Bleeding red, blooming blue

Всё внутри горело так, как если бы он вдыхал не воздух, а настоящий огонь, но это было сущей ерундой по сравнению с тем, насколько они все сегодня были близки к гибели. Аказа был прав. Он достиг своего физического предела. Но демон — уже в который раз — его не убил. Почему? Ответ на этот вопрос лежал на поверхности. Вот только как долго это ещё будет продолжаться? Как долго Аказа будет обивать порог его дома, роняя расплывчатые угрозы и предлагая присоединиться к нему? О том, чтобы переместить отца и Сенджуро в более безопасное место, Кёджуро начал задумываться с тех пор, как брат рассказал ему о первом визите Третьей Высшей. Но в то время Ренгоку ещё питал надежды на то, что путём упорных тренировок он восстановится и всё вновь станет, как прежде. Кроме того, была и другая причина, по которой он не бросился за помощью ни к Оякате-сама, ни к другим Столпам. Оставалось загадкой, как именно демону удалось рассекретить локацию поместья Ренгоку. Навряд ли он ходил от города к городу, опрашивая всех местных жителей, пока ему не указали пальцем нужное направление. А потому Кёджуро опасался связываться с товарищами, не желая ненароком выдать расположение их штаб-квартиры или иных засекреченных точек. Когда же прилетел ворон от самого господина Убуяшики, то Ренгоку намеренно выдвинулся в путь ранним утром, чтобы к вечеру уже прибыть на место и не оставить демону, который, возможно, следил за ним, и шанса сесть ему на хвост. И только встретившись с Оякатой-сама лично, он решился просить об убежище для своей семьи. — Завтра отправитесь в Миэ. Там находится один из домов Глицинии, — Кёджуро сидел у футона Сенджуро, гладя мальчика по волосам, успокаивая. — А ещё за ту префектуру отвечает Мицури, так что, возможно, вы с ней даже увидитесь. — Ты очень бледный, братик… — Сенджуро будто пропустил всё сказанное мимо ушей. Ладонь, куда меньше его собственной, легла на запястье Ренгоку и стиснула, вынуждая остановиться. Сенджуро, не мигая, смотрел на старшего брата, повернув голову на подушке так, чтобы видеть его лицо. — Этот демон тебя снова ранил? — Нет, всё в порядке, — заверил его Кёджуро и для пущей убедительности с улыбкой накрыл ладошку Сенджуро свободной рукой. — Просто я устал с дороги и очень за тебя испугался. Не передать словами, какой ужас он испытал, увидев Третью Высшую подле своего младшего брата. Все внутренности в тот миг будто заледенели, и Ренгоку потребовалась невероятная сила воли, чтобы не наброситься на монстра сию же секунду. Такая опрометчивость могла обернуться тем, что Сенджуро бы пострадал. — Не было похоже, что он действительно хотел меня убить, — неуверенно произнёс мальчик, отводя взгляд. — Или отца. Он ведь мог это сделать в прошлый раз. Дождаться, когда ты проснёшься, и добиться своего под угрозой расправы над нами. Ренгоку покачал головой. — Не пытайся понять, что творится в голове у демона, Сенджуро, — предостерёг он его. Не всегда ясно, о чём обычные люди думают, а тут — чудовище, за десятки лет своего кровавого существования утратившее все связи с человеческим миром, его эмоциями и логикой. За неторопливым обсуждением, как здорово будет им с отцом в городке Удзиямада, где даже зимой морское побережье не теряет своей живописной красоты, Сенджуро заснул. Кёджуро же не сомкнул глаз до самого рассвета, оставаясь настороже, вслушиваясь в завывание разбушевавшегося ветра снаружи и гоня прочь тревожные мысли об отце. Брат сказал, что ближе к вечеру тот направился в город. Зачем — спрашивать не было смысла. В доме не осталось спиртного. А жажда смочить горло горячительным была способна погнать человека за желаемым даже в самую лютую погоду. И вот, получив своё, спешить обратно по темноте и холоду, наверное, мало хотелось. Поэтому скорее всего Шинджуро остался переночевать в городе. Такое и прежде случалось. Кроме того, вряд ли Третья Высшая после их короткого сражения отправился устраивать охоту на старшего Ренгоку. Не пытайся понять, что творится в голове у демона. Однако не этим ли он сам сейчас занимался? Впрочем, на следующее утро даже чертоги демонического разума показались куда менее неприступной крепостью, чем лабиринты отцовского сознания. Где-то за густой пеленой серых облаков осеннее солнце приближалось к полуденной отметке, когда Шинджуро, помятый, с опухшими глазами и источающий похмельную несвежесть, вернулся домой, где был встречен Кёджуро, который после бессонной ночи, полной переживаний, выглядел не лучше. Сенджуро, занимавшийся сборами самых необходимых вещей, очень скоро выбежал на громкие голоса, разносившиеся по всему дому. — …а сейчас ты предлагаешь нам бежать из собственного дома, как каким-то крысам! — Прошу, отец, поймите. Демон может вернуться сюда в любую ночь. И даже если я буду с вами, я, — слова давались с большим трудом, — не смогу вас защитить. — Даже если ты будешь с нами, — презрительно фыркнул Шинджуро, передразнивая. — Это всё ещё тебя удивляет? Неужто ты думал, что достаточно сильный, чтобы тягаться с Высшей Луной? Никчёмный слабак, вот кто ты. О чём ты вообще думал, когда полез с ним сражаться в первый раз? Кёджуро опешил. О чём он думал? О том, что за его спиной трое молодых истребителей и почти две сотни пассажиров. О том, что перед ними один из приближённых к Кибуцуджи демонов, с которым нужно либо покончить, либо попытаться схватить. О том, что у него долг перед истребительским корпусом и перед человечеством. — А о чём, — он слышал себя словно со стороны, до конца не веря в то, что произносит это вслух, — думали вы, отец, когда ушли вчера за выпивкой и оставили Сенджуро совершенно одного. Зная, что демон уже бывал здесь однажды. Коридор наполнила звенящая тишина. Полыхающие гневом глаза Шинджуро превратились в две узкие щёлочки, а черты лица заострились, складываясь в искажённую маску. Ренгоку казалось, что эти трясущиеся — от переполняющей отца ярости или от похмелья — руки вот-вот схватят его за шиворот, после чего последует удар. Удар последовал, но не руками отца. — Если бы не ты, этого демона здесь никогда бы не было.

***

Его разбудила крупная барабанная дробь дождя по крыше и стенам. За окнами густела предвечерняя хмарь, и Ренгоку казалось, что вместо нескольких часов он проспал тысячелетие, не меньше. Проспал тысячелетие и проснулся в пустом холодном мире, в котором не осталось никого из тех, кого он любил, кем дорожил и кого знал. В котором не осталось вообще никого. Словно там, за дверью тебя ожидала лишь бескрайняя голая пустошь. Мёртвая земля, на которой больше ничего не растёт, сколько бы небеса ни поливали её своими слезами. Но нет. Пустым и холодным был лишь этот дом. Каким-то чудом Сенджуро, кинувшемуся следом за разъярённым отцом, удалось уговорить того отправиться в южную префектуру, и только после того, как они ушли, Кёджуро смог вздохнуть свободно и дать себе немного отдохнуть. Получилось не очень. Казалось, эти несколько часов сна, наполненного кошмарами, ещё сильнее вымотали его тело и дух. В этих кошмарах Ренгоку собственным клинком вскрывал себе грудную клетку, раздвигал скрипящие под давлением рёбра и пытался стянуть воедино разорванные чьими-то звериными когтями органы, чтобы не дать им вывалиться наружу и чтобы остановить багровые реки крови, питающие землю вокруг. Со всех сторон раздавались многоголосые шорохи, и среди них отчётливее всех звучал шёпот отцовских обвинений. Если бы погиб как подобает. Демона бы никогда здесь не было. Слабак. Горячее прикосновение тёмно-синих пальцев к щеке. Ренгоку скользит взглядом по серой коже чужой руки, переходящей в округлое плечо, перетекающее в изгиб шеи, и встречается с дьявольской желтизной в растрескавшихся склерах. Демон скалится. Убил. Кошмар отпускал долго, а ощущение горячих пальцев на щеке лишь ярче распалялось под тщетными попытками Ренгоку стереть его собственной ладонью. Ничего страшного, думал он, разминая затёкшее свинцовым напряжением тело. Это просто последствия переутомления. Слишком много всего навалилось разом: новости от господина Убуяшики, новый визит демона, переживания за семью и, наконец, признание самому себе, что ничего уже не будет, как раньше. Ничего страшного, думал он, на следующее утро наглухо запирая дом, который теперь казался заброшенным как никогда раньше. Через пару дней, когда вернётся его ворон, которого он отправил вместе с отцом и братом, и сообщит, что его семья в безопасности, станет на один тяжёлый камень на душе легче. И он сможет целиком и полностью сосредоточиться на своей новой миссии. А до тех пор стоило структурировать полученную от госпожи Тамаё информацию и распланировать первые шаги.

***

Было непросто принять тот факт, что истребители теперь сотрудничали с демонами. Да-да, не с одним, а с целыми двумя. Даже после того, как Ренгоку лично поговорил с госпожой Тамаё и её помощником, которым его представил господин Убуяшики, и убедился, что они готовы помогать и, более того, уже помогают юному Камадо найти лекарство для его сестры… В голове не укладывалось. И тем не менее, сотрудничество действительно установилось. О нём, правда, известно было, помимо главы истребительского корпуса, всего лишь нескольким людям: Шинобу, которая работала над лекарством для Незуко вместе с Тамаё, Урокодаки-сану, который больше не готовил новых истребителей, и теперь вот Ренгоку. Танджиро и тот пребывал в неведении, полагая, что Тамаё по-прежнему скрывается от всех и вся. — Так будет лучше для мальчика, — отрешённо заверила Кёджуро Тамаё, когда он поинтересовался, почему его не посвятили в курс дела. — На меня всё ещё ведётся охота. Чем меньше людей в курсе моих отношений с истребителями, тем для них безопаснее. И чем меньше людей знают о том, что их небольшая команда ищет голубую паучью лилию, тем больше вероятность, что их планам ничто и никто не помешает. Потому что, как рассказала им сама Тамаё, прародитель демонов сам уже не первый век занимался поисками этого мифического цветка. И то, что демоны до сих пор свободно передвигаются лишь в ночное время суток, свидетельствовало о том, что поиски те остаются безуспешными. — Может быть её действительно не существует? — задался логичным вопросом Ренгоку, которого в тот день обуревала масса сомнений, среди которых сильнее всего искрилось нежелание превращаться из воина в ищейку. В ответ на это Тамаё с лёгкой полуулыбкой покачала головой и поведала, что во времена своей службы верховному демону она собственными глазами видела этот цветок. Засушенный экземпляр в гербарии при буддийском монастыре в горах. Гербарий собирали несколько поколений монахов, и тот, кто пополнил его голубой паучьей лилией, по всей видимости, скончался раньше, потому что никто из теперешних служителей так и не смог ничего полезного рассказать. Кибуцуджи Мудзан лично пытал каждого, а затем обратил их всех в демонов в надежде хотя бы так выудить из их воспоминаний правду, но и это не принесло ожидаемых результатов. Они попытались извлечь из того единственного экземпляра максимум выгоды, но цветок, давным-давно мёртвый, не сохранил в себе ничего, кроме пустой оболочки. Следующие несколько десятилетий гору продолжали населять монахи-демоны, которым было поручено исследовать территорию вдоль и поперёк, но никаких следов лилии так и не было обнаружено. — Вы сказали, что Кибуцуджи ищет этот цветок, чтобы победить солнце, — задумчиво произнёс Ренгоку, переваривая услышанное. — Это понятно. Но зачем искать его нам? Зеленовласый помощник госпожи Тамаё, демон по имени Юширо, тут же взъерепенился, принявшись агрессивно защищать свою хозяйку от неозвученных вслух, но вполне очевидных подозрений со стороны Столпа Пламени. Но та его быстро осадила и невозмутимо ответила на заданный вопрос. — Лекарство, особенно от мощного недуга, а смертельную непереносимость солнца определённо можно отнести к таковому, способно не только исцелить. Оно само способно стать смертельным оружием в умелых руках. Если, например, изменить дозировку некоторых компонентов или сами эти компоненты. Это был хороший ответ. А то, что господин Убуяшики, известный своей проницательностью, доверился этим двум демонам, служило хорошим знаком. Увы, избавиться от дурного предчувствия не удавалось. Годы, десятилетия, века бесплодных поисков. Страшно было представить, сколько способов добыть себе искомое перепробовал Кибуцуджи Мудзан за этот срок. Что если всё это «сотрудничество» — очередной такой способ? Только более хитрый и изощрённый. Кто может кинуться на поиски лилии с бóльшим рвением, чем ты и твои сторонники? Только тот, кто больше всего на свете желает тебя уничтожить. Он хотел обсудить это с господином Убуяшики с глазу на глаз, но решил отложить этот разговор на потом. Вдруг, столкнувшись с таким серьёзным недоверием со стороны Столпа, Ояката-сама отстранил бы его и от этого? Оказаться совершенно не при делах — ни в борьбе с демонами, ни в поисках предположительного оружия против них — Ренгоку не мог себе позволить. Позже. Он поговорит с господином позже, когда и если появятся хоть какие-то доказательства его подозрениям, кроме банального и пока что единственного аргумента: «Они ведь демоны». Пока же ему предстояло разобраться с теми манускриптами, которые ему вручил в ту их встречу Юширо. Один — небольшой, исписанный мелким почерком свиток на санскрите со схематичными изображениями растения, напоминающего паучью лилию, вот только какую — красную или голубую — неясно. Второй — внушительных объёмов талмуд по ботанике на русском, где то там, то тут, были заложены крохотные закладки. Именно его он сейчас и листал, ожидая, пока хозяин раменной принесёт ему горячий ужин. Сегодняшний день был полон бестолковых волнений и совершенно пуст на события. Бестолковыми волнения были потому, что Ренгоку сам прекрасно понимал, что в ближайшие пару дней он при всём своём желании не сможет узнать, как там дела у отца и Сенджуро. Оставалось лишь ждать, пока ворон найдёт его и всё сообщит. А событий никаких не было, потому что из-за заморозков, что ударили этим утром, когда Кёджуро покидал отчий дом, поезд, на котором он должен был отправиться в Токио, задержали до позднего вечера. Вынужденный провести в городке весь день, Кёджуро какое-то время бесцельно слонялся по улицам, испытывая какую-то странную тоску. Словно он прощался с родными местами если не навсегда, то очень-очень надолго. То и дело в памяти всплывали воспоминания о тех далёких временах, когда их семья ещё была полной и счастливой. Может, всё дело в подступающей зиме и омрачивших жизнь Ренгоку событиях последних месяцев, однако в том прошлом будто сам мир был более ярким и насыщенным красками. Вот здесь они с Сенджуро пускали слюни на деревянные мечи и игрушки, которые продавал тогда ещё живой и здравствующий плотник. А вон там отец тайком покупал им сладости, пока супруга не видит. А вот здесь они с матушкой выбирали ткани, из которых Ру́ка потом сшила своим сыновьям наряды к фестивалю. Кёджуро не помнил, что это был за фестиваль, но в мельчайших подробностях помнил одежду. Они специально подбирали ткани так, чтобы по цветовой гамме совпадало с отцовским облачением. Чёрные хакама с геометрическими рядами серых треугольников, простая чёрная рубаха из плотной ткани, но главным украшением являлся тёмно-коричневый хаори, украшенный ромбовидным узором приглушённого золотого оттенка. Хотелось — и даже совсем не в глубине души — вернуться в те беззаботные времена, однако это желание не было болезненно сильным. Ренгоку не жалел о прожитых годах. В противном случае такие сожаления обесценили бы всё то, чем он уже успел помочь многим людям. Но тоску это не облегчало. Как назло, часы ожидания вечернего поезда тянулись бесконечно долго, однако в какой-то момент, завернув на очередную знакомую улицу, Кёджуро увидел не менее знакомую вывеску аптеки местного лекаря. И, гоня прочь тягостные воспоминания о временах, когда болезнь матери уже невозможно было скрывать от детей, поспешил туда. Госпожа Тамаё успела предупредить, что на современные сборники по ботанике и медицине время своё можно даже не тратить, так что навряд ли в аптекарских лавках можно было встретить что-либо, содержащее голубую паучью лилию, однако Ренгоку всё равно решил испытать удачу. Как минимум, он ничего не потеряет, если заглянет к Наката-сану, бывшему лечащему врачу своей матери. — Голубая паучья лилия? — переспросил седовласый мужчина, поправляя круглые очки, цепляющиеся за его затылок тонкой пружинкой. — Может быть ты имеешь в виду красную? Её используют для изготовления антидотов к некоторым ядам. «Можно ли считать солнце ядом для демонов?» — отстранённо думал Ренгоку спустя несколько часов, переворачивая страницы талмуда до очередной закладки. Книга раскрыла перед ним очередной блок текста, огибающий со всех сторон схематический кусочек стебля в разрезе. Принадлежал ли этот стебель искомой паучьей лилии в принципе, было непонятно. Что если «голубой» в названии цветка и вовсе является случайной ошибкой, а на самом деле речь всегда шла о красной? С другой стороны, вряд ли Кибуцуджи Мудзан за столько лет об этом не подумал и не испробовал столь широко распространённую сестру этой мифической лилии. Тесное помещение, сплошь заставленное деревянными столиками, каждый из которых этим холодным вечером был занят посетителями, полнилось такой палитрой чудесных ароматов, что даже будь Ренгоку сыт, аппетит проснулся бы в нём с новой силой. Увы, не только аппетит прекратил расти в окружении запахов наваристого бульона, яичной лапши и клёцок из рисового теста, приправленных свежим зелёным луком, но и голод присмирел в одно молниеносное мгновение. В то мгновение, когда на свободную скамью напротив Ренгоку опустился человек. Нет. Не человек. Из недавнего кошмара и ставшей его прообразом реальности вновь протянуло свои призрачные щупальца прикосновение тёмно-синих пальцев к его щеке. Ренгоку еле подавил порыв начать рьяно стирать с неё невидимые, но почему-то такие явственно горячие отпечатки. Демон с человеческим лицом, которое Столп Пламени узнал даже без перечерчивающих его полос и ядовито сверкающих жёлтым глаз, улыбнулся и подпёр подбородок рукой. — Что читаем, Кёджуро?