Не в то время

Весна. Природа пробуждается, теплый ветер из приоткрытого окна треплет прозрачные занавески, которые не могут остановить лучи уже греющего солнца, стремящиеся попасть везде. Снег в городе уже давно сошёл, и оттаивающая земля покрывается ковром свежей зелёной травы вперемешку с одуванчиками. Проснулись бабочки и пчелы, готовые трудиться дни напролет, кружась над жёлтыми полянами. Жизнерадостная трель жаворонка разносится по всему району. Песня птицы льется ручьем мелодичных звуков, вынуждая каждого, кто ее слышит, невольно желать внимать ей всё дольше и дольше. К певцу добавился его коллега, а через несколько минут под окном уже звучал целый хор, переливаясь звуками разной высоты и длины, привлекая зевак и кричащих детей, и... "Да сука!" – Фил с грохотом закрывает окно гостиной, уже вслух матерясь на бездельников, которые только и знают, что драть глотку с утра пораньше. Показательно громко топает, возвращаясь на диван, и безуспешно пытается сосредоточиться. У кого-то весна, расцвет природы и обновление жизни, а у кого-то сессия. Конкретная такая. Необратимо приближающаяся. Как бы парень не храбрился, даже гениям порой приходится ночи напролет сидеть за ворохом конспектов и учебников, формулы из которых, кажется, если сложить, то получится длина железной дороги от Калининграда до Владивостока. Туда и обратно. Не меньше. Но Белов старается, хоть и внешне по нему не скажешь, что он может хоть за что-то в этой жизни переживать. Однако, он волнуется. Сильно. Так сильно, что уже почти неделю ходит рассеянный, с синяками под глазами и чувством постоянного волнения. Понимает, что хочет не просто всё сдать, а сдать на отлично. Самому от себя странно и досадно. Откуда взялся этот совершенно неуместный перфекционизм? Хочется доказать всем, что он может. Хотя, казалось бы, никто же даже не просит доказывать. Никто ни разу его ни в чем не упрекнул. Никто не говорил, что он не может... Парень чувствует, что ребенок внутри него всё больше и больше требует к себе внимание. Наконец-то базовые потребности в пище, защите, крове над головой и даже чуть больше удовлетворены. И теперь рассудительного, умного, взрослого Филиппа всё больше тянет в сторону маленького Фила, которого не хвалили, не жалели. В которого не верили. Хочется топнуть ногой и закричать. Привлечь к себе то самое внимание, которое постоянно надо заслужить, которого так не хватало в детстве. Подросток очень болезненно реагирует на свои даже самые маленькие неудачи, поэтому сейчас психует из-за того, что вредная тригонометрия никак не хочет сдаваться и намеренно выводит из себя Белова. Нет. Он взрослый, его не так просто вывести на эмоции. Или просто? Или сейчас он окончательно разозлится и скинет всё на пол, подобно ребенку закричав "не хочу". И он бы скинул. И закричал. Но уже почти летящую книгу перехватывают руки, так эстетично увитые сеткой вен, и аккуратно откладывают в сторону. Взявшиеся из ниоткуда ладони переплетают Филовские пальцы со своими, нежно поглаживая, пытаясь не спугнуть. Обладатель столь потрясающих рук прекрасно видит, что происходит с парнем на протяжении всего времени. И он не мешает, не отвлекает, понимая, что ни к чему хорошему это всё равно не приведет. И сейчас все движения плавные, неспешные, без напора. Чтобы не было "отстань", пропитанное печалью и напускной грубостью. Ковалёв, почти крадучись, садится рядом на диван, не разрывая контакта, немного наклоняется и целует в висок, ведя носом вдоль щеки и обдавая ее горячим дыханием. По телу парня разливается тепло, которое почти заглушает тревогу и волнение. Филипп непременно бы попросил мужчину не мешать и продолжил заниматься, ведь день расплаты всё ближе и ближе, но маленький капризный Фил, всё же лидирующий, принимает решение перебраться на тренерские колени, усесться поперек них и прижаться всем телом к широкой груди. Хочется больше этой тактильности, поддержки, внимания. Одной рукой тренер гладит мальчика по бедру, второй почесывает шею и загривок, а губы, периодически нашёптывая милые глупости, продолжают оставлять лёгкие поцелуи на лице: – Ну что, Капица, как дела? – Кажется, в моём исполнении он всё-таки блогер... – Фил не может сдержать улыбку, вспоминая первое упоминание ученого в присутствии Антона. С того самого дня в жизни подростка появилась высшая математика со всеми вытекающими прелестями. И уже тогда он испытывал совсем неправильную заинтересованность в футболисте, который в настоящее время трётся носом о макушку и прижимает к себе всё теснее. – Да ты даже умнее и вообще, ты как... – Ковалёв задумывается и сразу палится, что никого и не знает. Белов уже в открытую смеётся над глубокими познаниями в области истории развития физики своего мужчины, и привлекает его в неспешный поцелуй, давая полное право кусать свои и без того пухлые губы. Антон мягко зализывает укусы, проводит языком по ровному ряду зубов и неспешно отстраняется, коротко чмокнув. – ...Лолита, – Филипп не сразу понимает, к чему это сказано, а как только до него доходит, тренер получает увесистый тычок пальца под ребра. Антон показушно закрывает глаза и откидывается на спинку дивана, признавая своё поражение и открывая шею, которую парень начинает покрывать поцелуями-укусами, за что рука, до сего момента лежащая у него на бедре, щекочет Фила, который вдруг внезапно вспоминает, что очень даже боится щекотки, и тут же начинает отбиваться всеми конечностями. Но это его не спасает, ибо уже через пару мгновений он оказывается лежащим на спине прямо под нависшим мужчиной, чья месть обещает быть страшной. Футболист прижимает руки своего подопечного к дивану по обе стороны от его тела и прихватывает зубами тонкую кожу под ключицей, которую оголила так некстати сбившаяся в бок футболка, наверняка там останется багровый засос, из-за которого парень будет недовольно бурчать, пока тот окончательно не сойдёт, но всё равно вечером тайком рассматривать в зеркале ванной. Руки мужчины уже вовсю скользят по телу парня, забираясь под футболку, когда Филипп понимает, что сейчас не готов к продолжению и не знает, как сообщить об этом Антону. Но тот слишком проницательный, чтобы не заметить замешательство мальчика, который обычно очень отзывчив к ласкам, а сейчас просто рассеянно держится за запястья мужчины, не отстранет, но и не особо жаждет продолжения. Поэтому Ковалёв просто ложится прямо сверху на парня, обнимая и давая понять, что его никто ни к чему принуждать не будет. Фил обвивает плечи мужчины в ответ и трётся щекой о колючую щёку, целует, благодаря за чуткость. – Пойдём сегодня гулять? – шепчет Антон. Белов в замешательстве. Гулять? Это просто ходить по улице? Никуда не торопиться? Вдыхать воздух, пусть и городской, полной грудью? Когда последний раз он просто гулял? Фил не знает. Наверное, когда был совсем маленький, может, с мамой... И то, они просто шли из детского сада. В сознании ребенка навсегда отпечаталось встревоженное лицо матери, которая почему-то могла в любой момент заплакать. Она до боли сжимала маленькую ладошку Фила, тянула за собой, маленькие ножки не успевали, но его никто и не спрашивал. Нет. Это определенно точно была не прогулка. Парень снова ударяется в воспоминания о детстве, и становится обидно. Ну почему даже такой вопрос вводит в ступор. Филипп понимает, что слишком затянул с ответом, когда тренер смотрит на него удивлённо сверху вниз, поднявшись на локте. – Да...– единственное, что удается сказать мальчику, прежде чем бородатая совсем не Дюймовочка снова наваливается на него и снова целует.

***

А вечером они всё-таки идут гулять. Солнце уже почти зашло, но яркие фонари не дают полной темноте окутать знакомые улицы. Фил робко тянется рукой к ладони тренера, и тот охотно переплетает их пальцы. Никуда не тянет, не сжимает больно, просто немного щекочет уже громадную ладонь большим пальцем, чем вызывает улыбку на любимом лице. – Ты красивый такой, – говорит Антон, заставляя подростка окончально потеряться в ощущениях и покраснеть. Это умиляет. И они идут медленно, жаворонок давно затих, отсыпаясь перед новой дневной сменой. Теперь щебечет соловей. Но это уже не злит, не раздражает. Его даже хочется слушать. И дышать хочется. И радоваться. И жить. Наконец она наступила. Весна.