Ртутная амальгама

— Что радуешься? Из этой норы одна дорога – в Башню Смерти! И Адварп перестал радоваться, хотя секунду назад был в истинном восторге от перевода в новую тюремную комнатушку. Одиночная камера даже для метельщика, так и не привыкшего к людям, ведшего замкнутый образ жизни, оказалась пыткой. Он искренне радовался стражнику, раз в сутки открывающему окошечко в двери, чтоб выдать заточенному пропитание. Адварп знал, что львиную долю и так более чем скромного обеда присваивает берегущий его солдат, однако испытывал к нему самые теплые чувства. Просто – он есть. Адварп не один в холодном каменном мешке. Чужая рука приоткроет окошечко, будет корка хлеба и кружка с водой. Может быть, стражник даже обругает его, выдавая пропитание, и заключенный услышит человеческий голос. Метельщик ждал господина министра, как бога. Он верил: главнейший министр умен, он не может ошибиться, он обязательно узнает правду, непременно вызволит! Однако ползли дни – быстро и одновременно медленно, так, что Адварпу было скучно, и в то же время он страшился, словно не успевал сделать что-то необходимое – а Нушрок не являлся. Или же являлся, но не к нему. Под конец Адварп начал чувствовать, как сходит с ума, а ледяными ночами – так особенно. Все четче вырисовывались мысли: «А если он забудет меня, просто забудет, забудет навсегда?! Мало ли у главнейшего министра дел... Я сгнию тут, умру от истощения, ослепну без солнца!». И метельщик доходил до слез, забиваясь в угол. Но одним утром – никоим образом охарактеризовать его Адварп не мог бы, но для красного словца можно назвать его как прекрасным, так и ужасным – стражник распахнул окованную дверь и выволок Адварпа за шиворот. Протащив заключенного, ноги которого подрагивали от истощения и долгого отсутствия движения, по коридору, показавшемуся перепуганному Адварпу крайне запутанным, стражник буквально закинул его в другую камеру. Метельщик сел, потирая ушибленное место, и заулыбался, краем глаза заметив в углу каменного мешка настоящих живых людей. Вот тогда-то солдат и фыркнул, запирая дверь: — Что радуешься? Из этой норы одна дорога – в Башню Смерти! Адварп продолжал улыбаться, однако теперь улыбка приобрела совершенно жалкое выражение. Он напоминал приготовленное к убою беззлобное животное, скудного ума которого хватило, чтоб понять это. Сделав было попытку подняться, метельщик так и остался сидеть на грязном полу, обхватил голову руками. Неожиданно кто-то коснулся его плеча, и Адварп едва не вскрикнул от испуга и удивления: над ним склонился маленький паж в грязном, едва узнаваемом красном одеянии. Второй паж, похожий на него, как брат-близнец, затравленно таращился из угла, обнимая колени на куче соломы и дрожа – не то от холода, не то от страха. Сжавшаяся фигурка его напоминала забитого птенца. Адварп вскочил, отшатнулся – зашумело в голове. Он не желал верить, что видит в камере смертников детей. Такие маленькие... Сколько им? Лет по десять? — Как вы сюда попали, мальчики? – хрипло спросил метельщик, коснувшись осторожно свалявшихся грязных волос тронувшего его пажа. — А мы не мальчики. – подала голос фигурка из угла. – Меня зовут Яло, а ее – Оля. Еще звонкий, хоть и усталый, детский голос звучал до дрожи удивительно в гадком тюремном уголке. — Ты говоришь правду. – Адварп осторожно примостился на краю гнилой соломенной подстилки рядом с девочкой. Вторая, тяжело вздохнув, начала ходить кругами по темнице – видимо, тем она и занималась до прибытия нового соседа. Пару минут последив за ней, Адварп вновь подал голос: — Так как же вы сюда попали? И почему вы в пажеских нарядах? Говорил он почему-то шепотом – может, боялся стражи за дверью, а, может, не имел сил говорить громко. Назвавшаяся Яло вздохнула и монотонно, глядя в стену, словно в фрустрации, начала рассказ. — Мы с Олей прибыли... издалека. Вы, наверное, все равно не поймете. Мы жили в совсем другой стране... И вчера попали сюда. Или не вчера, я забыла дни считать. Я и Оля... Мы хотели изменить ваше Королевство, чтоб всем было хорошо, чтоб не было оно Королевством, а просто самой лучшей страной. Увидев ваши порядки, мы... ужаснулись. У вас тут все лгут, а за правду бьют и казнят. При нас мальчика, не побоявшегося Нушрока, разбившего кривое зеркало, приговорили к смерти, и Оля решила, что мы обязаны спасти его. Мы пробрались на кухню, там встретили кухарку Аксал, она сказала, что может помочь... — А потом предала нас. – зло бросила Оля, в десятый раз проходя мимо кучи соломы. — Наверное. – безразличным тоном откликнулась Яло и продолжила: – Аксал дала нам пажескую форму, рассказала о ключах от Башни... Мы смогли попасть на смену пажеского караула, но, едва Оля потянулась за ключом, в зал вбежали царей... цире... циремонинессеры. — Церемоний-мейстеры. – раздраженно поправила Оля. От ее ходьбы спертый воздух в темнице колыхался. Яло кивнула. — Это такие противные старикашки... Они закричали, что пажи хотят украсть ключ, сбежалась стража... Теперь мы здесь. Ждем исполнения приговора. Тысячу лет ждем. На пару минут воцарилась тишина. Даже Оля прекратила метания, остановившись в узкой полосе света из окошечка, и щурилась на него, словно гадая, как стать птичкой и улететь. — Аксал предала нас. Они бы не пришли в тот час, если бы им кто-то не рассказал о нас. – заявила наконец, морща нос. Адварп прерывисто вздохнул и признал: — Ты говоришь правду. Девочка повернулась к нему, подняв светлые, незаметные почти брови, и открыла уже рот для вопроса, привычного метельщику, но через секунду дверь камеры смертников снова распахнулась. Потешно корячась, вбежал мелкий, видом своим напоминающий чертика с картинки, человек. Выглядел он ничуть не лучше, чем остальные узники, однако что-то в нем сразу показалось Адварпу фальшивым – черные полосы непонятного происхождения на лице или странные ужимки. Едва дверь захлопнулась, человек начал барабанить в нее сухими кулачишками, крича бессвязно о позорных тру́сах и прокля́тых богачах, которые должны были очень скоро пожалеть. Яло обняла колени крепче и придвинулась к метельщику. Оля на всякий случай отошла ближе к стенке, в темноту. Успокоившись после короткой истерики, человек сел, прислонившись спиной к двери. Луч света из окна пал на него; стало особенно видно, что острое лицо мужчины с выдвинутыми вперед верхними зубами, выглядывающими из-под тонкой губы, напоминает мордочку грызуна. Неприятно стало Адварпу, и он обнял Яло за худенькие плечи, чувствуя, как она доверчиво прижалась к его боку, греясь или спасаясь. — Что, господа? Устали или не узнаете? – издевательски громко поинтересовался новый сосед. — Скорее не узнаем. – нерешительно ответил Адварп. — И мы не господа. – Оля гордо тряхнула головкой. Человек цепко уставился на нее, не отрывая глаз, встал и раскланялся, сняв воображаемую шляпу. — Разрешите отрекомендоваться! Кёрох. Загремел сюда по злой клевете. Метельщик поморщился, будто что-то ощутимо кольнуло его. Он, кажется, за время заточения уже слегка отвык от этого чувства. — Ты говоришь неправду. – тихонько пробормотал Адварп себе под нос, однако Керох услышал его и состроил гримассу крайнего удивления. — Что-о?! — Ты говоришь неправду. – Адварп поднял глаза. Сердце провалилось в живот: ох, сколько раз он бывал битым после этих слов, которых не мог ни сказать! Вот и сейчас поза нового знакомца не предвещала ничего хорошего. Керох надулся, словно брачующийся голубь, инстинктивно пытаясь казаться больше и страшнее. Впрочем, отступать было некуда, и метельщик нехотя пояснил: — Ты говоришь, что попал сюда из-за того, что на тебя наговорили. А это неправда. И Адварп застыл, ожидая удара. Оля прижалась к мокрой стене, как будто пыталась слиться с ней. Яло закрыла глаза... Однако Керох «сдулся», сменил на хитром лице выражение изумленного гнева на самое обыкновенное любопытство, и поинтересовался беззлобно: — А почему же я тогда попал сюда? — Да кто тебя знает? – метельщик нервно усмехнулся. Керох присел перед ним на корточки и тихонько, словно выспрашивал что-то незаконное, уточнил: — Так почему ты заявляешь, что меня не оговорили, раз ты ничего не знаешь? Адварп молчал, разглядывая свои исхудавшие пальцы и кудрявую головку Яло. Говорить ему не хотелось. — Почему?! – нетерпеливо повторил Керох, и метельщику показалось, что для него допрос куда привычнее обыкновенной беседы. Адварп глянул в мелкие хитрые глаза Кероха и тихо, с надрывом забормотал: — Чувствую я это. Чувствую, и... и оставь меня... Послушай, мы же в месте, из которого уйдем только на Башню... скоро уйдем, и это уже не... не поменять. Неужели мое... мой... мое проклятие – это то, о чем ты х-хочешь говорить и думать... сейчас, может, в последний свой день... Керох плюнул и уполз в другой угол. — Я вообще-то никогда не обманываю. Я... просто иногда путаю правду и ложь. – буркнул оттуда. Оля села рядом с Адварпом, крепко сжавшем зубы, обняв, как недавно Яло, колени. Только в ту минуту, когда все притихли, страшная, совершенно непереносимая боль сильнее самой подлой лжи сжала Адварпа, и душа его задрожала в смятении и животном ужасе перед смертью. ...Китсавологу не было еще и двадцати пяти лет, однако он уже начал лысеть, и факт этот плохо скрывали жиденькие светлые пряди редеющих волос. Вообще же он был до чрезвычайности похож на отца: такой же невысокий, с короткой шеей, плоским носом, крупной головой и глазами навыкате, однако молодость красила наследника наиглавнейшего министра. Кроме того, Китсаволог был куда стройнее Абажа, так что можно было даже сказать, что этот молодой человек имел внешнюю приятность. Сына главнейший министр искренне любил – как можно не любить младшего ребенка в семье, долгожданного и на отца столь похожего? Рождение Китсаволога после шести дочерей господин Абаж считал едва ли не чудом и проводил с мальчиком много времени, сделав его похожим на себя не только лишь внешне, но и внутренне. Разве что душевные бури, давно унявшиеся в отце, в юноше еще бушевали полной силой. Потому, мгновенно взглянув на вошедшего сына, Абаж разгадал его печаль и тяжело, по-стариковски, с припеванием вроде «пум-пум-пум» вздохнул. По глупости и молодости Китсаволог был ранимой романтичной натурой, пишущей стихи о любви и при самом малозначном поводе хватающейся за шпагу. — Я видел ее. Снова. О, какая пытка! – срывающимся голосом заговорил Китсаволог, едва только сделал отцу учтивый поклон. — Может, вам лучше не ездить, сын мой? – пропыхтел министр, знаком приглашая наследника сесть за стол. Слуги засуетились вокруг Китсаволога, однако на еду он глядел рассеянно, очевидно, сытый своей печальной думой. Чтоб скрыть беспокойство, господин Абаж отхлебнул вина и предложил: — Испробуйте мидии, они великолепны. — Благодарю, батюшка, но у меня что-то совсем пропал аппетит. – печально ответил Китсаволог, однако блюдо от скуки попробовал. Помолчав с минуту, глядя в стол, юноша наконец заговорил о своей беде: — Она была так холодна... И почти не скрывала своего раздражения, до неприличия! А я стоял и готов был расплакаться от того, как она недоступна и прекрасна! За что мне эти мучения?.. Наиглавнейший министр озабоченно нахмурился. — Ах, батюшка, я так больше не могу! – губы Китсаволога задрожали, он посмотрел отцу прямо в глаза. – Поговорите... Поговорите с господином Нушроком, я умоляю! — Но вы же сами не желали этого, сын мой. – пророкотал Абаж слегка удивленно. — Да! Но не теперь. Я не хотел, чтоб Анидаг была со мной по принуждению, а сегодня мне уже безразлично, лишь бы обладать ею, тем закончив свои муки. – голос и лицо Китсаволога успокаивались, он вновь обретал контроль над собой, но пылающие щеки выдавали его истинные чувства. — А если... Вот черт! – Абаж выругался, словно вспомнил некое крайне малоприятное обстоятельство – Если, предположим, господин Нушрок откажет? Едва сунувший в рот ложку супа Китсаволог чуть не подавился. Очевидно, такого варианта он даже не предполагал. — Но вы ведь в хороших отношениях с Нушроком, батюшка! — Может быть... – уклончиво ответил наиглавнейший министр и, чтоб скрыть смущение, начал поливать лимонным соком рыбное блюдо. — И семьи Нушроков и Абажей – самые богатые и влиятельные в королевстве! Говоря откровенно... я ведь лучший вариант для Анидаг. Абаж тяжко вздохнул и на несколько минут, казалось, полностью увлекся печеной рыбой. Не дождавшись ответа, юноша печально приступил к еде. — Ваша матушка уже чувствует себя лучше. – заявил господин министр внезапно. Китсаволог поднял голову. — О, в самом деле? Я очень рад. Я сейчас же навещу ее. — Лекарь говорит, что у нее есть шесть шансов против десяти. – многозначительно пророкотал Абаж. – Я верю, она в скорейшем времени встанет... и еще будет присутствовать на вашем венчании, сын мой.