[Певица]
Да. Нас наказали так, как мы и предполагали. Лишили ужинов и десертов на неделю. Отобрали телефоны (у кого они были, в том числе и у меня), магнитофоны и телевизоры на неделю. Увеличили в три раза домашние задания на неделю. Заперли на этом дебильном этаже и выпускали только в столовую. Даже десять минут нельзя было погулять во дворе. Усилили контроль. Но суть в том, что наказали и тех, кто не пошëл за мной. Даже колясниц, хотя ни одной в моём «отряде» не было. Их наказали, а меня заперли на всю эту неделю в изоляторе. Все те, кто там был, говорили, что это не очень приятное место, из которого хочется поскорее выйти. Мне в Клетке понравилось, но там скоро стало очень душно, а я не могу спокойно спать, дышать, есть и просто жить, если не хватает воздуха, поэтому мне часто становилось плохо, но когда заходили с обедом, то воздух просачивался и мне становилось лучше. Из-за нехватки воздуха мне начинают мерещится тени, посторонние звуки и снятся страшные сны. Всю неделю они мне снились, и даже в ночь с четверга по пятницу, хотя в это время мне снится только самое важное, от этого мне стало не по себе. Я просила открыть мне форточку, что была в одном углу Клетки, но мне сказали, мол, не положено. Но когда дежурила Овца и она пошла меня проверять, а я лежала бессознания, то всë-таки мне открыли форточку и не закрывали, пока я не вышла. Я очень сильно боялась, что меня разорвут свои же когда я вернусь, но нет. Никто ничего не сказал против. Они радовались и смеялись. Будто никаких наказаний и не было. Мои бывшие одноклассники уже давно бы возненавидели человека, из-за которого их наказали, но потом всë бы вернулось на свои места, потому что «не своих» в моëм классе не было, а с изгоями в моей школе обращались плохо. Ну, я уже не в своëм классе, и это навевает грустные мыли. Мыли о том, что я никогда не попаду в выпускной альбом. Не буду стоять на последней общей фотографии. Не услышу последний звонок. Увижу учителей только после Домовского выпуска. Буду только на фотографиях до шестого класса. Это очень грустно. Ну и ладно, это я оставила в Наружности. Не стоит плакать, хотя иногда я из-за этих мыслей всë-таки плачу. Но сейчас мне плакать лень и я продолжаю думать. Я часто так делаю, иногда вслух. Бывает, что мой поток мыслей просто не заканчивается. Тогда я представляю, что либо с кем-то разговариваю, либо снимаю видео на YouTube. Это заставляет чувствовать себя немного увереннее. Кстати о выпуске. Его здесь боятся, и стараются не упоминать. Я даже не знаю почему. Хотя, да, наверно, если бы у меня тоже не было родителей или родственников, как у половины наших девочек, то я бы обосралась от страха. Это очень страшно. Оказаться одной в огромном мире. И ты не знаешь куда идти и что делать. Как жить. Как найти хорошую квартиру или хотя бы комнату. Как, при нахождении квартиры или комнаты оплачивать счета за воду, свет. Как платить налоги. Как взять ипотеку. Как купить квартиру, если деньги позволяют. Как сделать ремонт, чтобы не вызывать рабочих, которые с тебя дохрена сдерут. Как купить машину. Как записать ребёнка в поликлинику. Как записать ребёнка в детский сад. Как записать ребёнка в школу. Как купить место на кладбище. Ты ничего этого не знаешь и нас этому не учат даже в десятых и одиннадцатых классах. А это важно, особенно сиротам. Меня мама научит, я об этом не беспокоюсь. И Наружность. Еë здесь нельзя упоминать в настоящем и будущем времени. Это ещё страннее. Почему? Это наоборот логичнее, когда ты строишь планы на Наружность. Куда поступишь, что будешь делать и т.д. А в Доме ведут себя так, будто никакой Наружности нет. Хотя мы смотрим фильмы по субботам, выходим во двор, где хорошо видно, что за сеткой есть мир, слушаем Наружнюю музыку. Я пою Наружние песни. Почему они считают, что никакого мира за пределами Дома нет? Наверное, если бы я прожила намного больше времени, лет так шесть, то поняла бы их. Но мне пока не дано. Мой поток мыслей прерывает Муха. Она стучит в дверь ванной комнаты и спрашивает, не умерла ли я там, потому что не хочет мыться в ванне, где лежал труп. Я вспоминаю, что лежу уже два часа и пора бы выходить, если не хочу превратиться в губку. Две туалетные кабинки, одна ванна, одна душевая, две раковины для ходячих и одна для колясника. Колясниц у нас в комнате не было. Всë стоит почти впритык друг другу. Свешиваю одну ногу и наступаю на резиновый коврик. Бесит, что он резиновый. Ещё тëмно-синий. Почти чëрный. Не люблю такой синий цвет если он не на одежде или цветах. Обтираюсь своим полотенцем и надеваю вещи, которые взяла с собой. Такая привычка из нас четырëх есть только у меня. Муха, Габи и Гебука выходят из ванной или душа абсолютно голыми и удивляются, как мне не противно одеваться сразу в ванной. Мне очень хорошо одевается именно там. Я так привыкла. Надеваю на себя последнее — футболку — и прохожу мимо зеркала. Останавливаюсь и смотрю на своё отражение. В Наружности мне нравилось думать, что моë отражение, пока я на него не смотрю, живëт своей жизнью. Общается с другими отражениями. Любит ту еду, которая не нравится мне, и ненавидит ту, которую я люблю. Занимается чем-нибудь. А когда я прохожу мимо зеркала, то ей приходится проходить вместе со мной, чтобы я ничего не заподозрила. Я хотела, и до сих пор хочу, попасть за зеркало. Я называю это «Зазеркальем». Но всякий раз, когда я пытаюсь пройти, отражение меня не пропускает. Я смотрю на своë отражение. От моих русых волос ниже плеч ни осталось и следа. Теперь на меня смотрит лысое нечто с зелëно-жëлтыми глазами. Спасибо, что не как у Сфинкса, я бы с ума сошла. Спустя две недели после нашей победы у Мухи нашли вшей. Даже не представляю откуда она их взяла. Нас тоже проверили и у нас они тоже оказались. У девочек из других комнат их не было, что странно. Меня, Муху и Гебуку побрили налысо. Мы не отпирались, а вот Длинная Габи чуть ли не дралась за свои волосы. Я бы тоже дралась, если бы у меня они тоже были бы длинными. Габи свои волосы отстояла, их просто залили смесью керосина и чего-то там ещё и закрепили шапочкой для душа в розовый цветочек. Нас, побритых, опрыскали какой-то дрянью и дали специальный шампунь. Габи плакала от боли. Я сидела рядом с ней, обнимала и успокаивала, мол, потерпи, нужно так всего-лишь часик посидеть, потом пойдëм смывать. Я не знаю каково это, быть залитой уксусом, поэтому не могу представить насколько ей было больно. Зато она сейчас ходит довольная, со своей копной и говорит: «— Спасибо тебе. Когда ты меня успокаивала, мне было легче». А мне тоже хорошо, я давно хотела налысо, только мама не разрешала, да и я сомневалась. Мне нравится результат, но с моими глазами я смахиваю на очень плохую женскую копию Сфинкса. Это меня совсем чуть-чуть беспокоит. Наконец-то выхожу из ванной комнаты и иду в общую библиотеку, что находилась на первом этаже. Девочки ей не пользовались. Говорили, что там собираются картëжники, поэтому и не ходят. Я же туда иду, чтобы почитать что-нибудь интересное, а то я так свихнусь в телефоне сидеть. Да и размяться бы не помешало. Прохожу мимо группы девчонок, что всегда сидят у телевизора без перерыва. Здесь в основном все сидят, но они — постоянно. Все телевизор называют «Ящиком». Химера, Чай, Утка, Хамелеон и Суккуб. Они практически никогда не отлипают от Ящика. Сейчас они смотрели мультик, название которого я не знаю, но сразу вижу, что он ни о чëм и прохожу мимо. Мы живëм в девятой комнате, напротив второй, поэтому лестница близко. Выхожу на лестничную клетку и осматриваю будку сторожа. Его там нет и я со спокойной душой иду на первый этаж. Общая библиотека находилась на мальчишеской стороне, и из-за того, что я иду туда одна, мне становится страшно. Я знаю, что они меня не тронут и не заговорят со мной, может только посмотрят и отвернутся, но всë равно не приятно. Я уже почти спустилась как мимо меня с криком «Берегись!» пробегают Фейерверк и Медведь, чуть не сбивая меня с ног. — Мальчики, постойте! — я пытаюсь их окликнуть и спускаюсь чуть быстрее, чтоб они могли меня услышать. — Певица? — на их лицах изумление. Я бы тоже охренела, если бы была кем-то из них. — Что с тобой? — Да так, — подхожу к ним ближе. — Пробую новый имидж. Как вам? — Ты похожа на Сфинкса. На плохую копию, — комментирует Фейерверк и хихикает. Я тоже смеюсь, потому что это для меня реально смешно. — Знаю, знаю. Короче, где библиотека? — О, пошли с нами. Мы тоже туда идëм, — не дожидаясь моего ответа Медведь берëт меня за руку и мы выходим на первый этаж. Теперь мне абсолютно не страшно. Медведь слева держит меня за руку, Фейерверк справа идëт в припрыжку. Они спрашивают меня про мой бунт и просят рассказать подробности. «— А то разве от старших дождëшься объяснения?». Идëм мы медленным прогулочным шагом, поэтому я им рассказываю с чего всë началось и чем всë закончилось. Когда они спрашивают, что было в посылке, то отвечаю, что мыло. Мальчики дружно удивляются, что из-за какого-то мыла такое представление. Но из нас только я знаю, что в коробке было вовсе не мыло, а тату-машинка. На дне коробки было письмо, в котором говорилось, что краски и листы с эскизами тату Петербург пришлëт потом, но уже через Медведицу, так как догадывается, что посылку проверят. Он молодец. Пока я рассказываю, то уже доходим до дверей библиотеки. Заходим вместе и на нас смотрит библиотекарша. Точнее, смотрит она только на меня, выпучив свои маленькие глазки под толстыми линзами, что делают эти глазки огромными, как у рыбы. Я ей киваю в знак приветствия. Она никак на это не реагирует, какое-то время смотрит на меня, а потом утыкается в что-то, что я не вижу, но оно лежит у неё на столе. Медведь с Фейерверком уходят куда-то в глубь библиотеки, а я же остаюсь с этой «Хранительницей книг» и рассматриваю первые стеллажи. На них только зарубежные авторы, они меня не интересуют. Второй стеллаж и третий тоже забит зарубежными авторами. Иду дальше. Здесь тихо, очень даже, если не учитывать шорох в самом конце коридора, созданного из стеллажей. Скорее всего это мои мальчики, но я не уверена, учитывая то, что здесь собираются картëжники. Не обращаю на шорохи внимание и прохожу пятый стеллаж с тем, что мне не нужно. Здесь просторное место. Два дивана, с одной стороны и с другой и два журнальных столика рядом. И на одном из диванов расположились картëжники. Пару секунд на них смотрю, потом отворачиваюсь. Не успеваю разглядеть всех, но чëтко увидела парня в шляпе, похожей на цилиндр, но она как-то по-другому называется и Стервятника. Не знаю, смотрят они на меня или нет, но отхожу к противоположной от них части стеллажа. «Мистика». То, что нужно! Самой первой книгой был «Вий» Гоголя, потом его «Портрет». Беру «Вий» и мне резко становится прохладно и появляется ощущение, будто на меня кто-то смотрит. Я оглядываюсь по сторонам в поисках открытого окна, но все они закрыты. Мой взгляд падает на картëжников и я вижу, что на меня смотрит Стервятник. Я ему киваю в знак приветствия, он смотрит на меня пару секунд, потом возвращается к картам. « — Сука, — думаю я, отворачиваясь от парней. — Мог бы и кивнуть, даже легонько, я бы увидела». Я уже хочу идти в библиотекарше как вдруг меня окликает Фейерверк: — Певица! — пытается докричаться он до меня громким шëпотом. — Иди сюда! Я боковым зрением вижу, что парни смотрят в мою сторону. Я, как гордая птица, не оборачиваюсь к ним, а сразу иду к моему мальчику. — Что такое? — шëпотом спрашиваю я его. Рядом с ним стоит Медведь и по его лицу видно, что он, что-то усердно пытается понять. Смотрю название книги, что он держит: «Война и мир. Том I». Бедный мальчик. Не пытайся понять Толстóго и это произведение. Не дорос, рано. — Ты знаешь где можно найти шину? — Шину? — я закатываю глаза и думаю. Ничего не надумываю. — А зачем вам? — Мы хотим сделать качели из шины, как здесь, — Фейерверк показывает картинку из книги. На ней нарисован раскидистый дуб, а на одной из его больших веток висит шина на верëвке. — Хм, а почему именно из шины? — Не знаю, — он захлопывает книгу и ставит на место. — Просто мы так захотели. Медведь пыхтит над несчастным Толсты́м и переворачивает страницу. — Шину во дворе вряд-ли можно найти, но я попробую. Если не найду, то что-нибудь придумаю, а вы найдите верëвку. Будут вам качели. Встретимся завтра после ужина у прачечной. — Спасибо! Фейерверк ростом мне по живот и ему не очень удобно обнимать меня за талию. Я обнимаю его в ответ и улыбаюсь. Медведь отрывается от книги и недоумëнно смотрит на нас. Мы идём к библиотекарше. Я с «Вием», Медведь с первым томом «Войны и мира». Меня за руку теперь держит Фейерверк. Идём мимо старших парней и боковым зрением вижу, что все они смотрят на нас. Всë также гордо иду вперёд не поворачиваясь на них. Мы с Медведем записываемся у женщины-рыбы и уходим из библиотеки. — Ëкарный бабай, где я эту шину найду, когда здесь нихрена нет? Почти сразу после библиотеки я пошла во двор. Такого сильного контроля как был во время наказания нет, так что можно уйти немного дальше положенного, тем более сейчас дежурит Овца, а она женщина, что не имеет над нами власти. На улице пасмурно и собираются тучи, но дождя ещё нет. Я люблю дождь, но по-разному. В городе я люблю когда идëт любой дождь и я сижу дома. В деревне и на даче я люблю бегать под дождëм, не важно какой он — сильный или слабый, он мне нравится. Я шарю по всей части двора, которая прилегает к нашему корпусу, но не нахожу того, что мне нужно. В траве какие-то осколки от бутылок и кусочки зеркал (понятно откуда они у Крысы), мятые жестяные банки, клочки бумаг и конфетти. На двор мальчишеского корпуса я даже не смотрю — мне туда нельзя. Я знаю, что в сетке на их стороне есть дырка — один из немногих проходов в Наружность, о которых не знает дирекция — но идти туда сейчас очень опасно, могут спалить. Начинает моросить и мне надо уже идти в обратно, но я этого не делаю и просто смотрю на Дом. Жëлтый. Не люблю этот цвет, но его можно терпеть. На части парней дворовая стена вся в надписях и непонятных рисунках. Со своего места я разглядываю аиста, слона, огромного петуха и огромного кита. На нашей части надписей очень мало, зато больше рисунков, парочку из которых рисовала я. Три цветка гибискуса, девочка с дельфином и девочка в тëплой одежде, стоящая к двору спиной и держащая факел — мои работы. Рядом с каждой моя подпись. Дождь начинает лить сильнее и я бегу в корпус. Не порадую я мальчиков, к сожалению.***
Сейчас идëт глубокая ночь, весь женский корпус спит, кроме одного человека. Певица пытается идти бесшумно, держа в руках свои кроссовки. Телевизор молчит, те, кто смотрел его весь день сейчас спит рядом с ним на своих матрацах-домиках. Певица обходит весь мусор на полу, освещая себе путь телефонным фонариком. Она его прижимает указательным пальцем, чтобы приглушить свет, и всë становится красным и более зловещим. Певица знает, что нежелательно выходить ночью куда-либо, но только так можно выйти в Наружность через дыру в сетке. Девочка доходит до лестничной клетки и останавливается, не дойдя до неë пары шагов. Дверь открыта, поэтому хорошо слышно, как храпит Ящик. Певица ещё медленнее идëт мимо него. Фонарик заглушëн пальцем, и в этой красноте ничего толком и не разглядишь, но Певица продолжает идти дальше. Лунный свет не проходит из-за туч. Через несколько минут медленного шага она оказывается на первом этаже и начинается самое сложное — нужно пройти мимо ещё одного Ящика. До сих пор еë не покидало ощущение, что за ней вот-вот придëт кто-нибудь из воспитателей. Певица быстро и бесшумно пробегает по холодному полу и останавливается у поворота. Прислушивается. Палец уже прилично нагрелся и девочке почти больно, но она терпит, потому что любое колебание света в темноте может привлечь внимание Ящика. Ящика не слышно и девочка аккуратно выглядывает из-за угла. В будке сторожа горит свет, но его самого не видно. Певица выключает фонарик (на радость указательному пальцу) и уже бежит к этой будке, выхватывает один единственный ключ от двери, открывает еë и выбегает на улицу. Когда она уже далеко от двери, то надевает на уже успевшие замëрзнуть ноги кроссовки и бежит через весь двор к сетке. На следующий день, как они и договаривались, Певица ждала Медведя с Фейерверком у прачечной. Ужин уже как семь минут прошëл, а их всë нет. «— Может забыли?» — подумала она и как раз в это время Певица увидела, что к ней идëт Фейерверк. Увидев еë, мальчик начинает бежать. — Певица! — радостно взвизгивает он «распахивает» руки для объятий. Певица бежит к нему навстречу и Фейерверк утыкается лицом ей а живот, потом поднимает голову и смотрит девочке в глаза: — Ты долго ждала? — Не долго. — Прости, нужно было зайти к нашим. — Ничего страшного. Они так и стоят обнявшись. Фейерверк Певицу отпускать и не думает, она принимает это и гладит его по волосам. Мальчик улыбается ещё шире и утыкается лицом в живот Певице. Она нагибается к его уху и шëпотом говорит: — А я нашла шину. Мальчик резко поворачивает к ней голову, из-за чего Певица дëргается, но это ускользает от его внимания. — Правда? — Правда. Она сейчас в нашей комнате. Девочки так охренели, когда они ночью зашли в ванную комнату, а там я шину в ванне мою. Мальчик смеëтся. — Пошли. Подождëшь меня на Перекрёстке, пока я шину доставлю. Пока они идут Фейерверк рассказывает, как один из Крыс на ужине снова пытался воткнут вилку в соседа, и что на это уже надоело смотреть. Рассказывает, что они с Волчатами выучили на окружающем мире. — Без тебя, Певица, не интересно изучать животных, — говорит он, когда они уже поднимаются по лестнице и на них удивлëнно смотрит пара Псов. — Да ладно тебе, я вам даже ничего такого не рассказала. — Мне понравилось как ты рассказала, даже учитывая то, что рассказала ты мало. И всем понравилось. Медведю, Воробью, Монетке — всем. — Спасибо. Они доходят до Перекрëстка. На диване сидят Крысы и что-то увлечëнно обсуждают. Рядом туда-сюда ходят Псы и двое парней. Один из Третьей, другой из Четвёртой, Певица его знала — Лэри. Он налетел на неë, когда девочка поднималась в свой корпус в начале года. Эти двое уставились на них с Фейерверком и в наглую смотрели. — Жди, я сейчас принесу. Певица бегом поднялась в девятую комнату. Там никого не было. « — Наверно у Ящика сидят и в этой куче тел я их не заметила», — подумала она и пошла в ванную, где сушилась и ждала еë шина. Она выкатила еë в коридор и покатила вдоль стены, чтоб не выделяться, но благо внимание девочек было прикованно исключительно в какому-то сериалу по Ящику и на посторонние звуки не обращали никакого внимания. Ящика-сторожа на месте не оказалось и Певица покатила шину дальше. «— Слишком уж часто госпожа Фортуна мне улыбается, — думала она. — Мне нужно готовиться к какому-то пиздецу или что?» — На, принимай товар, — Певица подкатила шину почти вплотную к Фейерверку. Лэри и его друг так и остались на месте, похоже, ждали именно Певицу и то, что она должна была принести мальчику. Когда они увидели то, что она принесла, то раскрыли рты и почти сразу убежали в глубь мальчикового коридора. Певица не обратила на них внимания. Другие, что находились на «пересечении двух миров», заинтересовались. — Доволен? — Да, — тихо сказал Фейерверк и аккуратно дотронулся до резины, будто она была и вовсе не резиной, а хрусталëм. — Как ты еë достала? — Ну… Скажем так, мне пришлось очень долго бегать. Мальчик рвано вздохнул и уставился на девочку. — Ты была… там? — Да, пришлось лезть туда, зато шину нашла. Правда, я нашла не эту оболочку, а целое колесо, ну, то есть, с дисками. Но я посчитала, что они вам будут не нужны и вытащила их, оставив там, где нашла колесо. — Что мы должны тебе принести? — мальчик крепко ухватился за резину, будто боясь, что Певица может обратно забрать драгоценную шину. — Ничего, — Певица покачалась на пятках и повторила: — Ничего. Мне было интересно искать шину, я получила удовольствие. Считай, что вы таким образом расплатились. Фейерверк смотрел то на шину, то на Певицу и не верил, что девочка ничего не попросит. — Ну ладно, кати еë к своим. Мне уже пора. — Спасибо! — мальчик улыбаясь покатил подарок. Певица посмотрела на парней, что всë это время смотрели на это «подношение». Взгляд у них был, мол, «Ты дура? Нахрена ты им что-то дала?». Певица пожала плечами и пошла в свой корпус. У неë было нехорошее предчувствие.