***
Август девяносто четвёртого года в целом прошёл для Эдварда спокойно. За это время он хорошо отдохнул, как того хотела его мать. Своё свободное время он уделял спорту, чтению и рисованию. Стоит сказать, что картины его ни на что не претендовали, Эдвард рисовал потому что ему это нравилось, создавать что-то новое, проявлять фантазию, выражать идеи в образах. Рисовать выходило у него хорошо. За две недели до отправки в Хогвартс Эдвард единолично посетил Косую Аллею и закупился там всем необходимым. Ничего другого за это время больше не произошло. Главным событием того месяца для всей Волшебной Британии был финал Чемпионата Мира по Квиддичу. Билеты на финальный матч были раскуплены за полгода до его начала. Эдвард не любил смотреть, как играют другие, хотя сам был весьма неплох в этой игре. Ева предлагала Эдварду достать за него билеты, она могла себе это позволить, да и его дед мог бы поспособствовать со своими связями в министерстве, но Эдвард ответил отказом. Само собой, это было обсуждено в письмах, сам Эдвард в этот момент завершал Курс Молодого Аврора. Билл Маклагген, и его младший брат, Кормак, отправились на чемпионат вместе с родителями, как и Генри Макаллен, отправившийся туда вместе со своим отцом, Робертом, который за несколько лет до описываемых событий развёлся со своей женой-маглом. А Стивен Робертсон не смог попасть на чемпионат, хотя очень этого хотел, он не пожалел бы никаких денег, если бы к моменту, когда он демобилизовался с Курса, в кассах ещё оставались билеты, а у спекулянтов они не отпускались бы по цене иной недвижимости. Робертсон был большим фанатом Болгарской сборной и сильно жалел о том, что пропустит такое событие. Друзья никак не смогли ему помочь. День двадцать второго августа был омрачён налётом Пожирателей смерти, впервые публично проявивших свою активность за много лет. В тот вечер Эдвард гостил у Робертсона, они пили пиво из банок, слушали матч по магическому радио, в который раз обсуждая идею, что тот, кто внедрит и запатентует Магическое ТВ - станет «долбанным миллиардером». Когда матч закончился и на Первом Спортивном Радио началась реклама и обсуждение итогов Кубка, в комнате Робертсона, обставленной в лучших рокерских традициях, с плакатами разных групп на стенах, за которыми не было видно обоев, контролируемым, но подвластным одному только владельцу бардаком, Эдвард внимательно слушал, довольный победой сборной его исторической родины, как Стиви распылялся про жёсткую игру Болгар, гениальность Виктора Крама, как ловца, про то, что проиграть с достоинством, сохранив лицо иной раз даже почётнее, чем победить «крысой» и прочие экспрессивные изречения своего друга, молча кивал и улыбался. Внезапно, сигнал на радио пропал, реклама бутилированного сливочного пива одной известной компании оборвалась, её сменил испуганный и взволнованный голос диктора, Леона Джонса, который сообщил: «Внимание! Внимание! Срочные новости! Мы прерываем трансляцию, чтобы сообщить, что только что в зрительском лагере произошли массовые беспорядки, группа злоумышленников, носящая форму Пожирателей смерти, выглядящая, как Пожиратели смерти совершила налёт на палаточный лагерь, они жгли и опрокидывали палатки, на выходах из лагеря произошла давка! Сообщается о пострадавших! Сейчас на место прибыли сотрудники Службы Магического Правопорядка и Авроры, ситуация под контролем! Повторяю, ситуация под контролем! От лица нашей студии, просим вас сохранять спокойствие и не паниковать! Оставайтесь с нами и следите за дальнейшим развитием событий…» Во время сообщения Эдвард крутил пустую банку из-под пива в руках и когда прозвучало название «Пожиратели смерти» — банка смялась в плотный алюминиевый комок сама по себе, ибо пальцев он не сжимал. Робертсон навис над приёмником, стоящим на тумбочке напротив его незастеленного дивана-кровати со скомканным разнокомплектным бельём, и как только отзвучала речь и заиграл лёгкая ненавязчивая межэфирная перебивка, он медленно опустился на край постели. Эд и Стиви переглянулись, последний ёмко и лаконично описал ситуацию: — Ёбаный в рот…***
Никто из друзей, близких или знакомых Эдварда не пострадал в тот день, все остались целы, не считая шока, в котором в это время прибывала абсолютно вся магическая общественность, в том числе за пределами Британии. На следующий день Эдвард собрался с друзьями обсудить происшествие, в пабе «Лига», как у них это было заведено. Первым слово взял Билл, он же во многих словах и рассказал, как всё было: -… в общем, мы добрались все до ворот, а потом до леса и отец с дядей ломанулись обратно, я хотел с ними, но в итоге остался стеречь мать и тётю с братцем. Тут нашёлся Генри, а потом в небе Чёрная метка светиться начинает, прям в облаках… — Пиздец! — Робертсон был как всегда точен в своих оценочных описаниях. — Задержали хоть кого? — Да не, хер там… — Отвечал Билл. — Нашли домовика там какого-то, несчастного, и Поттера, Гарри Поттера! — Продекларировал он удивлённо. — Эльф тот подобрал палочку, которую Поттер обронил, её проверили, палочку, и оказалось, что это ею метку наколдовали! — И что? Устроил-то всё это явно не домовик… — Поддержал разговор Макаллен. — И уж явно не Поттер в Пожиратели подался! — Умозаключил Робертсон, Генри поддерживающе закивал ему, а Эдвард молча слушал их и сам размышлял. — Именно! — Стукнул кулаком по столу Билл, так что содрогнулось всё купе. — Поттер сказал им, что видел ещё кого-то, какого-то мужика, но со спины, говорит, не разглядел, кто это был… — И что в итоге? — Спустя пару секунд коллективных раздумий поинтересовался Стиви. — А в итоге какая-то херня. — Взял слово Эд. — Давайте по полочкам. Группа обмудков в масках врывается на фестиваль, прокатывается катком-ровным строем сквозь лагерь, кладёт всех, кто рыпается, жжёт палатки вместе с людьми и параллельно пытает маглов, паника, давка, с три сотни пострадавших, в том числе иностранцы, никого не задержали, из подозреваемых домашний эльф, Гарри Поттер и «какой-то мужик». Организаторы идиоты, безопасность организовывали так и вовсе откровенные мудаки. Итого: дипломатический и политический проёб, о котором мировые газеты умолкнут дай Мерлин через месяц… — Всё так, Эд… — Как-то печально улыбнулся Генри. — Всё так… — Вот что мне ещё отец сказал: домовик-тот был собственностью самого Барти Крауча! Тот его прям там и освободил, за то, что палочку взял… Надрывался, как не в себя эльф-тот, его сейчас допрашивают, может чё узнают… — Бля, да какой-нахуй эльф! — Вскипел Генри, что было для него очень несвойственно. — Что это за клоуны в масках были? Чё им надо? Почему сейчас выползли?! — Ну, тут два варианта… — Заговорил Эдвард, саркастично ухмыляясь и кривя рыжие брови. — Либо готы ошиблись местом сходки, либо застарелое говно полетело на вентилятор! — Отговорив, Эдвард громко и заливисто расхохотался, смеялся он в одиночестве, до его друзей шутка не дошла. Билл задумчиво улыбался, почёсывая бровь, Генри пил свой стаут, лишь Стиви издал несколько запоздалое: «Хе-хе-хе…» — Эх… — Воздохнул Билл. — Так или иначе, Эд, отец говорит, что после такого выступления под Фаджем зашатался стул… В Министерстве уже сейчас поговаривают, что третьего срока ему не видать… — Да рано ещё о чём-то говорить, Билл, ещё даже номер Пророка не вышел… — Как-то наивно уверял друзей Стиви. — Ага, там тебе расскажут, в Пророке-этом… — Выражал Эд свои сомнения по поводу объективности главной волшебной газеты Британии. — А что, Билл, батя твой опять баллотироваться собрался что ли? — Поинтересовался Генри. — Да нет, вроде бы… — Нервно потёр лоб Маклагген. — С дедом они по-чёрному срутся из-за этого… Батя вроде бы уже остыл к должностям, ему и мэром неплохо, а дед его подогревает, отчего уже у отца горит, по дому ходит и материться, мол: «Заебал старый хрыч! Да когда ты уже в могилу уляжешься?!» Я с ними двумя даже видится не хочу, честно, чтоб под раздачу не попасть… — Билл сделал вдруг свой голос скрипучим, подобным скрипу проржавевших старых дверных петель, и стал подражать манере разговора своего деда: — «Ты позоришь весь клан!», «Ты же Маклагген, а не жалкий Гамп!», «Это всё из-за твоей чёртовой бабы, полукровной-полумещанской суки!» «Член заставил забыть амбиции?!», «Настрогал детишек, думаешь, жизнь наладилась!» Бля, я клянусь! Я лучше добровольцем в горячую точку, чем ещё хоть день в этом дурдоме! — Эмоционально изрёк Билл. — Мда… — Решил Эдвард подколоть друга. — Нам мещанам бы ваши проблемы… — Ои, иди нахой, Эди! — Билл с силой хлопнул ладонью по столу, так что подпрыгнула редкая посуда. — Сидит тута, блять, понимашь, потомок Ирландских королей и затирает за мещан, говнюк! — При виде угорающих друзей, глаза Билла выкатились из орбит, а лицо раскраснелось, словно рачий панцирь в кипятке. — А вы чё ржёте?! — В ответ ему звучало дружное ехидное: «Эхе-хе-хе-хе-хе!» — Эд, а ты правда думаешь, что что-то затевается? Ну, я про Пожирателей… — Обеспокоенно спросил Генри после продолжительной паузы. — Не знаю… — Эдвард отвечал серьёзно. — Думаю, за этим явно что-то стоит, такие вещи никогда не делаются «просто так». И что-то очень не нравится мне всё это… Не знаю, как у вас, но у меня очень нехорошие предчувствия возникают на этот счёт… — Да не нагнетай ты! Ща наши будущие коллеги подсуетятся, проведут оперативно-сыскную работу, кого-нибудь, да найдут, не могли же они испариться бесследно. Хоть какие-то следы, да оставили — сто процентов… — Обнадёживал друзей Билл. — А чё, может мы их ловить и будем? — Предположил Стиви. — Кто знает… — Ага, разошёлся, цыганский Шерлок! — Толкнул Билл сидящего рядом друга в плечо. — «Ловить!» У нас ещё полгода учебки впереди, не забыл?! Потом стажировка, причём весьма вероятно, что за рубежом, а к тому времени все уже и забудут про вот это вот всё… — Маклагген многозначно обвёл рукой пространство паба вне оккупированного ими купе. — Это если, Билл, вас в Службу Министерской Охраны не загребут, как вундеркиндов. — Напомнил Эдвард. — Это с каких пор мы-то «вундеркинды», Эд? — Резонно и бойко вопрошал Робертсон. — С тех самых пор, с которых я — погонщик блядских кенгуру, Стиви… — Отвечал Эдвард с грустью. Пока компания, с которой он был неразлучен с самого детства обхохатывалась над удачно и к месту применённой старой шуткой, Эдвард задумчиво почёсывал подбородок, гадая над будущим, которое сулило ему лишь неизвестность и перемены. От того, что он расстанется с друзьями на душе ему было очень досадно. — Эд, ты присмотри там, если что, за братишкой моим, а то он чё-то зазнался походу… — Присмотрю, Билл. — Пообещал Эд. — Ага, присмотрит… — Выразил Стиви свои сомнения. — Бабу он там первым делом себя присмотрит! Айи, Эди?! — Первокурсницу! — Вставил Билл, пока Эдвард находился с ответом и все четверо взорвались дружным ором и хохотом. — Суки вы! — Ржал Эдвард сквозь весëлые слëзы. Он был уверен, что скучать ему в ближайшее время не придëтся, но скучать по друзьям он точно будет. Вечером того же дня Эдвард вернулся домой немного подвыпившим, по дороге домой он напевал гимн Британских Авроров:«Кто-то говорит о Мерлине, а кто-то о Короле Артуре,
О Гриффиндоре и Слизерине, и других именах великих,
Но в мире нет гер-о-о-о-я кто бы сравнился с ним:
С рассветом марш-марш-марш-марш-марши-р-у-у-у-е-е-е-т Аврор Британских Сил!»
Домой Эдвард вошëл улыбаясь до ушей, из гостиной слышались частые щелчки, его мать писала. Эдвард заглянул туда, Ева сидела за небольшим рабочим столом в углу, на краю которого лежал свежий выпуск Ежедневного Пророка, а по левую руку, рядом с печатной машинкой стояла полупустая чашка кофе. — Ох… Ну, по твоему лицу сразу понятно, что со всеми всë хорошо… — Облегчëнно сказала Ева, обернувшись к сыну. — Более чем! — Эдвард улыбнулся ещё сильнее, так, что у него свело скулы. — Это же ужас просто! — Ева взяла и помахала газетой с обеспокоенностью в голосе. — Ну да, есть такое… — Эдвард встал в дверях, облокотившись на косяк. — Погуляли? — Спросила мать. — Погуляли… — Ответил сын, улыбаясь так, что ещë чуть-чуть и лопнут щëки. — Хорошо погуляли, я вижу… — С ещё большим облегчением улыбнулась Ева, она была очень рада за сына, тому, что он так улыбается. — Очень хорошо! — Утвердительно закивал Эд, массируя шею. — А у тебя тут как, «Маргарет Маккензи»? — Спросил он с сарказмом. — Более чем! — Прозвучало ему в ответ. Тут Ева заглянула сыну в глаза и увидела в их зелëном блеске что-то очень невесëлое… — Эдвард, точно всë хорошо? — Точно-точно, переволновался просто немного… — Сказанное было отчасти правдой, Эдвард действительно волновался в этот момент, но матери свои волнения он передавать не хотел. — Ещё бы! Чуйка у тебя что ли какая-то… — Ма, если бы я о об этом знал… — Эдвард покачал головой. — То первым делом сообщил бы в органы! Я-то тебя знаю… — Сообщил бы… А был бы я там вчера… Кто знает, может быть медальку бы дали… — Усмехнулся Эд, перестав улыбаться. — А если бы эту «медальку» мне бы принесли, а?! — Возмутилась Ева. — Хорошо, что не поехал… Я по камину разговаривала с Меган, она говорит, что еë там чуть не задавили в толпе! — Хорошего тут в принципе мало… — Высказался Эд и мать была с ним полностью согласна. Эдвард поужинал. Поднялся к себе наверх, достал отцовский дневник, и там он и выразил свои волнения и опасения, в немногих словах рассказав образу о произошедшем, он написал следующее, своим прямым отрывистым почерком: «Кажется мне, отец, что грядут перемены, о которых ты предупреждал и к которым меня готовил. Застарелое говно всё-таки полетело на вентилятор.» — В ответ Эдвард получил согласия и предостережения.***
День, когда Эдвард отправился в Хогвартс был тёплым и солнечным, общественность медленно отходила от потрясений двадцать второго августа, у людей и без того хватало забот. Дома Эдвард позавтракал, обнялся и попрощался с матерью. Еве было грустно вновь расставаться с сыном, но она была спокойна и счастлива за него, ведь в Хогвартсе шанс покалечиться или умереть был несравнимо меньше, чем на учениях Курса Молодого Аврора. Так она полагала и надеялась, что месяцы, проведённые в стенах главной Школы Чародейства и Волшебства страны станут для сына таким же счастливым, какими они были для матери. Свои вещи Эдвард собрал заранее, всё поместилось в один чемодан, на котором, правда, лежали мощные чары расширения пространства. Чемодан было поручено доставить на вокзал семейному домовику. Сам Эдвард был налегке, с собой у него не было ни сумок, ни поклажи, только на плече привычно устроившись сидел ворон. Одет он был так: на ногах повседневные чёрно-белые кроссовки и свободные синие джинсы, сверху серая мешковидная толстовка без капюшона с двумя большими красными буквами «АС» в красном кругу на груди, а под ней обычная белая футболка. На вид он был ничем не отличим от большинства маглов. Из своего дома Эдвард перенёсся камином в дом его деда, как то было обговорено между ними заранее. Эдвард был всё ещё несовершеннолетним и не мог пока аппарировать самостоятельно, хотя был этому более чем обучен, и даже имел неактивную лицензию, как и любой выпускник Аврорского Училища. Джордан встретил своего внука с широкой улыбкой, он тоже был по-своему рад за внука, но при этом очень за него беспокоился, так как имел не очень хорошие предчувствия. Здесь стоит сказать, что Джордан О’Коннелл был известным знатоком рун, свои познания и интерес к этому сложному предмету он в большой степени передал своему внуку. Эдвард знал старший и младший футарки, умел читать рунические письмена и даже сам вырезал несложные, но действенные одиночные руны, на дереве, камне и кости. На часах было полдесятого, когда в особняке, где жили старшие О’Коннеллы, в большом квадратном зале с шестиметровым потолком вспыхнул зелёным пламенем камин. — Здравствуй, Эд! — Прозвучал мощный глубокий голос с хрипотцой. — Здравствуй, дед! — Как настроение? — Готов к свершениям! — Бойко и весело отвечал Эдвард. — Вот и хорошо… — Джордан достал из внутреннего нагрудного кармана мантии золотые часы на цепочке, посмотрел время и пригласил внука жестом сесть за стол в углу комнаты, со словами: — Времени в запасе у нас полно, поэтому давай выпьем чаю. — Не откажусь. — Эд согласился не без удовольствия, а его ворон громко каркнул и принялся облëтываться в просторном помещении. Дом, где проживали старшие О’Коннеллы был новой постройки, находился в престижном магловском районе на южной окраине Эдинбурга. Зал, где сейчас парящий в воздухе чайник разливал крепкий напиток по фарфоровым кружкам был велик, интерьер в нëм, как и во всëм доме, совмещал в себе старинные привычки владельцев и новизну современной планировки. Две стены зала представляли собой сплошные окна с толстым стеклом и с ловко скрытыми, невидимыми человеческому глазу стыками панелей, потолок тоже был прозрачен. В дневное время зал освещался естественным светом, а в редкие безоблачные шотландские ночи сквозь крышу можно было увидеть звëзды. По лестнице, ведущий со второго этажа, опоясывающего не остеклëнные части зала, изящно ведя рукой по перилам спустилась бабушка Эдварда. Даже дома она одевалась, как на парад и выглядела, как всегда безупречно и много моложе своих лет. — Привет, Эдвард. — Приветливо улыбнулась она внуку. — Здравствуйте, «бабушка»… — Ответил Эд, искренне задорно улыбаясь, Елизавета О’Коннелл никогда не казалась ему «бабушкой», прожжëнной светской львицей, но никак не нянчащей внуков старухой. — Шутки шутишь? — Усмехался старший О’Коннелл в полуседые усы. — Настроение хорошее, как же тут не веселиться! — Эдвард отпил крепкого чая с лимоном, каковой очень любил. — Рада я, что ты в хорошем настроении, «внучëк»… — Елизавета присела рядом с мужем в одно из свободных кресел с натуральной чёрной кожаной обивкой. — Переживали мы, когда ты был в печали… — Ну, если тебе достались лимоны — найди к ним сахар и сделай лимонад, на поиски сахара я сегодня и отправляюсь… — Так рассудил Эд с полуулыбкой на лице и ещë отпил из чашки. — Ох, уверена, свой «сахар» ты там непременно найдëшь… — Елизавета положила ладонь поверх руки своего мужа, тот шевельнул усами и ухмыльнулся, а Эдвард при виде этой сцены сдавленно рассмеялся в себя, так, что весь затрясся и едва не подавился чаем. По своей семье он тоже будет очень скучать. — Принято. — После К.М.А. Эдвард имел привычку часто отвечать «по-аврорски»: «Принято.», «Так точно.», «Есть.», «Роджер.» И иногда ещё добавлял «сэр» или: — Мэм. — Ох… — Без зла и упрëка вздохнула Елизавета. — Аврор это судьба… — Скорее диагноз. Хе-хе… — Усмехнулся Джордан супруге и внуку, и некоторое время они наслаждались тишиной и чаем, пока ворон не приземлился Эдварду на плечо, больно вцепившись сквозь толстовку своими когтями. — Т-с-с-с-с! — Прошипел Эд, больше от неожиданности, чем от боли. — Тише ты, птеродактиль! — В ответ Браги громко гаркнул. — Эдвард, ты действительно хочешь взять его с собой на вокзал? — Обеспокоенно спросила Елизавета. — Почему бы и нет? — Резонно ответил внук вопросом на вопрос. — Не привлечëт ли он лишнего внимания? — Не привлечëт. — Заверил Эдвард бабушку, наклонив голову вперëд, чтобы ворон смог перебраться на другое плечо. — Как и тысяча-другая колдунов… Или ты опять хочешь до Хогвартса лететь у меня, а? — Кар! — Прозвучало, как «нет», Браги широко открыл клюв, выражая своë недовольство, а Джордан посмотрел на часы и заговорил: — Эдвард. — К голосу этому все сразу прислушались, а Эд с Браги вовсе насторожились. — В старых обычаях было дарить людям, уходящим в дальний путь какой-нибудь подарок, прими и ты мой… — Джордан полез в боковой карман мантии и достал из него небольшой свëрток белой бумаги, перевязанный голубой лентой. Джордан, покачал головой, когда Эдвард потянулся к нему рукой и положил свëрток на стол. — Третьего дня, гулял я по берегу у Аберли, был отлив и я решил пройтись по отмели, посмотреть, не найдëтся ли чего-интересного на дне. И нашлось. Я почувствовал силу, как у тех камней, к которым я тебя водил, помнишь? — Хорошо помню, дед. — Эдвард те походы помнил более чем хорошо. — Подумал я, что лежит под песком и илом какой-то артефакт, как те, которые тебе Роуз привозила, но когда я поднял морской грунт, то, вот, что я обнаружил… — Нагнав изрядно интриги, Джордан щëлкнул пальцами и бант на свëртке развернулся сам по себе, вслед затем разгладилась в ровный лист бумаги, на которой остался лежать округлый чёрный предмет. — Этот камень, Эд. Я его не шлифовал и не сглаживал, таким его сделала природа, круглый, идеальный круг. Я замерял. И края скруглены, без сколов. Уверен, если поискать, то можно найти похожие, но другого такого в мире нет, я уверен. Чëрный, без вкраплений, отполирован до зеркального блеска стихией и временем. Пытался я понять, что это за камень, думал, что вулканический обсидиан, да-нет, он твердый, но не такой хрупкий, и он не крошится. Совсем. Возможно это драгоценный или полудрагоценный минерал, коих великое множество, но цены я ему не назову, мало кто сможет это сделать… Уверен, ты чувствуешь то же, что и я, ибо наделëн схожим даром, Эд… — Молодой О’Коннелл часто утвердительно закивал, мощную магическую ауру исходящую от камня он ощущал чётко. — Меня гложил интерес, решил я проверить, что скрыто внутри него, но когда я взял стамеску в руки, вот что произошло… Возьми камень, Эдвард… Незнакомые артефакты Эд предпочитал руками не брать, тем более после одного происшествия, которое случилось с ним из-за одного тëтиного «индейского тотема»… И если бы незнакомец, а не дед предложил ему перевернуть этот камень, он бы не стал его трогать ни в коем разе, наоборот, он бы первым делом отошëл минимум на несколько метров от него, и все манипуляции проводил бы исключительно палочкой, но деду он доверял, поэтому аккуратно поднял диск и перевернул его нижней стороной к себе. Там были запечатлены три руны. Одал, Эйваз и Соулу. Эти три руны исходили из самого центра камня, где были соединены своими вершинами. Фигуры были сложены из прямых линий, прорезанных в камне будто бы небрежно, или словно человек, который вырезал эти руны вовсе не хотел этого делать, но всё всë равно произошло. Против его воли. Прорези воспылали белым огнëм, как только Эдвард коснулся камня. Ещë до слов его деда он понял, что произошло. — Я попал себе по пальцу… — Джордан показал внуку большой палец, абсолютно целый, и продолжил речь. — Выступила кровь и я утратил контроль над своими руками… Это была одержимость. Но не проклятие и не воля иных тëмных сил, как в той-твоей статуэтке, а как художник ведëт кистью по наитию… Тем не менее я пытался противиться этой воле, но ничего у меня не вышло, как видишь. Эти руны вырезал я, и воля эта исходила из меня. И кажется мне, что им всегда суждено было лежать на этом камне, я был лишь посредником этой судьбы… — Джордан полез в нагрудный карман жилетки и достал оттуда трубку, он почтенно держал еë двумя руками, показывая Эдварду. — Эту трубку я обрëл по схожей воле, но при других обстоятельствах… — Взгляд Джордана вдруг изменился, в нëм отразилась глубоко затаëнная боль и печаль, он убрал трубку, покрытую многими рунами обратно и добавил: — И когда-нибудь я поведаю тебе о них. Но не сейчас. — Последовала краткая пауза, Эд и его ворон завороженно разглядывали переплетения светящегося узора. — Я сразу понял, для кого я вырезал эти руны… Не для себя, но для тебя. Это твои руны, Эдвард, и примешь ли ты их в дар? — Это хорошие руны. Беспокойные. Но мощные. И если на них запечатлена моя судьба, значит и еë я приму. — Сказал молодой О’Коннелл и руны погасли и камень издал вздох, словно живой, кристаллическим звоном, слышным только Эдварду и его ворону. Это был его камень. — Значит так тому и быть… — Облегчëнно молвил Джордан и сказал поднимаясь из-за стола: — Ну что ж, пойдëм! Эдвард встал, обнялся и попрощался с бабушкой, на всякий случай посадил ворона на руку и сжал в кулаке кожаные обмотки, привязанные к его лапам, взял деда за рукав мантии и вместе они перенеслись в Лондон, на вокзал Кингс-Кросс. В шумной толпе было на удивление нетрудно скрыться старику в старинном наряде и подростку с вороном на руках. Маглы старательно их не замечали, из-за специальных чар ежегодно скрывающих деятельность тысяч магов со всей страны в этом месте. Отойдя чуть в сторону от толпы, гордо улыбнувшись, Джордан хлопнул внука по плечам, и сказал ему строго такие слова: — Знаю я, Эдвард, что не за одним «сахаром» ты отправляешься в Хогвартс. Едешь ты туда и за знакомствами, связями, друзьями и я знаю, кто тебе это посоветовал, своего сына я знал и его ход мыслей я вижу прекрасно, и вижу, что он передался и тебе. Ты едешь, чтобы завести новых друзей, но я предостерегаю тебя от создания себе врагов, потому что, чует моё сердце… Под конец года ты обзаведëшься и теми и другими, причëм такими, что до гроба. А теперь иди, Эдвард, и береги себя.