***
Несмотря на поздний вечер — а может быть именно по этой причине, — высокий, крепкого телосложения мужчина с чёрными волосами, тянущимися аж до пояса, пускать незнакомцев дальше порога своего дома не собирался. Пока Ренгоку не предложил денег за ночлег для двух путников. Одним басистым махом усмирив разлаявшуюся собаку, напоминавшую огромного мохнатого медведя, хозяин фермы пропустил их с Аказой внутрь. Ренгоку было решил, что животное столь яро разбуянилось, потому что не купилось на камуфляж демона и инстинктивно почуяло угрозу для семьи, которую охраняла, однако не прошло и получаса, как в обеденную комнату, где за низким столом нашлось место ещё двоим, заявился чёрно-белый усатый кот. Обтерев бока обо всех присутствующих, животное сбежало от чрезмерного внимания детей именно к Аказе. На коленях демона кот благополучно и уснул, свернувшись калачиком. — О, я знаю, это юк охау! — воскликнул Ренгоку, расплываясь в предвкушающей улыбке при виде поданного к столу блюда. Сбоку Аказа еле слышно вздохнул. — Так и знал, что вы не случайно мимо проходили, — хмуро заметил мужчина, наливая полные плошки супа, которые тут же пошли по рукам четверых детей. Запах оленины вкупе с щедрой порцией овощей и трав наполнили помещение. Ренгоку переглянулся с Аказой. Тот благоразумно промолчал, вверив разрешение ситуации человеку. Должно быть, решил, что раз тому больше везло в общении с простыми смертными, то и сейчас выкрутится без постороннего вмешательства. — Да, вы правы, — признался Ренгоку. — Простите, что сразу не сказали. Не были уверены, что в таком случае вы нас пустите. — Теперь деньги для нас никогда лишними не бывают, — после недолгой паузы произнёс Атуй, хмыкнув. Было неясно, усмешка это или нечто иное. — Да и от вас-то, японцев, нам точно не придётся выслухивать всякого… Он глянул на ребятню, которая уже вовсю черпала ложками ужин, затем посмотрел на супругу, только что занявшую своё место подле него. Женщина, чьи губы обрамляла татуировка, такая же, как и у многих её бывших соплеменниц, разве что тоньше, ничего не сказала. Однако быстро стало ясно, что таиться от юных ушей родители не собирались, потому что тему никто не поменял, хоть и была такая возможность. Более того, Атуй сам попросил гостей выкладывать, зачем на самом деле они к ним пожаловали. И ничуть не удивился, узнав, что интересовали путников истории о далёком предке. — Не знаю, чего вы хотите от меня услышать. Не жил же я тогда, — пробубнил мужчина, но уже не так мрачно, как прежде. — Несколько поколений сменилось, и каждое по-своему разумело. Не скажу, взаправду ли было всё так, как говаривают, али приукрасили многое. Знаю только, что изгнали его потом, а само племя распалось. Поговаривали, что злые камуй вождя покарали. То ли растерзанным его нашли спустя время, то ли забрали они его за собою. Разные слухи ходили. Но фучи моя рассказывала, что её фучи видела скитальца в горах. На экаси её похож был. Да только мёртвый уже. Бледный как смерть. — Кимё, не играйся с едой, — хозяйка призвала к порядку маленькую черноволосую девочку, которая, цепляясь за край стола, пыталась разбудить и переманить к себе спящую кошку кусочком мяса, выловленным из тарелки. Ренгоку сдвинул брови, обдумывая услышанное. Ему казалось, что все ответы находятся прямо у него под носом — всего-то и надо было, что руку протянуть. Вот только вокруг царила непроглядная тьма. Либо он сам плохо видел, потому что всё никак не получалось нащупать нужное, не удавалось сложить всё воедино. Словно не хватало какого-то кусочка мозаики. А может, он и вовсе ошибался. Может, ему просто хотелось верить, что они были на верном пути, а на самом деле все их находки — не более, чем обычные предания разных народов о таких фундаментальных вещах, как жизнь и смерть. Обычные предания, подозрительно связанные общим звеном. Голубой цветок, подаренный смертью в загробном мире. Рвущиеся назад души. Сменившие окрас цветы и кара камуй. Бродивший в лесах тот, кого считали мёртвым. Даже не одним звеном, а несколькими: синие цветы и души. А только ли души? Ренгоку мельком посмотрел на Аказу. Демона, на первый взгляд, куда больше интересовал мерно урчащий на его коленях кот, которого он самозабвенно почёсывал за ухом, однако Столп знал, что Третья Высшая внимательно ловит каждое звучащее за столом слово. — А вы не знаете… — повернув голову, он вновь воззрился на прихлёбывающего суп Атуя, — вашего предка, после того, как он был изгнан, видели при свете дня или когда стемнело? Краем своего единственного глаза Ренгоку уловил движение сбоку. Это Аказа оторвался от созерцания кота. Атуй же уставился на собеседника, настороженный прищур вновь вернулся на его лицо, однако своих мыслей мужчина не выдал, вместо этого лишь пожал плечами и ответил: — Змей его знает. — А повторялось ли что-то подобное с тех пор? — совершенно внезапно вступил в разговор Аказа, до сих пор хранивший молчание и, должно быть, поэтому умудрявшийся оставаться в тени. Поэтому, а ещё потому, что пока беседа за столом не коснулась самого главного, всё внимание обитателей дома, от мала до велика, собрал на себе Ренгоку. Дети наперебой интересовались, почему у него такие странные волосы и что стало с его левым глазом, настоящая ли катана и как оно там, в самом Токио. Лучезарно улыбаясь, Ренгоку развлекал ребятишек полуправдой, которую легко было принять за вымысел даже тем, кто верил в духов и божеств. Так что пока напряжённый Аказа истуканом сидел со своим — вернее, с чужим — котом и делал вид, что его здесь вообще нет, юные слушатели Ренгоку округляли глаза, восторженно ахали и смеялись над особенно фантастическими историями их необычного гостя. Однако сейчас, подав голос, Аказа будто собственноручно сорвал с себя скрывающую его пелену невидимости. — Я про цветы и последующий неурожай, — уточнил он, не замечая, как давно расправившаяся со своей порцией девочка, что ранее пыталась завоевать кошачье расположение, бесцеремонно заглядывает в тарелку своего соседа, коим и являлся Аказа. — А вы почему не съели ничего? — звонко перебила она отца, который только рот успел открыть. Шесть пар глаз уставились на демона. Ренгоку тоже посмотрел на него, лихорадочно соображая, что бы такого сказать, чтобы оправдать отсутствие аппетита у его спутника. Нет, друга. Нет, попутчика… Напарника? Пока Столп путался в определениях, Третья Высшая и без него справился. — Ждал, пока остынет, — пробормотал Аказа, берясь за палочки. На его бледных щеках выступил едва заметный румянец. — Кимё, — строго посмотрела на дочь хозяйка, — так себя вести некрасиво. Ты доела? Тогда бери тарелку и неси в чан. И вы, — женщина ястребом оглядела притихших детей, которые тоже уже давно сидели с пустыми тарелками, уши развесив, — вперёд! — Но Ренгоку-сан ещё про своего говорящего ворона не дорассказал! — насупился один из мальчишек, но в следующую же секунду заторопился утолить своё любопытство, пока совсем из комнаты не выгнали. — Он правда говорящий, Ренгоку-сан? — Абсолютная правда! — Чем докажете? — с вызовом хмыкнул он. — Тебе придётся поверить мне на слово, Бенкей, — положа руку на сердце, ответил Ренгоку с улыбкой. — Спокойной ночи! Кимё напоследок всё-таки выпросила у Аказы кота. Демона, впрочем, и уговаривать не пришлось. Всё это время помешивавший суп палочками, он был только рад воспользоваться шансом снова их отложить и передал протестующе мяукающего кота девочке. — Так случалось ли потом что-то схожее? — Ренгоку напомнил об их последнем вопросе Атую, когда они остались за столом втроём. — Меняли ли растения цвет? Или, быть может, выдавались сезоны без ягод? Вместо палочек Аказа на сей раз взял ложку и набрал в неё бульона. За стенами дома послышался оглушительный лай. — Такого, чтобы аж на поколения вперёд запомнилось, точно нет, — почесав заросшую щетиной шею, проговорил Атуй, а затем, раздражённо выдохнув, поднялся на ноги. — Чего это он сегодня расшумелся. Прошу прощения, сейчас вернусь. Проводив мужчину взглядом и заодно убедившись, что со стороны кухни к ним никто не возвращается, Ренгоку потянулся за ужином Аказы. — Ты это специально? — коротко, но без укора бросил он, прежде чем подхватить тарелку обеими руками и поднести к губам. Сначала Ренгоку расправился с бульоном, а затем, схватившись за палочки, быстро напихал в себя полные щёки овощей и мяса. Остывший суп восхищений уже не вызывал, но по-прежнему был вкусным. С трудом проглотив первую порцию, Ренгоку принялся усердно добирать остатки гущи, и к тому моменту, как дверь за их спинами снова со скрипом отъехала в сторону, Аказа сидел с полностью пустой тарелкой и не мог отвести от Столпа взгляда, полного то ли восхищения, то ли отвращения.***
— Значит, демоны действительно не могут есть человеческую пищу? — негромко, почти что себе под нос, проговорил Ренгоку, устраивая в изножье своего футона оба хибати, которыми их снабдили хозяева дома, чтобы гостям было теплее ночью. Футон Аказы так и остался лежать у стены нетронутым. Сам Третья Высшая с весьма блеклым интересом рассматривал широкие гобелены, вышитые традиционными узорами айнов. Светлое на тёмном. Ими были увешаны все стены, от пола до потолка. Выглядело крайне аляписто, но Ренгоку хотелось верить, что с ними в комнате куда теплее, чем без них. — Некоторые вроде едят, — как-то отстранённо откликнулся Аказа, продолжая изучать красно-белую вышивку, чьи круговые переплетения выстраивались в зимнее солнце. — Вроде? — Ренгоку оторвался от своего занятия и поднял голову, но увидел только чёрный затылок да тёмную ткань обычной человеческой одежды, скрывающей спину демона. Аказа не спешил отказываться от маскировки, пока они находились в чужом доме. — Я не сильно общаюсь с другими демонами. — Верится с трудом, — усмехнулся Ренгоку, вспоминая излишнюю болтливость Третьей Высшей. Аказа крутанул головой в его сторону, мгновенно теряя интерес к гобеленам. А Ренгоку, опомнившись, тут же торопливо стёр эту неуместную полуулыбку со своего лица. Это было не так-то просто — переключаться между общением с добропорядочными людьми и вынужденным обществом демона. Особенно когда последний так ловко притворялся. Не забывай, с кем имеешь дело. — Правда! — Аказе, однако, и этого случайного мгновения оказалось достаточно. Совсем позабыв про гобелены, он приблизился к спальному месту Ренгоку и опустился на пол рядом, скрестив ноги. — Ты как будто не встречался ни с одним до меня. Большинство из них либо посредственные слабаки, с которыми и самый зелёный истребитель справится, либо чокнутые. — А ты себя, значит, к здравомыслящим причисляешь? — не удержался Ренгоку, возвращаясь к своему занятию и заканчивая с приготовлением своей постели. — То, что мы по-разному смотрим на мир, не делает кого-то из нас сумасшедшим, — серьёзно заметил Аказа, и Ренгоку, замерший и задумавшийся на несколько секунд, был почти готов признать глубокомысленность этого высказывания, если бы демон не порушил всё своей следующей острóтой. — Хотя насчёт тебя я бы поспорил. Это была неприкрытая попытка пошутить — и интонация, и миролюбивая улыбка на человеческом лице демона указывали на это, — однако Ренгоку не купился. Забравшись под одеяло, он потянулся за стоявшей по другую сторону от футона лампой. — Я спать, — оповестил он. — Спокойной ночи, — откликнулся Аказа, но даже не пошевелился, так и оставшись сидеть рядом. Подождав немного с рукой на прямоугольной стенке светильника, Ренгоку обернулся через плечо. — Ты так и будешь тут сидеть? — А что ещё прикажешь делать? Ренгоку моргнул. Это что, и правда неподдельное удивление в голосе? — Ты на северное сияние вроде хотел посмотреть, — напомнил Столп. — Я такого не говорил. Да и чего я там не видел. Ренгоку снова обернулся к лампе и уставился на трепыхавшийся за стёклышком огонёк. Северное сияние входило в число тех вещей, которые он никогда в своей жизни не видел, не переживал и не испытывал. Наверное, таких вещей было куда больше, чем он мог себе вообразить. И наверное, стоило бы воспользоваться шансом и устранить этот пробел, заодно подарив себе ещё одно хорошее, приятное воспоминание об этом мире и о его красоте. Но Ренгоку не хотел делить это воспоминание с демоном, который непременно за ним увяжется. Не хотел, чтобы в его памяти естественная красота природного явления уродливо переплелась с красотой противоестественной. И боялся, наверное. Боялся того, что вид демона, любующегося полыхающим северным небом, окажется слишком большим испытанием для его и без того расшатанных убеждений. Одно из которых гласило, что зло не способно на простые радости. Искренние и невинные. — А ты хочешь посмотреть? — словно уловив часть его мыслей, поинтересовался Аказа. — Я хочу спать, — ответил Ренгоку, всё-таки открывая одну из стенок лампы, чтобы затушить свечу внутри. — Без того, чтобы на меня всю ночь пялились. Прямой намёк возымел эффект. Вот только совсем не тот, на который рассчитывал Ренгоку. — Я к тебе, двигайся, — поставил его перед фактом Аказа, как только свет погас. — Ты не!.. — Столп вовремя спохватился, понизив голос до рассерженного шёпота. — Аказа, нет. У нас был уговор. Демон замер, рука вцепилась в одеяло, которое Ренгоку удерживал с обратной стороны. — При чём тут вообще это? — не менее рассерженно прорычал он в ответ. — Кёджуро, ты продолжаешь сидеть на этих своих подозрительных лекарствах. Думаешь, я не чую запаха? И ты думаешь, я слепой? Ты вчера ночью замёрз. Мне, конечно, всё равно, как скоро ты зачахнешь настолько, что придётся тебя в демона обращать, как мы и условились, но если и тебе на это плевать, то чего мы тогда вообще ходим вокруг да около? В этой кромешной тьме фальшивые голубые глаза не светились, как это всегда было с ядовито-жёлтыми огоньками в потрескавшихся склерах, однако Ренгоку во всех подробностях представлял, каким было в этот момент лицо Аказы. Сведённые к переносице тонкие брови, плотно сомкнутые челюсти и играющие на скулах желваки. Пальцы, стискивающие внутреннюю часть одеяла, разжались, и Ренгоку посторонился. Не потому, что испугался. А потому, что вспомнил прошлую ночь. И если тогда за собственную гордость можно было расплатиться лишним получасом без сна, возясь с очагом, то сегодня в его распоряжении не было ничего, кроме двух горшочков, слабо греющих низ футона. Улёгшись на бок, спиной к демону, Ренгоку оцепенел в ожидании, когда вокруг него обовьются чужие руки, прямо как в том давнем сне, когда он ночевал у господина Огавы. Однако этого так и не произошло. Аказа просто лёг с ним под одно одеяло, уставившись в потолок, и спины его едва касался. Не прошло и нескольких минут, как стало действительно тепло. Отчаянно борясь с назойливыми воспоминаниями о последней ночи, когда они делили один футон на двоих, Ренгоку решил напоследок ещё раз отрезвить себя и напомнить, что с ним рядом был демон, а не человек. Чтобы не забываться. Чтобы наверняка. — Почему ты такой горячий? Наверняка этому должна была быть какая-то демоническая причина. Смешок, который сорвался с губ Третьей Высшей в темноте, чуть было не заставил Ренгоку пожалеть о сказанном. Он уже приготовился парировать какой-нибудь пошлый комментарий, но Аказа ответил вполне нормально: — Я же не труп. Такой же живой, как и ты. И этот нормальный ответ лишил Ренгоку сна на добрую половину ночи.