ШКОЛА ЧАРОДЕЙСТВА И ВОЛШЕБСТВА «ХОГВАРТС»
Директор: Альбус Дамблдор (Кавалер ордена Мерлина I степени, Великий волшебник, Верховный чародей, Президент Международной конфедерации магов)
Дорогой Эдвард Рой О’Коннелл.
Этим письмом, с радостью сообщаю вам, что по результатам сданных вами С.О.В. Вы были приглашены в Школу чародейства и волшебства «Хогвартс», чтобы завершить своё обучение и сдать экзамены Ж.А.Б.А. Если Вы готовы принять это приглашение, то первого сентября не позднее одиннадцати утра Вы должны прибыть на платформу 9¾, вокзала Кингс-Кросс, отсутствие Вас в указанном месте и времени будет приравнено к отказу от предложения. Если Вы намереваетесь воспользоваться приглашением, пожалуйста, ознакомьтесь с приложенным к данному письму списком необходимых книг и предметов. Ждём вашу сову с ответом о принятом решении не позднее 15-го августа. Ввиду исключительного случая, в ответном письме, прошу вас также указать выбранные вами предметы для углублëнного изучения шестого и седьмого курса.Искренне Ваша, Минерва МакГонагалл, заместитель директора.
Так выглядело письмо, полученное Эдвардом шестого августа, одна тысяча девятьсот девяносто четвёртого года. Оно ни разу не входило в его жизненные планы и в последствии поставило крест на многих из них. Ибо вышло так, что у абстрактной судьбы и у конкретных людей на Эдварда имелись собственные планы и вот, как это было…***
Девять лет О’Коннелл обучался в Училище при Аврорском Корпусе города Эдинбург, им было пройдено четыре подготовительных курса, четыре основных и целый год Курса Молодого Аврора, оконченного им с отличием. С июля девяносто третьего по июль девяносто четвёртого, он проживал вне дома, коттеджа, что всё также стоял в Эдинбурге, в престижном районе Мюррейфилд, а в казарме Тренировочного Центра на юге Англии. Этот год был для него самым красочным, из всех шестнадцати, что он прожил. К этому моменту Эдвард уже сформировался как личность. Сильная, дисциплинированная и целеустремлённая личность. Обучение становилось для него с каждым годом всё сложнее и сложнее, требовало больше времени и сил. Вводились новые дисциплины, расширялись старые: рукопашный бой и приёмы физического обезоруживания, телекинез, высшая защитная магия, окклюменция и легилименция. Трансгрессия преподавалась в обязательном порядке с четырнадцати лет, в отличие от Хогвартса, где данный предмет был факультативен, платен, и доступен только лицам, достигшим шестнадцати. Особое внимание было уделено полётам на мётлах, групповому взаимодействию в воздухе, техникам нелетального захвата противника верхом на летательных средствах. Курс Молодого Аврора стал апофеозом его учёбы. С раннего утра и до вечера муштра, ФИЗО, тренировки по захвату и зачистке помещений, полевые учения. Вечером теория и подготовка к экзаменам. «Стресс-тест тела и духа», как эти месяцы охарактеризовал его друг по училищу и сосед Билл Маклагген. На К.М.А. Эдварду даже понравилось. Ничего нового для себя он там не увидел: «То же Училище, только интенсивнее.» — Часто говорил он. А вот многим прибывшим на К.М.А. из других учебных заведений было не просто, как в физическом, так и в моральном плане. Некоторые не выдерживали и просто уходили за ворота после очередного ночного подъёма по тревоге. Вернувшись домой, Эдвард имел всего неделю на подготовку к министерским С.О.В. и внутренним экзаменам Училища. Это тоже был своего рода «стресс-тест», время чуть отойти после К.М.А. и задуматься: «А нужно ли оно тебе?» Сомнений у Эдварда не было. Он отдыхал. Готовился. Не испытывал проблем со сном. Приходил в назначенный день, писал тест, отвечал на вопросы экзаменаторов, выполнял практические задания. Шёл домой. И по новой, в течении двух недель. Проще всего было с зачётами в Училище, когда он заходил в аудиторию его всякий раз встречали хорошо знакомые голоса: «А, О’Коннелл. Иди домой. Автомат.» Он сдался в течении двух недель. Ещё неделю ждал результаты. По обыкновению вставал рано с утра, делал зарядку, выходил на пробежку, делал круг вокруг района, возвращался домой, принимал душ, завтракал. Поскольку ему теперь не нужно было ходить на учёбу, он шёл наверх, закрывался в комнате, слушал музыку, фолк или классику, думал, рисовал, делал какие-то никому кроме него не понятные заметки на стикерах, вёл дневник. Потом чистил насест ворона… Изначально Браги был определён общим семейным решением в совятню на чердаке. Это было неправильное решение. Молодой ворон быстро затерроризировал сов так, что те отказывались летать с письмами и посылками. Пернатого вредителя быстро пришлось переместить в комнату Эдварда, они оба ни разу не возражал. Только вот убирать за ним приходилось часто. Из-за особенностей устройства кишечного тракта птицы не могут контролировать свои позывы, поэтому гадят, где придётся. Однако, Браги был не простой птицей, он быстро учился и был пугающе разумен. Он ощущал мысли и чувства хозяина и во всём старался ему угодить. И потому пытался справлять нужду в одном месте, на своём насесте, под которым находился большой бронзовый поднос, с которого было удобно счищать вонючее гуано хищной птицы. Он очень старался, но не всегда получалось, благо Эдвард уже владел бытовой магией на вполне пристойном уровне и ему не нужно было оттирать пол, ковёр, стенки шкафа и полки вручную. Подчинялся ворон только Эдварду. Он не слушал ничьей команды кроме его, но и не причинял зла семье или друзьям хозяина без причин. А ещё он говорил. Иногда больше, чем хотелось бы О’Коннеллу. Его репертуар был довольно разнообразен, он мог просить, крича «Дай!» или «Мне!», мог не соглашаться с чем-то, говоря «Нет!», «Не хочу!» или «Не надо!». Соглашался, спрашивал, восклицал, даже ругался и смеялся по ситуации. Ворон говорил осознанно, а не подражая и голос, которым он говорил пугал до жути любого, кто слышал его в первый раз. Человеческая речь в рокочуще-каркающем исполнении животного вызывала эффект Зловещей долины. По вечерам Эдвард обычно читал. С самых ранних лет читал он много. Редко в его руках можно было заметить художественные произведения, чаще эпос различных стран и народов, исторические труды, ещё чаще — книги по экономике, психологии и философии, последние преобладали, конечно, если не брать в расчёт всевозможную учебную литературу. Последние несколько дней он штудировал труд под названием «Психология собеседования и основные правила поведения при устройстве на работу» за авторством одного популярного маггла. Многие советы и рекомендации Эдвард счёл полнейшей чепухой, а другие взял на вооружение. И вот, первого августа пришли результаты экзаменов. Высший балл почти по всем предметам. Лишь по зельеварению им была допущена единственная досадная ошибка, стоившая ему бала. Это чуть подпортило общую картину, но было едва ли критично. Семья устроила настоящий праздник. Были приглашены близкие друзья, но Эдисон и О’Грэди не смогли прийти. Макмилланы же присутствовали в полном составе. Эрни Макмиллан, юный студент Хаффлпаффа, в этом году переходил на четвёртый курс Хогвартса, где проявлял особый талант к зельеварению и всяческому хулиганству. Стол накрыли на улице, в саду за домом Макбрайдов, под тенью разросшихся ввысь кустов можжевельника. Лето было тёплым, дождя не ожидалось. — Что, теперь уже Аврором будешь, айи, Эд? — Спросил юный Макмиллан. — Да куда там! Меня ещё два года будут стажировать, и только потом, да, стану. — Это, Эд, если возьмут. — Заметил Макмиллан-старший. — Что значит «если»? — Недоумевал Эдвард. — То и значит. Сам что ли не знаешь, как там отсеивают? — Знаю. А ещё знаю, что процент не поступивших кадетов Училища меньше двух процентов. Нас уже всех отсеяли давно, кого могли. — Так ведь в Авроры берут только совершеннолетних, а тебе ещё шестнадцать! — Блеснул познаниями Эрни, а его отец умолк с непонятной усмешкой на лице. — Ну и что? Это стажироваться я начну с семнадцати, а документы подам сейчас. — А-а-а… — Протянул юный Макмиллан. — Понимаю. И что ты эти три месяца делать будешь? — Не знаю. — Пожал плечами Эдвард. — Попутешествовать хочу, но за границу по закону один пока не могу, так что поезжу по стране, прогуляюсь по историческим местам… — А в Гавань не хочешь заглянуть? — Нет, Том. В этом историческом месте он уже был, но всего один раз. Его хватило. Эдвард был очень скрытным человеком, не любил быть в центре внимания, хотя хорошо умел работать на публику, если то ему было надо. Когда два года назад он впервые посетил Вольную Гавань абсолютно всë внимание целого городка было обращено на него, всем хотелось сказать ему слово, пожать руку, показать достопримечательности, все обитатели Первой Магической Коммуны, как один сравнивали его с отцом, говорили, что он очень похож на него. Эдвард не был славолюбивым. Точнее считал, что достоин только той славы, что заработал сам, своими силами. Соответственно не достоин всего проявляемого к нему там внимания. Вот почему он пока не желал посещать Вольную Гавань. — Сынок, а может всë-таки сначала отдохнëшь? — Заботливо предложила ему мать. — А я сейчас, что делаю? — Эдвард ножом и вилкой разрезал бифштекс. — Ну, я имею в виду в целом, после Курса твоего… Представить же страшно, как вас там гоняли! А потом экзамены сразу… Поживи спокойно хотя бы месяц, подумай, всë обмозгуй… — Не, ма, я уже обмозговал всë, что мог, не вижу смысла тянуть кота за эти самые… — Эдвард съел крупный кусок сочного мяса средней прожарки. — Ой, смотри сам, Эд… — Ева отпила из бокала немного красного. — Просто мне так хотелось, чтобы ты всë же поучился в Хогвартсе! Хотя бы пару лет… — Ох, мама, опять вы об этом… — Эдвард всегда переходил на «вы», выражая несогласие с матерью. О’Коннелл был очень терпеливым и рассудительным человеком, но, как и многие очень не любил, когда ему, что называется, «капают на мозги», особенно одной и той же жидкостью на протяжении десяти лет. — Хоть бы интереса ради! Ну, неужели тебе не интересно там побывать, с людьми пообщаться, а? — Похожая аргументация была использована Евой уже неоднократно, и вряд ли ещё один маленький грузик «за», мог перевесить тонны на противоположной чаше весов. Эдвард отложил нож и вилку в сторону и сказал нарочито спокойным голосом: — Дорогие друзья и родственники, я наелся. — И встал из-за стола, когда чёрная тень с оливковым отливом, вылетела из открытого окна второго этажа коттеджа, приземлилась Эдварду на правое плечо и что-то громко прокаркала, широко открыв клюв. — Что? Я не понимаю на твоём. — Хогвартс! Хогвартс! — Пояснил ворон. — И ты туда же? — Эдвард зажал двумя пальцами насмешливо открытый клюв, а ворон забил крыльями, вырвался и перепрыгнул на другое плечо. — Предатель пернатый! — Послушай свою птицу, Эд! — Подала голос его тётя. — Он иногда у тебя такие интересные вещи говорит, заслушаешься… — Хорошо, давайте послушаем. Браги, скажи, куда я подам документы? — Эдвард посмотрел в повёрнутый к нему правый глаз, чёрный аки безлунная ночь в лесной чащобе. — Авр-о-о-о-р! — Вау! Он умнее некоторых моих сокурсников! — Ты это уже говорил, Эрни. Раз десять. При каждой встрече. — Но это правда! — Охотно верю. Браги, а теперь, скажи, кем я хочу стать? — Авр-о-о-о-р! — А почему я хочу стать Аврором? Ворон призадумался. Осмотрелся по сторонам, словно ища ответ в окружающих объектах. Можжевеловых изгородях, теплицах с волшебными растениями, шарящих по розовым кустам садовых гномах, которыми он иной раз не прочь закусить, повернул голову набок, изогнувшись, посмотрел на лицо своего хозяина, заглянул ему в глаза и сказал: — Сила! Знания! О’Коннелл! Томас, Оливия и Эрни были поражены, они переглядывались, впечатлённо улыбались друг другу. — Хе-хе. А он у тебя ясновидящий, ведь, да, Эдвард? — Том указал на ворона вилкой. — Ты спроси его, куда ты в итоге поступишь. — Ну, он не провидец, не «знающий», а «помнящий», вернее его дальний-дальний потомок… — Эдвард почесал перья на мощной груди ворона, тот расправил крылья от удовольствия и сам стал чесаться клювом. — Хотя, попытка не пытка, Браги, скажи мне, куда я в итоге поступлю? — Хогвартс! Хогвартс! — Без раздумий ответил он и нахально рассмеялся. Макмилланов от этого смеха покоробило. Звучал он, словно кто-то тёр большими неровными камнями друг об друга: «Рок-рок-рок-рок! Рок-рок-рок-рок!» — Ах ты паразит летучий… — Эдвард не был зол на ворона, не был зол он и на семью, ему не за что было на них не злиться, не за что и обижаться. — Будешь целую неделю у меня гномами питаться! Хоть какая-то от тебя польза будет! Браги увернулся от шуточного замаха, взлетел и приземлился на ветку можжевельника. Эрни Макмиллан в истерике надрывал живот, за столом смеялись все. — Рок-рок-рок-рок! — Посмеивался Браги из укрытия. — О’Коннелл! Рок-рок-рок-рок! — В письменный стол превращу! В ответ ему было сказано громкое ехидное: «КАР!» — Кажется мне… — Произнёс вдруг О’Коннелл-старший. — Что ворон твой всё-таки пророческий, Эдвард. Или по крайней мере помнит то, что было кем-то когда-то напророчено…***
В этот же день, Эдвард отправил сову в Министерство Магии. Вместе с совой отбыло его резюме, портфолио, рекомендации из Училища, награды и достижения, прошение о зачислении в Аврорский Корпус. На следующее утро пришёл ответ с приглашением на прохождение медицинской комиссии, назначенной на третье число. Проблем с медкомиссией у Эдварда не было, только вот психолог что-то сильно к нему придрался. Показывал картинки, тест на шизофреника, Эдвард его знал наизусть, знал также, как отвечать и на другие тесты и вопросы специалиста, сам он держался спокойно, не нервничал, отвечал логично и обосновывал сказанное. Проблем было быть не должно. После комиссии ему назначили дату собеседования. Пятого августа Эдвард надел свой выходной костюм, чёрный с синим отливом пиджак, серую полумантию с манжетами, брюки, подпоясанные узким ремнём с серебристой пряжкой и начищенные до зеркального блеска чёрные туфли из драконьей кожи. Он завершал последние приготовления, когда к нему подошла мать и произнесла с придыханием: — Ты стал таким взрослым, сынок… — М-а-а-а-м! Ну этого ещё не хватало! Только не плачь мне тут! Не на войну ведь ухожу… — Ни пуха, ни пера! — К чёрту! — Ответил Эд, бросил горсть порошка в камин и оказался в атриуме Министерства. На лифте он добрался до нужного уровня и коридора, подошёл к информационному окну, представился, не успел он договорить, как сидящая за окном пожилая колдунья дала ему очередную карточку и направила его в зал ожиданий, просторное продолговатое помещение на сто сидячих мест, потолок которого терялся в темноте десятью метрами выше, было заставлено большими украшенными резьбой в викторианском стиле деревянными скамьями в два ряда. Людей там было немного, человек тридцать, все они сидели вдали друг от друга и как один волновались, но, как и Эдвард успешно скрывали своё волнение. Кто-то делал вид, словно читает газету или книгу, кто-то медитировал или дремал, прикрыв глаза. Из громкоговорителя называли очередную фамилию: «Аллен. Смит. Макгенри. О’Брайен. Скримджер. Робертсон…» Эдвард увидел, как его друг детства поднялся со своего места, подмигнул ему и вошёл в высокую чёрную дверь на другом конце зала. Люди выходили оттуда с самым разным видом, кто-то изо всех сил пытался сохранить лицо при отказе, кто-то не скрывал радости от успеха, иные брели себе куда-то с глубоко задумчивым видом, не обращая внимания на окружающих. И вот, настал черёд Эдварда. Робертсон вышел, и тут же прозвучало: «О’Коннелл.» — Ну, брат, дерзай! — Робертсон подошёл к Эду, стукнул кулаком о кулак и ушёл дальше. Эдвард сделал вдох, выдох, встал и в десять шагов дошёл до двери. За ней его встретило двое людей, сидящих за одним столом. Небольшой кабинет был обставлен просто, по-деловому. На стенах — светлые лакированные деревянные панели до груди взрослого человека, дальше — побелка и редкие картины, в основном портреты, исторические личности Аврората, Эдвард мог рассказать многое про каждого из них. Вот широкое бородатое лицо и стальной взгляд капитана Базелиуса Хайнса, возглавлявшего структуру во второй половине девятнадцатого века, прежде всего известен тем, что дипломатическими усилиями предотвратил восстание гоблинов. За ним хмурил густые раскидистые, словно крылья хищной птицы брови Брутус Кроули, главная причина неудачи Грин-де-Вальда в Англии. Прапрадед Эдварда тоже мог бы многое порассказать о нём, если бы дожил до этих дней. На противоположной стене от входа висел большой герб Аврорского отдела, вычерченный чёрными рубленными линиями на белом полотне. Справа, над магическим камином, тикали старинные часы с маятником и тремя циферблатами, два из которых показывали не время. — Заходи, присаживайся. — Пригласил старый, полуседой, гладковыбритый, невысокий мужик с морщинистыми лицом, после того, как Эд представился по форме. — Есть, сэр. — В семь шагов Эдвард дошёл до деревянного стула с высокой спинкой, сел, поздоровался: — Здравствуйте, сэр. — Здравствуй-здравствуй… — Поприветствовал в ответ Аврор и жестом попросил своего младшего коллегу передать папку-скоросшиватель с делом. — Так… О’Коннелл, ты у нас из училища, значит… — Так точно, сэр. — Оно и видно… — Усмехнулся сидевший слева от Эдварда круглолицый широкоплечий Аврор с маленьким недорезанным ртом и коричневыми усиками, напоминающими два стёртых до ластика карандаша. — Я сержант Малкольм Дэвидсон, это старший капитан Фабиус Абботт. Эдвард кивнул, мол принял. Он уже поздоровался, сделай он это ещё раз, то выглядел бы глупо. Глупость — не то качество, которое должен демонстрировать человек на собеседовании. Он сидел прямо, держался спокойно, руки на подлокотниках, ноги широко расставлены, без дрожи, глаза открыты, моргают не часто, обращены на собеседника, но не ему в глаза, на бровь, на нос, но не в глаза. Эдвард ждал, когда к нему обратятся. — Ага… — Капитан Абботт листал характеристику, хмыкал себе под нос. — Хм… Хм… Отличник, значит? — Практически, сэр. — А, з-е-е-е-лья… — Он понимающе покивал головой. — Вижу-вижу… Ошибся с граммовкой? — Никак нет, сэр. Допустил ошибку в формуле, сняли один бал, сэр. — Сказал Эдвард и подождал, пока его спросят… — А что за зелье попалось? — Поинтересовался Дэвидсон, который сам относительно не так давно сидел на месте О’Коннелла. — Вытяжка живой смерти. — Уф… — Поморщился Сержант. — Не завидую. Самое неприятное. С курса? — Да, сэр. Окончил с отличием. — В его словах всё же прозвучала капля тщательно скрываемой гордости. — У-у-у-у-у! — Провыл Сержант, словно оборотень в полнолуние и посмотрел на часы над камином. — Марш-бросок! Как вспомню, так коленки воют… Пришёл одним из первых? Держишь себя в форме, так? — Так точно, держу, сэр. Бегаю по утрам. — Ответил Эдвард и добавил про себя: «А ещё тягаю железо, играю в Квиддичч и каждый день отрабатываю заклятия.» — Это похвально. — Прошуршал голос Капитана. — Пререканий к вашему физическому здоровью и умственным способностям у нас не имеется, а вот на медкомиссии у вас были выявлены проблемы с самоконтролем. Код шестьдесят два-девяносто пять. Импульсивность. Начав говорить Фабиус Абботт зажёг фитиль, он горел во время его размеренной спокойной речи, а на последнем слове должен был произойти взрыв. Взрыв случился, но эффект был сродни маленькой петарде, брошенной детишками в мутный городской пруд. Приглушённый водной толщей хлопок. Бульк. Всплыл пузырик пороховых газов. Эдвард повёл бровью. «Это что, какая-то проверка? Шутить явно не в репертуаре этих людей…» — Подумал он и сказал совершенно спокойным голосом: — Сэр, могу я спросить, не может ли здесь быть какой-то бюрократической ошибки? — Может. — Также спокойно ответил Аббот, а Дэвидсон всё посматривал на часы над камином. — Всякое может быть. Если ошибка будет выявлена, мы непременно сообщим вам об этом. — Есть, сэр. — Эдвард не вставал, ждал, обдумывал свои следующие слова. — В противном же случае я могу рассчитывать на поступление и повторную подачу документов только в следующем году, верно? — Верно. — После краткой паузы ответил Капитан и внезапно спросил, ожив голосом: — Как поживает твой дед? — Хорошо, сэр. — Эдвард тоже сменил тон на присущий для дружеской беседы, а не проваленного собеседования, которое даже не успело начаться. — Ведёт свой бизнес. Много путешествует. В этом году намерен съездить в Китай в следующем сезоне. Дэвидсон не спускал взгляда с часов. — Рад за него. На здоровье не жалуется? — Хах, иному дракону фору даст. — В этом Эдвард не сомневался, потому говорил с вполне искренней улыбкой. — И давал! — Заулыбался в ответ Абботт. — Как его нога? — Срослась ещё когда я Подготовительный Курс проходил. Говорит, что чувствует ею, когда погода меняется, а в остальном всё хорошо. — Ну, хорошо, что хорошо. — Сказал Капитан и закрыл дело Эдварда. — Передай ему мой привет. — Передам, сэр. На этом всё? — Да, можешь идти. Если что — уведомим. — Ответил сержант Дэвидсон, подтянул, свисающий с потолка на цепи микрофон и назвал следующую фамилию. — Уайлетт. — Ясно, до свидания. — Попрощался О’Коннелл, качнулся и встал со стула. Он был одним из тех, кто вышел из-за двери с глубоко задумчивым видом. Прошёл вдоль рядов скамей, сдал очередную карточку в информационное окно, на лифте добрался до атриума, вошёл в камин и оказался дома, в гостиной. На звук вспыхнувшего пламени со второго этажа спустилась его мать. Эдвард проследовал в прихожую, снял с себя полумантию и туфли из драконьей кожи, призвал главного семейного домовика: — Расти. — Да, молодой хозяин? — Прохрипел старый эльф. — Пожалуйста, сделай мне чаю… — С домовиками Эдвард всегда был вежлив, никогда на них не кричал тем более не бил и не задирал даже когда был совсем маленьким. «А зачем другие колдуны их обижают, если домовики им так во многом помогают?» — Не понимая, спросил он однажды своего деда и получил в ответ историю о злобе и корысти, о том, как был порабощён народ домовиков, после которой Эдвард всегда относился к их несчастному народу с уважением… — Вам подать его в обеденной или в гостиной? — Наверх, в мою комнату, будь добр. — Слушаюсь, о, добрый О’Коннелл. — Хлопок и розовое существо в семейных цветах растаяло в воздухе. — Ну, как там оно, Эд? — Поинтересовалась Ева. — Не взяли. — Сказал он, его голос прозвучал так, будто ему взвалили на плечи что-то неподъёмно тяжёлое. — Ох, сынок… — Мать была готова броситься с объятиями на своего сына, ей хотелось утешить его, сказать слова поддержки, но всё это было излишним. Эдвард и так знал, что его мать очень о нём переживает и любит его, но с трудностями он предпочитал справляться самостоятельно. И Ева знала, что если сейчас обнимет его, то не получит ответных объятий, её сын просто стерпит их и отстранится, чтобы пережевать и переварить свои проблемы сам, в этом он был весь в отца. Ева осталась стоять на лестничном пролёте, когда Эдвард молча поднялся мимо неё. Он вошёл в свою комнату, там громким карканьем его встретил ворон, он широко расправил крылья и как бы поклонился ему. О’Коннелл стоял в дверях, смотрел своему фамильяру в бездонные чёрные глаза. — Э-э-э-двард! Э-э-э-э-двард! — Поздоровался Браги. — Ну и зачем ты накаркал? Ворон не ответил, только сложил крылья и вопросительно повернул голову набок. Эдвард вошёл в комнату, сел на широкую односпальную кровать, взял в руки кружку горячего крепкого чёрного чая с лимоном и просидел так весь день, вечер и ночь. Он много думал. Многое не укладывалось у него в голове. Возникали вопросы, на которые он не мог ответить. Ближе к рассвету он поднялся, согнал ворона с плеча, на котором тот разместился спать, словно на насесте, поставил остывший так и не отпитый чай на рабочий стол. И достал из-под стола, из тайного отсека тумбочки предмет, который давал ему ответы практически на все вопросы, которые он только задавал в течении всей своей разумной жизни. Отцовский дневник.***
Тем же днём случилось вот какое ещё событие… В Министерстве Магии, в Аврорском Отделе, в небольшом кабинете, после того как его покинула в слезах очередная фамилия, а следующая ещё не была названа, состоялся вот какой разговор: — И какой он, простите, в жопу, импульсивный?! Вот импульсивность! А О’Коннелл — спокойный, как удав, сами всё видели. У него пульс не поднимался выше ста десяти на пиках, а внешняя реакция — вообще по нулям! Может возьмём его к себе, а? Толковый же пацан! Да ну его, вашего О’Грэди… — Я тебя щас «данукну»! У них на него есть свои планы… — Планы у них, как же… Затащат в свою секту и пропадёт… — Не пропадёт. Такие, как он не пропадают, скоро мы о нём услышим, можешь не сомневаться. А что ему у нас делать? Акромантулов по лесам гонять? Служба охраны министра? Рядовым в группу захвата? — Карьера. С его-то фамилией! — Не смешите мои седины, сержант Дэвидсон! Фамилия у меня не хуже его и я не дурак, будь уверен, но выше капитана тебе прыгнуть не дадут, потому что болото. И нечего ему молодому тут делать, прав старый тролль! — Так это правда? Ну, что у О’Грэди в предках был тролль… — Пользуясь случаем поинтересовался Дэвидсон. — Чистейшая. И не смотри на внешний вид, знаешь, в каком мире мы бы сейчас жили, если бы не Эрл и не отец О’Коннелла? — Да в том же самом. — С полной уверенностью отвечал Малкольм. — Только больше Пожирателей сидело бы за решёткой, а не лежало на кладбище… — Вот хотя бы за это мы должны быть им благодарны. А про пацана… Меня О’Грэди попросил ему не красный свет дать, а притормозить хотя бы на один год, если пацан захочет — он пробьётся. Если придёт сюда на следующий год, я его без всякого собеседования приму, человек он действительно толковый растёт.