Если наступит завтра

      Тео показалось или он всё верно услышал? Потому что то, что повисло в воздухе, не могло быть такой желанной правдой.       Он решил, что просто опьянен близостью, поэтому чуть отстранился и выпрямился. Но девичьи пальцы по-прежнему были зарыты в его кудрях и не отпускали, словно он ее последняя надежда.       Ее взгляд — умоляющий, губы чуть приоткрыты, будто она хочет еще что-то сказать. Или же просто ждет его поцелуя. Он замечает, что ей совсем не стыдно от своего предложения, ведь привычный румянец напрочь отсутствовал на нежной коже.       Соблазн настолько велик, что Теодор одернул руку, дабы не поддаться ему.       Гермиона восприняла этот жест на свой счет.       — Это потому что я уродка? — Спросила она.       Он разрывается между желанием рассмеяться в голос, от такого абсурдного предположения, или заверить ее в том, что она прекрасна, как ангел. Но Грейнджер успела поймать тень улыбки на его лице, и ее это расстроило. Девичьи руки бессильно опустились, словно она признала поражение.       Но Тео перехватил ее ладони и аккуратно поцеловал кончики пальцев.       — Красота не тут, Гермиона, — мужские пальцы нежно прошлись по контуру лица. — А вот тут, — Нотт кладет женскую ладонь на свою грудь. — В глазах смотрящего, — пояснил он, когда она непонимающе смотрела на него снизу вверх. И где-то в закромах сознания Тео понимает, что хочет, чтобы так она смотрела на него целую вечность.       Ее губы лишь поджимаются в ответ, словно она не верит во все это.       Уже не верит.       Но он просто обязан вернуть ей веру. Она лишь шумно выдохнула, когда он, сжав ее талию, спустил с подоконника. Все было настолько неожиданно, что она едва устояла на ногах и свалилась в поцелуй.       Ее глаза широко распахнулись, а в них — страх. Но страх не вечен, и Нотт уверенно его сминает своими губами. В голове Грейнджер много мыслей, но конкретно сейчас она хочет плыть по течению, поэтому закрыла глаза, отдаваясь в водоворот приятных ощущений. Если бы ей кто-то сказал, что чужие губы могут быть настолько восхитительными, то она бы не поверила.       Раньше.       Этим поцелуем Тео не просто убеждал ее, что она красива, а делил ее жизнь на «до» и «после».       Вот только для самой Гермионы парень не вписывался ни в какое «после». Было только «здесь» и «сейчас». И она боялась передумать. Не разрывая поцелуй, ее пальцы с плеч опустились ниже и миновали живот, чтобы уже в следующий миг сомкнуться на пряжке ремня.       — Рано, — с неимоверным усилием Нотт отстранился от сладких губ. Она уставилась на него с непониманием. — Еще рано.       — Тогда еще поцелуемся? — Нашлась Грейнджер.       Она полезла к нему и поцеловала, крепко зажмурившись. Опыта у нее в этом не так много, в отличии от ровесниц, но она хорошая ученица, поэтому просто повторяет то, что делал Нотт.       Ее руки беспорядочно шарят по плечам и спине парня, пока язык робко очерчивает жесткие мужские губы. Чувствуя, как напрягаются его мышцы под ее пальцами, она удваивает усилия.       «Мерлин, он что, пытается устоять передо мной?» — Эта мысль возбуждала так же сильно, как и его невесомые касания.       Дурмстранец не был святым, поэтому он не мог долго противиться женским ласкам. Стоило только Гермионе юркнуть к нему в рот и столкнуться языками, как девушка испугалась этого и попыталась снова вернуться к изучению его губ, но Тео потерял бразды правления.       Мужская ладонь с нажимом легла на женский затылок, лишая выбора и отступления.       Только вперед.       Только дальше.       Гермиона была готова задохнуться от того напора, с каким ее целовали. Уже Теодор, как завоеватель, ворвался в теплые глубины девичьего рта и переплел языки, намереваясь зайти дальше.       Намного дальше.       И Гермиона полностью оправдывает его ожидания, снова касаясь ремня.       — Не рано ли? — Хрипло спрашивает Теодор, останавливая женские пальчики.       — Думаю, уже пора, — также хрипло отвечает девушка.       Они не понимают друг друга, но Теодор это осознаёт.       — Я думал, ты не такая, — с нажимом на последнее слово произнес он.       — Именно, — кивнула Грейнджер. — Я не такая, но я хочу… мне нужно, — поправила она саму себя, — мне нужно быть именно такой. Понимаешь?       Он ни черта не понимал, но чуял, что она пытается играть во взрослую игру, не зная правил.       Что ж, он не возражал.       Но все же он решил обозначить границы, чтобы не было потом недопонимания на самом интересном месте.       С самой очаровательной улыбкой на свете Теодор берет девушку за руку, а затем резко кладет себе в область паха. Глаза Гермионы — два огромных блюдца, с испуганным «Ой!» она одернула руку, когда ощутила бугор. С невозмутимым видом Нотт убирает ладонь в карман, поправляя член. Откинув кудри со лба, он бросил замечание:       — А я говорил, что рано. Ты не готова.       Ни злобы, ни упрека не чувствуется в его словах. Лишь сожаление — голое и неприкрытое.       Для Гермионы дело принципа — довести начатое до конца. Ей это было нужно, чтобы играть на равных. Так она считала.       — Я тебе не нравлюсь? — В лоб спросила она.       — Очень нравишься, — тут же ответил он.       — Но тогда почему?       — Ты не готова, — он пожал плечами в ответ.       — Я готова, — настояла она.       — Ты боишься, — с улыбкой произнес Тео. Он уже понял, что она невинна, и это ему льстило. Именно поэтому перепих где-то в коридоре его совершенно не устраивал, он не хотел торопиться.       — Неправда, — женский голос чуть дрожит, словно ломается, будто его обладательница перешагивает через себя.       — Гермиона, ты испугалась, просто коснувшись меня через брюки, что будет, если ты увидишь меня голым? — Весело хмыкнул он.       Щеки девушки стали стремительно краснеть. Нотт решил этим воспользоваться и идти в этом направлении дальше.       — А если я попрошу сделать мне приятно?       — Но разве мы не именно этим хотели заняться? — Переборов смущение, ответила она.       — Мы сейчас оба говорим об отсосе? — В лоб спросил Нотт.       Разговор слишком, слишком откровенный, и Гермиона чуть ли не задохнулась от подобного. Она ведь даже с Джинни о таком не говорит, а тут Теодор. Он совсем не Джинни и даже не девушка.       Нотт просто смаковал коктейль её чувств, что мелькал на красивом женском личике. Он подошел к ней чуть ближе и стал что-то шептать на ухо, что-то слишком похабное, что-то слишком грязное, что-то слишком возбуждающее.       Очень много слишком.       Гермиона громко и часто задышала. Такое она даже в книгах не читала! Ей казалось, что он это делает специально, чтобы ее напугать.       Ее осенило, и она проронила, подняв на него сияющие глаза:       — Переигрываешь.       Поняв, что его раскусили, Теодор снова шагнул назад, словно это могло помочь девушке восстановить дыхание. Гермиона выжидающе выгнула бровь. Тео тяжело вздохнул и сдался.       — Мне казалось, что первый раз должен быть запоминающимся.       — Ты… ты что, девственник? — Изумилась Грейнджер.       — Ты издеваешься? — Вырвалось у него. Но по ее виду было видно, что она совсем не шутит. — Я имел ввиду твой первый раз, — закатил он глаза.       — Вот как, — задумчиво произнесла девушка. — Ты не хочешь со мной переспать, потому что считаешь, что я девственница? — Нахмурила она лоб, собирая логическую цепочку.       — Я хочу с тобой переспать, — поправил он. — Я готов с тобой переспать.       — Но что? — без обиняков спросила она.       — Ты уверена, что хочешь свой первый раз вот тут? — Подчеркнул он интонацией последнее слово. Парень даже обвел взглядом этот небольшой закуток.       Конечно, не этого она хотела. По крайней мере, точно не тут и не так. Но она уже все решила и шла до конца.       — А с чего ты взял, что я девственница?       — Ты вот сейчас серьезно? — Как Нотт не старался, но улыбки сдержать не смог. — Я могу еще раз повторить, что могу с тобой сделать? — Его улыбка резко стала пугающе пошлой.       Но она не смутилась. Ни на йоту.       — Слова-слова, — протянула Гермиона скучающим тоном. — А на деле-то?       Он не просто был удивлен, он был шокирован.       Гермиона же решила воспользоваться его замешательством:       — Скажи мне, а если… если у меня это уже было… то я… мы… все могло бы случиться здесь? — Она говорила слишком поспешно, местами проглатывая целые звуки, словно не доверяла самой себе.       — А у тебя это уже было? — Нотт не видел в этом ничего критичного, но, пожалуй, это был один случай на миллион, когда ему хотелось услышать из женских уст «нет».       Девушка чувствовала, как пристально он за ней наблюдает, как ищет ложь. Но предательский румянец не заливает лицо и шею, а сама Грейнджер и не думает опускать головы. Наоборот, она смело встречает его взгляд.       — Ну скажем так, — бегло улыбнулась она, — у меня был не очень удачный опыт, — перед ее глазами всплывают те часы, где она познавала собственное тело. Девушка уверена, что если бы это были чужие пальцы, ощущения были бы более яркими.       — Вот как? — Выгибается бровь Теодор.       — Как думаешь, ты сможешь лучше?       — Уверен, — вырывается у него непроизвольно.       Теперь Грейнджер выгибает бровь, ожидая от дурмстрангца каких-либо действий. Желательно активных. Но тот продолжает ее буравить ставшим от чего-то тяжелым взглядом. И Гермиона перехватывает всю дальнейшую инициативу на себя, освобождая парня от дальнейшей ответственности.       Будто она сама пришла к такому решению. Словно ничей призрак на нее не давил.       Иллюзия выбора.       Гермиона плавно опускает ладони на плечи Нотта, заставляя парня вздрогнуть. Ее руки медленно скользят вниз и в конечном итоге переплетаются с пальцами Теодора.       «Какие холодные», — проносится в голове у Грейнджер. «Наверное, у Драко такие же».       А затем девушка затрясла головой, выкидывая долговязый образ слизеринца.       «Не сейчас. Пожалуйста, только не сейчас», — молила она его.       Ей нужен был хотя бы день, чтобы вдохнуть побольше воздуха. На будущее. Потому что мысли о Малфое душили и не давали жить. Они ее ограничивали, а поскольку она была упрямой гриффиндоркой, то не могла не бросить себе вызов и хотя бы не попытаться добиться его. Хотя бы чуть-чуть.       «Не сейчас!» — Снова напомнила себе Гермиона.       Словно она боялась передумать, Гермиона быстрым, практически грубым движением положила его ладони на свою грудь, тем самым заставив парня обронить какое-то удивленное междометие.       — Не ожидал? — Уголки ее губ чуть приподнялись, слегка обозначив улыбку.       Что ж, если она хотела бросить ему вызов, то Нотт с радостью его принял. Это уже переходило на какой-то личный уровень. Если ему нужен был повод, чтобы обойти собственные принципы, то она только что успешно бросила этот повод ему под ноги.       Шаг к ней, и она испуганно воскликнула, когда ее ноги оторвались от пола. Секундой позже она уже сидела на краю подоконника. По инерции девушка хотела скрестить ноги: они были до неприличия сильно разведены в стороны. Но корпус Нотта не дал ей сделать этот маневр.       Если бы ей кто-то сказал раньше, что можно так исступленно целовать кого-то, она бы рассмеялась этому человеку в лицо, совершенно не стесняясь. Потому что так не бывает. Только если в книгах. Но губы дурмстрангца так отчаянно в ней нуждались, что Гермиона всхлипнула.       «Без паники. Только без паники», — умоляла Грейнджер саму себя. «Ты же опытная, Мерлин тебя побери!»       Но она все равно вздрагивала, чутко отзываясь на каждое прикосновение длинных пальцев. Выгибалась в его умелых руках.       — Но ты же понимаешь, что это неправильно? — Тео каким-то чудом нашел в себе силы отстраниться от девушки и воззвать к ее благоразумию.       В последний раз.       Но Гермиона твердо шла к намеченной цели.       Сейчас или никогда.       Да и Нотт был не самым плохим вариантом. Что-то девушке подсказывало, что с Роном Уизли это событие не получилось бы таким ярким.       Коридорная романтика.       Вместо ответа на вопрос, Гермиона ладонями обнимает лицо парня и целует. Ее язык молниеносно вторгается в его рот, словно девушка намерена затолкать слова, что сорвались с его губ, обратно в горло.       Теодор перехватывает инициативу, он ведь джентльмен. Где-то на задворках его сознания мелькает мысль, что хватку пальцев следовало бы ослабить, что негоже оставлять на девушке следы, если она об этом не просит.       Но Гермиона не просила. Она требовала. И совсем другого.       Нет, она предлагала. И он жадно брал.       Теодору казалось, что стоит ему чуть ослабить хватку пальцев, как девушка снова сбежит в своей излюбленной манере. Стоит ему отодвинуться, как она оттолкнет. Стоит перестать целовать, и она обязательно откуда-то достанет книжку и уткнется в нее, не замечая ничего и никого вокруг.       Но она наоборот, самозабвенно прижимается к нему, собственнически зарывается в его кудри. Ее глаза широко распахнуты, но не от страха. Со стороны кажется, что она хочет запомнить все, разглядеть в мельчайших подробностях. Но на самом деле девушка просто ищет в глазах напротив подтверждения, что все делает правильно. Ведь она так далеко зашла, что ошибкам не место.       — Ох! — Вырвалось у нее, когда Теодор перестал терзать ее губы и переключился на нежные плечи, шею, ключицы. — Ах! — Воскликнула она, когда мужская ладонь оказалась под блузкой и сжала грудь. Мужские пальцы никогда не были такими аккуратными, такими нежными. Гермиона еще никому и никогда не позволяла подобного. Она и подумать не могла до этого момента, что настолько приятно отдать бразды правления мужчине и ни о чем не думать, не переживать. Сейчас не она старалась угодить всем и вся, наоборот, это ей старались угодить. Одно это заставляло внутренности сжиматься в напряжении и ожидании большего.       — Аккуратно, — шепотом попросила Грейнджер, когда Теодор нетерпеливо расстегивает пуговицы на блузке.       — Выбери себе что-то и закажи на мое имя, — отмахивается тот.       — А это обязательно? — Гермиона придерживает блузку, не позволяя той полностью распахнуться.       Мужские пальцы замирают на мгновение, а лоб парня хмурится, словно тот начинает анализировать ситуацию.       «Вот же дура!»       — Я просто хочу увидеть тебя, — нерешительно произносит он. И Грейнджер отчетливо слышит просьбу в его ответе.       Ее руки опускаются на подоконник, и она больше не мешает Теодору. Тот лишь внимательно на нее посмотрел слегка затуманенным взглядом, но стоило Гермионе чуть кивнуть, как в нем снова проснулась пылкость.       Не к месту всплыли слова Виктора «о большем и сильном мужчине». И Гермиона сейчас отчетливо поняла их смысл. Потому что было до дрожи приятно, когда за тебя все решали. Ставили перед фактом. Но при этом учитывали твои желания.       Гермиона смогла полностью расслабиться. В какой-то момент ее просто отпустило. Она отчетливо понимала, что Тео не сделает ей больно. Казалось, тонкая ниточка доверия плавно их соединила. Девушка прикрыла глаза и громко выдохнула, стараясь сконцентрироваться на новых ощущениях.       Она знала свое тело, и знала его хорошо. Мужские же пальцы лишь начинали его познавать, и Гермионе нравились эти ощущения. Впервые в жизни ей не хотелось указать на ошибки и недочеты. Все было так, как ей хотелось. Все шло своим чередом, но шло к неизбежному.       Девушка так и не смогла определиться, что ей нравится больше: когда его губы плавно скользили по ее нежной коже или же когда пальцы сжимались на кремовой плоти. Временами Гермионе даже хотелось прикрикнуть на Теодора, чтобы он повторил последнее движение языком по ореоле соска или же снова прошептал пошлость в самое ухо, заставляя девушку ерзать.       Нотт тоже не знал, чего он хочет. Он хотел не торопиться, но не мог. Пальцы судорожно скользили по коже, сжимались на полушариях груди, оттягивали соски. Он изучал ее, словно впервые открыл книгу.       И Грейнджер была сладка на подсказки: как она вздыхала, как прикусывала свою нижнюю губу. А он все шептал и шептал ей на ухо, чтобы он мог с ней сделать, не будь ограничен жалким подоконником.       У нее еще была возможность повернуть назад — он бы ее отпустил. Но она сама чуть раздвинула ноги, и Теодору не оставалось ничего, кроме как достать палочку и наложить отталкивающие чары на коридор.       — Ого, — проронила Грейнджер, когда тень по периметру окутала коридор.       — Темная магия, — пожал плечами Нотт и тут же припал губами к ноющему женскому соску.       У Гермионы ушла ровно секунда, чтобы понять, что дурмстранец применил Темную магию вот так запросто, буквально на ровном месте. Вторую секунду девушка потратила на удивление. На третьей — в мозгу зародилось сомнение, всегда ли Темная магия приносит боль и страдания. А уже четвертая секунда заставила выкинуть все мысли из головы и полностью переключиться на ощущения, что испытывало ее тело.       Она хотела запомнить каждую секунду, потому что знала — это первый и последний раз. Кого бы она сейчас из себя не строила — она не такая и точка.       Запятая.       — Еще, — шепотом стонет Гермиона, прикрыв глаза.       Теодор с улыбкой на лице снова задевает зубами сосок, заставляя девушку что-то промычать.       Грейнджер не была бы Грейнджер, если бы не пыталась анализировать собственные опыты со своим телом с новыми мужскими касаниями.       Небо и земля, хотя результат тот же.       — Ты уверена? — Как бы между прочим поинтересовался Нотт.       — Тео, я сейчас встану и уйду, — пригрозила она. Но он лишь изогнул бровь в ответе. Тогда девушка закатила глаза: — Мы тут делом займемся или и дальше будем разговаривать?       — Чем ты хочешь со мной заняться? — Игриво спрашивает он. Одна его рука уже лежит на женской коленке и ненавязчиво ее гладит.       — Издеваешься?       — Нет, просто хочу убедиться.       — В чем?       — Что это мне не снится, — простой искренний ответ полностью обескураживает ее.       Слово «секс» кажется грубым и неестественным. Грязным и неправильным. Она уже перешагнула через себя, предложив переспать.       «Что ты еще от меня хочешь?» — Панически думает Гермиона, а он все смотрит и смотрит на нее своим фирменным, долгим взглядом. Нет, не тягучим, как сладкая карамель, скорее, как жвачка. Ты знаешь, что сейчас она вкусная и с неплохим ароматизатором, но в конечном итоге ты ее выплевываешь.       Ей было стыдно. Почему-то она не думала об этом в таком ключе.       «Черт! Он же лучший друг Драко!» — Гермиона судорожно сглотнула.       Ей было страшно от мысли, что Теодор за ее спиной сможет обсудить этот поступок с Малфоем. Но с другой стороны в этом и заключался ее план. Конечно, не в том, чтобы Тео растрепал, но это не сильно меняло намеченную цель.       Нотт по-прежнему на нее смотрит, словно выискивает бреши. Словно потом потянет за ниточку и размотает клубок по имени Гермиона Грейнджер и узнает все ее постыдные тайны.       Теодор мог бы стать ее лучшим экспериментом, смотри она на ситуацию под другим углом.       Но она предпочитает вовсе не смотреть на него. Крепко зажмурившись, как делала это летом перед тем, как с обрыва прыгнуть вниз, в море, и отключив голову, чтобы не рассчитывать вероятность напороться на камни или еще что, она поцеловала его.       Все, чтобы уйти от ответа.       Его пальцы практически неуловимо кружат уже на внутренней стороне бедра — все нервы Грейнджер оголены. Каждое касание как удар током. Девушка ёрзает, недовольно вздыхает, но он и близко не коснулся того места, что больше всех нуждалось в этом прикосновении.       — Ну пожалуйста, — гриффиндорка чуть ли не хнычет.       — Что?       — Пожалуйста! — Повышает Грейнджер голос.       — Скажи мне.       — Сексом! — Кричит она. — Давай займёмся сексом! — Прокричала девушка.       И чуть не задохнулась от нахлынувших чувств, его пальцы тут же, едва она договорила, пересекли запретную территорию — край ее слипов.       Эмоций было так много, что они практически разрывали ее на две половины, две крайности. Казалось, Нотт тоже боялся. Боялся, что она уйдет. Поэтому парень без устали что-то шептал ей на ухо, от чего Грейнджер прятала свое уже пылающее лицо на его плече.       — Посмотри на меня, — вдруг просит он, и Гермиона несмело поднимает лицо. — Я могу остановиться. Пока еще могу, — предложил Тео.       Но Гермиона лишь качает головой. Если они сейчас остановятся, она не сможет пересечь ту невидимую черту в голове, что сама провела. Второй раз она на это не пойдет.       Если Тео еще мог бы остановиться, то она — нет. Уже нет. В отчаянной попытке она снова цепляется за его ремень, и в этот раз парень совсем не возражает. Напротив, как только ее рука оказалась в области паха, Нотт уверенным движением кладёт свою ладонь поверх ее, прижимая женскую руку.       Она не успела даже вскрикнуть от удивления, шока, а может быть, неожиданности — парень играл на опережение и успел перехватить ее возглас, накрыв губами ее рот. Пользуясь моментом, Гермиона вцепилась в его плечи, лишь бы не продолжать активность ниже пояса.              Все ещё страшно. Неловко до ужаса.       А вот Теодор и не думал останавливаться, его пальцы не переставали ласкать женское тело, нежно собирая влагу. Он еле сдерживал улыбку, что рвалась из самых глубин души. Как же ему нравилось, как она откликалась на его касания.       Он чувствовал себя музыкантом, оставалось лишь настроить эту чуткую душу.       Ее касания — робкие и медленные — прекрасно гармонируют с его — властными и резкими. Глаза Грейнджер округлились, когда пряжка его ремня так просто в этот раз поддалась, не дав такого желанного времени на передышку или сбор сил.       Она чувствовала себя простушкой, той самой девчонкой из самых пошлых романов, которые были готовы грохнуться в обморок от подобной близости в первый раз. И она бы грохнулась, не сиди на подоконнике.       Гермиона решительно встряхнула головой. В конце-концов, именно она тут роковая женщина, которая предложила развлечься. Тем более глупо падать в обморок, когда тонкие мужские пальцы совершают такие приятные движения между бедер. Она не готова лишаться удовольствия.       А Нотт не готов тянуть кота за хвост и дальше. С собственным сожалением и под ее недовольный стон, он все же убирает пальцы с ее промежности. Она не успела и рта раскрыть, чтобы возмутиться, как одним резким движением он развернул ее спиной к себе. Уверенное касание в области поясницы, и Грейнджер сама прогибается, интуитивно, без слов понимая, что от нее ждут.       Она встречает в отражении стекла себя — маленькая испуганная лань с огромными глазами.       «Олененок Бэмби», — криво улыбнулась девушка, недовольная ассоциацией, что мелькнула в сознании. Она повела бедрами — Нотт чересчур медлил.       В ответ он лишь тихо рассмеялся, словно заиграл на ее натянутых нервах.       Она все ждала и ждала. Казалось, время замерло, а ничего так и не происходило. Но как только она хотела развернуться и высказать свое недовольство, как эту тишину разрезал громкий звук.       Шлепок. По ее заднице.       Его ладонь неожиданно опустилась на женские ягодицы, обжигая кожу прямо сквозь ткань и заставляя гриффиндорку вскрикнуть скорее от неожиданности, нежели от боли или страха.       — Не ожидала? — Его вкрадчивый шепот заставляет чуть ли не дрожать, рассыпаясь в его хватке.       — Не удивил, — дерзко отвечает Грейнджер, чем вызывает у юноши довольную улыбку.       Игра была интересной, вот только Грейнджер лукавила: Нотт очень ее удивил, практически спутал карты. Она представляла эту ситуацию в своей голове десятки, даже сотни раз. Именно так, вот только… Теодора она тогда еще не знала.       И эти ее протяжные «М-м-мм», которые баловали слух дурмстрангца, должны были плавно перейти в «М-м-Малфой», и Гермиона уронила голову на подоконник, рассыпая кудри, чтобы спрятать лицо, что пылало стыдом, чтобы закусить фалангу указательного пальца и не дать предательской фамилии сорваться с губ.       Даже звук расстегиваемой ширинки не привел Гермиону в чувство, голова была подозрительно легкой, и такая же необъяснимая легкость разливалась по всему телу, которое вопреки всему, словно наливалось свинцом. Тонкие пальцы Нотта коварно заставляли балансировать девушку на грани, показывая удовольствие, и намекали на пучину, что могла смести все на своем пути, но которая потом неожиданно останавливалась, несмотря на прогноз.       Проблема была не в ней.       Проблема заключалась в Теодоре.       Он был слишком умен для своего возраста. Слишком хорошо читал людей. Слишком видел их насквозь. Чувствовал фальшь за километр.       Горе от ума.       Хотел обмануться, но не мог.       — Скажи мне, Гермиона, для чего все это? — Его холодный тон должен был отрезвить, но Гермиона все еще была пьяна от острых ощущений. Она не может ответить, лишь мычит, пока его расчетливые пальцы пытаются узнать ответ, поддразнивая круговыми движениями. — Ты слишком умна, чтобы вот так просто отдаться посреди коридора.       — В конце коридора, — не задумываясь, поправляет она.       — Я говорил тебе, что умные женщины — самые сексуальные?       — Я думала, что у твоего языка есть другое применение, — тут же отвечает Гермиона, которой словно не нужно, чтобы Теодор думал, а тем более анализировал происходящее. Риск был слишком велик, и гриффиндорке крайне не хотелось, чтобы юноша сорвался с крючка.       Он лишь усмехнулся. Тео не знал, каким звёздам поклоняться за подарок по имени Гермиона, но чувствовал, что грех жаловаться. Хотя червь сомнения продолжал грызть парня. Он пытался заглушать все разумные доводы.       Парень разделял не озвученные чувства Грейнджер: есть только здесь и сейчас. И он, Теодор Нотт, никогда себе не отказывал и не упускал возможностей.       — М-мм, — тихо поскуливала Гермиона в собственную ладонь. — Ой, — протяжно срывалось с чувственных губ. Ей стоило огромных усилий сдерживаться и не выдать себя.       И Гермиона очень боялась. Боялась выдать себя с потрохами. Ведь секс — это дело привычки. Можно изображать из себя приличную девочку или быть ею, но стоило телу почувствовать запретные и желанные прикосновения — как маски падают, и ты обнаженный не только телом, но и душой.       Это твоя натура. И только вопрос времени, когда она проявится. Никаких «если», исключительно «когда».       И Гермиона была уверена, что не сейчас.       Но череда ее стонов, мычаний и коротких всхлипов все же сложились в такую известную фамилию в магическом мире:       — М… Мм… а… Ой.       И в какой-то момент Теодор все же услышал тихое-тихое:       — Малфой…       Тихое? Ему казалось, что фамилия прозвучала выстрелом в оглушительной тишине. Даже его жадные прикосновения взяли паузу: чтобы забыть или, наоборот, смириться. Парень привык быть для многих на втором месте, но не в сексе.       Он не может этого позволить: ни ей, ни тем более себе.       Мужские губы поджимаются, а взгляд больше не напоминает молочный шоколад — холодный и колючий. Даже прикосновения стали грубыми, еле сдерживающими. Но вот голос на удивление спокоен. Даже страшно спокоен.       — Так все идёт по-твоему плану? — Уверенность, что слышится в его голосе металлом, не даёт и намека на нелепые оправдания.       Возможно, это было ее отчаяние, а возможно, его вопрос так удачно совпал с уверенно-сильными движениями по растерзанному клитору, что Гермиона выкрикнула:       — Да! Да!       Момент «когда» настал, и натура проявила себя. Женское воображение отчаянно подкидывало образ Малфоя: его дерзкие пальцы, его холодный тон и ядовитый шёпот.       Грейнджер поплыла, реальность смазалась перед глазами. Нотт жадно впитывал в себя каждый спазм, что пересекал напряженное тело девушки. Он полностью контролировал происходящее, и сейчас уже он диктовал условия.       Ему было больно обмануться в Гермионе, но он был рад этому. Что ж, один раз, первый и последний, он позволит этой, как оказалось не такой уж и правильной девушке, вертеть собой. Но сначала ему нужны ответы, чтобы заглушить горечь, которая затапливала грудь.       Грейнджер недовольно запыхтела, когда Теодор убрал пальцы от ее промежности. Несколько секунд казались ей целой вечностью. В этот момент она могла смело утверждать, что ощущать мужские пальцы внутри себя — не временная прихоть, а острая необходимость.       Ее дыхание участилось, когда она вновь почувствовала касания там, внизу. Но это были уже далеко не пальцы. Дыхание резко стало острым, отдаваясь тупой и ноющей болью в груди.       Это был страх. Голый и неприкрытый. Практически первобытный.       А может, это была паника, что мама все узнает.       И тем не менее сейчас Гермиона попыталась отпустить ситуацию. Потому что потом она успеет пожалеть об этом: не в том месте, не в этой ситуации, и не с тем.       Но сейчас ее тело призывно выгибалось, чтобы прикосновения и невесомые касания были там, где остро чувствовалась их нехватка. Но Теодор ещё не получил нужных для него ответов, поэтому все было не то и не там.       — Ну пожалуйста, — уже не просила, а жалобно требовала Грейнджер.       Парень лишь холодно рассмеялся в ответ. В каком-то смысле ему даже это льстило. Пожалуй, не узнай он правды, они могли бы приятно провести время.       Но сейчас планы поменялись. Обиженное эго кричало, что стоит позаботиться исключительно о собственном удовольствии.       Гермиона вздрагивает каждый раз, когда головка члена скользит вдоль половых губ. Особенно сильно девушка вздрагивает, когда член замирает у самого входа во влагалище. Она прикусывает свою нижнюю губу и ждёт. Но он лишь хмыкает за ее спинной и снова дразнит, играет на натянутых струнах ее души.       — Тео! — Возмущение бьет через край. Она устала от ожидания.       Хоть в чем-то их желания совпали.       Теодор разразился громким хохотом, наблюдая, с каким рвением девушка пытается все взять в свои руки.       — Не так быстро, куколка, — осаждает он ее. — Сначала я хочу узнать, почему…       — Ну почему мы не можем просто переспать? — Перебивает Гермиона, которая совсем не настроена на любые разговоры.       — Потому что переспать — это когда ты полностью голая в моей кровати, и нам некуда торопиться.       — Считай, что мы добавили остроты и занимаемся этим в коридоре.       — Имеешь ввиду, по-быстренькому перепихнулись?       — Ну, если ты заткнешься и займёшься делом наконец-то, то вполне, — парирует она.       Его звонкий смех больно ударяется по женским нервам, а пальцы возобновили свои ласки. Вот только юноша по-прежнему зол и сосредоточен. А ее вновь захватывают чувства.       Пусть Теодор рассержен и пытается наказать ее своими ласками, Гермиона же искренне получает удовольствие. Не ей судить, но она уверена, что с Малфоем было бы точно также. Потому что в ее фантазиях все было именно так.       Теодор тонко чувствует перемену в девушке. Хищная улыбка на несколько секунд появляется на его лице, а затем он, пользуясь тем, что девушка потерялась в ощущениях, устраивает ей допрос, поощряя ласками или, наоборот, наказывая их отсутствием.       — Замолчи! Замолчи-и, — задыхаясь, просит Гриффиндорка. — Просто не останавливайся.       И он делает вид, что потакает ей. Но как только Гермиона снова начинает теряться, ласки прекращаются.       — Ну почему? Почему? — Всхлипывает она.       — Потому что ты плохая девочка и нагло мне врешь. Как думаешь, мы сможем с тобой договориться? — Хмыкает он и в качестве аргумента кружит пальцами по клитору.       — Да, — дрожащим голосом отвечает девушка.       Гермиона не может сосредоточиться на вопросах, что он задаёт. Но казалось, ему и не нужны ответы. Рывком он притягивает девушку к себе. Гермиона лишь стонет в ответ на его горячий шёпот. Гермиона не представляла, что близость может быть настолько приятной.       Она потерялась в своём маленьком мирке, который Теодор сотворил исключительно для Гермионы.       На неё надвинулось что-то приятное и огромное, и девушка не могла больше противиться. Но сопротивлялась как могла, чтобы урвать несколько лишних секунд.       И как всегда Теодор ставит свои жестокие условия, сбавляя темп под недовольные возгласы гриффиндорки.       — А теперь я хочу узнать правду, — спокойно произносит Нотт.       — Только не останавливайся, — просит Грейнджер.       — Почему ты решилась на это? — Юноша возобновил свои ласки.       — На что?       Его пальцы тут же замерли.       — Я поняла, — запротестовала девушка. — Не останавливайся, — просит она, и он ободряюще ущипнул ее за сосок. — Просто я подумала… подумала… — а думать в его умелых руках было довольно сложно. А врать ещё тяжелее.       — Так о чем ты подумала?       — Ну что ты красивый, и мы можем…       — Мы можем не врать друг другу, — перебивает Теодор. — Так о чем ты думала?       — Ну то, что я тебе нравлюсь, и мы можем…       — Мне остановиться?       Гермиона громко выдохнула, потому что остановится не он, остановится целый мир. С одной стороны ей было стыдно признаться, да и с другой тоже, но Теодор пришёл ей на помощь и разрубил узел сомнений.       — Поверь, я джентльмен и никому не расскажу, — свои слова он подтвердил действиями, и Гермиона довольно простонала.       — Просто есть один парень… — издалека начала Гермиона.       И Нотт был готов поклясться, что внутри что-то лопнуло, что-то прорвалось и затопило грудь, обжигая. Он ее не слышит, кажется, пульс парня отмеряет какой-то обратный отсчёт.       — И я подумала, что мне надо с тобой переспать, чтобы…       — Замолчи, — перебивает Тео, который не услышал и слова из лепета Грейнджер.       — Но я… я… я же… — Она не могла сосредоточиться, потому что Нотт слишком резко, слишком грубо не удвоил, а утроил напор.       Теодор чувствовал, как вся она напрягалась, как ее тело словно окаменело, а потом Гермиона слишком резко обмякла, заглушив ладонью свой вскрик. Она вскрикнула ещё раз, когда Нотт, не церемонясь, развернул ее и усадил на самый край подоконника.       — Потише, моя радость, — произносит Теодор, поправляя растрёпанные волосы. — Мы же тут собрались не только ради твоего удовольствия, — похабно улыбается он.       Ее сердце чует, что что-то не так. Даже атмосфера вокруг как-то резко изменилась. Но Гермиона собралась и вальяжно кивнула, словно ничего сверхъестественного не происходит.       — Надеюсь, это того стоило, — с горечью произносит Теодор.       И пока он одной рукой придерживает Гермиону, а второй направляет член, в голове у Грейнджер со скоростью света проносится мысль, что Драко Малфой стоит каждой минуты этого позора, этой экзекуции.       Она сама не поняла, что кричит, вцепившись в широкие плечи Теодора.       — Блять, Гермиона! — Ругается он. Но времени назад не вернуть: он уже погрузился в неё чуть больше, чем наполовину, совершив единственный, но сильный рывок.       Он учёл, что девушке будет неприятно, поэтому как следует подготовил ее пальцами. Но он не учёл, что она маленькая лгунья.       — Нет-нет, все в порядке, — запротестовала Грейнджер и запустила свои цепкие пальцы ему в шевелюру. — Все в порядке, — повторила она, справившись с дрожью в голосе.       — Блять, Гермиона! — Снова возмутился Нотт. — У вас, гриффиндорцев, какое-то извращённой понятие нормальности!       Он был зол сильнее некуда. Тео должен быть обманутым ею, а в итоге обманул сам себя. Переиграл.       Но стоило ей положить голову на его плечо, как злость начала утихать.       — Почему ты мне не сказала? — Практически миролюбиво спросил он.       — Так надо было, — всхлипнула Грейнджер.       «Шикарный, блять, ответ», — молча кривит губы Теодор. Но возразить было нечего, он сам просил от девушки правды.       — Просто есть один парень, — робко поясняет Грейнджер, чем будит спящего зверя в груди Нотта. — И ему нравятся… ну такие девушки.       — Доступные? — Язвительно выпалил Теодор.       У Грейнджер язык не поворачивался назвать себя этим словом. Даже кивнуть не получалось. Она так боялась заляпаться грязью доступности.       — Ну что, теперь ты «такая»? — Теодор приходит ей на помощь, цитируя ее же собственные слова.       Она лишь без энтузиазма кивнула.       — И как я должен рассказать об этом Драко? — Выгибает парень бровь.       — Зачем? — В момент ощетинилась Гермиона.       Нотт лишь устало закатил глаза в ответ, словно эти детские выходки да танцы с бубном ему порядком надоели.       — Это должно остаться между нами, — Грейнджер даже неловко поерзала бёдрами, но ахнув от неприятных, практически болезненных ощущений, остановилась. — Я говорила, что есть один парень…       — Не Малфой? — Недоверчиво переспрашивает Нотт.       — А я разве о нем что-то говорила?       «Не может быть! Я же четко слышал его фамилию!»       Или может?       — Так зачем мы?.. — Теодор одной рукой больно оттянул собственные кудри на затылке. — Все ради него, да?       — Давай сойдёмся на том, что это мне нужно было? — Предлагает Гермиона, надеясь уйти от ответа.       Но мозг Теодора уже работает дальше: ведь если фамилия друга случайно сорвалась или послышалась, то это значит лишь одно — есть кто-то ещё.       А он, Теодор, просто подвернулся под руку.       И зверь внутри завыл, проигрывая уже не другу, но безымянному признаку.       «Вот теперь больно», — подумал Тео. «По-настоящему».       Чисто на автомате он продолжал гладить хрупкое женское тело, чисто рефлекторно что-то наговаривал на ухо, чтобы успокоить дрожащее тельце. И сам не заметил, как тихие всхлипывания перешли в неуверенные стоны.       Но это были уже не его проблемы, а «того парня».       Она все еще цеплялась за него, когда он с сожалением, но неумолимо убрал ее руки.       — Но мы же… ты же… я же… — бормотала Грейнджер.       — Ты не хотела со мной переспать, — ни сожаления, ни горечи в голосе Теодора нет. Исключительно холод. — Ты хотела именно этого, — кивнул он головой.       Он и не думал, что быть использованным оставляет такой грязный след не только на теле, но и в душе.       — Но ты не…       — Поздравляю, Гермиона. Ты именно такая, — он уже привел одежду в более менее приличный вид. Только лишь растрепанные кудри намекали, что парень порезвился на славу.       Сплошная фальшь.       — Но я так боялась стать именно такой, — шепчет она.       — Поздравляю, — кивнул он и развернулся, чтобы затеряться в темноте Хогвартских коридоров.       Гермиона не видела, перед глазами крупные слезы, но по звуку удаляющихся шагов поняла, что он не пошел в башню Старост.       Где-то в глубине души Гермиона четко понимала, что это был первый и последний раз, когда Теодор Нотт был так близко к ней. Она уверена, он в ней разочаровался и больше не посмотрит даже в ее сторону. Подняв взгляд от пола, Грейнджер увидела лишь его спину вдалеке и то, как темная тень, сбегая с потолков, бежала вслед за Ноттом, словно хотела предложить свои темные объятия.       — Дура, какая же я дура, — Грейнджер свалилась с подоконника, но совсем не заметила этого.       Было настолько больно, что она ощущала себя огромным, свежим синяком на такой же огромной открытой ране. И сколько не сыпь оправданий на нее — жгло по-прежнему.       В гостиную она придет ближе к рассвету, спрятавшись в одном из кабинетов замка. Выплакав все свою боль, обиду и мечты, она вернется в свое общежитие совершенно другим человеком.       Гермиона сломалась этой ночью.       Грейнджер приняла неверное решение и сгубила что-то такое, что трепетно берегла.       Да здравствует Гермиона Джин Грейнджер.       Девушка, которая добьется своего. Которой не интересно больше мнение окружающих и которой глубоко плевать, как низко она пала.       Потому что она подобно фениксу, что спас ее друзей на втором курсе — восстала, отряхнув перышки.       И у нее нет времени на розовые сопли. Тень, что метнулась следом за Теодором, напомнила Гермионе, какая опасность вновь сгустилась над головой лучшего друга.       И она спешила на помощь, тихо крадясь в гостиную Гриффиндора.       Испытание уже было на носу, а это значило, что пора включать холодную голову и подготовить Гарри… ко всему.