***
Что может быть невыносимее обиженной женщины? Правильно: только обиженный мужчина. Первые три дня Лайя добросовестно старалась умилостивить грозного демона и вызвать его на откровенный разговор, но тот ее принципиально игнорировал и молчал, как рыба. Она искренне надеялась, что рано или поздно ему надоест дуться из-за пустяка, но трое суток без какого-либо прогресса пошатнули эти убеждения. Похоже, ему нравилось. Ноэ свел все их контакты к минимуму — так, что она видела дважды в день лишь его удаляющуюся спину. Если девушка пыталась догнать демона, он просто растворялся в воздухе, оставляя на память дуновение мятно-цитрусового ветерка, который затем оседал в носовых пазухах нотами ладана, амбры и сандала. Теперь он стал таким, каким она его рисовала: деспотом и тираном, применяющим против нее эмоциональное насилие. Он намеренно ее изводил! Если бы Лайю попросили придумать аллегорию гордыни, то это однозначно был бы длинноволосый платиновый блондин с пухлыми губами и разноцветными глазами. Высокомерный эгоист, бережно лелеющий свое хрупкое хрустальное эго. В гостиной как раз к месту стоял ее мольберт. Лайя пододвинула его к дивану и, удобно расположившись, нанесла акварелью на лист первые мазки. Дело происходило поздним вечером; где шлялся Ноэ, доподлинно было неизвестно: она подозревала, что для своих перемещений он теперь не всегда использует дверь, а просто переносится в спальню, с восхищающим рвением предупреждая их нечаянный контакт. Отчего-то невидимый Кот, свернувшись калачиком, лежал у ее бедра и засыпал под собственное мерное урчание. Лайя тоже мычала под нос какой-то приставучий хит и старательно накидывала контуры мужского лица. Нет, в этот раз она не будет его портить — она нарисует Ноэ во всем его дьявольском великолепии! Иначе какая же это Гордыня? Лайя с головой погрузилась в созидание. Работа с акварелью давалась не так легко, как с карандашом, но расти в умениях тоже было необходимо. Как назло, лицо беса будто выветрилось из памяти, и она, зажмуривая глаза, натужно силилась вспомнить его черты. Ничего не помогало. Собственная бездарность только злила и сбивала нужный настрой. Выпавшая из зубов кисть наляпала зеленым на диване. Лайя потянулась за инструментом, но поставила подушечками пальцев новое пятно. — Черт знает что, а не день! — прорычала она и побросала все на пол. Больше всего злило то, что Ноэ теперь не было дела даже до своей белоснежной психушки. Устрой она тут последний день Помпеи, он даже бровью не поведет! — Вот и проверим, — с хищным оскалом хмыкнула Лайя. Она твердо вознамерилась проколупать дыру в ледяном панцире беса, даже если для этого придется разнести здесь все. Девушка вооружилась парочкой кистей и широкими мазками разукрасила светлую обивку; для пущего эффекта растерла краску на мраморном полу. Она же давно хотела привнести в эту тоску немного цвета? Вот и убьет двух зайцев одним выстрелом. Затем она прошла к кухне, достала с полки стопку широких тарелок. Маленький бесеныш внутри подначивал продолжить беспредел. Занеся над головой первый «снаряд», Лайя разжала пальцы, и тарелка полетела на пол, вдребезги разбиваясь на острые осколки. Такая же судьба постигла и второй, и третий экземпляр, а потом и вся стопка разом сорвалась вниз. От шума Кот забился под диван, ошалелыми бирюзовыми глазами наблюдая за творящейся вакханалией. Когда с посудой было покончено, Лайя выдохнула, выбивая из груди остатки клокочущей злобы. Одновременно гордая и разочарованная собой. По щекам струилась вода, крупными каплями срываясь вниз; девушку сотрясала дрожь, проходя сквозь тело колкими разрядами. Это был нигде не прописанный способ вызвать демона, но Лайя всегда верила, что у оригиналов больше шансов на успех. Если Ноэ дома, то наверняка спустится выяснить причину грохота, и уж тогда ему придется с ней поговорить. А сейчас Лайя как никогда была готова поделиться своим мнением по поводу объявленного бойкота. Но долгие секунды капали на нервы, превращаясь в еще более долгие минуты, а бес так и не пришел. Лайя рухнула на диван, обхватив себя за плечи, будто на нее накинули смирительную рубашку. На время оглушенная резкими звуками, она стала прислушиваться, концентрируясь на шелесте волн и биении сердца, замедляющего свой ритм. Ничего, она подождет. Рано или поздно ему придется увидеть последствия ее протеста.***
Когда Лайя очнулась, за окном уже светало, а сама она в одежде лежала на перемазанном краской диване. Она перекатилась на спину и потянулась с протяжным стоном, сбрасывая с себя остатки крепкого сна. Спустя несколько приятных секунд, наполненных томным утренним блаженством, девушку накрыло вихрем воспоминаний, заставивших похолодеть. Воинственный настрой за ночь выветрился под ноль, и остался лишь стыд за учиненный с вечера беспорядок. — И что ты сделаешь с ним в этот раз? — голос, прозвучавший из глубины зала, вжал ее в диван. Ноэ с кем-то разговаривал, что в текущей ситуации в голове не укладывалось. Если только он не наложил на Лайю заклятие невидимки! Она затаилась и обратилась в слух, но ответа от собеседника так и не последовало. Гремели осколки посуды, хлопали дверки шкафов, лилась вода из крана — все звуки были отчетливыми, даже чересчур громкими, но второй, чужой, голос себя никак не выдавал. Ее чувство собственного достоинства валялось сейчас где-то под грудой разбитых тарелок. Хуже могло быть, только если бы она вчера добралась до алкоголя, а потом осаждала двери его спальни, но, слава Богу, хоть эта «блестящая» идея прошла стороной. Лайя кое-как заставила себя подняться и обратить заспанный взгляд на кухню. Вопреки ожиданиям, Ноэ был один. Гулкие удары сердца отозвались в ушах, застучав, словно молот по наковальне. Можно ли считать в этом случае, что демон соизволил заговорить с нéй? Только, что он имел в виду, ее растерянный разум никак не мог сообразить. — Доброе утро! — вслух произнесла Лайя. Он не ответил. Налил себе кофе и отправился к столу, как ни в чем не бывало пройдясь туфлями по битому стеклу. Лайя набрала в грудь побольше воздуха, словно он мог стать ее внутренней опорой, и последовала туда же. Через несколько шагов она почувствовала, как в босую ногу вонзается мелкий осколок. Сжала зубы, сдерживая ругательства, и дошла до стола, лишив демона удовольствия позлорадствовать. — Мы можем наконец поговорить? — с надрывным отчаянием в голосе произнесла она. — Извини, я тороплюсь. Ноэ отставил чашку и поднялся, но Лайя тут же вцепилась в его рукав. — Только попробуй исчезнуть! — зашипела она. В глазах загорелось безумное пламя, а пальцы с хрустом сжали широкое мужское запястье, пытаясь удержать. Они оба знали, что этот прием бессилен: если он захочет уйти, он уйдет. — Чего ты хочешь от меня, Аль? — Демон картинно закатил глаза. — Я хочу, чтобы ты перестал вести себя, как обиженный ребенок! — А ты уже на «ты»? — Это сейчас вообще не важно! — И что же важно? — Он упер в нее злой, требовательный взгляд. — Давай, поведай! — Для меня важно, чтобы два взрослых человека умели разговаривать и прояснять недоразумения, приходить к компромиссу и умели прощать. Мне очень жаль, если тот портрет задел вас… — Поэтому ты всю ночь рисовала новый? А потом устроила этот погром? — Да, черт возьми! — сорвалась она. — Поэтому рисовала новый. — Игнорируя впившийся в ногу осколок, Лайя ступила ближе. — А кто вам сказал, что вы́ идеальный? Уже три дня тешите свое уязвленное самолюбие и ни черта не видите дальше задранного носа! Мечтаете о своем разводе, а что будет со мной, вас вообще не интересует! Ведете себя, как слепой, высокомерный эгоист! Она приблизилась вплотную и последнюю фразу выплюнула ему в лицо, для чего пришлось задрать голову. Демон казался сейчас еще больше и выше, чем обычно, и у Лайи возникла уже знакомая ассоциация: мышь и кобра, поднявшаяся для атаки. Он сейчас сожрет ее одним махом и не подавится. Но он отступил. Выдернул руку и сделал шаг назад. — Ты права. Выбрать тебя в жены мог только слепой. Лайя открыла было рот, но осеклась. В нее словно выстрелили в упор отравленными стрелами, пронзившими тело фантомной болью. Он ничего не понял. Те незримые нити, что только начали протягиваться между ними, были настолько тонки, что вмиг оборвались. — Скоро все закончится, — хрипло произнесла Лайя. В горле встал тугой, несглатываемый ком, а на глазах вот-вот готовы были навернуться слезы. — Разумеется! — оскалился Ноэ. Спустя мгновение он уже таял в воздухе, превращаясь в вихрь разноцветной пыли. А она даже не попыталась удержать. Грудь сдавило удушающей тоской, перекрыв в легкие поток жизненно необходимого кислорода. В таком состоянии она даже не уловила ладанно-сандаловый шлейф, который он неизменно оставил за собой, в очередной раз подло убежав.***
Замок Тенебрис-Сол находился за городскими стенами Аэтернитас, как вечный изгнанник, навсегда лишенный права быть среди своих. Даже время не желало сжалиться над ним и стереть эту ошибку из памяти поколений — стены по-прежнему были крепки, хоть фасады и пошли трещинами, в которые злые ветра надули новую, расползающуюся, словно гангрена, жизнь. По легенде, владелец замка был одним из могущественных демонов, решившим однажды забрать трон у самого Люцифера, за что был жестоко повержен своими собратьями и предан забвению. Ни имени, ни чина — только некогда великий, роскошный дворец, который впоследствии отгородили, как прокаженного, городской стеной. Это место обходил стороной даже мелкий сброд, хотя суевериями нечисть не страдала. Считалось, тот, кто ступит в дом предателя, будет сурово наказан злым роком, и ждет его такой же печальный конец. Впервые Ноэ появился здесь после исчезновения Альхены. Пустые сплетни мало занимали его рассудок; он считал, что рок уже наказал его авансом, и хуже этого дерьма ничего не может быть. Замок встретил потерянного демона могильной тишиной, дрожащей от каждого стука каблука; сумраком, кое-где прорезаемым слабыми лучами солнца. Здесь никогда не было светло. Всегда умиротворенная полутьма, молчание, сквозь которые можно было заглянуть вглубь веков и почувствовать энергию, сочащуюся из каменных трещин, вобрать в себя темную силу. Это место на года стало его отдушиной. Он не бывал здесь часто, но в те моменты, когда казалось, что стоишь у самой бездны, Ноэ приходил сюда. Слушать тишину. Слушать биение собственного пока еще живого сердца. Сегодня Локид как никогда осознал, что опять подошел к опасной грани. — Разумеется, — повторял он в сотый раз, раскручивая по поверхности стола волчок. — Ра-зу-ме-ет-ся! Вращение юлы создавало легкий вихрь, в который втягивалась вся лежащая на столе пыль и кружилась, как торнадо. Для Ноэ это было сродни медитации, попытке так же упорядочить свои мысли и чувства, с которыми нужно было научиться жить. Острая боль вспарывала грудную клетку, а голова походила на кипящий котел. Эта женщина — его проклятие. Она явилась снова и добела оттерла старые раны, припорошенные пеплом сожженных крыльев. Она явилась снова и поливает их ядом. Вот за какие заслуги она ему досталась? Почему из бесчисленного числа прелестных демониц он выбрал именно ее? И даже сейчас, ощущая каждую кровоточащую рану, зная обо всех злоключениях наперед, он не был уверен, что посмел бы выбрать другую. Ноэ пошарил рукой в складках мантии и достал маленький продолговатый прибор, на котором нажал единственную кнопку. Посреди мрачного, запыленного помещения, вероятно, когда-то бывшего личным кабинетом, развернулся экран с бессменной советницей Сириус. — Добрый день, господин Локид! — Сириус, — бесцветным тоном процедил он, — выведи на экран камеры из комнат, где сейчас находится Альхена. — Даже если она в ванной? — ровно поинтересовалась та. — И понизь себе уровень иронии на три пункта. — Запрос выполняется, Господин. Через несколько секунд Ноэ уже лицезрел ни о чем не подозревающую девушку, рассекающую голубые воды бассейна. Аль сновала, как челнок, от борта до борта, и казалось, она даже не устает. Но вот она выскользнула на сушу, продемонстрировав ему красивые, подтянутые ягодицы, и Ноэ тут же свернул этот фильм. Колдуя пальцами в воздухе, демон отмотал кадры до вчерашнего вечера, до того момента, как его жена принялась за портрет. Наблюдать за ней, увлеченной работой, оказалось занятно. Вот она хмурит брови, напряженно сжимает зубами кисть; на изящном личике такая сосредоточенность. Но, судя по всему, результат ее не устраивал. Она стала злиться, кинула кисти на пол, а потом и вовсе разрисовала красками диван и перебила тарелки. — Ненормальная, — усмехнулся он. — Вандалка! Ноэ снова отмотал хронику к утренним событиям, просмотрел еще раз их спор. Затем он прикрыл глаза и откинулся на спинку высокого стула, погружаясь в многовековую паутину, словно шаль. Его педантизм и чистоплюйство всегда оставались за порогом этого дома. Здесь имели значение другие вещи — не внешнее, а внутреннее, — ведь оболочка все равно рано или поздно превратится в труху. От рефлексии Ноэ отвлекли женские всхлипы. Запись на экране продолжалась; был как раз тот момент, когда он исчез, и девушка осталась одна. Она сидела и, очевидно, извлекала из окровавленной стопы осколок стекла. — Вот же дурочка! — скривился демон. И он тоже хорош, оставил все как есть, не подумав, что она может пораниться. К ней же, как магнитом, притягивало все беды! «Сучий осколок!» — донесся ее голос. Плебейские высказывания сильно резанули слух. Ноэ изогнул бровь и оперся локтями на стол, подоткнув кулаками подбородок. Дальше Аль подошла к мольберту, сняла портрет и разорвала его на четыре половинки. Звук рвущейся бумаги полоснул его по сердцу ножом — Ноэ даже дернулся на стуле, собираясь тотчас перенестись домой и остановить эту безумную истеричку, но вовремя вспомнил, что смотрит запись, а его жена уже свершила возмездие и отдыхает где-то у бассейна. Сначала карикатура, теперь откровенное вредительство. В следующий раз она будет бросать в его портрет ножи? «Знаешь, я больше пальцем не пошевелю, чтобы с ним помириться» — Аль явно обращалась к своему черному приятелю. Естественно, кто еще мог дать ценный совет в таком щекотливом вопросе? «Болван! — продолжала она. — Ненавижу! — Его жена снова разложила на полу четыре половинки портрета, стараясь соединить их в единую картинку. — А самое ужасное, что мне не все равно! Он делает мне больно, понимаешь? Я так старалась загладить свою вину, но он не хочет этого замечать!» Ноэ сглотнул, пытаясь смочить пересохшее горло. Зачем он вообще шпионит за ней? Она снова заставляла его сомневаться в правильности своих действий, ставя на распутье, на колени. Разумом он понимал, какая она тварь, но сердце… Сердце сорвалось на бег от глупой, наивной радости, распустившейся внутри от нечаянно услышанных слов. Кровь, застоявшаяся в венах, наконец потекла быстрее. Он так мечтал наказать Альхену, что даже не понял, кто истинно падет жертвой этого возмездия. Если он отпустит ее, уже ничего нельзя будет изменить. И теперь низменный инстинкт самосохранения гнал его прочь из клетки раскаяний и самосожалений! Догм, когда-то возведенных в абсолют. Гнал спасать свою собственные тело и душу.***
До следующей точки его несвятого паломничества было совсем недалеко. Ноэ решил прогуляться пешком, позволяя шальному ветру сдувать с него антикварную пыль, налипшую на дорогой шелк за время пребывания в замке. Хотелось остудить голову, придушить внутри бурю переживаний. Чувства сделали его слабым и уставшим, но почему-то именно они были единственным индикатором того, что он еще жив. Ноги сами привели демона под двери кабинета Менетеуса, где не так давно они вместе с Аль оставили заявление на проведение бракоразводного обряда. Внутри слышались голоса, свидетельствовавшие о том, что прислужник бюрократизма в данный момент не один. Ноэ подпер собой тяжелую створку и стал ждать. Вероятно, какие-то болваны решили связать себя узами брака. Или уставшие от семейной жизни бедолаги пришли к разумному желанию эти узы порвать. Ноэ же завис на грани, не зная, к какому лагерю ему примкнуть. Женатый, но почти разведенный. Свободный, но еще не совсем. Ему хотелось остановить время, взять паузу и подумать. Но он сам завел этот безжалостный таймер и немедленно должен принять решение, по какую сторону ему быть. Ноэ почувствовал жесткий толчок в спину. Очевидно, прием был окончен, и посетители пытались выбраться наружу, а демон, навалившийся на дверь всем телом, им несколько мешал. Он отошел в сторону и пропустил вперед парочку смутно знакомых темных. Те лукаво переглядывались; лица сияли, как дочиста начищенная медь, — посему можно было предположить, что в их жизни грядет страшная трагедия под названием «брак». — Ноэ Локид! — протрубил чиновник, заметив нового клиента в дверях. — Неожиданно! В тот раз он говорил примерно то же самое. Интересно, а здесь вообще кого-то ждут? Ноэ ответил кивком головы и прошел в кабинет, с грохотом захлопнув дверь. — Ваш развод, кажется назначен на… — Я знаю! — оборвал Локид. — Я пришел, чтобы… — Не успевший четко сформулировать цель своего визита, он осекся. — В общем, мы с Альхеной хотели бы пока повременить. Пара цепких глаз с укоризненным прищуром вонзилась в непрошенного гостя. Жабры раздулись, натягивая воротник его рясы, а пальцы сцепились в замок, напоминая скорее клубок змей. Наверняка, Менетеус не раз слышал здесь похожие невнятные речи, а чиновничьи порядки требовали лаконичности и точности. — Что значит повременить? — едва сдерживаясь, процедил он сквозь зубы. — Это значит, что я забираю заявление! — Ноэ подошел и припечатал ладонью крышку стола. — Черт знает, что такое! — Менетеус достал из складок мантии красный расшитый платок и промокнул лоб. — Господин Локид, у меня и так тут работы по горло! То ты заявляешься и требуешь развода здесь и сейчас, то вдруг вы передумали. — Так бывает, — с заискивающей улыбкой ответил Ноэ. — Семейная жизнь она… полна сюрпризов. Вычеркни нас, и для какого-нибудь желающего освободится срочное местечко. Менетеус только развел руками и принялся листать журнал. — А госпожа Альхена? — спросил он, не поднимая головы от служебного талмуда. — Она полностью разделяет мое желание с ней не разводиться. — Ноэ, где она? — На этот раз Менетеус прервался и метнул в Локида взгляд, по которому было ясно, что демон теряет свое ангельское терпение. — Дома, — улыбнулся Ноэ. — Ты надо мной издеваешься? Без нее заявление отозвано не будет! — Менетеус, послушай… — Все! — Чиновник хлопнул рукой по столу и вскочил с места. — Либо она приходит с тобой, либо никакой отмены! И не задерживай меня, пожалуйста! Еще очень много работы. Ноэ сжал зубы, наблюдая за истерикой приятеля. Нервная, однако, должность — как хорошо, что сам он себя на такую участь не обрек. Мог ведь сидеть где-нибудь в Пандемониуме, как канцелярская крыса, и орать на ни в чем не повинных сородичей. «Спасибо тебе, Аль, что поставила на моей карьере крест». Ноэ коротко попрощался и, покинув душные казенные стены, вышел на главную площадь. «Прийти с ней вместе, — усмехнулся бес. — И как теперь это провернуть, интересно?» Конечно, предложи он Аль забрать заявление, она примчится сюда быстрее ветра — ее даже перемещать не потребуется, — но каким же он будет выглядеть идиотом! А выглядеть идиотом Ноэ очень не любил…