Если наступит завтра

      Большой зал гудел целым роем голосов. Студенты успели за лето соскучиться друг по другу, поэтому сейчас наперебой рассказывали друзьям последние события этого лета. Все весело поглядывали по сторонам, подмечая, кто как изменился за каникулы. Только лишь новенькие толпились напротив преподавательского стола, ожидая, когда профессор МакГонагалл назовет их фамилию, и они должны будут сесть на большой табурет, чтобы Распределяющая шляпа выкрикнула их факультет. Ничего страшного в этом не было, но первокурсники боялись и держались за других одногодок, с которыми уже успели познакомиться в поезде. Когда шляпа громко выкрикивала факультет, соответствующий стол разрывался оглушительными аплодисментами, а потом ребята снова возвращались к своим прерванным разговорам.       Лишь Гермиона не разделяла всеобщую радость или волнение. На лбу залегла глубокая складка, девушка была напряжена. Она даже покусывала кончики своих ногтей, чтобы унять тревогу. Её карие глаза беспокойно блуждали по залу, выискивая хоть что-то, что могло бы прояснить ситуацию.       — Все хорошо? — Обеспокоенно спросил Рон и слишком по-хозяйски положил ладонь на её плечо.       — Нет, Рон. И ты прекрасно знаешь, почему, — Грейнджер раздраженно скинула его руку с себя.       По-прежнему сохраняя спокойствие, он ответил:       — Ты себя накручиваешь.       — Ох, Рон, — она перевела взгляд на лицо друга. — Тебя хоть что-то беспокоит?       — Конечно, — кивнул Уизли. — Этих первокурсников слишком долго распределяют, а я уже проголодался, — он погладил свой живот.       — Что-нибудь помимо еды? — уточнила она.       — Не начинай, — просит Рон. Его рука снова легла на плечо подруги. — Нет ничего такого, с чем Гарри бы не справился.       — Да, но…       — Если ты помнишь, на втором курсе мы с Гарри тоже опоздали на распределение, — перебил Рон.       — Но вы ведь были тогда вдвоем!       — Ты волновалась меньше? — улыбнулся он.       — Нет, но я знала, что вы вдвоем и не дадите себя в обиду.       — А сейчас мы намного старше, так что я уверен, с Гарри все хорошо, — казалось, что он хотел в первую очередь убедить в этом себя, однако девушка уловила дрожь в голосе парня. — В этом я абсолютно уверен, — но девушка уловила, что голос у парня дрогнул.       Гермиона нуждалась в поддержке, которую ей предлагал Рон, поэтому прижалась к плечу, которое он заботливо ей подставил.       — Фред, смотри, — Джордж ткнул брата в бок. — Год у малыша Ронни начинается не так уж и плохо.       — А я думал, что он будет ходить в Хогсмид с тетушкой Тейси, — рассмеялся Фред.       — Заткнитесь оба! — Недовольно попросил Рон.       Близнецы одновременно спросили:       — А то, что, Рон?       — Боишься, что мы напишем тетушке о том, что у тебя появилась девушка? — Подмигнул Джордж.       — Еще и такая красотка, — поддакнул Фред брату и послал улыбку Гермионе, смущая ее.       — Она так мило краснеет, да, Фред? — Джордж своим вопросом смутил Грейнджер еще больше, и она убрала голову с плеча Рона.       — Придурки, — бросил Рон близнецам, немного краснея и отворачиваясь в противоположную сторону. Они же потеряли интерес продолжать подкалывать братца, как делали это целое лето и завели разговор с Кэти Белл, и её подругой Лианной.       Гермиона воспользовалась тем, что Рон полностью сосредоточился на распределении, в который раз стала рассматривать зал, словно в этот раз она увидела бы Гарри Поттера. Но сердце стучало, подкидывая ответ — друга среди присутствующих нет. Её карий взгляд прыгал с одного лица на другое, перескакивал с одной макушки на другую, как вдруг замер, уставившись прямо в серые глаза.       Его серые глаза — настоящий айсберг. Весь он — снег.       Аристократическая бледность и высокомерные повадки.       Весь он — мечта.       Но не для нее.       Он весь — не для нее.       Каждый их контакт — изощренная битва разумов. Каждое слово — точно выгравированное оскорбление. Каждый взгляд — яд, что отравлял все ее существо. Она сама не поняла, как это случилось, но она стала постоянно его замечать. И к своему стыду и ужасу, он тоже это заметил, кривя губы в ухмылке, когда ловил её на бестактном подглядывании.       Она думала, что за лето это пройдет. Но сейчас она в который раз скользила по нему взглядом.       Не прошло.       Не притупилось.       Боль такая же острая, как и его скулы. А он такой же красивый, каким она помнила его, если не краше. Он выделялся из толпы — все в мантиях, на которых гордо сияют знаки отличия, а он в черном костюме. Мантия же небрежно свисает с одного плеча.       Карий взгляд сместился ниже — на его длинные пальцы, что он домиком свел вместе. Он чуть наклонил голову, кивая на слова друзей. А потом улыбнулся, когда Паркинсон наклонилась к нему и что-то прошептала. Гермиона отдала бы пол пальца левой руки, чтобы узнать, что именно слизеринка ему сказала. Он рассмеялся, и за это Гермиона была готова распрощаться с тремя пальцами. Мужские руки слегка ослабили галстук — не зеленый с благородным серебром, а черный. Гермиона тихо выдохнула, утихомиривая разбушевавшуюся фантазию.       У нее еще не было опыта с противоположным полом, но летом она прочитала пару книг по половому воспитанию и путеводитель по женскому телу. Затем в ход пошли грязные романчики, которые она смогла купить в ближайшем книжном. Продавцы совсем не спрашивали про возраст, заворачивая покупку. Эти книжки буквально заставляли все внутри трепетать и сжиматься. Это не такая пружина в животе, о которой писали в тех романах, но Гермиона заметила, что после прочтения некоторых сцен, она была возбуждена, а между ног становилось немного влажно. Тогда же она открыла для себя радость касаний. Пока что своих.       После того, как роман заканчивался и был стыдливо спрятан в школьный чемодан, — единственное место, куда не заглядывала её мама, — девушка набирала теплую ванну. Две ложки соли и колпачок пены высыпались в набирающуюся ёмкость, а халат и нижнее белье сбрасывались прямо на пол. Она оказывалась в другом мире, заботливо обласканная теплой водой. Закрыв глаза, девушка мечтала: вот незнакомец подходит сзади и обнимает её; вот его сильные загорелые руки касаются её плеч, вызывая дрожь предвкушения.       Легкие касания по рукам, а затем её ладони аккуратно сжимают полушария своей груди. Это не её пальцы, а пальца Рика или Хьюго. А может и вовсе Антонио. Ладонь чуть сильнее сжимает грудь, и девушка прикусывает нижнюю губу. Большие пальцы плавно очерчивают ореолы сосков, но не касаются их. Редко, словно случайно, подушечка пальца задевает твердеющий сосок, раздразнивая. В ход подключается указательный палец, и Гермиона не может сдержать тихого стона, когда напряженная грудь оказывается в плену рук.       Нежно их массирует, зажимая между двумя пальцами, и легонько оттягивает, вжимает подушечкой большого. В животе не пружинка, но тоже что-то натягивается. Тогда она легонько щелкает по соскам, хлопает по ним ребром ладони, словно дает пощечину. Грудь начинает ныть сильнее, а внизу живота что-то предательски тянет. Затем она снова едва уловимо кружит пальцами по ореолам сосков, чувствуя, как кожа покрывается мурашками. А затем снова ущипнула, вздрогнув.       Ей это нравилось.       Боль внутри неё искала выход и нашла его.       Возбуждение, как и боль, можно было разделить на двоих.       Низ живота отчаянно ныл и просил ласки, хотя бы мимолетной, дразнящей. Гермиона опустила правую руку вниз, а левой продолжила мять полушарие груди. Ладонь прошлась вдоль больших половых губ, раскрывая их. Безошибочно точно пальцы нашли вход влагалища и начали его дразнить. Гермиона застонала, царапнув ногтем сосок. Пальцы на половину погрузились внутрь и, собирая влагу, стали подниматься наверх, где клитор молил о ласке. И она щедро одарила его ею, выписывая легкие круги на нежной плоти.       Как только она почувствовала ощущение невесомости, то сразу убрала пальцы с клитора и вернула их на грудь, плотно сжав напряженные бедра. Гермиона утроила ласки на груди, тихо-тихо постанывая. Когда же это стало совершенно невыносимо, когда она почти сошла с ума, рука снова накрыла набухший клитор. Грубые ласки на груди и нежные, словно крылья бабочки, касания внизу — сводили с ума. Стало невыносимо жарко, и дыхание участилось. Казалось, еще чуть-чуть и пульс порвет вены.       Она протяжно застонала, когда руки поменялись ролями — теперь пальцы левой руки почти не касались груди, лишь слегка нажимали на горошины сосков, а вот клитор — безжалостно теребила. Было слишком хорошо, и она знала этот момент, когда мысли улетучиваются из головы, а тело, словно падает с огромной высоты, но не разбивается вдребезги. Она напрягла бедра, стараясь растянуть этот момент, чтобы её секунда «до» была чуть больше, чем просто несколькими секундами.       Но оргазм неумолимо обрушивается на нее лавиной, и за секунду «до» левая рука плотно сжимает горло, придушивши девушку. Она кончает, хрипя его имя и продолжая ласкать себя внизу. Гермиона уверена, что если бы у нее хоть когда-нибудь случился секс с Малфоем, то он непременно сдавил ей горло, чтобы слова не сыпались из её грязного рта.       Иногда она баловала себя перед сном, а утром стыдливо принимала душ. Но она не стеснялась взбодрить себя с утра пораньше, играя своими шаловливыми пальчиками. Она могла кончить только от мысли, что это пальцы слизеринца, а потом выйти на второй раунд, хорошенько себя измотав. Было прочитано столько книг, что Гермиона устала представлять главных героев, потому что кого бы она не представляла, глаза были серыми, а взгляд колючий. Но Грейнджер это не останавливало, она все равно устраивала себе небольшие разрядки. В книгах, что она читала по этому поводу, утверждалось, что это нормально.       Она была нормальной, просто её невзаимная любовь могла бы стать самой романтичной и пошлой историей из всех, что она когда-либо читала. Но при этом занимала бы центральное место на книжкой полке. Гермиона не знала, что бы делала в такой ситуации: зачитала бы до дыр и влажных пятен или же сдувала пылинки и перечитывала лишь по праздникам, пряча эту историю от других глаз.       Грейнджер чувствовала, что начинает возбуждаться, вспоминая, как она фантазировала летом. Она начинала заливаться краской, и ей показалось, что в Большом зале стало слишком душно, практически невозможно дышать. По примеру слизеринца, она чуть ослабила свой бордовый галстук. Гермиона поняла, что что-то не так, когда его тонкие губы стали растягиваться в презрительной ухмылке, словно он знал, о чем она только что думала и что представляла.       Девушка сглотнула и перевела взгляд чуть выше, его глаза в упор смотрели на нее, практически не мигая. К своему ужасу она поняла, что пялится на него уже довольно долго, и это было невозможно не заметить. Словно издеваясь, он провел указательным пальцем вдоль своей нижней губы, немного оттягивая её вниз, словно задумался, а брови его поползли вверх, будто он уточнял у нее, действительно ли она была поймана с поличным.       Она должна была уверенно выстоять под его стальным взглядом, который заставлял сжаться даже на таком расстоянии, но знала, что и этот раз проигрышный. Но неожиданно двери Большого зала раскрылись, и Северус Снейп быстрым шагом направился к преподавательскому столу, где сказал что-то директору школы. Дамблдор кивнул в ответ.       Гермиона первая увидела, что позади шел Гарри, который так и не переоделся в школьную форму. Так и остался в простеньких джинсах и серой футболке, в которой был еще в поезде.       — Ох, Мерлин! — Ахнула девушка, прикрыв ладонью рот.       — Это что, кровь? — Рон проследил за направлением её взгляда. — Это кровь, Гермиона. — Уже удивился он. — Гермиона, у него кровь!       И не только он заметил, практически все студенты повернули головы в его сторону. Но когда Поттер уселся за гриффиндорский стол, половина сразу потеряла интерес, потому что видела лишь его спину. Другая же половина отвалилась после того, как близнецы показали им средние пальцы, а Гермиона хмуро посмотрела.       — Ты ничего не хочешь нам рассказать? — Спросила Гермиона спустя секунд тридцать, как Гарри сел между ней и Рональдом.       — Ничего интересного, — отмахнулся Гарри.       — Ничего интересного? — укоризненно повторила Гермиона, глаза которой подозрительно сузились. Она старалась говорить тише, чтобы не привлекать лишнего внимания гриффиндорцев, которые стали разговаривать тише, чтобы умудриться подслушать. — У тебя заляпана кровью футболка, разбиты очки и, мне кажется, нос тоже сломан.       — С кем не бывает, — отмахнулся он, устало подпер рукой щеку и стал смотреть на распределение, которое подходило к концу.       — Ну скажи же что-нибудь! — Грейнджер толкает друга в спину, стараясь привлечь внимание.       — Кушать хочу, — ответил Поттер, даже не оборачиваясь.       — А я что говорил! — Тут же нашелся Рон.       — Вы неисправимы, — рассмеялась девушка. — Гарри, что случилось? — Вмиг посерьезнела.       Поттер поманил друзей, и те заинтересовано склонили головы.       — Помните, я в купе говорил, что Малфой стал Пожирателем? Так вот, я надел мантию-невидимку и пробрался к ним в купе.       Уизли деловито спросил:       — Ты что-то узнал?       — Нет, он меня заметил, — покачал головой Гарри. — Я забрался на верхнюю полку и подслушал, но ничего интересного так и не смог узнать. Как обычно, он ругал Дамблдора, восхищался своим отцом, но сказал одну фразу, которая не дает мне покоя.       Друзья одновременно спросили:       — Какую?       — Он сказал, что Хогвартс — это жалкое подобие школы, и он скорее бы сбросился с башни, чем проучился там еще два года.       Гермиона понизила голос до шепота:       — Что он имеет в виду?       — Паркинсон задала тот же вопрос, — ответил он. — Малфой ответил, что через год ему не придется тратить свое время на уроки. Забини в ответ рассмеялся, но Драко сказал, что посмотрит, кто будет смеяться последним.       — И? — Рону не терпелось узнать продолжение.       — И все! — огрызнулся Гарри. — Мы приехали, и слизеринцы стали выходить, но Малфой задержался. Он сказал, что ему надо кое-что взять.       — И? — Уизли внимательно смотрел на него.       — Он сказал, что знает, что это я кинул в купе порошок тьмы и сейчас срываюсь тут. А затем он кинул в меня Петрификус Тоталус.       — И? — Казалось, Рон забыл другие слова.       — Ну в общем, он еще сказал, что видел, как я следил за ним в «Горбин и Бэркесе», а затем, что не простит мне то, что из-за меня его отец попал в Азкабан.       — Можно подумать, это мы напали на министерство, — возмутилась Гермиона.       — Это да, — согласился Гарри. — Он ботинком сломал мне нос, накинул мантию и пожелал удачно вернуться в Лондон.       — Как ты… ну… эм-м-м…— Рон вспомнил, что в языке есть еще много других чудесных букв, — справился с заклинанием?       — Меня Тонкс нашла. Я чувствовал себя идиотом там на полу, но она сказала, что видела куда забавнее ситуации.       — А как она нашла тебя так быстро? — Гермиона нахмурилась.       — Она сказала, что это был единственный вагон, где были опущены абсолютно все жалюзи, поэтому решила проверить. Использовала заклинание обнаружения, а там я валяюсь.       — Хорошо, что всё обошлось, и ты с нами, дружище, — Рон похлопал его по плечу.       — А я ведь говорила, Рон. Я чувствовала, что что-то произошло, — укоризненно произнесла Гермиона. — Гарри, дай я тебе нос вправлю, — она достала палочку, и его нос неприятно хрустнул. Вторым взмахом Гермиона избавила друга от запекшейся крови на лице и разводах на футболке. Третий взмах починил очки. — Так лучше, — она придирчиво осмотрела друга.       — Спасибо, — он искренне улыбнулся.       — Я бы сняла с тебя несколько баллов, но тебе очень повезло, что это можно сделать только завтра.       — Не переживай, Снейп обещал мне завтра проверить мои знания за все годы обучения, — грустно рассмеялся парень. — Как думаете, на сколько сотен наш факультет уйдет в минус?       — Я могу тебе помочь вспомнить, — предложила Гермиона. — С зельями ведь все просто.       — Мило, — улыбнулся Гарри. — Но я не вспомню то, что не учил, — и задорно рассмеялся.       Гермиона хотела разразиться гневной тирадой, да и Гарри знал, что она точно последует, но ему снова несказанно повезло. Распределение закончилось, и фигура Дамблдора гордо возвышалась на пьедестале.       Речь была избитой. Ценность терялась от года к году, но Гермиона слушала метафоры, как в первый раз. Ей нравился этот умудрённый жизнью старец, который говорил свои речи с важным взглядом и широкой улыбкой на лице. Но несмотря на то, что речь директора завораживала, девушку заинтересовало совсем другое. Ее взгляд упал на руку профессора, которая выглядывала из широких рукавов его мантии.       — Посмотрите, — Грейнджер привлекла внимание друзей. — У него почернела рука.       — И что? — Гарри потер шрам. — Он ведь старый, а у стариков бывают пигментные пятна.       — Но не черные, Гарри. Это следы проклятья. Присмотритесь, она практически не шевелится.       Двери Большого зала снова распахнулись, и в проеме замер высокий мужчина. Все снова вытянули шеи, пытаясь рассмотреть гостя.       — День открытых дверей, честное слово, — Гермионе не нравилось, что кто-то посмел прервать самого Альбуса Дамблдора.       А незнакомец уверенным шагом, насколько это позволяла его прихрамывающая походка, шел вперед, опираясь на посох. Когда-то он был красивым мужчиной со львиной копной рыжих волос, но сейчас это были лишь жалкие остатки, которые к тому же были щедро разбавлены сединой. Его лицо было исполосовано глубокими шрамами, и даже виднелась свежая рана. Кончик носа тоже отсутствовал. Но больше всего внимание привлекал глаз, а точнее, его отсутствие, на месте которого находился волшебный протез глаза, который ремешком фиксировался на голове. Он позволял ему видеть не только сзади, но даже сквозь предметы, и, как говорили, он мог видеть остаточные следы темной магии.       — Святой Мерлин, это же Аластор Грюм! — Рон даже привстал, чтобы получше разглядеть мужчину.       — Кто? — переспросила Гермиона, которая по оглушительной тишине Большого зала поняла, что этот мужчина весьма известная личность, но как она не старалась, вспомнить не могла.       — Это легенда, — восхищенно ответил Уизли. — Мракоборец. Мой папа как-то с ним пересекался по работе, — гордо произнес он.       — Но что он делает тут? — Лоб девушки в который раз за вечер нахмурился, пытаясь разгадать очередную загадку.       Гость, поравнявшись с пьедесталом, прокряхтел:       — Альбус.       — Аластор, — директор спустился, чтобы обнять старого друга. — Позвольте представить, — обратился он к учащимся. — Аластор Грюм. Для вас в этом году он будет профессором Грюмом. Два раза в месяц он будет вести у вас практические занятия по Защите от Темных искусств. Все остальное время он отвечает за безопасность в нашем замке, поскольку в этом году Хогвартс станет не только вашим домом.       По Большому залу прошелся легкий ропот — все были заинтригованы, но никто не смел и слова проронить.       — Не только нашим домом… — повторила Гермиона. — Интересно.       — Мне больше интересно, что он пьет из своей фляги, — Рон кивнул на преподавательский стол.       — Не думаю, что это тыквенный сок, — улыбнулся Гарри.       — Сейчас я хочу представить вам Людовика Бэгмена, который расскажет, что такого знаменательного будет в Хогвартсе в этом году, — из преподавательского стола вышел толстоватый блондин, который учтиво поклонился публике. — Хочу подчеркнуть, что подобное не проводилось более двухсот лет, — директор интриговал все больше и больше.       — Просто Людо, — улыбнулся блондин, когда Дамблдор дал ему слово. — Но вы меня и так знаете, я ведь комментирую матчи по квиддичу, — подмигнул он залу.       Гермиона сразу потеряла интерес к происходящему ведь, где она, а где квиддич. Тем более, разве что-то могло затмить Чемпионат Мира по квиддичу, который они посетили этим летом?       Как оказалось, могло.       Гермиона была удивлена, когда весь зал взорвался аплодисментами, а кто-то даже вскочил на ноги. Особо радостные стучали ладонями по столам.       — И что в этом такого? — Удивился Гарри, который не понимал, чему все так радуются.       — Это же Турнир Трех Волшебников! — Рон чуть ли не приплясывал на месте, унимая возбуждение и восторг. — Он так давно не проводился, после того инцидента с василиском. Мы должны участвовать.       — Опять василиск? — Гарри аж передернуло.       — Не смейте, — тут же произнесла Гермиона. — Я читала об этом. Это безумно опасно, и не зря он был запрещен.       — Глупости, — отмахнулся Рон. — Это же вечная слава!       — И горы галлеонов, — подхватил Фред. — Джордж, мы в деле?       — Конечно, я денежки люблю, — рассмеялся близнец.       Весь Большой зал ходил ходуном. Сотни тысяч голосов отражались от стен и снова возвращались к ребятам. Голова начинала раскалываться, и Гермиона молилась, чтобы кто-нибудь унял студентов. И этим кем-то стал Дамблдор.       — Я понимаю вашу радость и гордость за то, что именно наша школа стала местом проведения, но прошу каждого сто раз подумать, готовы ли они пройти путь Чемпиона до конца. Это очень извилистая дорога, которая не будет освещаться, — шум стих, все внимательно слушали директора. Воспользовавшись моментом, Дамблдор продолжил. — Я знаю, что сейчас услышу недовольные возгласы, но я говорю вам их сейчас, пока наши гости не присоединились к нам. Правила будут озвучены еще раз, и я прошу держать марку и показать гостям, что мы воспитанные волшебники. Надеюсь, я был услышан. Итак, есть только одно-единственное правило для тех, кто планирует участвовать, — директор обвел взглядом столы с учениками. — Вам должно быть полных шестнадцать лет. Это сделано из цели безопасности, а не чьей-то прихоти, — директору пришлось повысить голос, чтобы его слова не затерялись в нарастающем гуле недовольных. — И пусть победит достойный!       В который раз двери Большого зала распахнулись за этот вечер. Филч бежал вперед, положа левую руку на сердце, словно что-то щемило в груди. Он остановился около директора и тоже что-то зашептал на ухо. Дамблдор кивнул, и завхоз побежал обратно под легкий смешок студентов.       — Мне сообщили, что наши гости уже прибыли, поэтому держите себя в руках, — директор вернулся обратно на пьедестал. — Начинаем! Позвольте представить вам наших французских друзей, очаровательных девушек из Шармбатона и их наставницу мадам Максим!       Двери с грохотом отварились, и в проеме показываются стройные ряды девушек в небесно-синих мантиях. Они медленно идут вперед и наслаждаются произведенным эффектом. Они знают, что безупречны во всех смыслах. Половина красавиц вообще были вейлами. Кто-то из хогвартских мальчишек присвистнул. Девушки прошли примерно половину пути, по очереди синхронно улыбаясь то на левую сторону, то на правую. Затем откуда-то полилась самая красивая музыка на свете, и они удивили всех небольшим номером, демонстрируя свои таланты. Музыка идеально сочеталась с их танцем, а бабочки, которые они материализовали прямо из воздуха и выпустили под конец своего представления, прекрасно дополнили номер.       Пока Альбус перебрасывался учтивыми фразами с директором Шармбатона, студентки отошли в правую сторону, чтобы не мешать. Как только Олимпия Максим заняла место за преподавательским столом, Дамблдор занял свое место на пьедестале, представляя следующую школу.       — Они прибыли с севера, закаленные холодным ветром и сталью. Они прибыли показать вам свое мастерство и вырвать победу из ваших рук. Встречайте юношей из Дурмстранга и их директора Игоря Каркарова!       Не успел Альбус Дамблдор закончить свою речь, как двери распахнулись. Молодые парни из Дурмстранга шли, чеканя каждый шаг. Их форма значительно отличалась от других: широкие штаны, что не сковывали движения, заправлялись в высокие сапоги на каблуке, красная гимнастерка и такая же кроваво-красная накидка с мехом по краям. Их представление не было таким же легким и воздушным, как у француженок, от каждого их движения веяло мощью. Номер завершился чем-то феноменальным — они вызвали адский огонь, придав ему форму дракона. Только мастерство парней позволило не спалить Хогвартс дотла. Никто не пострадал, даже кончики чьих-то бровей. Все ахнули, когда прошло временное онемение. Новоприбывшие поклонились под звонкие аплодисменты. Под эти аплодисменты и появился Игорь Каркаров, сопровождаемый еще одним студентом.       — Мерлин, это же Крам! — Выкрикнул кто-то, и Большой зал вновь погрузился в трепетную суету.       Со всех сторон только и слышалось: «Виктор! Виктор Крам! Ущипните меня, я не верю!»       Гермиона не понимала этого, не понимала тогда на Чемпионате Мира, и сейчас.       «Это же просто игрок в квиддич. В нем не было ничего особенного».       Новоприбывшие студенты отступили в левую сторону, параллельно француженкам.       — Игорь, — Дамблдор раскинул руки, чтобы обнять Каркарова.       — Альбус! — Громко гаркнул директор Дурмстранга.       Два директора снова немного пошептались, как этого требовал этикет, а затем Каркаров уселся за преподавательский стол.       — А сейчас я снова приглашаю сюда мистера Бэгмена, — произнес Дамблдор, и Людо снова вырос на пьедестале.       В этот раз его речь была чуть дольше, чем предыдущая, но было видно, что блондин старался уложиться в минимальное количество времени, понимая, что представители Шармбатона и Дурмстранга все же стоят, но те ничем не показали своего недовольства, словно все было правильно.       — А теперь представляю вам то, за что вы должны бороться, — голос Людо дрожал от возбуждения. — За то, чтобы тут выгравировали ваше имя! — Он поднял руку и дернул невидимую мантию, что скрывала желанный трофей.       Опять волна восхищения захлестнула Большой зал. Слово снова взял директор Хогвартса:       — Этот кубок будет ждать вас с завтрашнего утра в Большом зале. До тридцатого октября каждый желающий может кинуть пергамент со своим именем в кубок, а тридцать первого октября, в Хэллоуин, мы узнаем имена трех Чемпионов! Но помните про возраст, — напомнил Дамблдор.       Гермиона была готова поклясться, что в этот момент он смотрел именно на близнецов Уизли.       — Для участия в турнире допускаются лица, достигшие шестнадцати лет, — он умолк, наблюдая за реакцией зала, студенты его не подвели и спокойно отреагировали. — Но все это будет завтра, — старик поправил свои очки-половинки. — А сейчас мы все устали с дороги, а желудки наши пусты. Поэтому, друзья, ешьте, пейте, наслаждайтесь вечером, потому что уже завтра начнутся уроки. А сейчас отдыхайте, — директор поклонился и под аплодисменты вернулся на свое место за столом, попутно дав знак новоприбывшим студентам спуститься в зал и выбрать себе место.       Студенты Хогвартса разделились на две половины: первая хотела, чтобы хоть одна из француженок заняла место в непосредственной близости от них, вторая же звала Виктора Крама разделить с ними ужин.       Практически все расселись, и шум нарастал по новой, поскольку ребята знакомились. Рон чуть не захлебнулся слюной, когда мимо него прошла француженка и задела его краем мантии.       — Извините, — мило прощебетала она, из-за чего тот чуть не умер.       А когда Виктор Крам остановился напротив него, здравый рассудок Рона чуть не вылетел в окно. Уизли в жизни бы не поверил, что его и болгарского ловца когда-либо будет разделять лишь гриффиндорский стол. Но нет, Крам стоял тут, и по всей видимости хотел с другом сесть именно здесь. Дин Томас даже подвинулся в сторону, чтобы освободить место.       — Нотт! Крам! — Внезапный голос Малфоя нарушил этот волшебный момент. — Идите сюда!       И каждая вторая голова повернулась к Драко, словно не верили, что тот настолько популярен, что знаком с самим Виктором Крамом.       — Это мой друг, — сказал товарищ Крама. — Пойдем к нему, — и два дурмстрангца этим вечером разделили стол со слизеринцами.       Как только последний гость занял свое место, на столах тут же появилось обильное пиршество. Эльфы постарались на славу, чтобы произвести хорошее впечатление.       — Вот же соплохвост недоделанный! — Рон никак не мог успокоиться, ведь Виктор Крам почти сел напротив него. И каждый, кто слышал его недовольство, был полностью солидарен с Уизли. — Даже кусок не лезет в горло, — он отшвырнул на тарелку куриную ножку.       Гермиона тоже плохо ела. Но совсем по другой причине. Она была уверена, что Крам пройдет мимо, поэтому беззастенчиво на него смотрела. Но он, словно почувствовал ее исследовательский взгляд на себе, остановился. Она приподняла брови, когда тот спросил, не занято ли тут. Он не сводил с неё глаз, и поэтому ей пришлось опустить свои. Грейнджер не привыкла, что на неё так открыто смотрели. Так изучающе. Так оценивающе. Это её не пугало, но доставляло легкий дискомфорт, добавляя еще один вопрос в её копилку.       Но больше всего ей не нравился взгляд второго парня. Судя по возгласу Малфоя, это был некий Нотт. Гермиона вздрогнула, вспомнив его глаза. Они были не такие, как у Малфоя.       Карие.       Словно крепкий алкоголь.       Словно ночь, которая манила своей бездной.       Это был самый порочный взгляд, который Гермиона когда-либо видела или читала, но этот взгляд принадлежал подростку. Дрожь прошла по телу, когда эти глаза опустились ниже лица на грудь. Возможно, ей показалось, но он незаметно кивнул, словно одобрил то, что увидел, словно за этой мешковатой формой смог разглядеть её фигуру. В защитном жесте она скрестила руки на груди, из-за чего он усмехнулся. Гермиона точно видела, как уголок губы дернулся вверх, а затем вернулся на место.       И сейчас она сидела, уставившись в одну точку, не понимая, что это его широкая спина. Но удача на сегодня точно закончилась для гриффиндорки, потому что Нотт развернулся. Поймав её взгляд, он подмигнул ей и показал сердечко, соединив большие и указательные пальцы.       «Придурок», — подумала Гермиона, но отчего-то улыбнулась.       Все хорошее имеет свойство быстро заканчиваться — и этот вечер не стал исключением. Альбус Дамблдор встал первым, а следом за ним и остальные преподаватели. Студенты тоже заскрипели лавками, вставая. Каждый декан собирал вокруг себя свой факультет. Старосты им ничем не уступали, собирая вокруг себя первокурсников, чтобы те не потерялись.       Гермиона была старостой, поэтому окружила себя новыми ребятами, которые предпочли толпиться рядом с девушкой, нежели подойти к грозной профессор МакГонагалл. Грейнджер пересчитала ребят и направилась нестройной шеренгой вперед, периодически подбадривая новичков.       Она обернулась, чтобы поискать глазами Гарри и Рона, ей было важно убедиться, что они не наделают глупостей. Друзей не было, и Гермиона решила, что это даже к лучшему. В сердце теплилась надежда, что они просто ушли первыми, чтобы не толкаться. Да, она не нашла друзей, но взгляд задержался на платиновой макушке. Драко крепко обнимался с Ноттом, словно они были самыми лучшими друзьями на свете. С Виктором Крамом Драко обменялся не менее крепким рукопожатием.       Именно в этот момент она была снова поймана на подглядывании.       Нотт поднял взгляд на уровень груди и игриво помахал пальчиками. Малфой обернулся и удивленно приподнял бровь. Гермиона покраснела, смущенная их взглядами. Нотт что-то сказал, указав в её сторону ладонью, и тройка разразилась смехом. Грейнджер отвернулась, краснея еще больше, но уже от гнева.       Когда же она рискнула снова обернуться, дурмстрангцы покидали Большой Зал. Она видела лишь широкие спины, обтянутые в кроваво-красный. Драко за ней наблюдал, он увидел её заинтересованный взгляд, который добавил в копилку знаний о ней. Он вернётся к этому моменту, когда придумает, как её оскорбить, обязательно напомнив о подглядываниях.       Гермиона чувствовала, что за ней наблюдают. Она знала, кому принадлежит взгляд, что скользит по ее профилю. Сделав максимально безразличное выражения лица, Грейнджер посмотрела на него. Девушка выгнула дугой бровь, словно это она поймала его на подглядывании. И всего секунду она наслаждалась его замешательством. Он передернул плечами, словно у него затекли мышцы, и поправил свой серебряный значок. Он тоже староста.       Она отвернулась. Подбородок у девушки дрожал от несправедливости, но слезы и не думали застилать глаза — только гнев и обида. Она все время пахала ради этого значка, посещала абсолютно все дополнительные, даже чуть не свихнулась с маховиком времени в свое время, и все равно была не уверена, что станет старостой в этом году, ведь предпочтение всегда отдавалось ребятам постарше.       Она заслужила этот значок.       Она его выстрадала.       «А Малфой? Что он сделал ради него?»       У Гермионы было много вопросов, но она точно знала, что Драко должен быть последним, кому бы его предложили. Скорее всего, опять сыграла его фамилия и покровительство Снейпа, не более. Но это был гнев.       По факту он был ничуть не хуже нее. Не лучше, конечно, но и не хуже. Пусть слизеринец и не посещал дополнительные занятия, и рука его не взмывала вверх после каждого вопроса, но оценки у него были великолепные. А еще он успевал играть в квиддич, что могло бы дать ему поблажку у преподавателей, как делали некоторые игроки, но Малфой в этом не нуждался. Он был умным, что Гермиона не могла не признать, и красивым, ведь спорт только положительно повлиял на его фигуру, и это было трудно игнорировать.       Год будет не только интересным, но и трудным. Девушка уже предвкушала новые стычки, которые непременно будут, раз они оба выбраны старостами.       Но все мысли и заботы Гермиона оставила, переступив порог своей комнаты. Только здесь она почувствовала усталость этого вечера. Хотелось лечь на кровать и забыться во сне. Но у её соседок — Парвати Патил и Лаванды Браун — были совершенно другие планы. Те вовсю обсуждали парней из Дурмстранга и жалели, что хогвартские мальчишки не такие. Девочки позвали и Гермиону присоединиться к их беседе, но та лишь покачала головой, ссылаясь на завтрашние занятия.       — Гермиона, а ты не знаешь, кто у нас теперь будет преподавать Защиту от Темных искусств? — Спросила Парвати.       — Профессор Грюм два раза в месяц, — зевнула Грейнджер.       — А в остальное время? — Подала голос Лаванда.       — Не знаю, — покачала головой она. — Дамблдор говорил же, что один из преподавателей прибудет позднее. Наверное, это он и будет.       — А ты не знаешь, как его зовут? — Прищурилась Лаванда.       — Понятия не имею, — вышло немного грубее, чем рассчитывала Гермиона.       — Я думала, старосты все знают, — разочарованно протянула Браун.       Гермиона подумала, что та специально ее поддевает, но быстро откинула мысль в сторону.       «Это же Лаванда, миловидная блондинка с голубыми глазами и самая безобидная девушка в школе. Это просто гнев не успокоился, вот душа и ищет, на кого выплеснуть все это».       Именно так решила Гермиона. Именно поэтому она ничего не ответила на колкость, ведь та могла ей только показаться.       Браун и Патил потеряли интерес к ней, и Гермиона успокоилась. Не так уж это было и интересно, кто будет новым профессором. Но девочки были правы: пару дурмстрангцев в Хогвартс — и даже Малфой бы поблек. Но у Дурмстранга была «грязная» слава, поэтому Гермиона не делила такой бешеный восторг по поводу парней. Хотя Виктор Крам был ей интересен. Она была удивлена, когда увидела его. Казалось, что по ту сторону перил или в воздухе, он был совершенно другим. Он был ей интересен, как человек. Возможно, он мог бы понять ее усталость. Возможно, она понимала бы его, как никто другой.       Это год возможностей, и Гермиона не хотела их упускать. Она хотела получить абсолютно все.       Грейнджер уже успела переодеться, и сейчас лежала в своей кровати, задернув полог. Это приглушало голоса соседок по комнате, но Гермиона не торопилась накладывать оглушающее. Она ждала Джинни, и Уизли не заставила себя долго ждать. Переодевшись в пижаму, подруга юркнула на кровати Гермионы и села, поджав ноги. Гермиона сразу же заняла аналогичную позу. Вот и настало время для чар. Гермиона всегда их накладывала, чтобы соседки не грели себе уши.       Посмотрев на Джини, она полушутя пригрозила:       — Если ты тоже решила закатывать глаза на парней в красной форме, то сразу уходи.       — Зачем парни в красном, когда есть парни в зеленом, — парировала она и фыркнула. — Правда, Гермиона?       — Не понимаю, о чем ты, — она, как никогда была рада полумраку, в котором было сложно разглядеть ее алеющие щеки.       — Да брось ты! — Рассмеялась Уизли. — Я видела ваши гляделки за столом и после, когда все уходили. Думала, что напряжение между вами взорвет все к мерлиновой бабушке.       Гермиона удивленно подняла брови и грустно спросила:       — Так заметно, да?       — Если не знать, что он тебе нравится, то все, как обычно. Но если ты будешь смотреть на него такими щенячьими глазками, то он определенно что-то заподозрит.       Грейнджер выпучила глаза и яро возмутилась:       — Это не щенячьи глаза!       — Да в них так и читается: «Пожалуйста, посмотри на меня, и я буду целовать песок, по которому ты ходил!» — Джинни залилась звонким смехом. — У тебя должен быть роковой взгляд, который будет кричать: «Трахни меня!» А не вот это.       — Джинни! — Гермиона приложила ладони к горящим щекам, слыша, как подруга довольно хихикала.       — Я серьезно, — и она действительно посерьезнела вмиг, смотря на подругу укоризненно. — Он когда-нибудь его не так поймет и, проходя мимо, бросит тебе пару галеонов под ноги из милости.       — Пару галеонов… — мечтательно протянула Грейнджер, представляя, что у нее будет еще одна вещь от него, помимо его шарфа, который она беззастенчиво стянула в прошлом году из раздевалки.       — Юпитер, прием! — Джиневра пощелкала пальцами перед затуманенным карими глазами. — Земля вызывает!       Гермиона дернула бровями и, вздохнув, спрятала лицо в ладонях.       — Джинни, я не знаю, что мне делать. Я понимаю, что это дохлый номер, но не могу не думать о нем.       — Знаешь, до сегодняшнего вечера я все еще надеялась, что у тебя с Роном что-то сложится.       — Не складывается, — тихо ответила Грейнджер.       — Ты что, плачешь? — В тишине Джинни уловила шмыганье носом.       — Нет-нет, просто…       — Просто Малфой в глаз попал, — задорно продолжила она.       — Почти, — еще раз всхлипнула Гермиона. — Я понимаю, что у нас ничего не может быть, кроме флирта. Он ведь чистокровный аристократ, который постоянно указывает на мое место и попрекает происхождением, но Джинни, это выше меня.       Уизли подняла бровь.       — Настолько серьезно?       — Я бы душу продала, чтобы хоть один единственный раз он пообщался со мной нормально. Не на равных, но хотя бы без оскорблений и вечных издевок, — девушка стукнула себя ладонью по коленке. — Я решила сменить гардероб. Не такой шик, конечно, как у слизеринок, но вполне прилично. А за лето научилась рисовать ровные стрелки. Но зачем мне все это, если он не смотрит на меня?       — Для себя, — ладонь Джинни легла поверх её ладони. — Мы должны нравиться самим себе.       — Джинни, давай без этой чепухи, — отмахнулась она. — Я просто хочу нравиться мальчикам, и это нормально. Проблема в том, что этот мальчик — Малфой. Он не падет к моим ногам, стоит мне надеть юбку покороче, он не такой. Надо что-то… что-то… я не знаю, — сдалась Гермиона и положила голову на коленки. — Он берет все самое лучшее и красивое, а я?..       — Он дурак, если этого не видит.       — Джинни, я бы не отказалась от школьного романа с ним. А после, словно ничего и не было бы. Я бы не испортила ему будущее, но… Но я не хочу быть временным увлечением. Однако ему позволила бы всё, понимаешь?       — Даже быть просто увлечением? — Гермиона грустно кивнула, и Уизли продолжила. — Заинтересуй его!       Грейнджер подняла бровь и саркастично ответила:       — Спасибо, не додумалась.       — Нет, ты не так поняла, — она рассмеялась, прикрывая рот рукой. — Если ему нужно все самое лучшее, то заставь его хотеть себя. Будь такой недоступной и…       — Ты в своем уме? Боюсь, даже магия не поможет ему меня хотеть, — и грустно улыбнулась.       — Я знаю пару зелий, котор…       — Джинни!       — Ладно-ладно, — Уизли вытянула руки перед собой, капитулируя. — Оставим это на крайний случай, — подмигнула она.       — Джинни!       — Пусть он тебя ревнует!       — На ровном месте? — Она хлопнула в ладоши говоря: — гениально!       — Нет-нет, — поспешно крутит головой подруга. — Мы вызовем у него ревность! — Джини начала загибать пальцы, задорно говоря, — твои мозги, красота, мой гениальный план, и он будет твоим!       — Что за план? — Деловито поинтересовалась Гермиона, глаза которой лихорадочно блестели.       — Парни всегда хотят то, что им не принадлежит. Ну знаешь, недоступно.       — И?       — И ты будешь самой недоступной. Ты должна начать встречаться с его другом!       — Чего? — Гермиона покрутила пальцем у виска, добавляя, — ты в с своем уме?       — Ну сама подумай, ты всегда сможешь мозолить ему глаза, и он точно будет о тебе думать. А главное — это его друг. Уверена, ты сможешь его разговорить, и бедный парнишка тебе что-то да выложит о Малфое!       — Звучит неплохо, — Гермиона задумчиво прикусила нижнюю губу. — Но я не представляю, где найду слизеринца, который… который… ну который захочет со мной встречаться.       — Ты себя недооцениваешь, подруга, — Джини сложила руки на животе.       — И я не представляю, как я это объясню Гарри и Рону. Я же не могу сказать им, чтобы они не переживали, ведь это временно, пока Драко Малфой не проявит ко мне интерес, — от своих слов она рассмеялась.       — Да их удар хватит! — Джинни фыркнула, кладя руку на плечо подруги.       Успокоившись, Уизли протерла глаза после смеха и спросила:       — А как ты собиралась скрывать Малфоя?       — Я думаю, что он сам бы настоял на отношениях в тайне, — теребя край покрывала, ответила Гермиона и задумалась о своем.       Наступила тишина.       Джинни насупилась, смотря куда-то вниз, и также ушла в свои мысли.       Грейнджер хорошо обдумала предложение подруги и спустя пару минут поинтересовалась:       — Ты случайно не знаешь, кто дружит с Малфоем?       — Крэбб и Гойл, — тут же нашлась она.       Гермиона закатила глаза.       — Кто-нибудь нормальный.       — Нельзя судить людей только по внешности, — фыркнула Джиневра. — Но знаешь, есть один тип.       — Кто?       Уизли поджала губы, отвела взгляд и с неохотой ответила:       — Блейз Забини.       — Блейз Забини… — задумчиво протянула Гермиона. — Красиво звучит.       — Да-а-а, — мечтательно повторила Джинни. — Он и сам ничего, — улыбнулась она.       Еще несколько минут девушки посвятили обсуждению подробностей этого зыбкого плана. Но усталость взяла вверх, поэтому подруги крепко обнялись перед сном.       — Спокойной ночи, — прошептала Гермиона.       — Гермиона, если он тебя обидит, я прокляну его, — пообещала Джинни, не выпуская подругу из объятий.       — Фирменным Летучемышиным?       — Он не отделается только одним сглазом, — пообещала она. — Спокойной ночи, — и девушка полезла к себе на соседнюю кровать.       Гермиона осталась одна.       Темнота — это время, когда к ней приходит незнакомец с серыми глазами. И с улыбкой на губах Гермиона встречала свой сон.       Только вот этой ночью незнакомец дерзко улыбался и сверкал карим взглядом. Буквально заставлял захлебнуться собою, затягивая в пучину сновидений.