинда. Все такая же идеально спокойная и готовая встретить гостей. — Господин Дилюк, — женщина мягко кланяется — почтение и признательность смешиваются в простом движении, — Рада вас видеть. — И я тебя, — мастер улыбается, с той же нежностью, что и Джинн. Кэйа напрасно пытался поймать его взор — ничего не изменилось, все тот же холод в его сторону, приправленный показным безразличием и лежащей на поверхности обидой. Чертовски по-детски, мастер. Они вылезают из повозки — Дилюк быстро и отточенно, словно путешествовал именно таким образом сотни раз, Кэйа более грациозно и вальяжно, вспоминая все же об уроках Дайнслейфа. Тарталья наоборот — покидать насиженное место не торопится, сладко потягиваясь. — Мне нужно увидеть отца, Аделинда, — в голос мастера проскальзывают приказные нотки, но не лишают его мягкости, адресованной женщине. Аделинда лишь машет головой. — Увы, господин. Крепус отправился в Мондштадт сегодня утром. Удивление и тревога вспыхивает в Дилюке мгновенно: — Зачем? Аделинда разводит руками, словно извиняясь за то, что слишком мало знает. — На встречу с магистром. Утром пришло письмо. Кэйа закрывает рот, из которого так и норовит выскочить нервный смешок, рукой. Он был прав, когда думал о том, что неплохо было бы отправиться сразу в Мондштадт. А теперь они потеряли достаточно много времени, делая круг, чтобы добраться до замка. При самом лучшем раскладе они прибудут в город поздней ночью, в то время как Крепус уже может отправиться обратно. Время будет играть против них в любом случае, и эта заминка не исключение. Но… если они останутся в замке… с Крепусом могут расправиться по пути домой. Так же, как и с отцом Джинн. Пока хозяин замка остается в Монде, он в относительной безопасности. Может, даже защищеннее чем в замке. — Аделинда, — Дилюк звучит еще более решительно, кладя ладони на плечи женщине, — Попроси сменить лошадей и принеси нам поесть. — Но… — женщина пытается возразить, но не решается. Не потому, думает Кэйа, что испугалась неповиновения молодому господину. Но потому, что чувствует, насколько велика необходимость в том, о чем просит Дилюк. Пока она растворяется в тенях замка, спеша выполнить все просьбы, Дилюк лишь устало трет веки. За обратный путь никому из них, исключая Тарталью, так и не удалось задремать. Волнение булькало в каждом из желудков, заставляя Кэйю все время сглатывать отвратительно-вязкую слюну. Аделинда появляется быстрее, чем все трое могли ожидать. Она передает мастеру кулек с едой, а затем подводит к ним еще одного кучера. Он высоковат и Кэйа видел его, работающим на виноградниках, но никогда особо не приглядывался. Мужчина приглашает их пройти к выходу из замка, туда, где уже оборудована карета для них. Чайлд все же выбирается из повозки, готовясь пересесть на более удобный транспорт. Пока они нестройным шагом следуют за Дилюком и Аделиндой, Тарталья успевает подобраться ближе и шепнуть на ухо: — Достаточно по-королевски, ваше высочество? Кэйа корчит рассерженное лицо, впрочем, не чувствуя истинной злости к мальчишке. — Не хватает молчаливой компании, знаешь ли. Чайлд хихикает, мило и невинно, заставляя Кэйю почти что повернуться к нему и посмотреть на это зрелище. — А по-моему, Рагнвиндр как раз молчун. — Я говорил не о нем. — Ох, это было обо мне? — Чайлд пытается сыграть настоящее удивление, — Я польщен, мой принц! Кэйа скрипит зубами, желая заткнуть расшалившегося мальчишку. Не чувствует злости? Что ж, принц берет слова назад. Тарталья прямо сейчас безумно раздражает его, мешая сосредоточиться и подумать о том, что следует делать дальше. Если Кэйа не сможет верно оценить ситуацию, если снова потеряет драгоценное время… Они могут не успеть. — Не зови меня так, — злобный шепот. — Навевает дурные воспоминания? Как прозаично! Принц, что не любит свой титул. — Замолчи! — Невежливо, ваше высочество. — Я сказал, замолчи! — шепот переходит на октаву громче, еще чуть-чуть и их беседа дойдет до ушей впереди идущих. И это последнее, черт возьми, чего Кэйа хочет. — Снова будешь указывать, что мне делать, а что нет? Кэйа набирает в легкие побольше воздуха. Когда его единственным собеседником долгое время оставался Дайнслейф — ни одного лишнего слова, двойное дно в каждом предложении, — тяжело перестроиться и фильтровать кучу беспочвенных упреков от Чайлда. Но застарелые привычки не должны вырваться наружу. Им стоит остаться там — в темницах и подвалах Каэнрии, в унисоне человеческих криков о помощи и нескончаемой крови. Здесь — в стране ветров — им не место. Поэтому бывший принц пытается сконцентрироваться не на словах Чайлда, а на том, как он говорит. Ему мерещиться явная обида в каждом подначивании. А стоит ему встретиться с Тартальей взглядом — как искорки жизни в пустых голубых глазах начинают слабо поблескивать. — Я не указываю, — Кэйа понижает голос, продолжая периодически подглядывать на идущего рядом, — И не считаю тебя слугой или… кем ты там еще себя вообразил. — Правда? — Чайлд с долей здравого скепсиса поднимает бровь, но в его смягчившемся тоне Кэйа угадывает… надежду? облегчение? Он не знает, на что это похоже, но… — Правда. Мне очень повезло, что ты решил не убивать меня в тот день. Даже если это была лишь жалость. Кажется, на сегодня его лимит честности снова исчерпан. Бывший принц отворачивается, не удосужившись проследить за реакцией мальчишки, и ускоряет шаг. Карета, похожая на ту, в которой они с учителем и прибыли сюда, уже готова отправляться. Аделинда крепко обнимает Дилюка, но не так, будто прощается. Не говорит «до свидания», но говорит «возвращайтесь скорее». Будто чувствует, что их ждет долгое путешествие. Будто они оставляют замок на гораздо большее время.       Дорога проходит в попытках каждого хотя бы немного вздремнуть. В этот раз даже к Тарталье, что умудряется заснуть буквально в любом положении, не приходит сон. Мальчишка лишь задумчиво изучает окрестности за серебряными ставнями, изредка посматривая на принца. Кажется, его мучают серьезные размышления. Очертания города, укутанного высокой крепостной стеной, виднеются только с первым появлением звезд. Когда они уже проезжают по мосту, то взгляд Кэйи цепляется за открывающийся вид. Вода в Сидровом озере волшебно поблескивает в ночном свете. Он видит каменную кладку стен впереди, много одуванчиков, раскинувшихся на полянках и совсем мало городских огней. Город будто безмятежно спит. — Здесь тоже не будет охраны? — интересуется Чайлд, замечая всего двух стражей у въезда в город. Один из них сладко похрапывает под звук стрекочущих сверчков, в то время как второй занят чтением какой-то книжки. — Она… есть, — досадливо возражает Дилюк, впрочем, находя критику Тартальи вполне справедливой. Мондштадцы любили вино и свободу, и уж точно никогда не пеклись о собственной безопасности сверх меры. Ведь существовал Ордо Фавониус, рыцарский орден, что должен защищать всех жителей города. И пусть уровень их подготовки давно разочаровал Дилюка, одно он знал точно — в Монде умрут скорее от передозировки одуванчикового вина, чем от чего-либо еще. — Знаешь, я боюсь что для Дотторе все будет слишком просто, — очень кстати делится Чайлд, замечая, как руки мастера, обтянутые перчатками, сжимаются в кулаки. Кажется, мальчишка решает подействовать каждому из них на нервы. — И на что это ты сейчас намекаешь? — мгновенно вспыхивает Дилюк. Чайлд наигранно-невинно пожимает плечами. — Да я и не намекаю. Я говорю прямо: Монд не переживет нашествия Дотторе. И пока Дилюк собирает все свое терпение, чтобы не сорваться и не ударить зазнавшегося мальчишку-чужестранца, Кэйа решает вмешаться. — Не будем недооценивать работу магистра раньше времени. Чайлд хмыкает — принц чувствует эту мягкость в мальчишке, стоит ему взглянуть на него, — и спор затихает. Преодолев центральный вход, кучер ловким движением слезает со своего места и торопится открыть перед пассажирами дверь. Кэйа не слышит ничего подозрительного в ночной тишине — максимум надоедливых сверчков, — и от этого напряжение в груди растет. Разве должна столица быть такой пустой? Или все мондштадцы поголовно сущие жаворонки? А куда подевались все скандально известные пьяницы, молва о которых доходит и до замка «Рассвет»? Волнение снова напоминает о себе; ладошки становятся противно-липкими, а сердце опасно-быстро трепыхается в груди. Сейчас им просто нужно пройти в здание Ордо Фавониус, а уж потом предаваться страхам и сомнениям. Они спешат по сотням ступенек, поднимаясь к центральной площади. Даже брызги от фонтана не нарушают общее спокойствие, а сквозь парочку открытых ставен на первых этажах слышно довольное похрапывание. Это разрушает иллюзию застывшего в тишине города, и Кэйа уже гораздо увереннее поднимается вверх по бесконечным лестницам, стремясь достигнуть нужного здания как можно скорее. Рядом с ним Дилюк, ничуть не отстающий, а позади — бурчащий что-то под нос Тарталья, показательно незаинтересованный во всей этой гонке со временем. Часы на башне бьют ровно час, когда они преодолевают последние пролеты. Мягкий свет из двух окон выбивает из Дилюка облегченный вздох. Металлический засов на двери поддается слишком легко. И пока Дилюк едва не бежит к двери, из которой пробивается теплый свет, Кэйа пытается успокоить собственное сердцебиение. Дилюк дергает тяжелую дверь на себя, и свет на мгновение ослепляет всех троих. Кэйа еще не уверен в том, что они успели.