***
Письмо, принесённое Канамэ… не содержало ни единого упоминания об Аказе. И это было странно. Ренгоку был уверен, что именно благодаря Сенджуро Аказа и нашёл сюда дорогу. Да и в том, что ворон сознательно привёл демона следом за собой, сомневаться не приходилось. Стоило только вспомнить, как он вёл себя накануне, когда прилетел. Весь встопорщенный и недовольный, осуждающе смотрел прямо во тьму леса, в которой скрывался Третья Высшая. Не мог же Аказа случайно наткнуться на Канамэ, узнать его и увязаться следом? Ворон бы никогда не привёл его по доброй воле. Или всё дело в том, что он привёл его, невзирая на все предубеждения и неприязнь, именно потому, что помнил о сотрудничестве своего хозяина с демоном? Увы, уточнить было не у кого. Когда Ренгоку очутился на крыльце, где на перилах его дожидалось забытое ночью письмо, ворона поблизости не оказалось. Не явился он и когда мужчина торопливо шёл к поляне с лилиями, чтобы с большим запозданием освободить растение из мрачной тюрьмы самодельной теплицы. Ренгоку вытирал полотенцем влажные волосы, стоя босыми ногами на берегу реки, когда чернокрылая птица мягко приземлилась на зелёный ковёр травы. Обращённый к нему взгляд снизу вверх окатил таким холодом, что в сравнении с ним прохладная вода реки имела все шансы сойти за банную. — Не надо на меня так смотреть, — чувствуя, как смущение пробирается краской на щёки, Ренгоку всё же вспомнил, кто из них двоих тут хозяин, и серьёзно спросил. — Расскажи, как ты встретился с Аказой?***
— Почему Мицури? Ренгоку обнаружил Аказу за низким квадратным столом, отодвинутым к самой дальней стене без окон. Он раскладывал какие-то бумажные листы, которые, изрядно потрёпанные и замызганные чем-то бурым, подозрительно напоминающим кровь, устилали собой всю деревянную поверхность. Одежда вернулась на своё место, едва прикрывая демона. Ренгоку то и дело соскальзывал взглядом на открытые участки его тела, мысленно возвращаясь на футон, который сейчас был аккуратно заправлен. Напоминание о том, что утро должно быть мудренее ночи. Аказа оторвался от своего занятия и уставился на Ренгоку. Не как застигнутый врасплох дикий зверь или пойманный с поличным преступник. Судя по его невозмутимости, он догадывался о том, что Канамэ обо всём расскажет при первой же возможности, и теперь будто бы взвешивал что-то в своей голове, прежде чем отвечать. — Спасибо, что не причинил ей вреда, — подчёркнуто спокойным тоном добавил Ренгоку, желая показать, что вопрос вызван любопытством, а не гневом. — Мне просто интересно, почему именно она. Как ты её нашёл? — Не переживай, это было не так-то просто. И это скорее она меня нашла, — признался Аказа ровным тоном и указал на место рядом с собой. Ренгоку ответил на приглашение и молча проследовал в сторону стола. Опустившись на круглую серую подушку, он мельком взглянул на разложенные страницы, явно извлечённые из книги, лежавшей подле. Стихи. Что ж, до этого они, очевидно, ещё доберутся. Ренгоку переключил всё своё внимание на Аказу, выражая полную готовность слушать. — Причина, по которой меня не было так долго, заключалась в том, что господин заменил мой глаз чужим, чтобы постоянно следить и знать, где я, с кем и чем занят. Я не хотел, — демон потянулся вперёд и взял ладонь Ренгоку, которую тот держал на колене, — подвергать тебя опасности. И твою семью тоже, поэтому пытался справиться своими силами. Планировал выйти на одного из Столпов, чтобы схватка, в которой я бы мог получить серьёзные повреждения и избавиться от глаза, выглядела правдоподобно. Но мне не везло — я не мог никого найти. Ренгоку ощутил, как неприятный холодок начал просачиваться сквозь его так старательно поддерживаемое желание сберечь, несмотря ни на что, обретённое счастье. А вместе с этим холодком пробирались и неудобные вопросы. Как Аказа пытался выйти на Столпов? Сколько истребителей при этом полегло? Сколько пострадало из-за этой своеобразной заботы демона о безопасности Ренгоку? Мужчина стиснул ткань юкаты на своих коленях и, поймав себя на том, что начинает терять связь с настоящим и вязнуть в размышлениях, заморгал, фокусируясь на сидящем напротив. Аказа внимательно следил за его реакцией и продолжил только после того, как убедился, что его слушатель не собирается ничего говорить. — Тогда я решил аккуратно пробраться в Удзиямада и проверить там. Сделал ставку на то, что, раз уж ты отправил свою семью куда-то так далеко, значит, там есть, кому за ними присмотреть. Тот, кому ты доверяешь. Логично. Слабая улыбка тронула губы Ренгоку. Это заметно приободрило Аказу, который до сих пор вёл свой рассказ с заметной осторожностью. Демон увереннее стиснул ладонь мужчины и продолжил: — В общем, твоя цугуко расправилась с глазом до того, как показался Сенджуро, но я всё равно посоветовал ему вернуться к вам домой. Все эти месяцы я к твоему городу даже не приближался, так что о местоположении вашего поместья никому по-прежнему неизвестно. Ренгоку кивнул в знак признательности, но так ничего и не смог из себя выдавить, хотя в голове крутилось множество вопросов. Язык онемел. Или он просто не знал, с чего начать. С того, как ему удалось уговорить Мицури помочь? Или лучше спросить о том вечере, когда хозяин вызвал своего слугу? Или о лилии? О чём Аказа хотел рассказать ему, когда только пришёл? — Мудзан узнал, что мы работаем вместе, — в итоге произнёс он самое очевидное, и прозвучало это совсем не как вопрос. Сложно было представить, что ещё могло заставить прародителя демонов лишить Третью Высшую ранга и места среди избранных. — Да, — угрюмо отозвался Аказа, указывая на свои глаза, в которых кандзи были перечёркнуты в наказание. — И он бы, наверное, казнил меня, если бы не полез дальше, не увидел в моих воспоминаниях причину нашего сотрудничества и не узнал, что истребители тоже ищут лилию. По сути, она — единственное, почему я всё ещё жив. Слишком ему нужна. А никто, кроме меня, не имеет выхода на Корпус и, следовательно, не обладает возможностью узнать, как продвигаются поиски с вашей стороны. Значит, опасения Ренгоку оправдались. Не самые страшные из них, но всё же. Что-то внутри оборвалось, однако, как ни странно, Ренгоку не испытал злобы. Наверное, всё дело в том, что ещё после внезапной пропажи Аказы он убедил себя, что тот предал их сотрудничество и рассказал всё хозяину. Поэтому теперь новость о том, что Кибуцуджи залез в голову Третьей Высшей и всё там перелопатил, не вызывала шока. Лишь разочарование — оттого, что удача вновь оказалась не на стороне Корпуса. Разочарование вкупе со странной смесью облегчения и горечи. — Получается, — немного помолчав, решил уточнить Ренгоку, — он не нападёт на Корпус, пока будет думать, что тот занят поисками и что ты, работая со мной, можешь что-то выведать? — Скорее всего. — Ты сказал, что всё ещё служишь ему, — вдруг вспомнил Столп слова, произнесённые демоном в момент их встречи. — Не совсем так, как раньше, — будто спохватившись, пустился в объяснения Аказа, придвигаясь ближе к собеседнику и заглядывая ему в лицо. — Я… Просто не хотел, чтобы ты, увидев мои глаза, решил, будто я переметнулся. Если удастся найти лилию, я обменяю её на твою жизнь. Он не получит цветок, пока не поможет нам. И тогда мы сможем быть вместе. Навсегда. — Не думаю, что удастся найти лилию до того, как меня не станет, — Ренгоку покачал головой и грустно улыбнулся. Облегчение и горечь так сильно переплелись, что он перестал понимать, где заканчивалось одно и начиналось другое. — Значит, попробуем иначе, — демон, неправильно истолковав его жест, ободряюще улыбнулся в ответ. — Не страшно. С этим чёртовым цветком настолько всё плохо, что даже важная информация о нём сойдёт. Да и вообще, всегда можно попробовать пойти на хитрость. Он не может читать мысли на расстоянии и если действовать через другую Луну, то есть хороший шанс, что получится заставить его поверить в то, что цветок найден. — Аказа. — Или я сам обращу тебя. Это рискованно, но... — Аказа, послушай. — …может сработать. Он оказался не таким всемогущим, каким всегда пытался казаться, поэтому есть большая вероятность, что никакое разрешение и не нужно, и я просто… — Аказа, — с нажимом повторил Ренгоку, накрывая ладонь демона свободной рукой. — Мы заключили с тобой договор. Аказа застыл, уголки его губ медленно опустились, а светящиеся непоколебимой решимостью глаза потускнели. — Я согласился на досрочное обращение лишь при условии, что другие демоны ни о чём не узнают. Они узнали. Кибуцуджи Мудзан узнал. Обо всём, что мы успели с тобой обнаружить. Поэтому если смерть придёт за мной до того, как лилия будет найдена, значит, так тому и быть. Нет, не потускнели. Потемнели. — Ты не можешь, — едва слышно прошептал Аказа, совсем перестав моргать. — Не можешь. — Таково было условие. Тонкие розовые брови дёрнулись, изогнулись, съехались. Синепалая ладонь выскользнула из рук Столпа и взметнулась вверх. Ренгоку едва успел сделать вдох, как его губы накрыло жарким нетерпением, жадным требованием, поцелуем, в котором отчётливо ощущалось желание заново заполучить уже известное доказательство. Ренгоку не сопротивлялся, открывая рот и пропуская чужой язык внутрь. Беспрекословно принял перебравшегося к нему на колени Аказу. Без сопротивления поддался его весу и позволил повалить себя на татами. Сжимающая затылок ладонь переместилась на его шею, обхватывая. Демон пригвоздил мужчину собой к полу — колени и локти по-звериному расставлены. Никак не высвободиться. Но Ренгоку не собирался вырываться. Понимал, что нужно дать Аказе выплеснуть эмоции. — Кёджуро, — тихо позвал он, склоняясь к уху, в голосе вибрировала с трудом подавляемая паника. — Ты же хочешь быть со мной. Так будь. Пожалуйста. Прошло уже так много времени, всё изменилось с декабря. Что мне сделать? Скажи, я всё сделаю, только, пожалуйста… — Ты говоришь, что всё изменилось, — произнёс Ренгоку, глядя в нависший над ними потолок, пока бессмысленно пытался успокоить демона, оглаживая напряжённые мышцы его спины. — Тогда сделай то, чего не сделал в нашу первую встречу. Прими мой выбор, ладно? — Какой выбор? — тихое рычание защекотало ухо и мигом переросло в восклицание, когда Аказа резко вскинулся, закрывая собой потолок. — Подохнуть?! Ни один мускул на лице Столпа не дрогнул. Или ему так только показалось. — И оставить меня одного?.. — в разы тише добавил демон. Горло предательски сдавило — и виной тому была совсем не ослабшая на его шее хватка. Это была горечь, отравляющая облегчение. — Я не хочу становиться причиной ещё больших бед, чем уже стал за последний год. — Ренгоку казалось, что если он хотя бы на мгновение сомкнёт веки, то подобравшаяся к ним влага хлынет наружу бесконтрольным потоком. — Я не смог победить тебя. Из-за меня Мудзану стало известно о планах Корпуса найти лилию. Из-за меня погибла Столп Насекомого. Не говоря о многочисленных жизнях, которые оборвала за этот период твоя рука. Если с моей смертью Корпус потеряет ещё одного бойца, то мой выбор — не стать очередным оружием врага. Конечно, были Тамаё и Юширо, вырвавшиеся из-под власти Мудзана и питавшиеся кровью. Был Хару, который стал их воспитанником и тоже учился жить, не убивая. Была, в конце концов, Незуко — случай в своей природе уникальный. Но в этом и состояла проблема. Все эти примеры — исключения, лишь подтверждающие правило. А правило гласило, что демоны сеют хаос, разрушения и смерть. Ренгоку мог попытаться. Мог даже, как изначально планировал, смириться с неизбежными жертвами и проникнуть в стан врага, приблизиться к Мудзану и служить для Корпуса двойным агентом. Однако этот вариант, ранее строившийся на информации от Тамаё о том, что верховный демон не может читать мысли, когда ему вздумается, рушился теперь, когда Аказа дал понять, что его хозяин может проникнуть в голову своих слуг и силой выпотрошить всё наизнанку. Да и будет ли Мудзану нужен ещё один слуга, если его интересует только лилия и связь Аказы с Корпусом через Столпа Пламени? И что случится с демонами, когда и если Мудзана уничтожат? Сгинут ли они вместе со своим создателем или станут обратно людьми? Или окажутся один на один с Корпусом, последнему на растерзание? Слишком много было белых пятен, слишком много «а если», на которые не существовало и намёка на однозначный ответ. Ренгоку уже однажды пошёл на большой риск, закрыв глаза на многочисленные изъяны в своём и без того не идеальном плане. И где он в итоге оказался? На лопатках, с заляпанными в чужой крови руками, усыпанный осколками сердца демона, который отказывался его отпускать. Захлёбывающийся осколками собственного сердца. — Мой выбор — не стать причиной ещё большего числа смертей, чем я уже стал. Я бы… больше всего на свете хотел быть с тобой, Аказа. Но не ценой чужих жизней. Нарушение одного из главных условий их договора принесло огромное облегчение душе Столпа Пламени. Он не станет демоном. Не поставит под угрозу никого: ни тех, кто ему дорог, ни невиновных. Не подведёт матушку. И не сможет быть с Аказой. Горько. Больно. Невыносимо. Потому что мало. Как же Ренгоку было мало того, что его затухающая жизнь ему предлагала. Однако именно поэтому стоило ещё больше это ценить. Подобрать все эти осколки — свои и чужие — и сложить их вместе, чтобы пронести до конца. — Время, которое мне осталось… Пожалуйста, возьми его? Не столько вопрос, сколько просьба. По самым её краям трепыхалась мольба: «Не уходи». Аказа крепко зажмурился, и Ренгоку показалось, что он увидел на кончиках розовых ресниц пробивающиеся слёзы. Впрочем, Аказа отстранился быстрее, чем можно было понять, не обмануло ли его зрение. Отстранился, распрямился, слез, спеша отвернуться. Ладони сжались в кулаки, и в ту же секунду очертания мышц на руках обрели резкость. Воздух в помещении раздробило треском дерева и заполонило отчаянным рёвом. Обрывки бумажных листов разлетелись в разные стороны, когда разломанный стол с грохотом устремился к противоположной стене. Всё замерло. Ренгоку слышал только бешеный стук своего сердца и тяжёлое дыхание сгорбившегося демона, который сидел, уронив голову на руки. Понимая, что вот-вот рискует разделить участь безвозвратно утраченного стола, мужчина, тем не менее, осмелился податься вперёд. Поднятая рука почти коснулась плеча Аказы, когда тот сорвался с места, вскакивая на ноги, и направился прочь. Если бы не палящее снаружи солнце, Ренгоку уверен, демон бы ушёл. А вот навсегда ли — это уже другой вопрос, в ответе на который уверенности не было никакой.***
Часы тянулись мучительно долго. Каждый новый взваливал на Ренгоку ещё больше тягостных мыслей и раздирающих душу сомнений. Есть совершенно не хотелось, поэтому пришлось силой запихивать в себя рисовую кашу, приготовленную в зловещей тишине. Завтрак скудный, но лучше, чем ничего. Ренгоку уже успел познать, какими обманчивыми могут быть потребности (или их отсутствие) меняющегося организма. Несколько недель назад он, точно так же не испытывающий ни намёка на голод целые сутки, решил посвятить освободившееся время куда более полезным делам и отправился в деревню пообщаться с местными о бытующих среди них легендах и преданиях в надежде, что где-то среди теряющихся в прошлом историй промелькнёт что-то о лилии или голубых цветах. Всё закончилось тем, что одному бедняку пришлось приводить потерявшего сознание Столпа в чувства и отпаивать рыбным бульоном, который приготовила его жена. Самое интересное, что даже тогда Ренгоку воротило от еды, поэтому ему было невероятно стыдно, что эти добрые люди потратили на него свои нервы и запасы. На следующий день он принёс им целую корзину яиц и дичи, которую купил на рынке. В благодарность. Аказа скрылся в соседней комнате, откуда на протяжении всего дня не доносилось ни звука. Порой, когда пение птиц снаружи смолкало, а шелест ветра прекращался, становилось настолько тихо, что Ренгоку казалось, будто дом снова опустел. Что Аказа либо не приходил вовсе, либо нашёл способ улизнуть посреди бела дня. Тогда Столп позволял себе пройти мимо той самой комнаты и бросить мимолётный взгляд на приоткрытые двери. Картина, которую он лицезрел каждый раз, оставалась неизменной. Демон сидел на полу — спиной к двери и скрестив ноги — и не двигался. Легче от этого, впрочем, не становилось. Дурное предчувствие, что Аказа только и ждёт, чтобы с заходом солнца убраться восвояси, отказывалось покидать Ренгоку. Но он всё равно никак не мог заставить себя раздвинуть двери и переступить порог временного укрытия демона. Существовали ли вообще такие слова, которые могли заставить его принять суровую действительность? Да, договор был нарушен, однако Ренгоку — и он прекрасно это понимал — фактически предлагал Аказе наступить самому себе на горло, оказаться перед лицом пускай неосознаваемого, но страха смерти, и просто наблюдать, как Столп Пламени постепенно умирает. Это было… Жестоко. Поэтому Ренгоку не смел ни на чём настаивать. Не смел упрашивать. Если Аказа решит уйти, значит, так тому и быть. «Если я умру до того, как лилия будет найдена, значит, так тому и быть». Ренгоку пытался загрузить себя как можно бóльшим количеством дел. Он нанёс с реки воды — столько, что с лихвой хватит на несколько приёмов пищи и ещё ванну принять вечером удастся. Вытащил на улицу обломки стола и переколол их на дрова для очага, в котором чуть позже сварил себе самый простой суп. Оставшееся время он посвятил тому, что кропотливо сводил неровные половинки страниц, собранных с пола ранее. Стихи о голубых цветах. Интересно, знает ли Мудзан и об этой находке? Впрочем, никакие из прочитанных строчек не подталкивали Ренгоку в верном направлении. Или он просто-напросто не был в состоянии как следует сосредоточиться? В усердных попытках этой сосредоточенности достичь, Столп так увлёкся, что едва не забыл о том, что, помимо голубых цветов, выведенных на измятой и окровавленной бумаге, в его попечении находился другой цветок. Настоящий, живой и зависимый от заботы человеческой руки. Хотя это скорее Ренгоку был зависим от паучьей лилии, над которой взялся экспериментировать. Если он вдруг перестанет появляться, цветок просто продолжит расти, как ни в чём не бывало. Или погибнет раньше, чем зацветёт. Цветку-то было, по сути своей, всё равно, а вот Ренгоку — нет. Поэтому он бежал к поляне со всех ног, превозмогая и нехватку воздуха, и резь в груди, и перебивающие его путь приступы кашля; боясь не успеть укутать растение теплом уходящего дня до того, как вечерняя прохлада это тепло поглотит.***
— В стихах ничего полезного, да? Аказа встретил вернувшегося Ренгоку в тени крыльца. Клонящееся к холмам солнце проливалось сквозь прямые сосновые стволы призрачным золотом, но под навесом крыши уже было безопасно. — Хочу потом ещё раз перечитать, вдруг что-то пропустил, — сказал Ренгоку, шагнув на деревянный помост и принявшись стаскивать с ног сандалии. Демон наблюдал за ним молча, руки сложены на груди. Жаль, промелькнула в голове несуразная мысль, что Аказа всегда ходил босой. Будь он обут, не нужно было бы гадать, зачем он вышел на крыльцо — просто так или чтобы с последним лучом покинуть этот дом. Избавившись от обуви, Ренгоку подступил ближе. В своём воображении он вёл себя куда смелее: касался плеча, распутывал закрытый узел полосатых рук, притягивал к себе, ласково сглаживал все невзгоды и прогонял разногласия поцелуями. В реальности же — просто стоял рядом и зачем-то смотрел… даже не на Аказу, а на все эти прорезающие лес полосы света, плавно превращающиеся в огненные. Редкая пыльца плавала в закатных лучах. Или что это было такое… И почему это его вообще интересовало? — Ты знаешь, зачем Мудзану так сильно нужна лилия? — нарушил тишину Ренгоку. Он так и не повернул голову в сторону Аказы, однако краем здорового глаза всё равно уловил — демон даже не шевельнулся. Тоже просто стоял, вглядываясь в полыхающую чащу прямо перед собой. — Плевать мне, зачем она ему сдалась. — Так знаешь или нет? — Ренгоку всё-таки посмотрел на собеседника. Тот вторил его жесту и только после этого ответил: — Нет. Столп коротко кивнул. Самому себе скорее. Решиться на этот разговор было непросто, и Ренгоку не от кого было ждать поддержки, кроме как от себя. — С её помощью он хочет победить солнце, — вымолвил он то, о чём бы ни за что не рассказал ещё несколько месяцев назад, когда точно знал, по какую сторону баррикад находился Третья Высшая. Сейчас всё обстояло иначе. Сейчас Аказа чётко дал понять, что приказы и желания верховного демона его больше не волнуют и он готов идти им наперекор ради своих собственных целей. А ещё сейчас — Ренгоку на это очень надеялся — Аказе должно будет стать очевидно, что его мечта о вечности на двоих попросту неосуществима. И вовсе не из-за нарушенного договора. — Я же сказал, мне плевать, — Аказа и бровью не повёл в ответ на прозвучавшую информацию. Признаться, не такой реакции Столп Пламени ожидал, однако она его ничуть не шокировала. Лишь немного удивила. — Разве ты никогда не хотел свободно передвигаться при свете дня? Не быть ограниченным одной ночью. — Моя жизнь не ограничивается ночью, — ядовито процедил демон, сощурившись. — Я, представь себе, не перестаю существовать с наступлением рассвета. И от нехватки солнца не страдаю. Зато знаешь, что я действительно хочу? Ренгоку знал, но пока он подбирал правильные слова, Аказа отвёл взгляд в сторону и добавил уже совсем другим тоном: — Только когда ты уходил по всяким делам, а я был вынужден торчать в одиночестве в четырёх стенах. Только тогда я жалел о том, что не могу находиться под солнцем. Но само по себе это твоё дурацкое солнце тут ни при чём. Все те немногие слова, которые Ренгоку успел к этому моменту наскрести, вновь разлетелись по углам. Мужчина бесшумно вздохнул. Жизнь, в которой они могли бы наслаждаться погожими днями вместе; в которой он бы узнал, как яркий свет вплетается в эти розовые волосы и ложится на кожу, какими были бы глаза Аказы под ясным голубым небом. Это был далеко не первый раз, когда он об этом думал. Окутавший воображение мираж отказывался отступать — пришлось разгонять его силой. Какой прок от грёз, которым никогда не сбыться? — Из того, что я знаю от тебя и других, — Ренгоку с трудом заставил себя вернуться на прежний курс разговора, к мысли, которую планировал донести до Аказы, — вы для Мудзана — не более, чем головы, по которым он ступает. Боюсь, если лилия попадёт к нему и он добьётся своей цели, то не будет никаких демонов, свободно разгуливающих под солнцем. Будет лишь один Мудзан. А как он поступит с остальными — оставит прозябать в ночи или избавится вовсе… Раздражённый рык вынудил его замолкнуть. — Думаешь, я не в курсе, что он нас ни во что не ставит?! — Аказа почти взмахнул руками, но в последний момент передумал, полностью развернулся к Ренгоку и взял его за плечи. — К чему это всё, Кёджуро? Что ты хочешь? — он крепко стиснул пальцы, усиливая хватку. — Чтобы я, если найду лилию до того, как ты умрёшь, не пошёл к нему, а на золотом блюдечке преподнёс её твоему Убуяшики? — Нет, я… — Ренгоку подавил острое желание попятиться, стойко вынося гнетущее давление ауры демона, которого с новой силой захлестнуло злое негодование. — Или чтобы я кинулся помогать Корпусу после того, как ты меня оставишь? Я уже сказал, мне плевать, что он собирается делать с лилией. И что твоя сторона собирается с ней делать — меня тоже ни капли не волнует. Только ты, Кё, — Аказа перешёл на шёпот, склоняясь к его лицу совсем близко, — нет, только мы. Вот, что имеет значение. Или хочешь, чтобы я обо всём забыл и сидел у твоей постели в ожидании, пока ты умрёшь? — Я хочу, — вклинился Ренгоку на порядок громче, чем планировал, — чтобы когда это всё закончится, когда Мудзан получит своё или когда победит Корпус, чтобы ты остался жив! Слова звенящим эхом повисли в сгущающихся сумерках. Где-то там из-за холмов выглядывал лишь самый краешек оранжевого диска, и лес быстро погружался во тьму. — Помнишь, — уже тише продолжил Ренгоку, пользуясь тем, что ошарашенный Аказа созревал до ответа, — я говорил про лекарство, для которого требовалась твоя кровь? Работа над ним ещё продолжается, но если всё получится, тогда ты сможешь прожить полноценную, хорошую жизнь. Да, я знаю, это совсем не то, к чему ты стремился. Более того, это всегда было тем, что тебе претило. Полосатое лицо напротив исказила гримаса, словно сама мысль о том, чтобы стать обратно человеком, приносила огромную боль. — Но, пожалуйста, — Ренгоку положил обе ладони на щёки Аказы, не давая ему отвернуться, желая, чтобы он выслушал до конца. — Пожалуйста, дай этому варианту шанс. Не становись ещё одной жертвой этого противостояния. Каким бы ни был его исход, будущего за ним для тебя никакого нет. — Ты вообще себя слышишь? — глухо зарычал Аказа, отступая на шаг назад. — Лучше я погибну от того, что господин решит уничтожить всех демонов, или в бою с одержавшим победу Корпусом, чем буду медленно дохнуть от несовершенства человеческого тела, как ты. Последние слова он произнёс куда-то в сторону, отвернувшись, но Ренгоку всё равно почувствовал себя так, словно их швырнули ему в лицо. Не то чтобы стоило ожидать меньшего, но произнесённое рухнуло на него такой тяжестью, что ставшие ватными ноги вот-вот грозили подкоситься. Ренгоку услышал, как Аказа с шумом выдохнул, и увидел, как поникли его плечи. На небе, видневшимся за игольчатым трафаретом сосен, не осталось ни единого проблеска заката. Не было на нём и ни одного облака. В отличие от души Ренгоку, где густые тучи плотной пеленой закрыли собой всё. И впервые за долгое время несчастье перевесило счастье. — Ты сейчас уйдёшь, да? Сердце болезненно отмеряло секунды до ответа.