***
Идти по следу Дотторе оказалось почти что невозможным. Не только потому что предвестник был гением и мастерски запутывал следы, но и потому, что сам Дилюк совсем не знал Снежную и даже столицу. Гораздо проще было отыскать пресловутую иголку в стоге сена. Ох, мастер уже успел о многом пожалеть, когда желание впиться мечом в глотку предвестника поугасло. И о том, что там поступил с Кэйей, и о том, что отпустил Дотторе, купившись на простой блеф. И о том, что скрылся раньше, чем смог бы узнать какие-нибудь подробности, которые наверняка бы выбили во дворце у предателя-слуги. Дилюк так спешил, так гнался в надежде наконец прикончить чертового мерзавца… И ради чего? Чтобы теперь бесцельно просиживать зад в постоялом дворе на самой окраине, вслушиваясь в завывания метели и пьяные голоса других постояльцев. И самое ужасное — упуская драгоценное время, за которое Дотторе мог уже покинуть Снежную. Хотя в последнем мастер сомневался — Царица не отпустит бывшего предвестника так легко — наверняка на границе уже организована усиленная охрана и блокпосты. Дилюк устало прислонился к стене, не зная, стоит ли тратить оставшиеся сбережения на сытный ужин. Он взял с собой в путешествие немного моры, но часть ее уже была потрачена на ночлег и подкуп местных информаторов. Не то чтобы вопрос моры стоял настолько остро, но… он мог обойтись и без еды сегодня вечером. Юноша собирался подняться на второй этаж и попытаться уснуть — завтра утром один из проплаченных местных обещал принести вести. Но вдруг слух зацепился за беседу двух мужчин рядом и мастер остановился, не веря, что удача внезапно улыбнулась ему. — Слышал, все на ушах в лаборатории? Хозяин вернулся. Мужчина залпом выпил кружку с чем-то светлым. Его собеседник выглядел куда более пьяным — лицо было заплывшим и раскрасневшимся. — Верну-у-лся? — протянул второй, кажется, едва ли собираясь поддерживать свежую сплетню. — Говорят, он не собирается там задерживаться. Только забирает образцы. — Образцы? — вяло поинтересовался пьяница, которому, скорее всего, было плевать: и на лабораторию, и на эти самые образцы. Мужчина с кружкой в руках кивнул. Больше ничего интересного услышать не удалось — пьянчуга начал жаловаться на любовные неудачи, затем они плавно соскочили на обсуждение местных закусок, и Дилюк понял, что пора спешить. Он вихрем влетел в комнату, собирая свои скромные пожитки и про себя благодаря семерых за каждую посещенную совместную трапезу во дворце. Потому что именно там, из нескончаемых жалоб Панталоне он узнал о лаборатории Дотторе. Никаких сомнений, что «хозяин» в разговоре мужчин — вернувшийся предвестник. Едва ли кто-то сообщил простым рабочим о «понижении» в должности Доктора. И поскольку дорога предстояла достаточная, выдвигаться нужно было сейчас же. Дилюк выскочил из теплого постоялого двора, ловя лицом россыпь снежинок и закутываясь посильнее. Ему все казалось, что стоит потерять пару минут, и он уже опоздает. Чуть-чуть, и Дотторе окончательно сбежит, прихватив с собой все труды. И тогда все будет напрасно — потери страны ветров не будут отомщены. Дилюк не смог найти повозку в ночи, пришлось брать скакуна прямо из постоялого двора за последние деньги. И теперь конь рассекал снежные кучи, проваливаясь в некоторые сугробы, упрямо следуя приказу мастера. Дилюк так спешил, так боялся опоздать. Ночные улицы встречали его завыванием вьюги и потухшими окнами. Мастер вспоминал путь по памяти — так как его обрисовал Панталоне. Из-за этого два раза пришлось сделать небольшой круг — и снова потеря драгоценного времени. Главное — поймать Дотторе раньше, чем тот покинет лабораторию. Знал бы мастер, что такая задача стояла не только перед ним в эту ночь… — Вы арестованы, господин Дотторе, — агент Фатуи, возникший перед ним и направивший оружие, выглядел до жути неловко и неуверенно в полутьме лабораторных помещений. Дотторе хотел было рассмеяться, поправляя маску, но рука так и замерла — выстрел разрезал секундную тишину. Дотторе вопросительно взглянул на агента. — Не двигаться, господин! — постаравшись звучать грозно, выдал агент. Зоркий взор Доктора заметил слегка дрожащие пальцы. Какая глупость — отправлять всего лишь одного человека. Предвестники — любой из одиннадцати — уважаемы и почитаемы простыми Фатуи по умолчанию. Едва ли кто-то решится самолично убить такое важное лицо. Даже если это приказ сверху. — И что же тебе приказали? — интересуется Дотторе, даже позабавленный этой попыткой задержания. Агент крепче перехватывает оружие. — А-арестовать вас, — неуверенное бормотание. Дотторе хмыкает: — А следовало бы убить. — Согласен. На сцене появляется еще один человек. Облаченный в длинную мантию, скрывающую пепельные, почти что седые в слабом свете, длинные волосы и черно-синюю маску. Его появление внезапно и бесшумно; но агент, чувствуя силу, исходящую от новоприбывшего, стыдливо опускает пистолет, прячась в тень. Фатуи почти никогда не видят Первого Предвестника вживую — страх и поклонение, смешанные в равных пропорциях. — Доложи своему отряду, что беглец найден, — Пьеро отвлекается на агента Фатуи на секунду, отдавая распоряжение и безмолвно выпроваживая из беседы. Тот не смеет перечить, скрываясь в темноте. — Выйдем на свежий воздух? — предлагает Дотторе, словно появление Пьеро ничего не значит. Словно тот не посмеет причинить Доктору вред. Пьеро пожимает плечами, так, будто просьба предателя не смущает его. Холодный воздух и завывающая метель кажутся привычными, почти родными. Пьеро, несомненно, привык к теплым вечерам во дворце, но и бушующая природа снаружи никогда не разочаровывала его. В жестоком климате Снежной было свое очарование. — Арест? Как милосердно, — хмыкнул Дотторе, когда они вышли из служебных помещений, прямо в объятия снега и ветра. В руках у Доктора — небольшой черный саквояж, наполненный колбами с сывороткой. В руках у Пьеро — оседающие на пальцах снежинки. — Кое-кто просил за тебя перед Ее Величеством. Дотторе приложил свободную руку к сердцу, состроив удивленный вид. — Я польщен. Неужели фаворитизм Первого Предвестника становится таким очевидным? Пьеро никак не отреагировал на кривляния: — У меня нет фаворитов, Дотторе. И просил за тебя не я. Губы предвестника, не скрытые маской, сложились в театральное «о». — Панталоне ты нужен живым. — Хм, — Дотторе на мгновение, кажется, погрузился в раздумья. Пьеро не мешал бывшему предвестнику, приподняв голову. Звездная рябь на небе отражалась от снежных сугробов, и если бы не ветер, все бы мерцало вокруг. Может, Пьеро думал о стране, где никогда не было звезд. Может, о том, что фатально ошибся в Докторе много лет назад. В любом случае, его лицо выглядело безмятежно в свете луны. — Значит, мне просто надо вернуться во дворец? — Дотторе разрушил установившуюся тишину. Пьеро повернулся к нему. Они оба знали — ни в какой дворец предатель возвращаться не собирается. И оба понимали — Царица никогда не позволит предателю жить. Только не она. Пьеро не торопился с ответом. Он, кажется, искренне наслаждался порывами ветра и падающим снегом. Он так часто пропадал во дворце, что успел заскучать по этой красоте, которую обычно наблюдал лишь из панорамных окон Большого Тронного зала. Дотторе стоял рядом, не разделяя восторга. Выросший в Сумеру и скитавшийся в пустыне — климат Снежной никогда ему не симпатизировал. Оба ясно чувствовали, как оттягивают неизбежное. — Ты был первым, кого я привел в Фатуи. — голос Пьеро такой же как и обычно, грубоватый, — Я нарек тебя Вторым из Предвестников, помнишь? Дотторе поджимает губы. Он помнит. — Ответь только на один вопрос, Зандик. Бездна стоила того, да? Пьеро не звучит осуждающе, произнося это. Доктор морщится от звука своего настоящего имени. Правда в том, что Первый Предвестник видел в отвергнутом ученом из Сумеру истинный потенциал. Шанс изменить течение жизни, шанс получить невероятный симбиоз. Пьеро видел в его исследованиях будущее, до тех пор, пока они не обернулись нескончаемой кровью и связью с Орденом. — Не только Бездна, — в глазах Доктора плещется что-то нечеловеческое, неправильное и опасное, — Все смерти того стоили. Правда в том, что если бы ответ Дотторе был другим — Пьеро решил бы проявить редкое для него милосердие. Но он даже не удосужился соврать. На ближайшей улице послышалось движение, но лаборатория находилась на отшибе, поэтому никто не придал ему значение. — Это не то, что ты хотел услышать? — в голосе Доктора плескались издевательские нотки. Высохшая рука бывшего предвестника, так напоминавшая теперь Пьеро руки вестников, потянулась к приоткрытому карману брюк. Но резкий звук лошадиных копыт заставил ее замереть. Пьеро, кажется, не обратил на эту заминку внимания, все еще пытаясь отыскать в глазах ученого что-то… живое. Дотторе использовал эту слабость правой руки Ее Величества по-максимуму — из кармана показалась приоткрытая колба с сывороткой — один из последних образцов с высочайшей концентрацией. В колбе уже плавал набранный шприц — только воткни в чужую плоть и все. Действие такой сыворотки практически мгновенное. Но никаких экспериментов произведено еще не было. Пьеро как раз подойдет на роль подопытного — а Доктор оставит Царице прощальный подарок. Колба блеснула в чужой руке, а Пьеро заметил ее слишком поздно. Дотторе прикинул все за пару секунд; запястье — единственный участок открытой кожи на теле стоящего перед ним. Был еще конечно кусочек голой шеи, но Доктор не решился — Пьеро был выше и наверняка успел бы оттолкнуть шприц. А так — идеальное испытание сыворотки. Потребовалась всего одна секунда, и…***
Кэйа не зря переживал насчет воздуха — его и правда чертовски не хватало. Даже если крышка была прикрыта не полностью, и смерть от удушья принцу не грозила. Сначала он слышал шум и гомон улиц, их процессия наверняка пробиралась сквозь толпу. Потом — стало тише. Кэйа предположил, что они начали обходить центральную торговую площадь города с левой стороны — там, где располагались старинные доходные дома. Народу там всегда было меньше, а простых зевак почти не наблюдалось. Принц не знал, как это все выглядело снаружи — Чайлд, важно командующий и двое идентичных мужчин, несущих за ним настоящий гроб. Кэйа был уверен — их процессия не была наполнена скорбью и сожалением за почившим. Дорога набирала обороты — нести гроб на подъем стало, однозначно, тяжелее. Но мужчины, вышколенные, видимо, Ху Тао, не жаловались. А Чайлд и вовсе напевал что-то неразборчивое. Кэйа чувствовал, как его ладони подрагивают. Рядом лежал любимый одноручный меч — когда-то давно, принц хотел дать ему имя. Хотел, чтобы он стал столь же величественным, как одинокое «Затмение», лежащие в сердце дворца. Но так и не придумал подходящее название. Пальцы дотронулись до холода клинка. Это немного успокоило принца. Совсем скоро крутой подъем завершился — парадный вход во дворец Каэнрии был совсем рядом. Кэйа даже пожалел, что не может видеть сейчас королевские стены. С этим местом была связана вся его жизнь; маленький мальчик, ловко сбегающий от учителей и мечтающий увидеть мир за пределами жестоких стен. Кэйа больше не был заложником дворца; он видел и бескрайние просторы страны ветров, и величие еще одного дворца, утопающего в снегах… Принц знал, что его жизнь была бы совсем иной, стоило ему родиться в Монде или в Снежной. Но он был рожден в Каэнрии. — Ты там как? — стук по крышке гроба окончательно расстроил его более-менее пришедшее в норму душевное равновесие. Какого черта Чайлд делает? Если кто-то заметит, что принц на самом деле не мертв… Чайлд, не дождавшись ответа, стукнул по крышке еще пару раз. Кэйа выдавил «нормально», надеясь, что мальчишка знает, что делает. Но тот, кажется, не расслышал. И приоткрыл гроб. Улыбающееся личико предвестника было встречено грозным: — Ты сдурел? Лицо Тартальи забавно сморщилось: — Как грубо! Я тут волнуюсь, между прочим. Кэйа почувствовал, как раздражение вперемешку с волнением и диким страхом, что их раскроют, поднимается в нем: — Я тоже! Быстро прикрой меня! Но Чайлд лишь рассмеялся: — Не переживай, мы уже прошли охрану. — Прошли? Тарталья загадочно отвел глаза. Кэйа согнулся в три погибели, чтобы рассмотреть хоть что-то из своего… убежища. Они и правда миновали стражу, и королевский двор, и находились сейчас в одной из главных кладовых — в месте, куда забредали только слуги за чем-то срочно необходимым. Вокруг никого не было. — А где… — Мои новые помощники? Стерегут нас, — то, насколько вальяжно и спокойно Чайлд чувствовал себя на территории врага, поражало. Неужели этот мальчишка так самонадеянно верил в свой план? Но Кэйа не мог винить его. Сам же согласился. — Как мы прошли мимо стражи? Тарталья засветился еще больше: — Рад, что ты спросил. В общем… И предвестник действительно принялся расписывать их маленькое приключение. Секрет минования охраны был прост — сегодня службу несли старые знакомые Ху Тао, которые великодушно и понимающе отнеслись к их маленькой просьбе — никому не говорить об их посещении. Сейчас лишний шум был бы опасен. Если Королю доложат раньше, чем они хотя бы поднимутся в Сапфировый зал, то все будет испорчено. Потому что тогда гроб может подвергнуться ненужным проверкам, и даже то, что его несет посланник Царицы, их не спасет. — Сколько сейчас времени? Кэйа рассчитывал нагрянуть нежданным подарком после обеда; во-первых, потому что местные аристократишки и обитатели королевского двора разойдутся по своим покоям, а во-вторых, потому что надеялся, что Король наестся от души и сделается менее поворотливым. — Обед, — возвещает Чайлд довольно. Они как раз вовремя. Сейчас вся знать собралась в трапезной, лишь слуги будут носиться туда-сюда из кухни и обратно. Тарталья позволил себе усесться на другую сторону гроба и поманил Кэйю, мол, вылезай. Это было слишком рискованно, подумал Кэйа, но с другой стороны — они были одни в огромной кладовой, а за дверью стояли силачи-охранники Ху Тао. Принц помялся, но все же вылез из убежища, намереваясь хотя бы немного размяться. Ноги и руки ужасно затекли в одном и том же положении. Тарталья все еще смотрел на него, совершенно не стесняясь рассматривать точеную фигуру принца. В его взоре не было никакой жажды, только любопытство, плещущееся на дне дымчатых глаз. Кэйа знал, что они никогда по-настоящему не вернут искристо-голубой цвет. Отпечаток Бездны невозможно стереть до конца, как не старайся. — Мы же… сделаем это? — голос Кэйи тихий, почти слабый. Принц не любит врать себе — мысль о том, что его холодный клинок скоро воткнется в чужую плоть… ужасает. Не потому что Кэйа собирается убить отца… Но потому что поднимает руку на Короля. Кэйе страшно. Словно он снова маленький принц, забившийся в дальний угол, дрожащий от последнего жестокого и такого несправедливого наказания. Словно он снова стоит в Сапфировом зале, и герой фрески — Первый Король — с отчаянием взирает на мальчика. Словно вся ненависть, подпитываемая годами, меркнет перед поднимающимся страхом. — Эй, — Тарталья тянется к нему, поглаживая по плечу, легонько, но ощутимо настолько, чтобы картины прошлого начали рассеиваться, — Успокойся. Мы сделаем это. Ты сделаешь это. Кэйя делает глубокий вдох и выдох, стараясь искренне поверить в прозвучавшие слова. Он благодарен Чайлду — за то, что он здесь, за то, что говорит дельные вещи, за то, что придумал этот по-дурацки гениальный план. Но Кэйа, вопреки любому здравому смыслу, хочет, чтобы перед ним сейчас был другой человек. Тот самый, который не пожелал услышать его. Тот самый, который выбрал уйти, а не остаться. Винил ли его Кэйа? Когда видел пустоту в горящих алых глазах, когда видел решимость в поднятом клейморе? Дилюк потерял отца. Семью. Но вместо того, чтобы пережить эту потерю вместе — Кэйа был готов, — мастер просто… выбрал слепую месть. Кэйе ведь знакома его боль. Он уже потерял свою семью однажды. Но… глаза возвращаются к Тарталье — семья, как оказалось, это не только кровные связи и почетные титулы. Иногда это деланное осуждение, за которым прячется забота и желание научить, иногда это безусловная вера и поддержка, еда чужой страны и истории прошлого. Иногда это теплые руки и доброе сердце, легкое возмущение и попытка спрятать алые щеки. Кэйа нашел семью вновь. И Дилюк, черт возьми, стал ее частью. Если бы только мастер остался… они бы придумали что-нибудь. Кэйа придумал бы. Дилюк никогда не чувствовал бы себя одиноким или лишним, никогда не познал еще одной потери. Кэйа сделал бы все, что в его силах, чтобы уберечь мастера от подобного. Они бы справились, если бы только… Если бы все было по-другому. Но пора заканчивать глупые «если». Ладони все еще немного подрагивают, а время неумолимо движется вперед. Совсем скоро трапеза закончится, обитатели дворца разойдутся, а проход в Сапфировый зал будет открыт. — Спасибо, — Кэйа старается улыбнуться, вот только улыбка выходит натянутая — разительное отличие с ослепительными улыбками ранее. Но Кэйа больше не притворяется и не играет; Тарталья ободряюще поглаживает по плечу, а потом минуты начинают утопать в повисшей тишине. Тарталья кажется воодушевленно-взволнованным, Кэйа — напряженно-сосредоточенным. От охранников Ху Тао не слышно ни звука, и все кажется застывшем в вакууме. Только навевающие тревогу мысли принца и постукивание по крышке гроба немного дрожащими пальцами. Когда дверь слабо отворяется, а один из мужчин приглашающе манит ладонью, Кэйа уже лежит в гробу, покрепче перехватывая меч в руках. Чайлд, оживившись, передает гроб носильщикам, предусмотрительно не прикрывая его до самого конца. Их процессия покидает кладовые и шествует по опустевшему дворцу. Ху Тао обещала им легкое шествие, и не обманула — никаких важных особ, никаких суетящихся слуг. Вот только никто не обращает внимание на слабое поскрипывание двери кладовой, и маленькое юркое тельце, в испуге сжимающееся в три погибели и спешащее по другой лестнице, в надежде опередить процессию. Тик-так. Тик-так. Старинные часы в холле медленно отсчитывали секунду за секундой. Когда бесконечные подъемы закончились, а Чайлд уже потерял интерес к убранству и украшению внутренностей дворца, перед ними наконец показался желанный вход. Парадные двери, превосходившие рост человека в несколько раз, сотканные из резных узоров и покрытые тонким слоем золота, восхищали. Настолько, что стоящие по их бокам караульные казались лишь игрушечными солдатиками. Представление начиналось. — Добрый день, уважаемые, — Чайлд почему-то заговорил со странным акцентом, отчего Кэйа еле удержался от нервного смешка. Этот мальчишка… даже в такой важный момент творил, что вздумается. Охрана, абсолютно безразлично воззрилась на него. — У вас есть разрешение на аудиенцию у Короля? — спросил один из них. Чайлд закатил глаза. — Я посол из Снежной. И у меня, — Чайлд отодвинулся, выразительно указывая на гроб позади, — подарок для Короля. — Подарок? — Конечно, — Тарталья расплылся в дружелюбной улыбке, — Тот, о котором он грезил долгие годы. Стражники переглянулись, будто решая, кто пойдет докладывать самому Королю такую необычную весть. Их взоры, скрытые подобием шлемов, было не разглядеть, но Чайлд был уверен — в их глазах плескался страх. Не перед ним, конечно, а жаль. Короля здесь боялись, похоже, все. — Может, мне стоит войти самому? — вдруг предложил Тарталья, сохраняя беззаботное выражение, — И вам не придется волноваться. Король же не будет злиться на заморского гостя, верно? Ох, Чайлд мог быть убедительным. Не только холодом клинка, но и очаровательной улыбкой. — Думаю, — еще одни переглядки, — Вы можете войти, господин. — Рад слышать, уважаемые! И стушевавшаяся стража сама распахнула тяжелые золотые двери, впуская Тарталью и его, гм, багаж, внутрь. Чайлд был поражен увиденным, хотя бесчисленное количество раз бывал в Большом Тронном Зале. Но здесь… все было роскошнее в разы. Это была длинная галерея невероятной высоты, с мраморными колоннами и зеркалами, которые отражали солнечный свет, отчего казалось, что все вокруг сияет. Свод же галереи был украшен множеством фресок, изображающих мириады звезд. Величие комнаты поражало. Но Чайлд не смел надолго задерживать взгляд на убранстве, ведь прямо напротив — в дальнем конце галереи — его ждал восседающий на троне Король. Но его поза не была похожа на деланную леность Царицы; никаких плавных движений и показной грации. И никаких приглашений, разумеется. — Меня зовут Тарталья, — Чайлду приходится чуть повысить голос, но хрусталь зала итак эхом доносит все слова до сидящего по ту сторону, — Я — посланник Царицы. Король кивает. — Ее Величество не смогла присутствовать на этой встрече, но она выполнила данное обещание. Чайлд слегка оборачивается, указывая на гроб и ожидая ответа Короля. Он же должен чувствовать триумф, верно? Его заветное желание сбылось, гроб с принцем прямо перед ним — только открой и проверь. Но Король не спешит; Чайлд не видит выражение чужого лица так далеко, отчего смело начинает идти вперед, веля тащить гроб за ним. Король не возражает. И когда Чайлд подходит ближе, нехорошее предчувствие прошибает его. Что-то не так. Графитовые глаза Короля, похожие на самую темную ночь, слегка прищурены. — Тарталья, значит, — раздается наконец его голос, замогильный холод и властные интонации. Король не предстает в облике безумца, грезившего годами о смерти собственных сыновей. Но Чайлд знает правду. Все должны знать, — Оставь это в центре зала. И убери своих людей. Чайлд недовольно поджимает губы, повинуясь. По крайней мере, Король не пожелал выгнать и его. — И, будь добр, оставь меня одного ненадолго. Хочу увидеть сына в последний раз. Тарталья глубоко вздыхает, не спеша уходить. Этого в его идеальном плане не было. Кэйа не должен был оставаться без подстраховки. Предвестник медленно поворачивается спиной, видя, что за помощниками Ху Тао двери уже закрылись. На его шее, кажется, выступает пот. Ощущение неправильности происходящего усиливается. Чайлд делает шаг. Почему Король выглядит совсем не удивленным его появлением? Делает второй. Фигуры из белого мрамора за колоннами будто покачиваются в звездном мареве зала. Витраж с изображением Первого Короля бликами оседает на «Затмении», покоящемся на голове мужчины. В зале никого нет, кроме них. В зале тихо. Слишком тихо. Тарталья делает еще шаг. Пусть ему и не стать гениальным стратегом, но чутье воина ни разу не подводило предвестника. Сейчас оно так и вопило об накрывающей его с головой опасности. Король знает! Чайлд не торопится сделать следующий шаг. Ему в шею, кажется, дышит сама смерть. Что-то невесомое и неведомое, но ужасающее повисает рядом. Рука тянется к спрятанному ножику. Тарталья резко разворачивается. Прямо за его спиной возвышается Вестник, бесшумно подкравшийся из ниоткуда. Но мальчишка понимает, что за изящными фигурами, скрытыми колоннами при желании можно спрятаться. Особенно когда один за другим из них вылезают оставшиеся слуги Ордена. А Король наконец тянется к крышке гроба. Кажется, они влипли.