***
— Если ты рассчитываешь, что я буду тебе помогать… — Я не нуждаюсь в твоей помощи. Они уже как полчаса брели по лесу, следуя петляющей невидимой тропинке из остаточных следов демонического присутствия, то спадавшего и растворявшегося во влаге мерзлеющего воздуха, то вновь насыщающего каждый его поток. Если бы не эти вспышки, самая отчётливая из которых жарким очагом горела меж окровавленных стен дома, где прошлой ночью пировал монстр, у Ренгоку было бы к Аказе куда больше вопросов. Но Третья Высшая действительно не приложил своей руки к убийствам. По крайней мере напрямую. — То есть, я могу идти? Как только стало ясно, что Ренгоку нечего ему предъявить, Аказа вновь стал самим собой: лучился неуместной радостью и без умолку болтал. Мужчина нахмурился. Одна его часть так и норовила сказать «Да, и скатертью дорога!», в то время как другая возмущённо протестовала. Что он за Столп такой, что он за истребитель, который готов просто так взять и дать Третьей Высшей Луне уйти. «Тот, который не в силах уничтожить демона такого уровня», — подсказал разум. «Тот, который не факт, что и с другим справится», — вклинился презрительный голос, так сильно напоминающий отцовский. А ведь и правда. Сможет ли он одолеть того, другого? Но была ещё и третья сторона внутреннего конфликта. Та, что всё ещё ожидала подвоха от Аказы. Нет, раз уж они выяснили, что другой демон действительно существовал, нельзя было допустить, чтобы Аказа успел его предупредить, что ему на хвост истребитель сел. — Нет, не можешь. — О, Кёджуро, — Ренгоку ещё более сердито сдвинул брови от того, с какой лаской пропели его имя. — Я знал, что тебе со мной нравится! Он старался не думать о том, насколько вся эта ситуация в принципе противоестественная. Выслеживать в глухом ночном лесу демона, в то время как третий по силе от прародителя всей этой заразы свободно шагает рядом и то и дело роняет неоднозначные комментарии. Аказа полностью вернул себе свой истинный облик, стоило им только миновать последние городские постройки и взять курс на север. И Ренгоку был этому крайне рад. Это всё намного упрощало. Знать, что смотришь на демона, но видеть перед собой обычного человека, от которого даже серьёзной угрозы не исходит, было в самом деле мучительно. А теперь всё стало, как прежде: вернулись полосы во всей своей чудовищной красе; волосы, которые трепал холодный ветер, вновь были розовыми; голубые и обманчиво невинные глаза обернулись хищническими и заклеймёнными кандзи. Потемневшими обратно пальцами Аказа легко развязал пояс юкаты, под которой скрывалось его привычное облачение, и теперь она болталась на нём на манер длинного серого хаори. Когда Ренгоку сделал замечание, что так юкату не носят и что это неприлично, демон лишь посмеялся и повязал чёрный пояс себе на голову, заявив, что вако законы сухопутных крыс не писаны. Это было так… по-ребячески что ли. Ренгоку не знал, как реагировать, а потому, усилием воли подавив порыв усмехнуться в ответ, просто промолчал. Он не должен чувствовать себя так, словно оказался на задании с кем-то из своих товарищей. А ещё он, если хорошенько подумать, не должен был вообще в это ввязываться. Ему была поручена совершенно иная миссия, от успеха которой зависело куда больше жизней, чем от того, уничтожит он нагрянувшего в их город демона или нет. Но это было против всего его существа — пройти мимо. Особенно, когда нельзя было даже весточку с вороном отправить кому-то из других истребителей. Демон совершил своё первое нападение на этой территории, а потому о нём ещё наверняка не стало никому известно. Помощи местным жителям ждать было неоткуда. Ренгоку не мог закрыть глаза, сесть на поезд и просто уехать. — Слышишь? — Аказа резко остановился. Ренгоку не слышал ничего, кроме скрипящих стонов покачивающихся на ветру деревьев, но кожей ощущал густоту воздуха, которая в этой части леса была особенно вязкой. Они подобрались настолько близко, что ауры двух разных демонов пересеклись и теперь давили на Ренгоку всем своим гнетущим весом. Взявшись за рукоять катаны, Столп повернулся к Аказе и попросил: — Не мешай мне. — Пф, вот делать мне больше нечего, — фыркнул тот. — Это ты у нас тут истребитель. Вот и истребляй. Оставишь книжку почитать, пока в догонялки в потёмках играть будешь? На одно мгновение Ренгоку напрягся, но поспешил избавиться от лишних подозрений. Устраивать весь этот цирк с конями только ради того, чтобы заполучить книгу и свиток, где — и то не факт — содержалась информация о цветке, который ищет Кибуцуджи? Если бы Аказа хотел, он бы уже давным-давно это сделал. Нет, демон ничего не знал. «Или всё он прекрасно знал от Тамаё, которая была двойным агентом», — прозвучал непрошенный голосок. Тряхнув головой, что можно было со стороны расценить как безмолвный отрицательный ответ, Ренгоку, испытывая странную смесь эмоций, повернулся к демону спиной. — Не в ту сторону, — послышалось сзади. Мужчина оглянулся, чтобы увидеть, как Третья Высшая указывает влево. — Вон туда, вниз по склону. Он там стрекочет у реки.***
То, что Аказа метафорично описал стрёкотом, и то, что поначалу почудилось Ренгоку хрустом древесной коры, на деле оказалось сводящим зубы треском костей. Словно кто-то закинул целый мешок с ними в огромный котёл и начал методично переламывать и перемалывать. Но нет. Это демон так двигался, а «котлом» выступало его тело. Бесформенным, угловатым, беспрестанно меняющимся сосудом гнилых оттенков. Там, где только что была одна конечность — рука или нога, непонятно, — вырастала другая, и было их бесчисленное множество. Ни на что не похожие отростки тянулись, как гибкие щупальца, и гнулись в десятках мест разом, как сухие ветки; цеплялись за корни и стволы деревьев, подбрасывая пульсирующее тело вверх, вниз и в разные стороны, подальше от рассекающих ударов катаны; швыряли в истребителя трухлявые пни и комья земли вместе с камнями; так и норовили обвиться вокруг его лодыжек и запястий, чтобы обездвижить или разорвать на части. В одном из красных зрачков, подёрнутых молочной пеленой, как у слепого, красовались перечёркнутые кандзи — Четвёртая Низшая Луна. Когда Ренгоку впервые это заметил, в мыслях так некстати успела промелькнуть догадка, однако в следующее же мгновение голова демона с отвратительным хрустом шейных позвонков перекатилась куда-то за спину, а из разверзшейся с чавканьем грудной клетки в истребителя метнулись копья рёбер. Одно из них распороло ему пиджак и рубашку на левом боку, лишь немного задев кожу, и в конечном итоге это оказалось самым серьёзным повреждением, которое умудрился нанести ему этот демон. Но ни это пустяковое ранение, ни все те ссадины и ушибы, что Ренгоку получил, пока с разной степенью успешности уклонялся от хлестких ударов противника, не шли ни в какое сравнение с тем, насколько сложно было обнаружить его слабое место. Голова, под стать остальным частям, странствовала по телу абсолютно непредсказуемо. А рокот рушащихся и заново срастающихся костей только сильнее сбивал с толку, потому что казалось, что демон ломает всего себя изнутри постоянно. Если бы не это, Ренгоку уже давным-давно бы перерубил ему шею, но пока что всё, в чём он преуспел, это раз за разом кромсать и без того ломаные конечности и срезать куски плоти, из которых мгновение назад торчала голова. На один короткий миг, когда положение начало казаться совсем безысходным, Ренгоку невольно подумал, что поддержка Аказы ему бы пришлась очень кстати, но ровно в ту же секунду когтистая костяная лапа с ошмётками лоснящейся плоти едва не лишила его единственного здорового глаза. Это отрезвило. Сама мысль, чьей помощи он только что ждал, показалась смехотворной. А потом демон перестал регенерировать. Не сразу. Поначалу Ренгоку заметил, что раны затягиваются всё медленнее и медленнее, а количество выпускаемых из корпуса щупалец уменьшается, пока в один прекрасный момент за отсечённой корягой, шмякнувшейся в илистую отмель реки, не последовало никакой реакции. Ничего. Ещё один всплеск. Это противник отскочил на несколько метров назад и замер, вывернув патлатую голову под неестественным углом и уставившись на обильно сочившуюся кровью рану. Густые багровые капли тяжело падали в тёмные воды мелководья. Демон посмотрел на Столпа, и его худое лицо со впалыми щеками сделалось ещё более безобразным, исказившись плохо различимыми эмоциями. Но наверное это был гнев, подумал Ренгоку, пользуясь наступившей короткой паузой, чтобы отдышаться. Сколько времени они уже так сражались? Он не имел ни малейшего представления, однако концентрация дыхания, которую ему удавалось идеально выдерживать последние два месяца, вновь дала сбой, и Ренгоку хватал ртом воздух, как выброшенная на сушу рыба. За грудиной нещадно резало, сердце, словно не справляясь со своей работой, раздувалось на каждом втором ударе, отдаваясь лихорадочным барабанным боем в ушах. Но демон только что пустился в бега, и истребитель не имел никакого права дать ему уйти. Сосредоточиться. Ещё несколько рывков и всё будет кончено. Первая ката лишила монстра обеих ног и равновесия. Уцелевшая часть демона пролетела вперёд, раскатывая собой мягкий прибрежный ковёр из жухлых островков травы и гниющих в сырости листьев. Третьей катой Ренгоку рассёк покалеченное тело надвое, затем ещё раз и ещё, пока перед ним в грязном месиве земли, пропитанной кровью демона и дотянувшимся краешком речной воды, не оказались одни разноразмерные обрубки. На самом крохотном из них лихорадочно металась клацающая клыкастой пастью голова, чёрные волосы смешивались с грязью и скатывались в склизких длинных червей. За яростным шипением и воем слов было не разобрать, но Ренгоку и не пытался. Опасался, что если не нанесёт этот последний удар прямо сейчас, то не сделает этого уже никогда. Не потому, что у демона внезапно появятся силы на регенерацию, а потому, что последние крохи сил покинут его, Ренгоку. Третья ката — в последний раз — описала дугу по инерции. Он даже сам не успел осознать это действие, пока не оказался на коленях перед обезглавленным и рассыпающимся на чёрный прах демоном. В уголках красных глаз с перечёркнутыми кандзи — сверкающие градинки слёз. Воткнув катану в мягкую землю, Ренгоку попытался подняться, но вместо этого только сильнее согнулся, глуша в сгибе локтя накрывший его приступ кашля. Неожиданно глубокий для спровоцированного простой нехваткой воздуха. Шлёпающие шаги позади послышались ровно в тот момент, когда его наконец отпустило и он смог, опираясь на катану, кое-как подняться на ноги. — Ты поэтому… решил держаться подальше? — не сдвинувшись с места, спросил Ренгоку, выталкивая из себя слова сквозь загнанное дыхание. — Потому что он из… приближённых Кибуцуджи? Аляпистые круги перекрывали своим танцем окружающим мир, и истребитель опустил взгляд вниз, чуть прикрывая правое веко. — С чего ты взял? — голос демона раздавался словно откуда-то издалека, хоть тот и стоял совсем рядом. — Четвёртая Низшая, — еле шевеля языком, пробормотал Ренгоку, на ватных ногах поворачиваясь к собеседнику и ожидая встретиться с усмешкой на полосатом лице и весёлым огоньком в хитром прищуре. — Всех Низших уничтожили уже как с… — Аказа запнулся и замолк. Вместо хитрого прищура — широко распахнутые глаза. «Ага, проболтался!» — с торжеством подумал Ренгоку, растягивая губы в пьяной улыбке и параллельно гадая, откуда во рту и на губах снова взялся этот металлический вкус крови. Такой насыщенный. Вместо усмешки на полосатом лице — неподдельное беспокойство. У демона. Беспокойство. Что за чушь. Битва, должно быть, настолько его вымотала, что он отключился и теперь бредит. Обрывок собственного имени. Это стало последним, что он услышал перед тем, как действительно упал в непроглядную темень бессознания.***
Знакомый кошмар баюкал его в своих уродливых объятиях, пронося сквозь новые, болезненно реалистичные сцены, в которых Ренгоку теперь не просто копался в своей собственноручно вспоротой грудной клетке, но и давил внутренности и ломал кости в надежде, что после таких манипуляций они срастутся и восстановятся заново. Прямо как у поверженного им демона. Знакомый кошмар баюкал его в своих уродливых объятиях, и у этого кошмара были полосатые руки. И жёлтые глаза в обрамлении розовой лихорадки. И ласковый голос, который пел про красные бутоны, которые ветер несёт к речным водам. — Нет-нет… — прохрипел Ренгоку, стискивая нагретую собственным телом ткань в попытке укутаться в неё плотнее и спрятаться от плавающего снаружи холода. — Что? — ласковый голос больше не пел и звучал уже совсем не ласково. Приоткрыв здоровый глаз, истребитель ещё какое-то время привыкал к царящей вокруг темноте, в которой с нескольких сторон виднелись тонкие полоски света, повторяющие контуры закрытых ставнями окон. Значит, уже утро. И, судя по всему, солнечное. Всё тело ломило — то ли от долгого лежания на жёстком деревянном полу, то ли от недавнего сражения. Во рту пересохло так, что язык прилип к нёбу. Попытки выцедить хоть немного слюны привели только к тому, что в горле неприятно защекотало, и Ренгоку закашлялся. За глухим стуком у дальней стены последовало торопливое приближение тёмной фигуры, вскочившей с пола, и вот Ренгоку почувствовал, как его осторожно приподнимают, осматривают, а затем подносят к губам что-то округлое и узкое. — Это вода. Пей. — Так пелось в песне, — успел проскрипеть Столп то, что почему-то казалось ему таким важным. Прохладная жидкость, пролившаяся в него, почудилась живительным эликсиром. Ренгоку выпрямился, садясь ровно, и жадно ухватился за округлый хётан. А Аказа, убедившись, что он быстро приходит в себя, опустил руки. — В какой ещё песне? — устало вздохнул демон, когда Ренгоку осушил всё до последней капли. — Ты пел, — уточнил тот, облизывая губы в попытке собрать остатки влаги. Аказа нахмурился и приложил ладонь ко лбу истребителя. Горячая. Это не первое его прикосновение, но почему-то только сейчас Ренгоку подумал о том, что демон неожиданно горячий. — Никаких песен я не пел, — всё тем же отстранённо-сосредоточенным тоном проговорил Аказа. Наступила странная тишина, и Ренгоку почему-то очень сильно захотелось, чтобы именно сейчас Аказа выдал какую-нибудь колкость или высмеял его за глупости, сказанные спросонья. Но ничего подобного не происходило, а тишина затягивалась. Поёрзав и сев поудобнее, Ренгоку попал ладонью в импровизированную подушку, на которой всё это время лежал. Ею оказалась свёрнутая серая юката. Чёрный пояс от неё перетягивал рану на боку. Это истребитель тоже заметил только что — рубашка и пиджак на нём были расстёгнуты. Так вот, почему ему было так холодно. — Спасибо, — Ренгоку решил, что стоило поблагодарить, но вышло как-то размыто, поэтому он добавил. — За то, что принёс сюда и перевязал рану. Аказа по-прежнему молчал, и это начало сильно напрягать. Даже если бы к этому моменту Ренгоку ещё не успел привыкнуть к темноте, не заметить, как два жёлтых огонька буравят его взглядом, он бы не смог. Но он привык, а потому помимо тяжёлого внимания демона смог различить и более сложную палитру эмоций на его лице. — У меня к тебе есть пара серьёзных вопросов, — наконец заговорил Аказа. — И я вот думаю, с какого начать. Очень хотелось посмотреть вглубь комнаты — туда, где ещё минуту назад сидел Аказа. Но Ренгоку и без того знал, что он там увидит, и это знание колючими иголками прошлось вверх по позвоночнику. — Задай сразу оба. Он всё-таки посмотрел, осторожно покосился в сторону. Пока была возможность и пока Аказа самолично не подтвердил эти страшные догадки. И действительно — у противоположной стены лежал его мешок. И книга. И свиток подле неё. — Ты ищешь паучью лилию, потому что умираешь? Ренгоку оторопело моргнул, возвращая внимание демону. Сделанный им вывод на секунду выбил почву из-под ног. — Я не умираю, — ляпнул истребитель прежде, чем успел понять, что ему фактически на блюдечке преподнесли удобное объяснение находкам Третьей Высшей. А он, отвергнув его, признал, что да, он ищет паучью лилию. Однако если Аказа и заметил это, то никак не прокомментировал и, более того, даже не стал заострять внимание на части про цветок. — Нет, Кёджуро, умираешь, — он скользнул взглядом по видневшемуся над чёрной перевязью шраму, оставленному его рукой, а затем кивком головы указал на покоящуюся у «подушки» катану. — По крайней мере, пока продолжаешь ходить с этим, ты умираешь. Ренгоку не мог оторваться от заглядывающих прямо в душу жёлтых глаз. В мозгу отчаянно стучало одно и то же, как мантра. Заговорить. Обмануть. Любым способом не допустить, чтобы книга и свиток достались Аказе, а информация о проводимых истребителями поисках стала известна другим демонам. Любым? Единственный способ — это убить Третью Высшую, который только что поднялся с пола и, развернувшись, направился прямиком к оставленным у стены вещам. Сердце зачастило в груди. Схватиться за катану, которая лежала в такой соблазнительной близости? Нет. Аказа не потрудился спрятать её как раз потому, что знал — у Столпа Пламени не достанет сил одолеть его с помощью клинка. Да и демон уже отошёл на приличное расстояние. Пока схватишься за оружие, пока подскочишь на ноги, пока доберёшься до цели, эта цель сама тебя уничтожит. Но предпринять что-то было необходимо. И срочно, иначе с наступлением темноты о том, чтобы сбежать, можно будет не мечтать, а демон теперь вряд ли от него так просто отстанет. Не после того, как заподозрил что-то про лилию. — Не хочу тебя расстраивать, Кёджуро, — между тем вновь заговорил Аказа, оказываясь на другой половине квадратной комнаты, — но это всё пустое. Срочно. Срочно что-то предпринять. Ренгоку уцепился взглядом за яркую полоску света под окном со своей стороны. Деревянные ставни закрыты изнутри и держатся на железном крючке. Близко. — Если хочешь жить, — демон нагнулся, чтобы поднять свиток с пола, — у тебя только один… — Аказа, — предупредил Ренгоку, но тот и сам, почуяв неладное, резко обернулся. Он не смог. В самый последний момент не смог поступить так подло. Пустить солнечные лучи прямо в спину тому, кто позаботился о его ранении, кто не оставил без сознания замерзать в ночном лесу и кто, как ни крути, всё же помог отыскать вчера того людоеда, — это было просто-напросто низко и недостойно. «И это был твой единственный шанс его уничтожить». — Кёджуро, — угрожающе рыча, протянул демон, осторожно подступая, словно надеясь, что истребитель, который до сих пор медлил и просто удерживал ставни за приподнятый крючок, ещё может передумать или вовсе блефует. Однако теперь это уже не могло считаться гнусным ударом в спину, а потому Ренгоку разжал пальцы и толкнул деревянные ставни наружу, впуская дневной свет в комнату, оказавшейся единственной в этой крохотной лесной хижине. Аказа отшатнулся в спасительную тень одного из углов, крепко сжимая свиток, что остался в его руке. — Это твоя благодарность? — на границе между глумливой насмешкой и кипящей яростью выплюнул демон, наблюдая за тем, как открывается очередное окно в недосягаемой для него части хижины. — Верни, — потребовал Ренгоку, проигнорировав вопрос и принявшись застёгивать рубашку и пиджак. — Сначала скажи, зачем тебе паучья лилия и откуда ты всё это раздобыл? Делая вид, что сосредоточен на пуговицах, Столп задумался. В актёрских способностях Третьей Высшей он не сомневался, и всё же не было похоже, что тот был в одной связке с Тамаё, которая и предоставила иноязычные материалы для поисков цветка. — Это твоё задание для Токио или ты в одиночку ищешь способы вернуть себе былую силу? — не сдавался демон. Ренгоку, отряхивая поднятый с пыльного пола хаори и цепляя на пояс свою катану, чувствовал на себе испытующий взгляд и старался ни единым движением не дать Аказе понять, что он нащупал верное направление. — Верни свиток, — повторил свою просьбу истребитель. Стараясь не выходить за границы света, он проследовал к своему мешку, а когда поднял его и сунул внутрь книгу, повернулся к Аказе, который очевидно не собирался ему ничего отдавать. — Я сейчас открою и это окно, — Ренгоку коснулся деревянной ставни, что находилась в пределах светового пятна. — А затем раздвину двери. И обещаю, изрешечу снаружи все стены, чтобы здесь внутри тебе вообще негде было спрятаться. Он поднял голову, разглядывая деревянные балки под соломенной крышей и прикидывая, получится ли эту крышу поджечь, если демон замыслит скрыться на тех самых балках. Должно быть, проследивший за его взглядом Аказа подумал о чём-то похожем. — И это ещё нас называют жестокими, — невесело хмыкнул он. Ренгоку поймал полетевший в его сторону свиток и, не теряя ни секунды дольше, поспешил прочь из хижины. За дверью он, правда, всё же остановился. Утро было солнечным, но холодным. Мёртвая трава, припавшая к затвердевшей земле, была покрыта тонкими корочками льда и слабо похрустывала, стоило на неё наступить. Звук, отдалённо напоминающий сгинувшего прошлой ночью демона. И повторяющийся кошмар Столпа, в котором он дробил уже свои кости. Напоследок обернувшись через плечо, Ренгоку встретился с уничтожающим блеском глаз демона, следящего за ним из глубины дома. — Паучья лилия, да будет тебе известно, — Столп решил воспользоваться сведениями, полученными от Наката-сана, чтобы отвести подозрения хотя бы от того, про какую именно лилию шла речь, — помогает только от ядов. А если я и умираю, то явно по другой причине. Но он не умирает.