Краски жизни

Камило разглядывал себя в одном из тысячи зеркал, которыми была увешана вся его комната. Все казалось Камило не таким: его глаза, волосы, лицо. Вся внешность будто и вовсе была не его. В зеркале он видел не себя. Он видел бабушку, маму, папу, Долорес, того незнакомца, но не себя. Он попытался улыбнуться, но глаза уже застелила пелена слез. Развернувшись, он посмотрел в другое зеркало и ужаснулся, когда увидел в отражении отца, в которого случайно перевоплотился. Отшатнувшись, Камило невидящими глазами подошел к кровати и сел на нее. Голова ужасно раскалывалась. Перед глазами то и дело, что мелькало одно из тысячи миллионов лиц. С тех самых пор, как он получил дар, все шло наперекосяк. Все только и просили, чтобы он перевоплотился, показал им свое волшебство. Его дар...Был бесполезен, откровенно говоря. Он не мог лечить других, как тетя Джульетта, не мог изменять погоду, как его мать, не мог вырастить цветы из воздуха, как Изабелла. Он не мог ничего, кроме как прятаться за лицами совершенно других, чужих, незнакомых ему людей. Так было всю жизнь: перевоплотиться, напугать кого-то, проявить одну сотую часть своего характера, которого никто не знал. Никого не интересовала его личность, его желания, мечты и любимые вещи. Бабушка уже расписала жизнь каждому в их семействе. Даже после прихода дяди Бруно, которого считали изгоем, она не поменяла своих принципов. Наверняка, уже и невестку для него нашла. Перед глазами встала картина того, как он сам стоит подле алтаря, а рядом с ним совершенно незнакомая ему девушка. Священник читает молитвы и благословляет, а потом девушка тянется к нему. На этом моменте Камило всхлипнул. Первая слезинка скатилась по его щеке, делая веснушки более темными. Он не мог, просто не мог представить себе иную жизнь. Он находился в золотой клетке. Все в этом доме находились в золотой клетке. Вроде и все есть: и магия, и любящая семья, и успех; а вроде бы и ничего и нет: нет свободы, нет выбора, нет собственного голоса. Пару месяцев назад Бруно предлагал ему посмотреть будущее, которое могло бы произойти. Камило, все еще наивно верящий в чудо, конечно же, согласился. Дядя подготовил все для обряда. Когда же их руки сцепились, начался, пожалуй, весь Ад, в котором они слепо жили. Все было также - и алтарь, и молодая девушка. Потом были слезы и море злости на себя, на бабушку, на какого-то незнакомца. Затем отчаяние: он проведет остаток жизни в несчастье, в позоре, в жалости и презренье. Бруно тогда его еще предупредил, чтобы Камило его ни в коем случае не отпускал, но парень не послушался и резко расцепил руки. Песок дождем опал на пол. Камило, давясь слезами и разочарованием, тогда со стуком выбежал из комнаты дяди и заперся у себя. Бруно просил его выйти, говорил, что это не все будущее, которое его ждет, говорил, что видел еще что-то. Но Камило наотрез отказывался выходить. Он остался один на один с тысячами отражениями себя и не себя одновременно. Смотря на себя через абсолютно разные зеркала причудливых форм, его, еще не созревшее, сознание дало сбой. Стали мерещатся чужие голоса и лица, среди которых была и Долорес - его любимая сестра, и мама - его любящая мама. От страха к самому себе и к будущему волшебство тоже дало сбой. Целый час Камило неосознанно превращался то в другую личность, то в самого себя и обратно. Это сводило с ума. В те минуты Камило даже забыл, кто он. Спасательным кругом тогда оказался стук в дверь. Потом же в комнату вошла Долорес. Она слышала все: и всхлипы, и как падали осколки зеркал, разбитых в порыве необузданных эмоций. Долорес всегда любила своего младшего брата, если не обожала. С детства Камило был интересной личностью. Он часто говорил о том, какой бы дар хотел, рисовал картины, пусть и нелепые. Но после церемонии, когда волшебство приняло его, все стало катиться по наклонной. Камило стал меньше показывать свои интересы, чаще показывая одну из тысячи внешностей, а вместе с ними - и личности. Его было много, и мало одновременно. Долорес часто приходила успокаивать его, когда волшебство срывалось с поводка, наровясь порезвиться. Она помнила, как Камило просто не мог остановить превращения. Он просто терял рассудок, не зная, что и как ему делать, ведь справочника "Как использовать волшебство" еще не существовало. Все, что могла делать Долорес - это прижимать его сильнее к себе, ласково гладить по волосами и спине, впитывая, как губка, все его слезы, всхлипы и крики. Долорес не раз хотела убедить бабушку в том, что Камило стоило чаще проводить время с ней и с родней, а не полностью отдавать себя другим делам. Но Альма лишь с иронией и напущенным негодованием поднимала брови и начинала заводить свой монолог по поводу того, что их семья существует для того, чтобы не дать волшебству исчезнуть. Невзирая на желания других. Два года назад, когда Камило было четырнадцать, только-только начавший проявляться характер дал о себе знать. Сначала Камило просто закатывал глаза и строил недовольную гримасу. Потом же стало все круче: на замечания бабушки он либо "надевал" ее внешность и передразнивал, либо же в ответ огрызался, всем видом показывая свое негодование. Альма после этого еще сильнее выходила из себя на пару с мамой, и они вместе давали ему наказание. В основном это сидеть у себя в комнате и не выходить. Тогда, да и сейчас, это казалось невыносимой пыткой. Камило просто-напросто стал бояться остаться в уединении с самим собой и со своими отражениями. В особо трудные моменты парень не выдерживал и разбивал пару тройку зеркал, выпуская пар. Но на следующее утро он выглядел как солнышко, спустившееся с небес. Весь сиял и веселил всех, вновь надевая одну из тысячи масок у себя из-за пазухи. Он...просто стал тем, кем его все и считали: веселый, беззаботный и легкомысленный клоун, который всех смешит. И самым ужасным стало то, что Камило начал всерьез думать, что он и есть этот самый клоун. Просто начал забываться и терять всю свою индивидуальность, терять свою личность, желания и мечты. Только придя на то самое озеро - его любимое место - он нашел человека, с которым мог чувствовать себя по-настоящему беззаботным. Тот невероятно красивый и притягательный незнакомец показался ему роднее семьи, в которой он прожил всю свою жизнь. Он казался одним единственным, кто мог его понять, не считая милую Долорес, которая всегда будет на стороне брата. Этот голубоглазый парень казался ему таким знакомым, хоть и знакомы они были от силы пару дней.