Давай мы с тобой сыграем в прятки

Едва черноволосый демон покинул комнату, Лайя ощутила, как схлестнуло напряжение, удерживающее тело подобно металлическим струнам, натянутым под кожей. Она обмякла и схватилась за спинку стула, пытаясь до головокружения насытить легкие кислородом. Руки и ноги дрожали, щеки почти сливались с белой стеной, и девушка никак не могла взять под контроль собственное тело. В голове завывающей сиреной звучал один-единственный вопрос: правильный ли выбор она сделала? Все произошло так быстро — на эмоциях, необдуманно. У нее не было и часа, чтобы взвесить все за и против и выслушать доводы разума и сердца. В Лэствилле, где она провела всю жизнь, ей будет проще приспособиться, успокаивала себя Лайя. Растворяясь в ровных, монотонных движениях шпателя, она забудет ультрамариновую гладь океана, яркую до рези в глазах; а запах растворителя вытравит из воспоминаний ладан с оттенком свежей, перетертой между пальцами мяты. Постепенно картинки прошлого подернутся мороком давности, становящимся гуще с каждым прожитым днем - и однажды она не сможет наверняка сказать, сном ли все было или явью. Тем более ей отмерили так много лет. Лайя охнула и прижала холодные пальцы ко рту. Как долго ей удастся прятаться в мастерской за багетными рамами и полотнами? Еще лет пятнадцать? Пока ее не начнут слишком неприкрыто колоть завистливыми взглядами неотвратимо увядающие коллеги? Потом придется сменить город, раздобыть новые документы и придумать себе биографию, в которой от первого до последнего слова все будет враньем. А может, она все-таки ошиблась? Нельзя же бегать от собственной сути, притворяясь, что ничего не изменилось? Она не человек — придется с этим смириться. По случайности, чьей-то насмешке или ошибке — не важно — вся ее жизнь теперь перечеркнута. «Господи, как же трещит голова!» Любой из предложенных вариантов Лайю не устраивал — она просто хотела отмотать время на месяц назад, когда еще даже не догадывалась о существовании Темного мира. Хотела торопиться, чтобы успеть достигнуть поставленных целей, хотела однажды увидеть на своем лице признаки первых морщин. Теперь же смысл жизни растворялся в серой обыденности бесконечного существования. Подол щекотнул ноги и явил на свет подстрекателя ее опрометчивого решения. Советник лениво покружил рядом со стулом и замер, одним зрачком наблюдая за Лайей. В общем-то, он был безобидным и почти незаметным обитальцем. Септи наверняка не доставлял хлопот: ел мало и уж точно от него не отваливались клочья пушистой шерсти, забивающиеся во все углы. Клочья пушистой шерсти. Фраза просачивалась в сознание, словно влага в обезвоженную, потрескавшуюся землю. Сначала пустая, случайная, мысль билась в голове, крошилась и оседала. И Лайя вдруг испытала стыд за то, что все это время думала лишь о своих проблемах и об участи Ноэ. Погостив в этом мире всего месяц, она успела взять на себя ответственность за живую душу, пусть та и была лишь душой кота. Какой же безответственной предательницей она оказалась! Получается, она никогда не вернется и не увидит его. Будет ли господин Локид столь великодушен, чтобы оставить животное себе, или вышвырнет его как лишнее напоминание о самой Лайе? А что, если Ноэ продержат в Сонной пустоши еще месяц или даже год? Три судьбы ломались ужасающе легко, словно пучок спагетти, а Лайя понятия не имела, где искать исток всех зол. С ее обостренным чувством справедливости винить себя было даже проще и удобнее, но это не она сделала себя бессмертной, выброшенной в чужой мир. И, конечно, она не выбирала быть похожей на жену господина Локида, и искать себя двадцать лет она его тоже не просила! Увы, в этой шахматной партии Лайя была лишь пешкой, которой пришла пора слететь с доски. — Советник? — позвала она, стирая с щеки побежавшую каплю. Ящер сидел все там же, не двигаясь с места. В таком положении он напоминал скорее декор, нежели живое существо. — Знаешь, у нас с Ноэ есть кот. — Лайя присела и говорила медленно, чтобы Септи ничего не упустил. — Вообще-то, Ноэ был против, чтобы этот негодник поселился у него на вилле, но я настояла. — Она неловко улыбнулась, вспоминая семейную ссору. — И теперь мне нужно быть уверенной, что о коте позаботятся. Ты можешь сказать мне, оставит ли господин Локид его у себя? Конечно, сначала стоило спросить, а выберется ли Ноэ сам из этой передряги, но Лайя намеренно избегала вопросов, ответ на которые мог ее выбить из шаткого равновесия, в котором она и так удерживалась с огромным трудом. Только глаза ее выдавали. Они молили о помощи. Требовали знать все. А советник, как назло, стал перебегать туда-сюда, испытывая терпение. Септи словно насмехался над ней, и его широкий рот злобно изгибался в ухмылке. Она выпрямилась и сложила руки на груди, выжидая, когда этот хвостатый маятник остановится. Наконец, соизволив определиться с прогнозом, он подбежал к правой ноге. Лайя шумно выдохнула. В простом ответе оправдалось столько надежд! Значит, с ними двумя все будет в порядке. Появление Лайи — как камень, брошенный в водоем: скоро круги на воде успокоятся, и чистое озеро застынет безукоризненной гладью. А ее будут ли помнить? Ключ к этой тайне лежал у ее ног. Лайя с силой сцепила зубы, заставляя себя молчать. Заходив по комнате, она старалась отвлечься, но душу трепал страх. Страх и тоска. Ведь для нее по-старому уже ничего не будет. Три дня назад в 17:38 Лайя Бернелл действительно умерла. Это была добрая и отзывчивая девушка с обычными земными целями и мечтами. Ее смерть — не самая большая потеря для человечества. Уже через полгода никто бы не вспомнил, что такая была. Разве что милая старушка из квартиры напротив, которая часто обращалась к Лайе с просьбами купить ей что-нибудь в магазине или аптеке. Лайя почти никогда не отказывала, а иногда даже не брала за это денег, если сумма не била ей по карману. Вот миссис Эдвардс наверняка очень переживает. Она обрадуется вновь увидеть Лайю, пригласит на чай. Только вместо кроткой, скромной девушки она впустит в дом темную, бессмертную госпожу, не нашедшую себя в своем мире. Глаза госпожи будут чернее, черты лица с годами станут надменнее. А как иначе, если ты победила саму смерть? Лайя подошла к шкафу и распахнула его. На нижней полке аккуратно стояли ее чистые туфли — единственный багаж, который она унесет отсюда. Девушка всунула ноги в лодочки, сразу почувствовав себя собранней. Пара хороших туфель способна изменить женщину до неузнаваемости. Это опора, фундамент, на котором потом вырастет фасад, скрывающий то, что у этой женщины внутри. Закрыв створки и удостоверившись, что Септи не болтается под ногами, Лайя звонко застучала каблуками по полу. Ящер уже заполз на постель, неизвестно как вскарабкавшись по металлическим ножкам. Слишком невежливые тут мужчины, что так и норовят занять женское ложе, подумала Лайя. А может, Септи просто предвидел, что уже к ночи незваной гостьи тут не окажется? Она вздохнула, собрала волосы и закрутила их в кичку, неумело закрепив непослушные кудри без шпилек и заколок. Внутри девушка вся трепетала, нервозность сквозила в каждом движении: как она сцепляла пальцы в замок, как кусала губу до припухлостей, как комкала подол платья потеющими руками. Так себя чувствуют люди, вынужденные покинуть родной дом навсегда. Они потерянным взглядом мечутся из угла в угол, стараясь запечатлеть в памяти каждую мелочь. Торопятся ощупать нагретую солнцем деревянную поверхность стола, послушать безмолвное дыхание жилища, в котором никогда больше не окажутся. И пусть эти стены были ей приютом лишь на сутки, и здесь ей пришлось несладко — сейчас они лучились теплой ностальгией. Все плохое обещало стереться из памяти, оставив чистые образы синей ящерицы и доброго рыжего парня с медового цвета глазами. — Лайя? На пороге стоял он, не решаясь войти. Лайя была так увлечена мыслями, что не услышала звука открывающейся двери. Денферус застыл каменным изваянием, напряженно поджав губы, и буравил ее своим эмпатическим взглядом, за чем она его и застала. — Ты уже знаешь? — спросила она. — Мне велели выселить тебя и проводить вниз. Это все, что я знаю. — Он замолк, а потом добавил: — Чувствую больше. — Я возвращаюсь… назад. — Странно, но слово «домой» не попросилось. — Фу-у-ух! — Денфи обрушился на дверной косяк с шумным выдохом. — Ну это ведь не самое худшее?! — Да… возможно, — неуверенно отозвалась девушка. Ответа на этот вопрос она до сих пор не нашла. Совсем недавно она была готова пойти на все, чтобы вернуться на Землю, а сейчас ее поместили в какой-то глухой и пустой вакуум, где сбились все ориентиры. — Я отказалась от предложенного чина и помощи и возвращаюсь назад. По скупым обрывкам информации Денферус ничего не мог понять. Но чувствовал, что она сомневается, пытается с чем-то примириться. — Предложенного чина? Объясни понятнее! — Да что тут не понятного? — Лайя обхватила стул за спинку и со скрипом задвинула его под стол. Потом проделала эту же процедуру со вторым. — Я — чистый демон, Денфи. Этот ваш важный начальник — Максимилиан, кажется — предложил остаться здесь, но в обмен на неслыханную щедрость надо было пожертвовать своим лицом! Видимо, чтобы ни у кого не возникало лишних вопросов. Я отказалась! — Ну… Если бы я был такой красоткой, то тоже отказался бы. Лайя одарила его строгим взглядом, пресекающим любые шутки, а Денфи смутился: — Я просто хочу, чтобы атлант снял с плеч гору и улыбнулся. Тем более ответ ты уже дала, а Максимилиан два раза не спрашивает. — Демон, захлопнув дверь, наконец зашел в комнату и пустился в рассуждения: — Ты же выросла на Земле, тебе там все знакомо. Мне кажется, там проще затеряться и жить так, как нравится тебе. На Земле все быстрее меняется, а здесь мы считаем, что достигли венца развития и много веков стоим, застывшие в этом своем совершенстве. — Что же тебя тут держит? — полюбопытствовала Лайя. — Ангелы не могут пользоваться пространственными порталами в другие миры, а пересечь границу не каждый осмелиться. Я не из тех, кто любит рисковать. — Значит, ты теоретик, который на Земле никогда не был? — Был. Давно. Это была школьная экскурсия, где нас организованно отправляли туда с письменного позволения Пандемониума. А потом еще раз с одним приятелем в чине серафима. Такое, конечно, не приветствуется, но обычно власти закрывают глаза на мелкие шалости. Мы слетали на концерт «Beatles», потом, накидавшиеся какой-то дряни, оказались в тибетском монастыре, где месяц медитировали по несколько часов в день, пока не затечет задница, и много работали физически. Светлые воспоминания… — Денферус мечтательно вскинул глаза к потолку. — На «Beatles» я, к сожалению, уже не попаду, но монастырь возьму на заметку, — улыбнулась Лайя. — Возьми! Там живут славные люди. Со своими тараканами, но сердца у них добрые. Прямо как у тебя… Денферус проскользил взглядом по точеному профилю девушки, наслаждаясь хрупкой интимностью момента. Она почувствовала внимание и тут же обернулась, а демон переключился на разглаживание собственных волос, борясь с непокорной прядью, падающей на глаза. — Максимилиан сказал что-нибудь? Почему высший демон родился на Земле и ничего про себя не знал? Кто твои родители? — Ничего не сказал. И дал понять, что это не моего ума дело. — Чую, здесь что-то нечисто. — А у вас бывает по-другому? — фыркнула Лайя. — Я хочу, чтобы у тебя было по-другому, — хрипло произнес он. Денфи сделал шаг к ней и попал в сноп света, льющегося из оконного проема. Мягкие вечерние лучи касались его лица, подсвечивая изнутри задорные веснушки на щеках и на носу. А в глазах скрывалось невысказанное сожаление, немая печаль, которую он планировал оставить тайной. — Я буду скучать, — смущенно выдавила Лайя. — У меня никогда не было таких… друзей. — Скучай, я не против… — Ах ты! — она в шутку стукнула невыносимого демона по плечу. Все же у Денферуса потрясающе получалось разряжать обстановку. Они оба были художниками: только Лайя умела раскрашивать холсты, в то время как Денфи щедро размалевывал ее настроение пестрыми тонами. Ей становилось спокойнее и легче рядом с ним. — Я даже разрешаю тебе себя поцеловать! — сверкнул он глазами и постучал указательным пальцем по щеке, но тут же скривился: — Ай, черт! Давай в другую: эта еще болит после драки за твое спасение. — Какой драки? — охнула Лайя. — Обычной пацанской драки, — отмахнулся он. Недовольно пыхтя и закатывая глаза, демон сдался и позволил Лайе взять себя за подбородок. Только сейчас она заметила зеленоватые тени, залегшие под глазом и на скуле. Стало стыдно. За то, что была так невнимательна, и за то, что оказалась причиной этих увечий. — Может, все-таки поцелуй? — напомнил он. Лайя хмыкнула и приподнялась на цыпочки, но в тот момент, когда она почти дотянулась до щеки, Денфи неожиданно повернулся, и их губы соединились. Она будто окаменела, и только глаза распахнулись от удивления. Он тоже смотрел на нее. Внимательно. Изучающе. И никто не мог отстраниться, словно губы склеились намертво. Секунды казались вечностью, топящей девушку в чувствах неловкости и стыда. Этот неправильный поцелуй был вкуса соленой карамели — совершенно непривычного для Лайи. Губы не такие пухлые, как те, что она с упоением целовала совсем недавно. И глаза напротив — прекрасные, но не те. Не было жара внутри, иступленного стремления получить больше. Колени не подкашивались и не приходилось отчаянно цепляться пальцами за одежду на мужской груди. Поняв наконец, что произошло, Лайя отпрянула. Все еще ошеломленная случившимся, она отвернулась и заправила за уши пряди, выбившиеся из пучка. Сейчас она бы скрылась куда угодно: хоть на Землю, хоть под землю — лишь бы избежать объяснений. За спиной послышалось хриплое покашливание. Она вряд ли бы ошиблась, предположив, что Денфи так же неловко, как и ей. В комнате воцарилась тишина и становилась настолько пронзительной, что можно было сосчитать частоту дыхания заснувшего на подушке советника. — Тебя ждут, — глухо выдавил Денферус. — Кто? Мысли занимал лишь поцелуй. Денфи по-джентльменски сменил тему, но внутри все равно полыхала ярким пламенем ее раздухарившаяся совесть. Демон отрицательно покачал головой, отвечая на смятение в ее глазах, и она вдруг осознала, что с ним слова точно излишни. Ее чувства и эмоции перед этим мужчиной не были тайными: он умел расшифровывать их в собственной голове. И уже это сделал. — Пойдем узнаем? — предложил он. Теплая шелковистая ладонь прошлась по предплечью до локтя. Денфи, потянув Лайю на себя, повел ее к выходу. Она успела кинуть последний беглый взгляд на затихшего на кушетке советника, который точно был предсказателем, раз заблаговременно застолбил ее покои. — Это Септентрион подсказал мне, что лучше вернуться назад, — прошептала Лайя, когда Денфи, проведя ее по длинному коридору, свернул на лестничную площадку. — Он ведь не ошибся? — Лайя, — демон остановился и развернул ее к себе. — Забудь о нем! Что говорит твое собственное сердце? — Я не знаю, что оно говорит. У вас тут делают магические кардиограммы? — Возможно, ты поймешь позже. — Денфи ласково улыбнулся ей, словно ребенку. — Возможно. Но уже не смогу ничего поменять. Буду просто жить бесконечно долго и корить себя за ошибку. Демон вдруг уничтожил расстояние между ними и прижался губами к ее уху. Даже если бы у стен были уши, они бы не расслышали наставление, предназначавшееся только Лайе. — Может быть, бесконечная жизнь не наказание, а инструмент? Дарованное тебе время на то, чтобы ты нашла выход и стала счастливой? У Лайи не было времени обдумать его слова; по лестничным пролетам раскатом прокатилось эхо тяжелых шагов. Денферус схватил девушку за руку и потащил вниз, более не отвлекаясь на разговоры. Они миновали несколько коридоров и дверей, прежде чем оказаться в просторной комнате, где их уже с недовольным нетерпением ждал Максимилиан и еще один неизвестный Лайе демон. Денферус почтенно склонился и исподлобья стрельнул поучительным взглядом в девушку, намекая, что ей нужно сделать то же самое. Она слегка наклонила голову — наверно, не так почтенно, как от нее ожидали, потому что в глазах мужчин проскользнула язвительная насмешка. А может быть, они просто считали ее глупой дурочкой, отказавшейся от милости темных богов? Помещение, в котором они оказались, не имело окон; свет падал с потолка через прямоугольное отверстие, какие раньше делали в древнеримских атриумах. На стенах были написаны старые сюжеты, напоминавшие библейские, с одним лишь отличием, что темные имели свою Библию и своих идолов. Их лики, грозные и могущественные, тела, мощные и нечеловеческие, рассказывали неведомые Лайе легенды. Она будто подглядывала в запретный мир из-за кулисы — и сейчас тяжелая ткань качнется, вновь пряча тайны от посторонних глаз. Из огромных кадок тянулись к свету разнообразные растения: и плодоносящие деревья, и ползущие лианы с плющами, и цветущие акации и олеандры. Внимание Лайи приковал пышный до невозможности куст, усыпанный белыми плюмериями, от которых тянулся густой, дурманящий аромат. Комната казалась оазисом посреди пустыни. Улицы города, закованные в камень, были так скупы на цветы, а здесь в них утопал целый зал. — Госпожа Бернелл, это Верес. — Максимилиан указал на своего коллегу и тот чуть заметно кивнул. — Ему поручено доставить вас на Землю в целости и сохранности. Для перемещения вы воспользуетесь переходом, но полагаю, вам этот способ пересечения границ уже знаком. Лайя внимательно посмотрела на представленного господина. Слишком молодой, с кривой улыбкой, будто разъевшей тонкий рот. Почти прозрачные зрачки терялись на белках, и вкупе со светлыми ресницами делали глаза невыразительными и пустыми. Демон был так тощ, что мог прятаться за шваброй. Но парадокс заключался в том, что при такой бледной внешности он был ослепительно ярок. Лайя машинально поймала руку Денфи. Он крепко пожал ее холодные пальцы и тут же отошел. Этот шаг прочь покачнул ее самообладание, тело вновь охватила дрожь перед неизвестностью. — Когда это случится? — глухо спросила она. — Сейчас, — тут же ответил черноволосый. — Не будем терять времени, Верес выкроил минутку специально для вас. Верес улыбнулся еще шире и протянул ей руку. Лайя сглотнула в горле тяжелый, тугой ком. Если бы можно было выбирать себе попутчика, она бы точно предпочла другого. Но кого? Ноэ Локида? Кажется, стало привычным приходить в себя после пространственных переходов на его широкой груди, пропитанной сводящим с ума парфюмом. — У вас, наверно, серьезные причины вернуться? — тягучий, шероховатый голос окутал ее со всех сторон. Она завертела головой и с удивлением обнаружила, что ни Денферуса, ни его начальника уже не было в атриуме, и с бледнолицым демоном они остались один на один. — Надеюсь, вас не обязательно в них посвящать, — ответила Лайя, не планируя заводить доверительные беседы. — Не обязательно! — хмыкнул он, обходя девушку по второму кругу. — Но знаете, что самое ценное в Темном мире, Лайя? — Понятия не имею! Я же не местная. Находясь за спиной, Верес внезапно схватил ее двумя руками за талию и прижал к себе. Лайя вскрикнула от неожиданности, но в ответ получила лишь веселый заливистый смех. — Свя-зи… — промуркал он в ухо. Верес крутанул ее, словно юлу, а когда Лайя остановилась, описав по меньшей мере шесть оборотов, то увидела напротив огромное зеркало в золотой раме, в котором отражалась она. Волосы были распущены и усыпаны плюмериями. За спиной вновь показалась едкая улыбка. — Вы можете быть всего лишь изгнанным ангелом, но при наличии могущественных покровителей, вам будет доступно многое… В отражении Лайя беспомощно наблюдала, как хищно и упоенно демон обнюхивает цветы на ее голове. Она внутренне сжалась и зажмурила глаза, протестуя против нахального наружения личного пространства. — У вас, кажется, была всего минутка, — выцедила она сквозь сжатые зубы. — Не будем тратить ваше время.

***

Первым делом после своего справедливого освобождения Ноэ Локид отправился на виллу. Все дела должны были подождать до тех пор, пока он не удовлетворит свои базовые потребности в расслабляющей ванне, хорошем обеде и порции выдержанного виски. Будь проклята эта блядская бюрократия и все к ней причастные! Ему теперь придется добираться до дома, как черни, пачкая туфли из безупречной крокодиловой кожи. Настанет день, когда он сотрет чешую и рога этих бестолочей из Пандемониума себе в скраб, а мозги скормит Коту. Как и ожидалось, блуждания в подземных катакомбах затянулись до утра следующего дня. Ноэ не хотел останавливаться ни на минуту, мечтая поскорее выбраться с презренных подступов Ада. Длинными извилистыми лабиринтами он добрался до выхода из пещеры тогда, когда огненное колесо полностью выкатилось из-за горизонта и нагрело воздух до душноты. С вершины утеса, на котором он оказался, можно было разглядеть убогие халупки чертей, расположенные в долине у подножья, но от цивильных городов патрициев отделяли сотни и тысячи миль. К счастью, преодолевать такие огромные расстояния помогали общественные порталы, связывающие крупные объекты инфраструктуры между собой. Побег из Сонной Пустыши был почти невозможен, и потому угрозы эти переходы не несли. Ноэ повалился на землю и почувствовал, как колючие осколки горной породы врезаются в ткани и кости. Адская, невыносимая усталость почти глушила назойливую боль. Он распластался на камнях, раскинув руки в стороны, и подставился под согревающие лучи, будто желая зарядиться, как солнечная батарея. Демон пролежал так с час, в какой-то момент подумав, что уже и вовсе не найдет сил и смысла встать. Однако он не очень любил подолгу лелеять свою слабость. Содрав разморенное тело с камней, Ноэ отправился осматривать местность на наличие портала. Дышалось здесь невероятно легко после затхлого смрада подземных резиденций, раскрывающегося изысканными нотами сероводорода, гниения и разлагающейся веры. На поверхности пахло свежевыстиранной пижамой, и Ноэ лишь усмехнулся тому, как цинично высшим подменили свободу на стиральный порошок. Что-то было упущено в этом идеальном мире, раз у чертей, живущих в своих вшивых муравейниках, экология получше, чем в прогрессирующей столице. Впрочем, в столице Ноэ уже не жил несколько лет и вряд ли бы согласился снова туда перебраться. Последние годы он стал гребаным дауншифтером и социопатом, сторонящимся высшего света. Переход обнаружился примерно в трехстах метрах от выхода из пещеры. На корявом деревянном столбе, врытом в землю, значилась надпись «PORTA», начириканная красным от руки. Демон, с облегчением выдохнув, направился туда, предвкушая скорую встречу с посудиной, в которой будет отмокать его исстрадавшееся тело. Все дороги Темного мира — и даже межпространственные — вели в Аэтернитас. Крокодиловые туфли утопились в песок неподалеку от городских ворот. Двери в столицу уже давно не закрывались даже по ночам, даря всем обитателям свободу передвижения. Раньше Ноэ это мало заботило, но теперь, когда нельзя было переместиться из точки в точку по щелчку пальцев, он оценил мудрое нововведение. В городе уже начиналась дневная смена, подвинув разгульную ночную. Тот, кто несколько часов назад стоял по пояс в фонтане с бутылкой второсортного пойла, теперь с непоколебимым видом поднимался по лестнице одного из многочисленных институтов узаконенного рабства. Там он просидит до вечера, выполняя свои несомненно важные обязанности, чтобы потом, едва длинная стрелка доползет до двенадцати, сбежать обратно. Никто из лениво плывущих по улицам демонов не обращал внимания на Ноэ. Никто не знал, откуда он только что выбрался, а, даже если бы и знал, это вряд ли бы что-то поменяло. Демонам не было дела до других, если эти другие не могли принести им потенциальную пользу, а Ноэ в помятой грязной мантии сейчас не выглядел полезным. Чтобы добраться домой, он воспользовался одной из перемещающих капсул. Несмотря на то, что панель управления была интуитивно понятной, демон долго искал на карте виллу, давно позабыв, где именно она находится. Дорога заняла еще порядка двух часов, и Ноэ добрался домой к полудню. Сначала демону показалось, что его не было целую вечность, но время в гостиной словно остановилось. Фрукты в вазе не подвяли, с окна тянуло ветерком, колыша прозрачную белую занавеску. Все так же не на месте стоял кувшин, из которого Ноэ плеснул себе воды тем злополучным утром перед разводом. Только разлитая лужа испарилась с мраморной столешницы, оставив белесое едва заметное пятно. А еще он слышал призрачный цокот каблуков спускающейся по лестнице госпожи Локид. Он становился таким явственным, таким настоящим, что Ноэ обернулся, встречая ее усталой улыбкой на губах. Никого. Ему просто показалось. Горло запершило, напомнив о давно мучившей жажде. Демон с силой сжал ручку кувшина и припал к нему губами. Вода быстрыми струями потекла по подбородку, проливаясь на мантию и на пол. Зря он вспомнил о Лайе. Эти воспоминания забивали голову толченым стеклом, мозг болел от мыслей о ней. Из ниоткуда вдруг возник Кот, жалобно мяукнув и потеревшись о ногу. Ну вот! Еще один якорь для его памяти — проблемная скотинка, прирученная сердобольной самозванкой. Решать кошачью судьбу прямо сейчас не было сил — ему бы со своей разобраться, — и потому Ноэ, устало вздохнув, подошел к холодильнику. Там был не большой выбор, чем поживиться, и коту достался завалявшийся кусок копченого бекона. Себе бес взял грушу из вазы и двинулся по лестнице, оставляя на полу грязные следы от ботинок. На это тоже было плевать: и на безнадежно испорченные туфли, и на чистоту. Скинув обувь и тряпки, он залез в огромную ванну и включил воду. Скрашивая томительное ожидание, Ноэ смачно хрустел фруктом. Вскоре печали отступили, и он буквально скулил от блажества, плавая в душистом океане белых пузырьков. Оказывается, для счастья было достаточно лишь благ цивилизации и поменьше думать. — Сириус! — позвал он разморенным голосом. Любопытная женщина будто только и ждала, когда ее позовут. Она включилась на первом слоге своего имени. — Как я рада видеть вас, господин Локид! Ноэ поморщился, жестом прерывая ее. В таком виде даже он не рад был себя видеть, а потому радостные приветствия Сириус только раздражали. — Включи что-нибудь послушать и… проконтролируй, чтобы я не утонул. — На счет необходимости последнего он засомневался. Ванная наполнилась унылыми аккордами эмбиента, а Сириус заняла пост верного стража. Под такую музыку и правда недолго было уснуть и захлебнуться, но менять ничего не хотелось. — Подогрев, — через полчаса пробурчал Ноэ, не открывая глаз. Купальная процедура заняла два часа. Наконец Ноэ почувствовал себя чем-то большим, чем мешок костей и самосожалений. Появилась легкость в теле, и даже мысли очистились от скверны, впитавшейся через кожу за то время, пока он гостил на тюремных нарах. Он надел чистую пижаму — да, точно, она пахла именно так, как воздух на вершине утеса — и собирался отправиться спать. Но дорожка приглушенных огней гардеробной манила на другую сторону — туда, где виднелась дверь, ведущая не в его спальню. Ноэ отвернулся, борясь с искушением; его тело готово было разорваться пополам, сопротивляясь силе, которая его туда тянула. Слабая воля быстро капитулировала, и Ноэ подчинился зову. Если мазохисту где-то внутри хотелось пожрать неприятных воспоминаний, то кто Ноэ такой, чтобы отказывать ему в извращенных радостях? Толкнув раму, он вывалился в светлую спальню, невольно зажмурившись от нахлынувших сантиментов. Несмотря на теплые пробивающиеся в комнату лучи, сквозь стены и пол сочился пронизывающий до костей холод. Постель Лайи осталась незаправленной, но Ноэ уже знал, что эта женщина никогда не заправляет постели. Еще она раскидывает одежду по комнате, может оставить на столе невымытую кисть и открытую баночку краски. Она не обладает аристократическими манерами, слишком невоспитанна и прямолинейна, не научена держать язык за зубами, и встревает везде, где женщине ее статуса положено молчать. Да уж, Лайя Бернелл была воплощением самых раздражающих качеств. И все же она ворвалась в его жизнь, словно ураган, взорвала ее на сотни искрящихся фейерверков. Она не давала скучать, заставляла торопиться домой. Ноэ не ел ничего вкуснее ее блинчиков и не видел ничего прекраснее искренней, благодарной улыбки на ее губах. Демон повалился на кровать и зарылся лицом в подушку. Та еще хранила запах женщины, впиявившейся ему в грудь. Наркотический аромат вызывал зависимость и дурманил голову, подавлял его и подчинял. Ноэ вжимал пальцы в мягкую, податливую воздушность подушки, будто надеялся, что иллюзия вдруг оживет, и под пальцами окажется живая плоть и кровь. Холод уходил, уступая место разгорающемуся жару. Бес представлял, как они с Лайей занимаются любовью, как он двигается в ней. Плавно, дразняще, а потом наращивая темп до резких, глубоких толчков. И настырно смотрит в ее глаза, подмечая каждую искру восторга, глушит поцелуем исступленный стон. Лайя… Порочная до умалишения и невинная, как ангел, свалившийся прямо в его постель. В этих фантазиях было столько мучительной боли, выворачивающей наизнанку душу, сверкающую рваными просветами от ран. В какой-то момент он просто задохнулся ею…