Помни о смерти

      Тренировки поглотили будущего Короля. Теперь Тарталья стал не только партнером в частых спаррингах, но и — как не странно — учителем. Кэйа прекрасно владел одноручным мечом, но Чайлд предложил пойти дальше — не концентрироваться лишь на одном оружие. Кэйа выбрал нож. Конечно же, Чайлд прекрасно им владел. Именно возвращаясь после очередной тренировки, причем в довольно благодушном расположении духа, Кэйа решил — любопытство некстати разыгралось — взглянуть в окно. Рассчитывал полюбоваться падением снежинок, а получил карету у дворца, из которой грациозно выныривал Дайнслейф. Отшатнувшись от окна, Кэйа почувствовал, как скрутило внезапно живот. Неожиданное появление учителя — можно ли назвать его уже бывшим, учитывая новую роль Чайлда? — выбило всю почву из-под ног. Юноша так и застрял на месте, не зная, что делать. Может, вернуться к Тарталье и попросить его сбежать вместе с ним? Или поспешить в свою комнату, чтобы собрать вещи, а потом попытаться скрыться? Оба плана отдавали дешевизной и трусостью, а это было едва ли к лицу принцу, что уж говорить о будущем Короле. Поэтому Кэйа глубоко вздохнул и решил стоически принять встречу с Дайнслейфом. Только сперва все же сменить внешний вид после тренировки.       Переодевшись в темно-синие брюки и лучшую на его вкус рубашку, Кэйа нацепил на себя и накидку с белым меховым воротником — он выглядел как настоящий аристократ из Заполярного дворца, но это не смущало юношу. Сейчас ему действительно нравилось то, как он выглядел. Не убегающий принц, не притворный помощник Аделинды, не пленник. Просто… Кэйа. Стук в дверь — Кэйа поправляет накидку, крикнув что-то вроде «заходите». Он ожидает кого-то из слуг, которые пригласят его в комнату приемов, или Тарталью, который утянет его прямо к Царице, да даже самого Дайнслейфа. Но видит перед собой Дилюка. И все мысли куда-то улетучиваются. — Как ты… Но Кэйа не успевает договорить. Красные волосы неожиданно мелькают совсем рядом, а затем их обладатель со всей силы сжимает его. В настолько крепких объятьях, что, кажется, воздуха может и не хватить. Кэйа ловит полный ступор, накидка, тщательно поправленная, летит на пол, а сильные руки все еще на его плечах. Это кажется чем-то нереальным, почти странным сном, но Кэйа моргает несколько раз — а Дилюк все еще здесь. Все по-настоящему. Они — по-настоящему. Когда мастер отрывается от него, раскрасневшийся и волнующий — Кэйа забывает все слова. Да и не нужны они сейчас вовсе, когда Дилюк, не выдержав, еще раз прижимает юношу к себе. Сколько они так стоят, обнявшись и не говоря ни слова? Кэйа не знает, лишь продолжает вслушиваться в тяжелое дыхание рядом. — Как же ты меня напугал, — наконец говорит Дилюк, и голос его, такой знакомый и такой далекий одновременно, заставляет тело покрыться мурашками. Кэйа и не надеялся на чудо — а появление мастера из страны ветров выглядит именно так. В конце концов, Чайлд своим признанием перед Дотторе, пусть и спас его, но явно подставил перед Дилюком. Так простой подмастерье превратился в наследного принца, а секундой позже — в разменную монету. — Почему ты… здесь? Кэйа уже понял, что чудо действительно произошло. Другой вопрос — почему? Не смотря на все теплые чувства, которые к нему испытывал мастер, едва ли тот оставил отца, магистра, Джинн и страну ветров только из-за него. От осознания этого в голову закрадывались не самые приятные мысли. И моментально потяжелевший взор Дилюка только усугубил положение. — Давай просто… поговорим об этом чуть позже. Просьба Дилюка отложить столь важный разговор еще больше встревожила Кэйю. Как вообще мастеру пришла идея сунуться за ним? Как Крепус Рагнвиндр вообще допустил такое? Первые подозрения закрались уже сейчас, но Кэйа буквально одернул себя и запретил даже думать о подобном. — Хорошо, если ты просишь, — мягко улыбнулся Кэйа. С Дилюком он всегда мог быть собой — иронично — даже когда был кем угодно, кроме себя самого. Мастер осмотрел его хоромы, выбрав в качестве сидения его роскошную (по меркам жилья в замке «Рассвет» на правах помощника Аделинды) постель. Кэйа оперативно уселся рядом, разглядывая отчего-то изменившегося мастера. Нет, его черты лица нисколько не были тронуты их резким расставанием, но вот блеск, всегда присутствующий в амарантовых глазах, исчез. Дилюк больше не походил на маленького волчонка, как окрестил его Кэйа когда-то. Это было еще одним дурным знаком. Одним из таких, в которые вы до последнего не верите, и надеетесь, что вам просто кажется. А потом — бац! — и все худшие опасения подтверждаются, пиная вас в лицо. Но в ту секунду ужасная правда еще не достигла Кэйю, хотя понимание происходящего уже витало вокруг. Мастер тоже оглядывал Кэйю, но — не так. Ласково отмечал про себя вернувшийся здоровый цвет лица, и отсутствие следов каких-либо пыток, и залюбовался тем, что так долго прятал принц. Дайнслейф конечно же рассказал; белесый шрам на правом глазу, родимое пятно в форме звезды — символ Династии Черного Солнца, дар и проклятие одновременно. И это было ошибкой. Кэйа четко перехватил взгляд юноши перед собой, понимая, что забыл надеть повязку — он не то чтобы нуждался в ней в Снежной, но, черт возьми, Дилюк же не должен был видеть его шрам. Но Дилюк видел — и это не было самым страшным. Дилюк не задавал вопросов, и Кэйа моментально сложил дважды два. Часть тайны была приоткрыта. Дайнслейф и Дилюк прибыли во дворец одновременно, и что еще хуже — вместе. Кэйа застыл, продолжая вглядываться в лицо рядом. Он и хотел было накинуться на Дилюка с вопросами, и уличить его в непонятной связи с Дайнслейфом, и… Кэйа не решился — слишком печален был взор мастера. Было в нем что-то другое, новое-неизведанное-далекое, что не подходило Рагнвиндру. Словно, стоит принцу задать один вопрос — и он узнает ответы на много других, гораздо более важных и болезненных. И Кэйа соглашается оттянуть это, тянется к Дилюку, укладывается головой на его колени, и чувствует, как чужие пальцы бережно начинают перебирать его волосы. Это уже было когда-то. И они были. Звезды страны ветров, неловкие касания и горящие взгляды. В глазах Дилюка — тогда на балу, и в ночи особняка Гуннхильдр, — мог бы отражаться целый мир. Но там упрямо отражался он — мальчишка-помощник Аделинды, юноша, нарядившийся для приема, и, в конце концов, сбежавший принц. — Я боялся, что больше не увижу тебя, — делится Дилюк, убирая выбившуюся прядь непослушных волос. Кэйа чувствует, как внутри все болезненно сжимается, колит его изнутри. Едва ли сам Кэйа надеялся увидеть его. Но вот они — покои в стране снегов и льда — снова вместе. И Кэйа мечтает заморозить это мгновение, так же, как снежные узоры застывают на окнах. Не двигаться дальше, не разбираться со всеми недосказанностями, просто — быть. Чувствовать чужие руки на своих волосах. Ласково улыбаться от простых слов. — Я тоже, — шепчет Кэйа, поглядывая на дно амарантовых глаз. В их глубине, помимо осевшей горечи, все еще так много любви. Кэйа хочет сказать так много — и одновременно не желает вообще говорить. Кажется, что и слова — такие тяжелые и нелепые — совсем им не нужны. Пока есть взгляды и мягкие касания, пока грудь вздымается от предвкушения, пока родное уже лицо наклоняется к нему и теплые губы накрывают его собственные. Это не похоже на их первый поцелуй. Простое касание теперь сопровождается небольшим покалыванием, и юношеские сердца трепещут в предвкушении. Кэйа с толикой внезапной жадности сминает тонкие губы, еле удерживается от лезущей некстати улыбки. Холодные ладони забираются под ворот чужой рубашки — простенькой и не присущей наследнику «Рассвета», ласково проходятся по чужим ключицам, замирая в районе шеи. Дилюк всем телом тянется к нему — вручая прекрасному принцу свое горящее сердце. Кэйа захлебывается в этом моменте — тонет, не стремясь выплывать, — и целует Дилюка так, как не целовал никого прежде. Принц расстегивает чужую рубашку, холодные пальцы скользят по животу мастера, очерчивая напряженные мышцы. Прикосновения Дилюку нравятся — Кэйа чувствует, и оттого ведет себя смелее и смелее. Они разрывают один поцелуй, и, чуть отдышавшись, снова хватаются друг за друга. Кэйа успевает укусить нижнюю губу Дилюка, хрипло посмеиваясь, когда тот отрывается и с недоумением смотрит на него. В юном мастере — которого когда-то он посчитал за наивного волчонка — столько всего необъяснимого и прекрасного, что едва ли принцу когда-нибудь хватит слов. Кэйа чувствует себя живым, цепляясь за Дилюка. И снова видит отголоски волшебного блеска в амарантовых глазах. — Я… Он обрывает сам себя, толком и не зная, что собирался сказать. Возможно, что-то беспросветно глупое. Что-то, что может вырваться у обычного юноши его возраста — может, неловкое признание в чувствах, или комплимент совсем ни к месту. Больше нет никаких выученных ролей, отрепетированных выражений и интонаций. Только раскрасневшийся Дилюк перед ним, жаждущий услышать продолжение. Но не сейчас.       Кэйа мотает головой, снова целуя Дилюка. Он клюет его в уголок губ, и в щеку, и чуть выше, и улыбка сама собой расплывается на губах принца. Он уже делал так однажды — комната в особняке Гуннхильдр, небольшая перепалка и милейшая ревность со стороны мастера. Но теперь Дилюк не стоит столбом, не зная, куда себя деть, а ласково целует в ответ, поправляя его волосы и слегка оттягивая их. Кэйа чуть ли не мурлычет от удовольствия в чужие губы, желая, чтобы все это никогда не заканчивалось. Когда они все же отрываются друг от друга — красные, с выдающими их с головой распухшими от поцелуев губами и тяжело дышащие — Кэйа чувствует себя таким счастливым, что страшно становится. Будто все трудности, что ждут его впереди — и не трудности вовсе. Будто любая задача, любой план — по плечу. Будто сил у него бесконечное множество, а Король — незначительное препятствие. Мысль о Короле резко отрезвляет. И опускает на землю. Как и резкий стук в дверь. — Мне нужно… Кэйа отодвигается от тяжело дышащего, разгоряченного и полураздетого Дилюка, стараясь не опускать свой взгляд ниже положенного, и тянется за валяющейся на полу накидкой. Он наверняка выглядит довольно помято. Дилюк ловит изменившуюся атмосферу между ними моментально, застегивает рубашку и приглаживает выбившиеся волосы. Кэйа сглатывает, когда ненароком все же выхватывает шею мастера, украшенную теперь красненькими пятнышками, и пытается выровнять дыхание. — Не сейчас! — хрипит он, когда стук повторяется. Но за дверью кто-то явно непонятливый, потому что за просьбой принца следует еще пара-тройка настырных стуков. Когда Кэйа уже догадывается о том, кто стоит по ту сторону, дверь самовольно распахивается. На пороге Тарталья, одетый как и подобает статусу Предвестника, вот только улыбка — по-прежнему плутовская и несерьезная — принадлежит Аяксу. — Как вы тут, голубки? — в его тоне не мелькает ничего, кроме искреннего любопытства. Что удивляет Кэйю так же, как и спокойная реакция Дилюка на появление предвестника. Насколько Дайнслейф посвятил мастера в ту часть жизни, которую так тщательно скрывал сам Кэйа? — Все было замечательно, — хмыкает Кэйа, — пока кое-кто не пришел. Чайлд наигранно хватается за сердце: — Это было больно! — И несправедливо, — внезапно подключается Дилюк к их маленькой игре. На радость подхватившему Тарталье и к почти что шоку Кэйи, — ведь это он провел меня сюда. Чайлд важно кивает, довольно подмигивая новому союзнику. Кэйа все еще ловит легкий ступор — с каких пор эти двое спелись? — но держится молодцом до конца. — Уверен, Дилюк справился бы и без твоей помощи. Тарталья задумчиво пожимает плечами. — Не думаю, что он способен на подобное. — Эй! — Дилюк загорается мгновенно, точно спичка, — Ты только что выставил меня недалеким? Глупая улыбка сама собой расплывается на красивом лице принца. Шутливые перепалки двух близких ему людей — еще месяц назад казались чем-то несбыточным. А теперь — вот, посмотрите, — обмениваются любезностями. Тарталья уже вольготно расположился в одном из кресел, пока Кэйа продолжает стоять. — Ее величество выделило для гостя из страны ветров отдельные покои, — сообщает Чайлд, но тут же строит заговорщицкую мину, — Но он может пожить и здесь. — Не уверен, что мне разрешат такое, — вдруг притворно сокрушается Дилюк, и Тарталья заливисто хохочет, приятно удивленный переменами в чувстве юмора некогда зануды. С губ Кэйи не сходит улыбка, и сердце делает очередной кульбит, стоит перехватить взгляд алых глаз. Кэйа никогда не чувствовал подобного. Никаких, даже самых витиеватых слов не хватит, чтобы описать это. Дилюк просто… был создан для него. — Семеро! Хватит так глазеть друг на друга! Даже для Тартальи это кристально ясно. Мелькает недавнее — Кэйа и Аякс на этой же кровати, все перепутано и неправильно. Ему больно и страшно, круговорот воспоминаний захлестывает со всей силы, и единственное четкое пятно — мальчишка перед ним, тянущийся вперед. Все не так, как должно быть. Но теперь — лукавая улыбка, понимание в бездонных глазах — все на своих местах. Никаких намеков и полутонов. Может, капля сожалений — мысли о неслучившемся. Но едва ли это гложет молодого и верного воина Ее Величества. Чайлд и прекрасен этим — честен в своих порывах и не боится рисковать. Не умеет проигрывать, но умеет радоваться чужим победам. Кэйа не знает, как сложилась его судьба, если бы не этот мальчишка. — Выкладывай, — мягко просит принц, игнорируя подкол мальчишки. Все же, пусть Чайлд и обожал проводить с ним время, без какой-либо интересной информации в покои не заявлялся. Вот и сейчас, вмиг посерьезнев и подобравшись, Тарталья заявил: — Дайнслейф хочет поговорить с тобой. Сегодня. Конечно, бегать от Дайнслейфа было бы несусветной глупостью. Кэйа знал это в момент, когда так удачно выглянул в заснеженное окошко; знал и сейчас, не замечая, как хмурится лицо. Кэйа собачкой следовал за учителем все эти годы — изнуряющие проверки, игры, где мальчику неизвестны правила, приличия, доведенные до абсурда. Вера в Дайнслейфа была своеобразной константой, сам Дайнслейф — непотопляемый корабль, неразрушимая стена. Кэйа ждал столько, сколько учитель сочтет необходимым. Но потом корабль сгинул в море, а стена распалась до основания — незыблемая вера надломилась и оставила четкий след. Кэйа всю жизнь играл по чужим правилам. Передвигал фигуры под чужую указку, расслоился на сотни ролей, готовый отыграть каждую. И сейчас — пока рука учителя снова незримо не нависла над ним — он был свободен. От масок, продуманных гениальных ходов и всего того, чему смог научиться благодаря Дайнслейфу. Глоток свободы пьянил. А встреча с Дайнслейфом отчего-то грозила невидимой клеткой. Принц боялся. И в тоже время знал, что нельзя отказываться от разговора с учителем. Ведь до этого в нем говорил маленький оставленный мальчик, мечтавший отыграться, но никак не будущий Король. — Он уточнил время? Чайлд пожал плечами: — Чем раньше, тем лучше. Он будет ждать тебя в библиотеке. Кэйа еле сдерживает фырканье. Ну конечно, где же еще. — У тебя сегодня важные дела? — указав на роскошный черный камзол, который обычно прятался под полушубком, поинтересовался принц, переводя тему. — Пусть Ее Величество и расположена ко мне, едва ли это помогает отлынивать от работы, — ловко увиливает мальчишка, и, действительно, поднимается с кресла, намереваясь откланяться. Ни Кэйа, ни Дилюк не собираются его останавливать. Тарталья, при всей его мальчишеской беззаботности и показной игривости, все еще был Одиннадцатым Предвестником — силой, с которой нельзя не считаться. — Стоит ли ждать тебя за ужином? — пробует принц, замечая, как вытягивается лицо Дилюка рядом, словно, ну вот это для него уже совсем перебор. — Не собираюсь вам мешать, — отнекивается Чайлд, и вот тут в его голосе слышна легкая обида, не направленная ни на кого конкретно, но… Кэйа все равно принимает на свой счет. Тарталья испаряется из покоев, так, будто его и не было здесь. — Думаешь о Дайнслейфе? Кэйа, привыкший читать других людей, тоскливо замечает, что больше не способен мастерски скрывать свои мысли. Но не винит в этом себя, хотя раньше бы решил, что просто недостаточно старается. Просто теперь… люди знают его. Настоящего Кэйю. Не тщательно выстроенный образ, легко подстраивающийся под спутника. Не отработанную лисью улыбку, готовую сразить молодую и неопытную девчушку. Может, теперь он и не загадочный господин в маске Смерти в замке «Рассвет», но… Зато ему больше не нужно притворяться. — Не хочу идти к нему. — Потому что думаешь, что он предал тебя? Кэйа дергается: — Разве это не так? Дилюк, поняв, что поспешил с чем-бы то ни было, пристыженно опускает голову: — Я не могу судить. — Неужели? — вопросительно вскидывает брови Кэйа, сохраняя самообладание. Он не Дилюк, готовый вспыхнуть моментально, оттого и не спешит набрасываться на мастера с обвинениями и упреками. Жаль лишь, что оттянуть важнейший разговор, при всем желании, не получилось. Поэтому, видя, что обладатель амарантовых глаз не спешит отвечать, задает еще один вопрос — прямо в лоб: — Что произошло после моего исчезновения? И тогда это происходит. Блеск снова исчезает из родных глаз. — Мой отец мертв, Кэйа.

***

      Время ужина давно прошло, но никто из покоев принца в столовую так и не спустился. С первыми звездами, сверкающими на небосводе, дверь в дворцовую библиотеку скрипнула. — Довольно долго. — Ну, — хмыканье, — ты все еще здесь. Хриплый смешок раздается у окна. Дайнслейф, облаченный в излюбленную мантию, стоит, слегка опершись на подоконник. Ничуть не изменился — только светлые волосы стали немного длиннее. На тонких губах знакомая полуулыбка. Кэйа больше не пытается заглянуть на дно голубых глаз, ища там ответы. Пробирается сквозь полумрак библиотеки, устраивается рядом. Не требует объяснений и не ждет сожаления. Впервые смотрит на Дайнслейфа не как на учителя — найденный пример подражания, боязнь ошибиться и желание доказать, — но как на равного себе. И совсем не ожидает услышать следующее. — Я скучал, Кэйа. Принц застывает. И не может поверить собственным ушам. Оттого и не находит в себе силы ответить, продолжая отрешенно глядеть в голубые глаза. Потому что всего три слова обескураживают, ломают-перемалывают не юношу в иноземных одеждах, но маленького мальчика, всегда с трепетом слыша собственное имя из уст учителя. Мерцание звезд в окне схоже с мерцанием их отголосков на плаще Дайнслейфа. Годы берегут его — ни одной лишней морщинки на точно очерченном лице. Кэйа моргает — знакомый плащ виднеется впереди, и он пытается успеть за быстрым шагом. Маленький принц точно знает — его учитель особенный. Учитель никогда не бросит его; учитель не боится никого во дворце, даже Короля. Учитель умен и не корыстен; пустые интриги ему безразличны, а вот воспитанием наследника он занят серьезно. Учитель нежно треплет его по голове и ласково зовет по имени, а еще никогда не дает в обиду. Кэйа моргает снова — картины прошлого рассыпаются, оставляя сладкую горечь на языке. Маленький принц вырастает в непослушного и жестокого юнца, но учитель тенью следует за ним. Юнец заигрывается с нескончаемым кровопролитием — и учитель отрезвляет его. Возмужавший юноша спасается от поглощающего пламени только благодаря учителю. Перед глазами всплывает весь их в путь в стране ветров. Учитель рядом в замке, учитель дает совет, учитель испаряется с врагом. Последний раз он видит учителя мельком — тени улочек Монда, усталость смешанная с неизвестностью и разочарованию. Дайнслейф, стоящий рядом с Дотторе на приеме, Дайнслейф, следующий вместе с Предвестником через особняк Гуннхильдр, Дайнслейф, неторопливо идущий к выходу из города свободы. Дайнслейф, ждущий его в библиотеке страны снегов. Все еще здесь. Рядом со своим учеником. Кэйа больше не склоняет голову, чтобы избежать чужого испытывающего взгляда, не прячется за отросшей челкой непослушных волос, не робеет от грозной фигуры в плаще. Кэйа больше не испуганный маленький принц, потерявший братика. — Я тоже, Дайнслейф. Дайнслейф больше не недостижимый идеал — сложные ходы, запутанные просьбы — но такой же смертный, стоящий в шаге — протяни руку, схватишь звездную россыпь. Звезды больше не робкое мечтанье маленького мальчика. Больше никакого фальшивого неба над головой. Они смотрят друг на друга — учитель и ученик, наставник и принц, страж и крепость — и Кэйа замечает, что даже безразличные голубые глаза дают трещину. В них мягким отсветом — радость встречи, гордость и нежность; чувства такие непривычные и родные одновременно. Будто еще вчера он заходил проведать его в комнатушке в замке «Рассвет». Будто все остальное было дурным сном. Не было. Теперь — слезы в глазах Дилюка, нарушенные сделки и витающая смерть в доме магистра — Кэйа знает. Правда в том, что Дайнслейф никогда не предавал его. Даже если все в тот момент говорило об обратном. Правда в том, что близкие — поистине близкие люди — всегда были верны ему. Мальчишка с потухшими глазами; бесстрашный воин и близкий сердцу друг. Кэйа не знает, что делал бы без поддержки и неутомимости Чайлда. Дилюк. Пылкий юноша с добрым сердцем, умеющий любить. И научивший этому Кэйю. И, конечно, Дайнслейф. — На самом деле, я рассчитывал на менее теплый прием, — после продолжительного молчания делится учитель, ласково проходя взглядом по отросшим волосам и лицу принца. Кэйа не умеет читать мысли, но сейчас ему впервые не важно то, о чем думает Дайнслейф. Но то, о чем думает он, Кэйа. — Ты просто выбрал правильного попутчика, — учитель научил его выверенным жестам и очаровывающим улыбкам, но сейчас улыбка Кэйи не была вынужденной или отрепетированной. Не служила для какой-то скрытой цели. Это была просто улыбка. Потому что Кэйа правда скучал.