Bleeding red, blooming blue

Решение направиться в Удзиямада далось Аказе непросто. После встречи с Кайгаку он ещё несколько дней кружил в тех краях в надежде выловить какого-нибудь несчастного одиночку и пытать его до тех пор, пока бы тот не вывалил вместе со своими кишками всё, что знает. Но быстро подходило к концу и без того расшатанное терпение демона. Прошло уже больше двух месяцев, май скоро закончится, а последний раз они с Кёджуро виделись в середине марта. Сколько всего за столь продолжительный срок могло случиться и в какие передряги Столп Пламени мог угодить с его отбитым героизмом, пока Аказы не было рядом, и представлять страшно. Смешно даже. Стоило Кёджуро войти в его жизнь — и время начало обретать чёткие границы. Теперь такие определения, как «быстро», «мало» и «непозволительно долго», перестали быть пустым звуком. Увы, звук этот совсем не походил на приятную мелодию. Уродливый скрежет металла, нервирующее тиканье часов в тихой комнате, мерное покапывание всё убывающей и убывающей воды из иссыхающего родника. «Просто вырви и вышвырни под солнце», — шептал внутренний голос, пока Аказа пережидал очередной бесполезный день в укрытии. Его сознание, которое прежде неустанно трубило, что нужно вернуть всё на свои места и как можно скорее доказать господину, что он всё тот же Аказа, безукоризненно исполнительный и преданный, после встречи с Кайгаку тоже сменило курс на радикально противоположный. А может, у этого голоса появился совсем другой источник. Чувство самосохранения? «Сделай это в самый неожиданный момент, чтобы гадина не успела снова выпустить свои лапы». Не выпустит. Аказа был уверен, что не выпустит. Накиме помешала им с Кайгаку сцепиться лишь потому, что имела власть над обоими. В схватке со Столпом повторять подобный трюк она не станет, иначе это может стоить Аказе жизни. И нет, вырывать глаз он тоже не осмелится, как бы сильно ни чесались руки. Подобная вольность оставит Мудзану только одно объяснение из возможных — Аказа его предал, на сей раз окончательно и бесповоротно. И последствие у этого поступка тоже может быть, скорее всего, только одно. Устранение. Если не на расстоянии, в возможности чего Аказа серьёзно сомневался, то попытки добраться до ослушавшегося демона иными способами Мудзан вряд ли оставит. Нет. Лишать Мудзана возможности следить нужно чужими руками, в естественных и правдоподобных условиях. Если Аказа не ошибся в своих рассуждениях и не переоценивал значимость лилии для господина, тот не станет торопиться с карательными мерами, покуда не будет уверен в том, что именно произошло. Предал ли его Аказа? Или его взяли в плен? Или же он сам, так и не отыскав Столпа Пламени, решил сдаться Корпусу, когда подвернулся удобный случай? Одни только последние два варианта должны были удержать верховного демона от активных действий. Что удерживало от активных действий Аказу?.. Да всё то же, что и раньше. До городка, в котором нашёл прибежище Сенджуро с отцом, он добрался быстро, а дальше — тупик. Будто глухая стена посреди огромного поля, которую обойти — раз плюнуть, но Аказа всё бродил перед ней, как тигр в клетке, и лишь время от времени с опаской выглядывал за края, после чего вновь угрюмо прятался и упирался лбом в уже знакомую каменную преграду. Непреодолимую. Стоит брату или отцу Ренгоку попасться ему на глаза — всему конец. Вдруг Мудзан не преминёт возможностью заполучить себе столь лёгкий рычаг давления на Столпа Пламени и — через него — на весь Корпус. Почему так сложно, чёрт возьми. По большей части Аказа слонялся за чертой города, надеясь, что очень скоро ему просто-напросто повезёт наткнуться на… да хоть на кого-нибудь. Иногда он видел воронов — таких же, как у Ренгоку. А может, это был один и тот же ворон. Эти птицы очень редко летали в паре. Как бы там ни было, незаметно проследить за ними почти никогда не удавалось, равно как и поймать. Держались они высоко, а в лесах легко терялись в океане густых крон и обилии посторонних звуков, принадлежащих лесной живности, которой теперь, на границе лета, стало особенно много. Когда очередная чёрнокрылая точка в небе ползла в сторону Удзиямада, Аказа набирался смелости и проникал в город. Вдруг птица служила предвестником скорого появления одного из Столпов? Он проникал в город и распускал свою ауру во всю её агрессивную силу, как на охоте. Рассчитывал, что, если пройдётся по безлюдным ночным улочкам небольшого городка или сцепится с каким-нибудь пьянчугой у идзакаи, его присутствие заметят. Но надолго его никогда не хватало. Аказа отлично помнил, с какой лёгкостью папаша Ренгоку засёк его ещё до того, как вывернул из-за угла и столкнулся нос к носу с демоном. А ведь Аказа в тот далёкий вечер совсем не старался быть заметным. Впрочем, как и незаметным тоже. Аказа держался час, иногда два, после чего тушевался и спешно прятал свою сущность куда поглубже, под толстый слой фальшивой человеческой маски. А потом весь день лежал в комнате уже хорошо знакомого ему рёкана, хмуро пялясь в потолок и пытаясь убедить себя, что искусному Столпу непременно хватило бы отведённого времени на то, чтобы почувствовать неладное, и что раз никто не явился по его чёрную душу, значит, никого и нет. Нет смысла ждать дольше, с каждой минутой рискуя нарваться на старшего Ренгоку. Чёрт возьми, почему же так сложно. — Вот, Хакуджи-сан, это вам. Пожалуйста, примите. Аказа уставился на тонкую записную книжку, которая представляла собой стопочку прямоугольных бумажных листов, вручную сшитых тесёмкой. Вещицу эту протягивал ему согнувший спину в уважительном поклоне юноша-поэт, вновь заглянувший в рёкан господина Оямы. — Что это? — настороженно поинтересовался Аказа, хоть и догадывался, что ему, скорее всего, пытались всучить собрание стихов собственного сочинения или ещё что-то в этом духе. Но уж лучше так, чем снова выслушивать длинную лекцию о поэзии, как в прошлый раз. А вдруг этот зануда потом от него вообще не отвяжется и весь мозг выест вопросами, а прочитал ли, а понравилось ли, а что думает о? Может, пресечь всё сразу на корню и отправить его на корм собственному голоду в ближайшие дни? Впрочем, уже в следующую секунду все эти тёмные замыслы выбило из головы. Подрагивающий от волнения голос мальчишки звучал тихо, однако его слова всё равно прогремели так, словно звонкую оплеуху отвесили. — Я собрал для вас все стихи, в которых упоминаются голубые цветы, — не поднимая голову, произнёс юноша, склоняясь ещё ниже и вытягивая руки выше перед собой. — Все, которые нашёл. Сердце Аказы ухнуло вниз и забилось как ненормальное: от осознания, что ему сейчас хотели отдать; от понимания, что этот странный тип, с которым они виделись всего однажды в далёком марте, запомнил, о чём спрашивал один из постояльцев, которых наверняка тут повидал немало; и от маленького, но весьма ощутимого укола внезапно проснувшейся совести. Аказе стало немного стыдно за свои недавние мысли, но он быстро отмахнулся от этого нелепого чувства. Стыд неуклюже съёжился и уступил место иному — удивлению. Или недоверию? Понять было трудно. — Почему ты это сделал? — Аказа принял записи, радуясь, что его собеседник оказался до одури воспитанным и не разогнул спину, не поднял взгляда, пока подарок не перекочевал в руки тому, кому предназначался. Если бы Накиме увидела, как шевелятся его губы, складываясь в заветное «голубые цветы», Аказу скорее всего вызвали бы в Крепость прежде, чем он успел раскрыть эту скромную самодельную книжонку. — Мне… — выпрямившись, юноша запнулся, отвёл на секунду взгляд, чтобы набраться смелости, а затем посмотрел прямо в бледное лицо стоящего перед ним демона и выпалил. — Мне просто хотелось вам помочь! И вновь сердце сорвалось к пяткам, но на сей раз мальчишка не имел к этому никакого отношения. Удар по струнам бивы. Аказа резко обернулся на звук. Широкие двери рёкана были открыты, и с улицы в помещение текла мелодия. Задорная и бодрая. Такую никогда не услышишь в стенах Крепости Бесконечности. Любую другую — тоже. Если Накиме и использовала свою биву по прямому музыкальному назначению, то явно где-то в укромном уголке, а не при других Лунах. Любитель поэзии, успевший обзавестись лёгким румянцем под тяжёлым взглядом Аказы, оживился, отчего-то будто радуясь возможности сменить тему, и поспешил наружу, в тёплый летний вечер, под мягкий свет уличных фонарей. — Року-сан пришёл! — громко оповестил он, обращаясь ни к кому конкретно и одновременно ко всем, кто мог его услышать. Аказа, собиравшийся на свой очередной обход города — накануне он как раз снова заприметил вороньё в предрассветных сумерках, — тоже вышел на веранду. Наверное, чтобы всё-таки поблагодарить парнишку за помощь? Уж явно не ради внезапно развернувшегося у рёкана концерта. Но вот завершилась первая песня, незаметно пролетела вторая и близилась к концу третья, а он всё сидел на краю энгавы, привалившись к одному из деревянных столбов, и смотрел, как ловко работает плектром бродячий музыкант. Распущенные чёрные волосы небрежно растрёпаны по плечам, лукавые карие глаза то и дело сверкали в сторону собравшихся. Немногочисленная публика в столь поздний час была в основном мужская, но редким слушательницам игривых искорок доставалось больше всего. Музыкант из мужчины, впрочем, был действительно хороший, и голос у него был приятный, низковатый, с хрипотцой. Таким бы баллады петь под натянутыми парусами. Совершенно невпопад вспомнилась книжка про морских разбойников, которую он как-то раздобыл в комнате мелкого брата Кёджуро и читал, пока дожидался возвращения последнего из Токио. Это навевало тоску. И Аказа совсем потерялся, выброшенный за борт воспоминаниями, в которых теперь утопал так отвратительно беспомощно и вместе с тем томительно сладко. В его руках — совсем другая книжка, со стихами, на которые он так и не взглянул. Аказа задумчиво теребил пальцами уголки страниц, которые не осмелится раскрыть, пока не избавится от подсадного глаза. За лирическими сюжетами, окутывающими рёкан гипнотическим голосом, очаровавшим собравшихся, Аказа уже давно перестал следить, но, должно быть, что-то в последней исполненной песне заставило юного любителя поэзии подать голос: — Может быть, и про голубую лилию что-нибудь найдётся? Прозвучавшие слова моментально вырвали Аказу из ностальгического оцепенения. Отлепив затылок от деревянной балки, он заморгал, фокусируясь на преисполненном вежливой надеждой парнишке, а затем на нахмурившемся барде. — Голубая лилия? Хм, хм, хм, — мужчина глубокомысленно почесал заросший чёрными колючками подбородок, а затем хитро улыбнулся. — Кажется, слыхал я одну песню про голубую лилию! За несколько монет готов поднапрячься и вспомнить. Мысленно, Аказа уже загонял музыканта в какой-нибудь тёмный переулок, однако к кошельку под широким поясом рука всё же потянулась. — Позвольте мне, — лучезарно улыбнулся засуетившийся паренёк, оборачиваясь к демону. — Если песня вам понравится или поможет, вернёте мне тем, что заглянете как-нибудь к нам на вечер свободной поэзии. Мы собираемся по субботам. И, не дожидаясь ни согласного кивка, ни полноценного ответа, юноша поднялся на ноги и прошёл к довольному барду. А застывший Аказа только сейчас внезапно осознал, что до сих пор понятия не имеет, как зовут своего внезапно нарисовавшегося помощника. В раскрытый перед музыкантом мешочек полетели несколько монет и с весёлым звоном ударились о те, что уже успели скопиться за вечер. Парнишка вернулся на своё место. Музыкант, между тем, ещё какое-то время сидел молча, лениво цепляя плектром струны, настраиваясь, приноравливаясь или же просто-напросто красуясь на глазах у немногочисленной публики, и наконец заиграл. Музыкальное вступление получилось необычайно продолжительным, а когда в такт мелодии наконец полились слова, нетерпеливое ожидание демона быстро сменилось холодным отрешением. Аказа понял, что пройдоха придумывает текст на ходу. Какая-то глупая выдумка про самый распрекрасный в мире цветок, которым боги одарили юную деву, чтобы та смогла очаровать вражеского полководца и освободить своего возлюбленного, попавшего к нему в плен. Юноша-поэт тоже оказался не дураком. Одного взгляда на Аказу ему хватило, чтобы радостная улыбка погасла. — Ну, попытка — не пытка, — примирительно промолвил он и тихо добавил. — Но песня всё равно красивая получилась, да? Аказа промолчал, не удостоив собеседника и короткой секундой своего внимания. На красоту песни ему было плевать, а вот о пытках он как раз-таки очень даже думал, во всех красках и с садистским наслаждением. Оставалось надеяться, что этот Року-сан не осядет в рёкане на ночь, а отправится дальше своей дорогой, облегчив разозлённому демону задачу. Так и случилось. А всё потому, что Року-сан оказался совсем не бродячим музыкантом, а местным жителем, который любил нахаживать в общественные места в преддверии и во время праздников, когда народ — что жители, что приезжие — больше благоволит делиться ради поддержания хорошей атмосферы и доброго настроя. И теперь вот, собрав свой улов с посетителей рёкана и проживающих по соседству горожан, он прогулочным шагом брёл по одной из улиц, ведущих на окраину города. Бива — под мышкой, потяжелевший мешочек со слабо позвякивающими монетами — привязан к поясу. Мужчина беззаботно мычал себе под нос какую-то мелодию и совершенно не замечал крадущейся за ним тени. Аказа хотел выследить его до дома, чтобы узнать, где этот проходимец живёт, и впоследствии воспользоваться его жилищем как ещё одним доступным укрытием. Аказа чувствовал, как по мере приближения к окраине города сгущалась тьма — ночная и та, что пульсировала в его душе. Та, что уже столько времени высасывала из него все моральные силы, всю уверенность, вообще всё. Та, что лишала его тепла, которое он незаметно для самого себя накопил, пока Кёджуро был рядом, и делала всё больше и больше похожим на озлобленное чудовище, которое готовилось разорвать на куски обычного плутоватого музыканта. Просто потому, что не понравился. Просто потому, что попался под руку. Просто. Аказа устал. И он уже сам не знал, чего хотел. Сорваться и выплеснуть застоявшийся гнев? Или напомнить (и доказать) себе, кем на самом деле являлся? Демоном, чёрт возьми. Демоном, которому не писаны ни человеческие законы, ни уж тем более человеческая эмпатия. А может, он всего лишь искал успокоения хоть в каком-нибудь действии: будь то одинокое шатание по улицам, которое могло или не могло к чему-то привести; будь то беседы с людьми, которые связывали его с периодом, когда они с Кёджуро путешествовали; или же банальное убийство. Какое именно это будет действие — не столь важно; главное — действовать. Однако голод здесь точно был не при чём. Поэтому, когда в поле его восприятия, за ворохом звуков внешнего, видимого мира, ворвалось это — живое, буйствующее, угрожающее — он словно переродился. А о своей несостоявшейся жертве и думать в одночасье забыл, позволяя высокой фигуре отходить всё дальше и дальше, под сень деревьев, что росли меж поредевшими домами. Это приближалось. Разрасталось и окатывало его волнами, в которых причудливо смешалось неизведанное новое и до ноющей боли старое. Какой же он всё-таки идиот. И как сразу не додумался? Кёджуро отправил свою семью в Удзиямада не просто так. Далеко не просто так. А под крыло человека, в котором мог быть уверен только на все сто. И кем ещё мог оказаться этот человек, если не бывшей цугуко, которая не только стала гордостью своего сенсея, добившись звания Столпа, но и сумела создать своё собственное, уникальное дыхание на базе того, которому Ренгоку её обучил. Расходящаяся от надвигающейся бури энергия была столь похожей на него, что Аказа, замерший посреди тропинки и жадно впитывающий окутывающий его поток, едва не пропустил первый удар. Точный, нацеленный прямо в шею. Глупая была бы смерть, но Аказа ничуть не разозлился — ни на девчонку, ни на себя. Сухая земля взвилась из-под босых ступней пыльными облаками, когда Аказа отскочил назад и приземлился на безопасном расстоянии от лизнувшего его шею клинка, изогнутого, как змея. Впервые такой видел. Радостное воодушевление первых мгновений прошло — на смену ему пришла собранность. Нельзя было больше зевать. Сверкнув в сторону розововолосой девчонки оценивающим прищуром, Аказа по старой привычке, которую тело помнило куда лучше разума, криво ухмыльнулся. Провокационное приглашение, на которое велись все истребители без исключения. На сей раз оно, впрочем, было скорее рискованным шагом. Строить из себя коварное порождение ночи перед человеком, к которому ты рассчитывал обратиться за помощью, было опрометчиво. С другой стороны, будет ещё хуже, если они сейчас разгромят здесь несколько домов. Случайные жертвы на территории Столпа Любви — не лучший приветственный жест. Отчаянно надеясь, что его невидимые наблюдатели если не заняты сейчас чем-нибудь поважнее, то хотя бы спишут происходящее на непреодолимые заскоки Третьей Высшей, Аказа ринулся прочь от девушки, готовящейся совершить новый удар. Погоня началась. Девчонка была медленнее Ренгоку, а Аказа не намеревался от неё оторваться — всего лишь вывести за пределы жилых территорий: по тропе, что извивалась меж обжитых участков; сквозь благоухающие цветами сады, в которые демон нырял, лишь убедившись, что преследовательница точно наступает ему на пятки; через невысокие крыши, на которые демон вскакивал с кошачьей грацией. Столп ускорялась всякий раз, стоило Аказе очутиться в опасной близости от очередного погружённого в сонную тьму домишки. Переживала. Но не спешила разворачивать свой диковинный меч и вступать в полноценный бой, пока в радиусе поражения находились жилые дома. В радиусе поражения не только её приёмов, но и техник демона, которого могли спровоцировать атаки. Наверняка в её хорошенькой головке крутились мысли о том, что хитрый монстр заводит её в ловушку, но она всё равно оставалась верна своему выбору. И это говорило то ли о несусветной самоуверенности на границе с глупостью, то ли о чрезмерном уважении к чужой собственности. Что забавно — и то, и другое очень походило на то, каким был Ренгоку. Отпетый герой, безгранично чтущий окружающих и готовый сунуться в пасть чудовищу вне зависимости от того, насколько очевидна западня. — Хватит убегать, трус! — отчаянный крик прокатился по открытому полю, куда Аказа несколько мгновений назад вытянул Столпа Любви следом за собой. Оскорбление резануло слух. Демон скривился, но, когда обернулся, лицо его было бесстрастно. А девчонка-то оказалась совсем не промах. Думая, что её ведут прямиком в капкан, попыталась притормозить, а то и вовсе остановить демона. И это у неё получилось. Получилось бы даже в том случае, планируй Аказа действительно заманить её куда подальше ради жестокой и кровавой расправы. Трус. Интересно, она из россказней Камадо это словечко подцепила или Ренгоку ей тоже поведал о своём сражении у поезда? А может, от него действительно за километр разило трусостью? Последние месяцы обнажили неприятную правду — страхов в Третьей Высшей было предостаточно. — Наше сражение сровняло бы с землёй ближайшие дома, — спокойно объяснил Аказа, отступая на шаг назад. — Не хотелось бы этого. Думаю, тебе тоже. Поднялся ветер, и молодая трава защекотала лодыжки. Светло-зелёные кончики тяжёлых розовых кос девушки закачались в такт дуновению. И пока Столп Любви пыталась справиться с секундным замешательством, вызванным прозвучавшими словами, Аказа поспешил воспользоваться моментом: — Выслушай, прежде чем нападать. За мной следят, моими же глазами, — незаметно для своих наблюдателей он указал пальцем на нужную глазницу. — Хозяин не слышит ни звука, но всё прекрасно видит, поэтому ни слова о Ренгоку и о том, что в этом городе его семья. Никаких имён. И без того огромные глаза девушки широко округлились. Её заведённые для грядущего удара руки, уверенно сжимающие катану, дрогнули и одеревенели — совсем не то, что нужно для идеально выполненной атаки. Но девчонка быстро оклемалась: мотнула головой, словно отмахиваясь от любых просьб и объяснений, и вернулась в твёрдую стойку. Не верит и не собирается даже слушать. Да и с чего бы ей цацкаться с демоном? И не абы с каким, а с тем, кто чуть не отправил её сенсея на тот свет. — Помоги мне избавиться от этой дряни, — торопливо добавил Аказа, продолжая пятиться. — Вырежи, отсеки, выколи, что угодно. Он бы объяснил всё куда подробнее, а не так, впопыхах. Однако драгоценные секунды внимания Столпа, завоёванные лишь её шоковым состоянием, таяли на глазах. — Я буду защищаться и атаковать в ответ, иначе он заподозрит неладное, — скороговоркой предупредил Аказа, в то время, как всё вокруг начало приходить в движение. Застывший в ночи мир ожил. Сияющий компас, разрезавший почву под ногами, окатил голубыми красками окружающую зелень и озарил ярким светом розовый хлыст из тонкой стали. Следуя гибкому телу хозяйки, эластичная катана хаотичным серпантином рассекала воздух. Предугадать точную траекторию её движения было не так-то просто даже со стрелкой компаса. Боевая аура, под цвет волос Столпа, бесформенным облаком окутывала изогнувшуюся в высоком прыжке фигуру, однако в этих беспорядочных колебаниях наблюдалось небольшое отклонение, за которое Аказа и зацепился. Собирается зайти слева по косой, понял демон. Лишает возможности подобраться с противоположной стороны. В реальном сражении — и в сражении с мужчиной — Аказа бы блокировал этот удар и обратил необычную характеристику катаны противника в свою пользу, наголо намотав лезвие на запястье, но сейчас оставалось только уклониться и проскочить в стремительно сжимающуюся брешь. Очутившись за спиной Столпа, демон на ходу развернулся и рванул вперёд, занося кулак уже для своей атаки. — Справа! — выпалил он, чётко следуя озвученному предупреждению, но девчонка ослушалась и дёрнулась туда же. — Я же сказал — справа! — зло прорычал Аказа, когда катана врезалась в его кулак, а во все стороны полетели кровавые брызги. По руке прошла мелкая вибрация. Острое лезвие, лизнув между костяшками, проскользило дальше, царапая вдоль лучевой кости, пока не упёрлось в локтевое соединение, застревая. Отличный шанс выкрутить клинок из хватки противника — достаточно позволить регенерации слепить обратно разрезанную плоть, дело доли секунды. Но обезоруживать Столпа Любви было нельзя — вместо этого Аказа пожертвовал эту долю девушке, позволяя ей изогнуть клинок неестественной дугой и хлёстко вырвать. Новый дождь из багровых брызг. Прорывалась наружу жажда крови и хорошего поединка. Поединка во всю силу, во всю свою красу. Не подчиняться этому и сдерживать своё тело было невероятно сложно. Но куда сложнее было достучаться до без устали осыпающей его ударами, мстительно настроенной воительницы, которая остервенело бросалась на врага, как в последний раз. — Ты — цугуко Кёджуро! — в негодовании гаркнул Аказа после того, как впервые задействовал что-то серьёзнее компаса, а ударная волна кольца тысячи летающих звёзд отбросила девчонку на добрую половину поля. Все его попытки заставить слушать, все его предупреждения об атаках — ничего не помогало. Продолжать поддаваться дальше он не мог. Схватка, в которой бывший демон Высших Лун только уворачивается да вполсилы руками машет, и так до нелепого затянулась. От многочисленных порезов на полосатом теле остались лишь кровавые разводы по коже да изрезанная в лохмотья юката, открывшая привычные одеяния демона. Столп же была цела и невредима — даже приземлилась в траву, как кошка, и уже готовилась сделать новый взмах и ринуться в атаку. Однако это было дело очень недолгого времени, прежде чем она обзаведётся парой-тройкой сломанных рёбер, отбитыми органами и другими увечьями разной степени тяжести. — Не хочу тебя серьёзно ранить, так что слушай меня! — с нажимом продолжил он, делая выпад на правую ногу. Удар ступни раскрошил плотный слой земли, а воздух вокруг загустел так, что Аказа буквально ощущал крепко стиснутыми кулаками нарастающее сопротивление. — Вверх! Девчонка была ловкая. Ноги у неё сильные. Прыгает высоко. Это она уже успела продемонстрировать. Поэтому с ударными волнами двойного демонического фитиля должна справиться, если не будет снова упрямиться. И — о, чудо! — послушалась. Возможно, волшебный эффект возымели прозвучавшее имя Ренгоку и тот неожиданный факт, что демону было откуда-то известно о характере их взаимоотношений. На красивом лице Столпа по-прежнему отражалась сосредоточенность и агрессивная решимость, однако впервые она поступила так, как было велено. Разогнавшись, оттолкнулась от земли и, пока два мощных потока энергии свирепо вспахивали пространство, изящно перепрыгнула опасную гряду, лишившись только салатового кончика длинной косы. Один выпад за другим, Аказа отправил два залпа в её сторону. Целенаправленно — чтобы задеть, но не сбить. Вьющаяся в воздухе катана с противным лязгом встретилась с одним из мерцающих сгустков энергии, второй пролетел в считанных сантиметрах от скрытого юбкой бедра, насквозь прошив белый хаори. Ни то, ни другое не помешало девушке успешно приземлиться позади демона. Розовое лезвие со свистом оплело полосатую руку, занесённую для нового удара, и вдавилось в кожу. Аказа напряг раздувшиеся мышцы, помогая лезвию вспороть верхние ткани, а его противница (или уже подельница?) перехватила его вторую руку, удерживая. Демон шумно выдохнул восхищение. Подобной силищи он никак не ожидал. — Почему ты это делаешь? — раздалось позади шипение, в котором смешалось удивление, подозрение и ничуть не присмиревшая ярость. Словно Столп корила сама себя за то, что вступила в диалог с ненавистным врагом. — Мы работаем вместе, я и Кёджуро, — не стал тянуть с ответом Аказа. — Что?!.. Ложь! — Но я не могу к нему вернуться, пока за мной следят, — перебил он. — Не хочу ставить под угрозу. Ударив ногой по невидимому полю, образовавшемуся между травой и его ступнёй, Аказа вырвался из цепкой хватки, отлетая в сторону. Опутанную клинком правую руку рассекло на куски. Секунда — и регенерация восстановила утраченную конечность, как ни в чём не бывало. — С какой стати мне тебе верить?! — донеслось ему в спину. Приглушённое топанье по примятой траве оповестило о приближении, а Аказа громко оповестил о направлении своей следующей атаки. — Можешь спросить у Сенджуро! — бросил он, когда из облака поднятой пыли вылетела юркая фигура. — Или у его папаши, если вытерпишь его общество! Они в курсе. Ему почудилось или среди грохота рассыпающихся по земле арочных ударов, нацеленных туда, где мгновения назад находился он, прозвучало что-то про милых котиков? Нет, наверняка ослышался. Никому в здравом уме не придёт в голову давать своим техникам такие названия. — Твоя помощь на мою информацию! — выпалил Аказа, отбивая согнутой рукой стальной хлыст. — Кое-кто из Лун прямо сейчас ошивается с рядовыми истребителями. Дистанция снова разверзлась. Девушка моргнула, переваривая услышанное, мысленно что-то взвешивая, а может, попросту просчитывая дальнейшие действия, после чего сорвалась с места, вскочила на особенно большой ком вывернутой земли — и понеслось по новой. Вперёд. Налево по диагонали. Блок. Вниз под ведущую руку. Разворот. Скрежет стали о кость. Рассекающий свист. Захват. Треск ткани. Удары чередовались — наполненные искренней яростью на пару с сухим инструктажем. Если бы мир вдруг лишился всех звуков, картина на раскуроченной поляне показалась бы идеально отрепетированным танцем, в котором партнёры прекрасно чувствуют друг друга. И хотя их сражение было лишь наполовину настоящим, Аказа, купаясь в родственной Ренгоку энергии, был почти счастлив. За последние месяцы, сегодня он ближе всего оказался к тому, чего ему так не хватало. Пусть отдалённо, пусть с примесью чего-то совершенно иного, пусть совсем не так, как он хотел и как ему было нужно, но… Этого было достаточно, чтобы в какой-то момент Аказа умудрился забыться, пропуская наружу азартный оскал. Или счастливую улыбку? Он и сам не заметил, а потом уже стало поздно. Аказа ослеп. Оглох. Отмер. И всё это — наполовину. Повреждённый мозг утратил контроль над телом, ноги подкосились, равновесие сбилось, и демон на остаточной тяге инерции повалился наземь, врезаясь во вспаханную сражением землю. В очаге боли, вспыхнувшем прямо в левой половине разбитого черепа, что-то закопошилось. Слабо, совсем не так, как перед лицом летящего на него Кайгаку, однако в природе этого шевеления, калящего нервные окончания, сомневаться не приходилось. Глаз Накиме снова пытался распустить свои лапы. Чтобы выбраться? Или регенерировать, присосавшись к питательным тканям носителя? Чёрт, неужели не получилось… — Ах, боже мой, жуть какая! Фу-у! — послышалось откуда-то сверху, и Аказа едва узнал этот голос. Высокий, писклявый, словно Столп Любви случайно напоролась на крысу и это стало самым страшным испытанием в её жизни. Аказа только разлепил залитый кровью здоровый глаз, как на него хлынул безжалостный град ударов, каждый из которых всё больше и больше превращал его лицо в кровавую кашу. Он не сопротивлялся. Даже несмотря на то, что в уцелевшем уголке черепной коробки свербела мысль о том, что девчонка слишком усердствует. Захотела бы убить, целилась бы в шею. С набатом пульсирующей крови, жалящими укусами клинка и вязким хлюпаньем месива, в котором осколки костей мешались с плотью, причудливо переплелось раздавшееся где-то вдали воронье карканье. Как далёкий призрак из прошлой жизни, в которой Ренгоку выпускал в окно чернокрылую птицу, оставшуюся верной хозяину и сохранившую его секрет. Голос, донёсшийся уже куда ближе, призрачным точно не был. — Мицури! Мицури, остановись! Реальность обрела прежнюю форму за один удар сердца, а ютившаяся в уголке мысль разнеслась по всему телу мощным импульсом, заставляя свинцовую руку подняться и заслонить многострадальную голову от очередного выпада. Выпада, которого не последовало. Потому что голосу Ренгоку Сенджуро был подвластен не только распластанный по комьям земли демон. Из заполненного металлическим привкусом горла вырвались нечленораздельные звуки, но разбитые челюсти, обломанные зубы и разорванный в мясо язык не были способны сложить их в полноценные слова… пока притуплённая Аказой регенерация не набрала привычные обороты и не принялась усердно восстанавливать повреждения. Нужно сказать им. Срочно убираться отсюда. Какого чёрта этот мелкий тут забыл, да ещё в такой поздний час? А папаша тоже с ним? Нет, никого поблизости Аказа больше не ощущал. — …дить, — разборчивым получился лишь последний слог, да и тот потонул в беспокойных причитаниях Столпа и оправдательном лепете младшего Ренгоку. Собираясь встать, Аказа приподнялся на локтях, повторяя чётче. — Нужно уходить отсюда, пока… Пока Накиме не открыла двери Крепости, отправляя на слежку другой глаз или выпуская для Аказы группу поддержки в лице каких-нибудь уродцев. Или, что ещё хуже, открывая двери перед самим господином Мудзаном. Впрочем, нет, верховный демон точно не станет вмешиваться лично. На его грудь тяжёлой плитой уронили ступню, обутую в сандалию. Столп Любви крепче сжала рукоять клинка, демонстрируя готовность в любой момент применить его теперь уже на шее противника. — Не так быстро! — в её интонации вернулась сталь, которой не наблюдалось в общении с Сенджуро. — Сначала ты расскажешь то, что обещал! — По дороге расскажу, — Аказа старался не звучать грубо, однако внезапное появление брата Кёджуро здорово его подкосило. Спихнув с себя ногу в качестве доказательства, что этим его не остановить, и заодно напоминания, что прошедшее сражение могло пойти совсем по иному сценарию, если бы он стремился навредить, Аказа всё же поднялся. — Если не хочешь разбираться с полчищем новых глаз, которых могут в любой момент отправить по мою душу. Он помнил ту скрывающуюся в недрах Крепости, жуткую пародию на ночное небо — бездонную черноту потолка, усеянного сотнями глазных яблок. Как она работает и станет ли Четвёртая Высшая вмешиваться прямо сейчас, проверять не хотелось. — А то и похуже кого. — Если отправят, — дёрнув подбородком, с вызовом произнесла Мицури и расправила плечи, — значит, придётся разбираться. Тебе в том числе. Тебя же изгнали, — она впилась взглядом в изуродованные господином ядовито-жёлтые глаза, чёрные кандзи в которых выцвели в знак позора. — И ты утверждаешь, что работаешь с Ренгоку. Значит, примешь бой, какие бы твари ни полезли из вашего демонического убежища. Аказа замер. Когда это Корпус успел прознать про Крепость? Вспомнился заживо гниющий, отравленный ядом Доума. Вспомнились слова разъярённого господина о том, что Вторая Высшая заигрался. Стало быть, именно тогда это и произошло. Поняв, что с ним происходит что-то неладное, Доума сбежал от остатков истребителей, вызвав Накиме прямо в их присутствии. Или же это была оплошность забывшегося Аказы, который своими стремительными перемещениями на огромные расстояния, вплоть до соседнего континента, дал Столпу Пламени понять, что существует некое скрытое пространство… — А пока, — между тем, твёрдо продолжила девушка, — я тебя слушаю. Давя в себе постыдный страх в любой момент услышать звук бивы, Аказа взглянул на Сенджуро, который таращился на него с таким выражением, что тошно стало. Трепыхающаяся надежда. На него смотрели с надеждой. Светлой, словно в ожидании чуда. С надеждой, но совсем иного толка, смотрела на него и Столп Любви. Там, за плещущейся ненавистью и кричащим недоверием таилась надежда на то, что девушка не совершает огромную ошибку, не обманывается тем, что услышала и увидела. И обе эти надежды Аказа собирался растоптать в пух и прах. — Ладно, — тихо произнёс он скорее самому себе. Самому себе — признание, что другого способа нет. Наивный мальчишка ожидал, что демон, который однажды чуть не убил его брата, наконец обратил свой взор к свету, покинул тьму и вот-вот встанет плечом к плечу с доблестными воинами Корпуса против своего бывшего хозяина. Воинственно настроенная девчонка ожидала, что демона, который однажды чуть не убил её наставника, можно использовать во благо Корпуса если не в качестве добровольного союзника, то в качестве принуждённого информатора. Обещанных сведений ей точно будет мало — достаточно было взглянуть на её позу и на то, как она держалась. Мицури сохраняла полную боевую готовность, не позволяя себе ни на одно крохотное мгновение утратить полную концентрацию и собранность. Должно быть, именно это позволило ей отреагировать так быстро. Быстрее, чем ожидал Аказа, но всё равно недостаточно в сравнении со скоростью Третьей Высшей, у которого теперь не было никаких причин поддаваться. Розовое лезвие полоснуло ринувшегося вперёд демона по груди, а свободной рукой девушка попыталась парировать удар, но цели своей он всё равно достиг — в челюсть под ухо. Мицури пошатнулась, и Аказа уже собирался ловить её оседающее тело, чтобы забросить себе на плечо, однако мутнеющий взгляд зелёных глаз с каждым промаргиванием стремительно прояснялся. Ещё несколько секунд, и воздух снова разрежет уверенный взмах гибкой катаны. На повторный и более сильный удар Аказа не решился, а потому, пользуясь кратковременной дезориентацией жертвы, в один прыжок очутился за её спиной и захватил шею в капкан согнутого локтя. Девчонка задёргалась, руки её взметнулись вверх, и Аказе пришлось перехватывать махнувшее лезвие катаны, чтобы она не поранила сама себя в этом хаосе. Сопротивление не удивляло. Что действительно удивило, так это реакция Сенджуро. Вместо того, чтобы удирать, сверкая пятками, подальше от взбесившегося демона и звать на помощь (хотя кого?), мальчишка бросился к нему. Вцепился в руку, повисая, дёргая, оттягивая, словно Аказа был каким-то дворовым хулиганом, а не четвёртым по силе существом в мире. И Аказа не мог понять, восхищала его такая отвага или же злила. Сенджуро должен был его бояться. Должен был верить, что Третья Высшая разорвёт его на куски и бровью при этом не поведёт. И пускай это было бы совершенно не на руку Аказе, который вообще-то пришёл к этим людям за помощью… так не должно было быть. Все они, эти Ренгоку, абсолютно сумасшедшие. Вся семейка. Ненормальные. Самоубийцы. И Сенджуро среди них — самый ненормальный, раз с его языка то и дело срывалось «Аказа-сан», пока он умолял демона отпустить Столпа. Аказа отпустил, только когда тело в его цепкой хватке начало обмякать. Нерушимая безупречность концентрации, которой славились все Столпы, сбилась, но дыхание не стихло, а сердцебиение девушки всё ещё ощущалось слабой вибрацией по организму. — Угомонись и бери её клинок, — рыкнул Аказа, перекидывая Мицури через плечо. Дрожащими руками Сенджуро поднял с земли клинок, торопливо свернул его в несколько колец, и только после этого демон подхватил левой рукой и его, устраивая под мышкой. Мальчик не посмел и пикнуть. Звук, которого Аказа всё это время страшился больше всего, так их и не настиг, однако это не служило поводом расслабляться. Кроме того, Столп Любви оказалась довольно стойкой. Неизвестно, как скоро она очухается. Поэтому, не теряя времени, Аказа поспешил покинуть многострадальное поле.

***

Когда Аказа аккуратно сгрузил всё ещё бессознательное тело Столпа на мягкий песок, море ворчливо пенилось. Будто осуждающе. Но демону не было стыдно. Ничуть. Ни единой солёной капли. Едва он отступил назад, Сенджуро кинулся на колени и принялся суетливо проверять пульс девушки. С гигантского валуна неподалёку на эту картину взирал ворон, который всё это время не отставал от них. И взгляд крошечных глаз-бусинок совершенно точно светился осуждением. Но на этот комок перьев Аказе было ещё больше плевать. — Как очнётся, передай ей… Эй! — недовольно окликнул Аказа мальчишку, и тот пугливо дёрнул головой в его сторону. — Слушай меня внимательно и запоминай. Сейчас, недалеко от Токио, среди рядовых истребителей невысоких рангов вертится Пятая Высшая Луна. Зовут Кайгаку, но представляется как Кайо. Ещё в прошлом году этот пацан служил в рядах истребителей, так что сливается с толпой очень хорошо. Владел дыханием Грома. Сенджуро прерывисто вдохнул и округлил глаза. Аказа предпочёл никак это не комментировать, даже если самый младший Ренгоку и понял, о ком речь. Стянув с плеч безвозвратно испорченную юкату, Аказа отшвырнул её в сторону и сложил руки на груди, уставившись вдаль. Туда, где над морской гладью, сверкающей в лучах луны, возвышались две скалы, зачем-то соединённые толстой верёвкой. — Тогда, в марте, — продолжил демон, возвращая своё внимание Сенджуро, — после того, как убили одного из ваших Столпов, господин хотел покончить с Корпусом раз и навсегда, но планы изменились. — Почему? — тут же полюбопытствовал мальчик. — Потому что, — отчеканил Аказа, давая понять, что рассказывать будет только то, что сам посчитает нужным. — Но Кайгаку не просто так отправили на разведку, так что имейте в виду. И да, сегодня Мицури, верно?.. В общем, она помогла мне избавиться от слежки, установленной господином. У Кайгаку такая же — глаз другой Высшей Луны, — он ткнул в левую глазницу, которую ещё недавно занимал мимикрировавший чужак. — И эта тварь может отделяться, поэтому аккуратнее. — То, что планы поменялись… — Сенджуро словно пропустил всё сказанное мимо ушей. — Это как-то связано с тем, из-за чего вы с моим братом работаете вместе? А Аказа, хоть и не хотел впутывать его, пускай и поверхностно, в дела, связанные с лилией, тем не менее рассудил, что это отличный шанс перевести тему в нужное ему русло. Да и ничего страшного не случится от того, что он подтвердит догадку проницательного ребёнка. — Мхм, — утвердительно промычал он, коротко кивая, а затем добавил. — Кстати об этом… Из-за слежки я не мог с ним встретиться с самого марта и теперь не знаю, где его искать. Сенджуро молчал. — Помоги, пожалуйста, — вздохнув, озвучил Аказа очевидную просьбу. Ответа вновь не последовало. Так и не проронив ни звука, мальчик повернулся к лежащей на песке девушке и принялся перепроверять пульс и дыхание, словно от этого зависело его решение. Но Аказа прекрасно понимал, что дело было в ином. Сенджуро просто не хотел говорить и тянул время. — Это очень важно. Я… — Вы хотите превратить его в демона, — перебил его Сенджуро, не поднимая взгляда, и Аказа почему-то вспомнил их самую первую встречу. Ещё тогда, в особняке, когда он тайком проник в комнату Столпа, восстанавливающего свои силы во сне, а Сенджуро почуял неладное и пришёл проверить. «Что вам нужно?» — спросил он тогда, и Аказа с садистским удовольствием принялся играть на его страхах, перечисляя один вариант за другим. Прощупывая, насколько мягкотелым и малодушным был брат Столпа Пламени. Что ж, Сенджуро в ту ночь умудрился выцепить самое главное. — Да, — не стал скрывать Аказа, а затем, отбросив все эти неуютно ворочавшиеся на самом дне желудка чувства, которые не должен был испытывать при виде сгорбившейся мальчишеской фигурки, холодно произнёс. — Ты ведь знаешь, что он умирает? На самом деле трудно было судить, знал ли Сенджуро. Раздавшийся тихий всхлип за завесой растрёпанных огненно-золотых прядей мог быть как реакцией на обрушившуюся новость, так и свидетельством того, что подтвердилась самая страшная догадка, которую мальчик всё это время допускал. А то и вовсе лишь напоминанием о том, о чём ему уже давно было известно. — Хочешь, чтобы в конечном итоге это и произошло? — продолжил давить демон, подступая. — Я — нет. Сенджуро опустил голову и вытер влажные дорожки на щеках, после чего посмотрел на своего собеседника, прямо и обезоруживающе: — Но ведь это… это из-за вас он в таком состоянии. Это вы покалечили его, Аказа-сан. Аказа ощетинился. Всё это он уже слышал — как от Кёджуро, так и от своего внутреннего голоса. Вот только почему никто не видел очевидного? Почему он должен был каждый раз объяснять, как всё обстояло на самом деле? — Нет, неправда, — процедил демон, сжимая кулаки. — Это был его выбор. Сразиться со мной насмерть. Точно так же, как потом он выбирал гробить себя, сражаясь со всеми этими проклятыми демонами, которые встречались нам на пути. Сенджуро слабо качнул головой. Губы его дрожали и казалось, что он изо всех сил держался, чтобы не отвернуться вовсе и не отдаться эмоциям. — А что насчёт вас? Каков был ваш выбор? Сначала столкнуть его в эту пропасть, а потом стоять в стороне и наблюдать за тем, как он гаснет? Всё внутри заклокотало от растущего гнева и рвало на части. Потому что Аказа был в корне не согласен с брошенными в него обвинениями. Но вместе с тем не мог полностью отрицать сделанные Сенджуро умозаключения. Он ведь правда действовал именно по этой схеме. Но не по той причине, в которой мальчишка пытался его уличить. Не потому, что Аказе приносило наслаждение видеть, как Кёджуро ломается и гаснет. — Мой выбор состоял в том, чтобы не мешать ему делать свой, — проговорил Аказа, напрочь позабыв, как моргать и дышать. Или он обманывался?.. — Тогда, — еле слышно вымолвил Сенджуро, пока Аказу утягивала трясина собственного сознания. — Тогда я надеюсь, что вы сдержите слово, которое дали мне в нашу прошлую встречу, и не будете мешать моему брату делать свой выбор и на этот раз. Шмыгнув носом, мальчик вытянул руку перед собой. Взъерошенный береговым ветром ворон слетел с камня и за несколько взмахов широких крыльев оказался на подставленном предплечье, сминая когтями белую ткань рукава. — Следуйте за Канамэ, — не глядя на своего собеседника, Сенджуро проверил, хорошо ли письмо привязано к лапе. — Он один знает, где сейчас мой брат. Ворон Ренгоку крутанул головой в сторону застывшего в оцепенении демона, прищёлкнул клювом, а затем взмыл в воздух. Вместо долгожданного облегчения Аказой завладела грузная горечь, но времени копаться в ней не было. — Спасибо, — поблагодарил он вместо прощания, однако, сделав несколько торопливых шагов по прохладному песку, вдруг остановился и покосился через плечо и угрюмо произнёс. — Уезжайте обратно домой. Никто из других демонов не знает, где ваше поместье. А в этом городе больше небезопасно. Есть вероятность, что кто-нибудь да явится после сегодняшнего. Сенджуро как-то странно дёрнул головой — то ли согласно кивнул, то ли подавил судорогу. Аказа не стал дожидаться ответа и поспешил убраться с ночного пляжа, пока ворон совсем не скрылся из поля зрения.