Слизерин наш дом родной И мы гордимся им. Пусть знают все, Что Салазара идеи мы храним! Наши умы отточены до бритвы остроты, Сияют мудро взоры очей И холод разума пылает, Да здравствует Слизерин! И пусть так будет и дальше!
— Во имя Мерлиновых панталонов! Приму я твою ставку, если ты заткнёшься и свалишь от меня подальше! — Раздражённо провыл Эд, не выдержав напора. — Ха! — Ликующе усмехнулся победитель. — По рукам? — По рукам. — Они пожали руки и Эдвард, буркнув про себя что-то несвязное, обратился к Патрику Макларену, который стоял неподалёку, наблюдая за сценой. — Разобьёшь? — Не вопрос. — Ответил он, пожав плечами и ударил их по рукам. — Сикель мой, Слизеринец! — Бросил напоследок Эрни и скрылся в толпе. — Вот говнюк… — Процедил Эд сквозь зубы ему в след. — Знает, как меня достать… — У вас дружная семья, я смотрю… — Молвила Эллис. — Айи, семейка у меня что надо! — Усмехнулся Эд. К этому времени они дошли до дверей, за которыми находилась знаменитая лестничная система. Лестницы двигались прямо сейчас, за их шумом и гомоном десятков и сотен учеников едва был слышен голос заместителя директора, Минерва Макгонагалл, стоя за дверью, всматривалася в толпу студентов и раз за разом называла фамилию. Фамилию Эдварда. — О’Коннелл! О’Коннелл, Эдвард! — Это я. — Откликнулся Эд, подняв руку. — Удачи! Увидимся! — Мимоходом обмолвилась Эллис и Эд ответил ей также быстро: — Ага, до скорого… — Ох, отлично! — Приветствовала Эдварда декан Гриффиндора и профессор трансфигурации, она была одета в закрытое зелёное платье, старомодную остроконечную широкополую шляпу и прямоугольные очки, видом своим, манерами и статью она сразу же внушила Эдварду уважение. — А то я уж было подумала, что вы ненароком пропали по дороге… — Да-нет, как видите. Добрался. — Эдвард находился в приподнятом настроение и оттого улыбался. — Чудно. — Приулыбнулась ему пожилая колдунья, они отошли чуть в сторону от словно нескончаемого людского потока, выходящего из холла и поднимающегося по лестнице в Большой зал. — Вы решили воспользоваться каретой? — Так точно. Решил. — Что ж, ясно. Это было ожидаемо. И правильно с вашей стороны. При переводе из других учебных заведений, существуют правила, которые мы с вами должны соблюсти. В первую очередь, как новоприбывшего вас перед пиром представит директор, потом вам необходимо будет пройти распределение. Из-за вашего возраста процедура может несколько затянуться, поэтому вы пройдёте её после первокурсников. Во время пира. — Объясняла профессор Макгонагалл. На последнем предложении желудок Эдварда заурчал, за дорогу он два раза перекусил, но всё равно был уже довольно голоден. — Не вопрос. — Эд утвердительно кивнул. — Получается мне сейчас идти в зал, верно? — Нет, прошу вас, пройдёмте за мной. — Принято. — Эдвард принял и пошёл. Макгонагалл отвела его под Мраморную лестницу, под ней в стене находилась узкая дверь, столь узкая, что в неë можно было протиснуться только боком, на двери не было ни замка ни ручки, можно было подумать, что за нею не может быть ничего кроме как чулана для швабр, но профессор трансфигурации достала свою палочку и трижды коснулась ею дверцы и та отворилась, за ней скрывался тайный ход. — Прошу вас. — Указала Макгонагалл, поведя рукой. — Идите по прямой и не заблудитесь. — Есть, идти по прямой! — О’Коннелл весело улыбнулся, отдал честь и протиснулся в проëм. — Эдвард. — Окликнула его Минерва с полуулыбкой, и он тут же обернулся. — Желаю вам попасть на Гриффиндор. — Спасибо. — Эд пожал плечами и кивнул, и пошëл себе дальше.***
Ни в каком видимом направлении свернуть в коридоре было и нельзя, он представлял собой прямую линию с плавным подъëмом, на полу лежал однотонный красный ковëр, путь освещали тускло горящие магические светильники, в ходе стоял полумрак. Поглядывая то на округлый свод невысокого потолка, то себе под ноги, Эдвард гадал, сколько ещë таких ходов, лазов и прочих пространств могли скрывать стены замка. Эдвард знал из газет, что несколько лет назад была обнаружена легендарная Тайная комната, он видел еë колдографию, так что чего уж было говорить и о куда менее грандиозных конструкциях… Коридор привëл его в небольшую комнату с двумя большими старинными деревянными скамьями, стоящими друг напротив друга. Одна из скамей не пустовала. На ней сидела ученица, черноволосая и худая, она носила цвета Слизерина и была увлечена тем, что рассматривала лица студентов и преподавателей в Главном зале. Одной стены в комнате не было, но в их сторону никто не смотрел. «Иллюзия.» — Понял Эд. Слизеринка резко вздрогнула, развернулась и в испуге приподнялась на месте, её тёмные глаза широко распахнулись, аккуратные губы плотно сжались, а черты резкого угловатого лица напряглись. — Ты?! — Воскликнула она. — Зачем же так подкрадываться! — Я не подкрадывался. Просто ковёр шаги глушит. — О’Коннелл цели красться не имел. — Ну-да, знаю… Просто испугалась… — Эдвард узнал её, её он видел в поезде, в купе, подвергшемся газовой атаке. — И вообще, это было ожидаемо… — Она осела и убрала короткую прядь со лба, её лицо разгладилось. Эдвард подошёл вплотную к невидимой стене, и во всех деталях рассмотрел Большой зал. Ближе всего к нему находился преподавательский стол. Там Эд приметил несколько пустующих мест, одно из которых заметно отличалась от остальных габаритами, предназначалось оно не иначе, как полувеликану-Хагриду, одному из будущих преподавателей Эдварда. Другое место предназначалось заместителю директора, которая прямо сейчас встречала новоприбывших первокурсников, а о предназначении третьего пустого сидения Эд догадывался лишь предположительно. А напротив, по левую руку от Эдварда, стояли четыре длинных параллельных ряда факультетских столов, за которые продолжали рассаживаться последние зашедшие в зал студенты. — Не началось ещё ничего. — Слизеринка подтвердила очевидное, в то время, как Эд занял место напротив неё и было собрался спросить… — А т-ы-ы… — Но закончить не успел. — Вероника Гамп. Училась в Ильверморни. По обмену. А сейчас вернулась, вот, в родное болото. На шестой курс… — Говорила она своеобразно, словно обрубленными предложениями, при том начало фразы начиналось обычно, а вот окончание звучало словно в рапиде, отчего вся её речь напоминала «ухабистую дорогу». — А что, не нравиться тебе тут? — Проявил Эд интерес. — Ну… Не так, чтоб прям «не нравится»… Но многое здесь я б хотела поменять… Особенно многое устаревшее… — Вероника бросила многозначительный взгляд в сторону преподавательского состава. — И Дамблдор ещё в этом плане очень не плох, как бы к нему не относились на Слизерине… Хотя бы тем, что бьёт по жирным сальным пальцам Министерства всякий раз, когда они протягивают свои руки, чтобы поломать то немногое старое, что ещё хоть как-то работает… Конечно, если ты понимаешь меня… — С каждым отрывистым предложением Эд понимал собеседницу всё лучше и лучше. — Думаю, да. Я понимаю, о чём ты. Тот же Бинс уже стал притчей во языцех, о нём, наверное, наслышаны даже за рубежом, не то что на Островах, айи… — Указал Эд рукой на приведение в старинном костюме, сидящее среди ещё живых преподавателей. — Экономят на нём они, наверное, прилично… — Ага-ага… — Тут они оба умолкли, ибо двери зала открылись и в них вошло что-то около восьмидесяти первокурсников и двое преподавателей, процессию вела Минерва Макгонагалл, Эдвард заметил, что один из будущих студентов был закутан в тулуп полувеликана, так что почти весь терялся в нём. Было видно, что многие перваки были одеты совсем не по погоде, отчего сильно промокли и продрогли. — Ох, бедные! — Выразила им сочувствие Вероника. — У нас всё также было, тоже в шторм приехали… Когда группа первогодков скорее сгрудилась, чем построилась перед возвышением преподавательского стола, Макгонагалл повела рукой и из-под завешенного гербовой тканью помоста, вперёд выдвинулась трёхногая табуретка, на неё Профессор поставила знаменитую Распределяющую шляпу. За многочисленными заплатами самых разных цветов и материалов, с трудом можно было угадать, что изначально она была изготовлена из кожи. — На-ч-а-а-а-л-о-о-о-сь! — Протянула Вероника, закатив глаза и скрестив руки на груди. Шляпа начала исполнять приветственную песню. Эд был наслышан об этом ритуале и ничего против него не имел, явно в отличие от Вероники. — Ох, вот почему я не скучала! По ушам режет! — Эдвард был ничуть не удивлён плачевным вокальным данным Шляпы. — Ладно бы она просто читала стихи, так она ведь поёт! Причём очень плохо! И с каждым разом лучше у неё не выходит! Эд задумчиво почесал затылок и сказал: — Но всё-таки, наверное, ей стоит отдать должное. Пересказать одну историю тысячу раз в стихах, да ещё так, чтоб каждый раз по разному… На это нужен талант… — Ну, некоторые утверждают, что талант — это число часов, вложенных в мастерство, тут в бытие шляпой есть определённого рода преимущества. — Тоже правда… — Кивнул Эд. — И это если не брать в расчёт, что она всё-таки может повторять одни и те же песни из раза в раз. Цикл, допустим, в пятьдесят-сто лет. Едва ли за ней всё это записывают… — Рассуждал О’Коннелл, пока реликвия времён основания Хогвартса протягивала очередной куплет. — Да, как тот же пресловутый Бинс! Шляпа хотя бы старается, а тот из раза в раз повторяет одно и тоже, без всякой интонации и попыток заинтересовать в материале. Кажется мне, что он уже давным-давно перестал узнавать людей, никакого отклика от него, даже на зачётах! — Ну, отклик от него всё же возможен… Отец мой как-то умудрился его из себя вывести, это своего рода легенда в моём окружении… — Я даже и не знаю, что для этого нужно сделать… Если класс начинает сильно беспокоить — он просто уходит, проходит сквозь стену и возвращается с деканом… Так что лучший к нему подход — заниматься своими делами на его парах, а к экзам готовиться самостоятельно. — Приму к сведению. — И вот, шляпа закончила петь. Профессор МакГонагалл развернула длинный свиток со списком и принялась называть имена. — Акерли, Стюарт. — А Шляпа принялась исполнять своё главное предназначение. Распределять. — Равенкло. — Ох, посмотри на них, у половины коленки трясутся! Я тоже такой была, все ногти себе сгрызла от волнения, а потом не понимала, чего боялась? А у вас, Авроров, распределения нет, как я помню… — Не, нас отсеивают. — Эдвард часто шутил: — Проводят отрицательный отбор. — А-ха-ха, ну-да. И как я вижу ты не «отсеялся»… — Так точно. Только вот комиссии я что-то не понравился… — Честно заявил Эд. — Иначе бы здесь не сидел… — Это они себе цену набивают. — Внезапно выдала Вероника. — Чтобы потом говорить всяким «Билли»: «Отказали самому О’Коннеллу! Ты-то куда лезешь?!» А ты как по успеваемости был?.. — Невзначай спросила она. — Ну, ам… — Эд призадумался, очередная фамилия была распределена на «ГРИФФИНДОР!», и ответил: — С.О.В. на вышку. К.М.А. с отличием… — Можешь не продолжать. — Вероника сдула прядь со лба, закинула ногу на ногу и отвернулась к залу, там снова раздались аплодисменты, очередное прибавление у Слизерина. — Как думаешь, куда попадёшь? — Спросила Вероника спустя какое-то время. — Куда-нибудь да попаду… — Отвечал Эд флегматически, думая про себя: «Куда угодно, но не на Слизерин.» — Ему очень не хотелось проигрывать ставку Эрни, да и без того причин не желать поступать туда у него было предостаточно, о чём уже говорилось. — Ох, не завидую я тебе… Я помню, когда я тут училась… На третьем курсе, как раз… К нам переводилась из Шармбатона одна, так она весь пир в этой Шляпе просидела, только к десерту освободилась, бедная, чуть в голодный обморок не свалилась. — Ай… — Махнул Эд рукой. — Перетерплю. — В этом он ничуть не сомневался, к еде Эдвард вообще был не сильно привязан, непривередлив, но следил за рационом и периодически устраивал голодные дни. И распределения в отличии от многих первокурсников он ничуть не боялся, но вот от того, что кто-то или что-то вот-вот залезет ему в голову, увидит, кто он такой и чем он живёт, ему было несколько неуютно. Тем временем очередь перед табуреткой сокращалась, медленно, но верно, и вот, была названа фамилия: — Стокворт, Глория! — Эд проследил, как она несколько скованно подошла к табуретке, явно волнуясь, но при этом с уверенностью в своих действиях, она села и шляпа была водружена ей на светлую голову. Глория зажмурила глаза и закусила губу, Эдвард вспомнил, что в поезде она обмолвилась, что очень хочет попасть к сестре на… — Равенкло! — Решила Шляпа меньше чем за минуту раздумий. Эдвард закивал, радуясь за Глорию, если бы он был в зале, то непременно бы зааплодировал. — Знаешь её? — Кивнула Вероника в сторону стола в сине-чёрных цветах. — Да, ехал с ней в поезде, с ней, и с сестрой её… — А-а-а-а-а… Эллис… Помню-помню её, тоже вместе в купе ехали, в первый год… Тоже вся истряслась перед распределением, а сестру свою, видать, выдрессировала. И правильно. Меньше дров попервой наломает. — Говорила собеседница, а Эд молча кивал. Какое-то время Вероника молчала, а потом выдала: — Думаю я, что попадёшь ты к ним на Равенкло… — С чего ты взяла? — Встрепенулся Эд, он тоже было ушёл на время в свои мысли. — Задумчивый потому что… — Ну, а почему ж тогда не на Слизерин? — Справедливо интересовался О’Коннелл. — Слишком альтруистичен. Мало какой трушный Слизеринец вот так помог бы незнакомцам. — Сам Эд мог бы с этим очень сильно поспорить, насчёт его «альтруистичности». — Ну, не скажи… Взаимовыручка — это общечеловеческое качество, она не присуща ни к какому конкретному факультету или психотипу. Любой бы помог, если бы смог. «Относись к людям так, как хочешь, чтобы они относились к тебе.» Или: «Сегодня — ты, завтра — тебе.» — На таких качествах рос Эдвард, и покуда старался их придерживаться, и преуспевал в этом. — Однако, из десяти купе почему-то нам помог ты один, не странно ли? — Вероника усмехнулась и выдала такое утверждение: — Так что с уверенностью можно сказать, что в мире на сей день эгоизм господствует над альтруизмом. Столь внезапного развития диалога и его выхода на философское русло Эд не ожидал, но не растерялся и ответил: — Я бы поспорил. Я был первым, кто среагировал. Другие просто не успели увидеть проблемы. Это другое, чем если бы десять человек-купе прошли мимо тонущего в болоте и лишь один из них бы помог. Да и выборка из вагона школьников, честно сказать, — такая себе… Так что за недостаточным количеством подтверждаемой информации и незначительной статистикой — утверждение является скорее ложным, чем истинным… Вероника во время тирады Эдварда начала посмеиваться, а когда тот окончил, рассмеялась от души и живота. — Я думала вас, Авроров, в основном учат людей убивать… А не философствовать… — Эдварда от упоминания убийств едва заметно передёрнуло, перед глазами у него возникли иллюстрации из учебников по Боевой Магии, где демонстрировались в высшей степени неприятные колдографии последствий различных заклинаний, а также вспомнился самоубийца, занявший своими останками добрую половину улицы. А от того, что его формально назвали подготовленным убийцей ещё и покоробило, хотя в этих словах была доля правды. Эдвард действительно был обучен нескольким видам летальной магии, и как окончивший К.М.А. мог войти в состав Министерского Ополчения в случае войны или какой-другой внешней либо внутренней угрозы, где случается всякое. Свои эмоции он решил в ответ не вкладывать. — Ну, в этом стоит винить самообразование, а не программу Корпуса, наверное… Да и Аврорская Школа Британии — одна из самых сильных в Европе так-то, просто она не о «высоких материях». — М-м-м… И то верно… — Распределение тем временем медленно, но верно подходило к концу, перед шляпой осталось стоять около двадцати учеников. У Эдварда назрел вопрос. — А что можешь сказать про Ильверморни? Там лучше, чем здесь? — Ай… — Вероника махнула рукой. — Те же яйца только в профиль… И-и-и… С пёстрой скорлупой. Но преподаватели у них в целом заметно пободрее наших. Или это мне так повезло… — И пожала плечами. — А чем заниматься думаешь? После Хогвартса. — Журналистика. Корреспондентом. Тоже своего рода воином, — пера и слова… — Вероника говорила с сарказмом, а про себя Эдвард так и вовсе добавил: «Скорее уж языка и умения засунуть его поглубже в нужные места в нужный момент.» — И оставив остроту при себе выдал чуть менее колкую вещь: — Что, хочешь подвинуть Скиттер в «Пророке»? — Ох, её бы я подвинула… В сторону кладбища… Бесит она меня откровенно… Да и Пророк — болото вонючее, туда только сунься — затянет. И не отмоешься потом. Хочу реализоваться самостоятельно. — В одиночку это сделать будет сложно… — Эд поскрёб подбородок и задумчиво кивнул. — Да и свобода слова — определяется уровнем последствий за слова. А у нас с этим откровенно сложно. Взять хотя бы Джеремайю Хилла… — Хилл сам себе срок написал. Его ведь посадили за клевету, которую вроде бы как даже подтвердили. Хоть неоднозначно тут всё, но действовать нужно тонко, а не переть напролом, Взрывопотам-Хилл-стайл… Но как и в любой специальной операции — самое главное не выйти на самих себя, так и здесь — не начать писать столь тонко, чтоб люди перестали выкупать сатиру и прочее… — Ха-ха… — Эдвард усмехнулся и улыбнулся в полрта, подумал и ответил: — Или всё-таки иметь, если и не крышу, то хотя бы какую-нибудь опору под собой, некий базис, как «Вольная Гавань», газета, в смысле… Да и вся коммуна тоже, в принципе, если подумать… — Ох, не в обиду сказано, но В.Г. тоже «те же самые яйца», только со скорлупой из «социального равенства». — Эдвард не обижался и покуда речь не заходила о превосходстве Чистокровных мог спокойно принимать практически любую аргументацию. Да и по итогу беседы Эд рассудил, что Вероника была в довольно высокой степени свободной от предрассудков. — Но стоит отдать им должное, у них действительно есть стержень, у ВГ-шников… — Да. — Согласился Эдвард. — На нашем нелёгком поприще без этого никуда… — Так ты, значит, хочешь по стопам отца пойти? — Стрельнула взглядом Слизеринка. — А ты? — Эд ответил тем же, тут они оба умолки, осознав, что разговор свернул куда-то не туда, пока Виктория не взяла слово: — Папенька мой, по словам маменьки, был тем ещё идиотом пока был молод, а повзрослеть ему к сожалению не удастся. Так что своим «поприщем» я назову недопущение его сценария со мной и не повторение семейных ошибок прошлого в будущем. — Слова про «семейные ошибки» можно было интерпретировать по-разному. Во время Первой Магической Войны в многочисленном семействе Гампов случился раскол. Одни поддержали режим Пожирателей смерти и Тёмного Лорда, другие пытались сохранить нейтралитет, а немногие третьи выступили против. Так, например, Александр Гамп Четвёртый, приходившийся Веронике двоюродным дядей, вступил в один из отрядов Народного Ополчения и погиб, как и отец Вероники, Натаниэль, встретивший свой конец, облачившись в чёрную мантию, а один кузен и отец Натаниэля по итогу оказались заперты в противоположных камерах в Азкабане, где оба вскоре и погибли. Только те Гампы, что сохранили нейтралитет не потеряли ничего, кроме уважения и той и другой сторон. Так что судить, о какой именно «ошибке» говорила Вероника Эдвард с уверенностью не мог, даже несмотря на принижение самой Вероникой интеллекта своего биологического отца, и на несколько выставное инакомыслие, и оттого он лишь молча кивал. К этому времени Распределение почти подошло к концу. В очереди осталось три первокурсника, и вот, два, и последний из них, Кевин Уитби, был распределён на: «ХАФФЛПАФФ!» — После чего профессор Макгонагалл свернула свиток, но пока что не стала занимать своё место на возвышенной части зала, табуретку и Шляпу убирать пока тоже не спешили. — И вот, походу, наш выход? — Скорее утвердил, чем спросил Эд. — Он самый. — Кивнула Вероника. Со своего места чинно поднялся сидевший доселе неподвижно в одной позе, задумчиво рассматривая зачарованный потолок, отражающий в своём естестве погоду снаружи замка, Альбус Дамблдор. Все голоса в зале разом смолкли, но многие студенты уже изнемогали от голода, ёрзали на местах, отчего в зале стоял вообразимый шум. Но когда зазвучал голос директора, и этот шум исчез. Голос его звучал не по годам мощно, в нём почти не было стариковского скрежета, была ощутима сила и мощь, но при этом от него совсем не исходило угрозы. Похожие тона Эд слышал изредка в голосе своего деда, только в несколько раз слабее. — Сегодня наша Alma Mater приняла в своих стенах много юных пытливых умов, уверен, они будут усердно трудиться во имя и во благо, как своих факультетов, так и всей школы. Но прежде чем начать пир, я попрошу вас вновь поприветствовать, вернувшуюся из Америки, из Школы Чародейства и Волшебства Ильверморни, студентку Слизерина — Веронику Гамп… В зале раздались бурные аплодисменты, интенсивнее всего они исходили со стороны стола в зелёных и серебристых цветах, приветственные овации там были столь сильны, что можно было подумать, что сей отпрыск древнего рода там был неким подобием суперзвезды, до того, как уехать обучаться в другом заведении. Вероника же поднялась, поправила мантию и прошла сквозь иллюзию. Аплодисменты усилились, к ним прибавились поддерживающие выкрики и свист. А Гамп была только рада работать на публику, улыбалась, махала и рассылала воздушные поцелуи по дороге до преподавательского стола, там она пожала руку Директору, тот спросил её о чём-то и она закивала, сначала отрицательно, затем утвердительно. После чего Вероника полубе́гом направилась к столу Слизерина, где и заняла своё место впереди стола, которое ей мгновенно поспешили уступить. По примеру Слизеринки Эд поднялся, оправился и приготовился к выходу. Бурление в зале прекратилось, все думали, что вот теперь-то точно будет пир. Но студентам пришлось ещё немного подождать. — В наши двери сегодня также вошëл, окончивший с отличием Эдинбургское Аврорское Училище, чемпион Шотландии и двукратный чемпион Эдинбурга по дуэлям, Эдвард О’Коннелл. — Эд не вполне понял, зачем Директору было озвучивать его достижения и заслуги, на его взгляд это было абсолютно лишним, он подумал: «Ещë бы назвал бы меня полным именем, Эдвард Рой Джордан О’Коннелл Третий, вот тогда бы я точно никуда не вышел, прям на месте бы со стыда сгорел… Ладно, Эд, рыжий-бесстыжий, вдох-выдох. Второй пошëл…» И Эд прошëл сквозь иллюзию. Реакция зала на его появление была совершенно иной, чем у Вероники. Никто сперва не аплодировал. Вместо этого прошëл взволнованный ропот: «О’Коннелл? О’Коннелл? О’Коннелл?» Люди стали переговариваться: «Сын того самого? Аврор? Неужели? Что он здесь делает?» И в большинстве своëм не знали, как реагировать на эту новость. Преподаватели хором решили показать, как надо приветствовать гостей. Здесь стоит сказать, что примерно одна десятая часть учеников Хогвартса были детьми основателей и первых жителей Вольной Гавани, именно от них и раздались первые аплодисменты, поддерживающие преподавательские. Сначала неуверенно, но всë громче и массовее, пока, наконец, единодушно не захлопал весь зал. Слабее всего хлопки раздавались на Слизерине. Тем временем Эд приблизился к главному столу, и, как и Вероника, пожал руку Директору. Его рука тоже была крепка не по годам, а на столь близком расстоянии аура силы, исходящая от него была ощутима физически. После рукопожатия Дамблдор жестом указал на табурет и Эд кивнул, подошёл и сел на него. Сам он держался спокойно, не нервничал, контролировал свои действия. Все взгляды в зале были обращены на него. А директор опять взял слово: — Скоро мы узнаем, какой факультет примет к себе ещё одного ученика, а пока, скажу вам только одно… Ешьте! — Директор хлопнул в ладоши и на столе появились буквально горы всевозможных яств. Разнообразие блюд, представленных в прямом смысле слова на любой вкус и цвет, поражало воображение. Эдвард знал, что это была всего лишь первая смена из трёх, он гадал, к какой из них он успеет, есть ему всё-таки хотелось. И прежде, чем Профессор Макгонагалл опустила Шляпу ему на голову, он успел подумать: «И вот, момент истины. Была-не была.» Пальцы он скрещивать не стал. Все смотрели. «Х-м-м-м… О’Коннелл… Здравствуй…» — Услышал Эдвард голос у себя в голове, звучанием он одновременно напоминал и мужской, и женский, и при этом скрипящий от возраста. «Здравствуйте.» — Поздоровался мысленно Эд в ответ. «Первым делом хочу сказать, что каждый год я сочиняю новую песню, и что ваши предположения о «цикличности» совершенно неверны и несправедливы.» «Приму к сведению.» «Х-м-м-м…» — Повторилась Шляпа. — «Я хорошо помню вашу мать, с ней всё было довольно очевидно, помню вашу тётку, с ней было посложнее, помню и вашего отца, с ним было сложно, очень сложно, и сразу вижу, что с вами будет также. К тому же вы уже почти взрослый, взрослее большинства, с кем мне довелось иметь дело в последнее десятилетие… Со взрослыми всегда сложно… Ох, сколько всего намешано! И, прошу вас, не пытайтесь закрыть свой разум, это ничуть не упрощает мне работу, которая и без того предстоит откровенно непростая…» «Прошу прощения.» — Спокойным мысленным тоном извинялся Эд. — «Это выходит непроизвольно. Всё равно, что пытаться расслабиться, когда ты нервничаешь.» «Понимаю вас. Впрочем, торопиться нам благо некуда, потому начнём по порядку. И что же я вижу в начале? Вижу, что от отца и сестры в вас несоизмеримо больше, чем от матери… Вижу упорство, доходящее до упрямства, вижу таланты, множество их… Х-м-м-м… Острый ум, иногда столь же острый, как и язык… Ум свой вы оттачивали с малых лет, и оттачивали не зря, скажу я вам. В будущем ваш ум очень вам пригодиться, как и усердие в делах, за которые вы берётесь. Трудолюбие — добродетель, несомненно, вот только всегда ли на благое дело шли ваши труды? И пойдут ли впредь?» «Вопрос риторический. Человек может созидать, равно, как может разрушать. Некоторые вещи в нашем мире должны быть разрушены, а иные никогда не должны были создаваться…» «Вы действительно так считаете? Х-м-м-м… Любопытно… Но этого мало… Что я вижу далее? Вижу ваш характер… Сложный… Почти столь же сложный, какой был у вашего отца… Даже ещё сложнее, поскольку отца вашего я помню ещё совсем юным, вы же… Даже с моим многовековым опытом разобраться мне непросто… Но, как говорили в старину… Viam supervadet vadens…» «Дорогу осилит идущий…» — Перевёл Эд про себя латынь. «И то верно…» — Некоторое время в голове у О’Коннелла было тихо, он сидел закрыв глаза, сосредоточенный на внутреннем, шум пира в зале был ему почти не слышен, и вот, Шляпа вновь заговорила: — «Я вижу доброту, любовь и заботу к близким, к дорогим вещам… Но вижу и злобу, агрессию, даже гнев, почти столь же сильный, как и любовь… Вижу выдержку, вижу стойкость, хладнокровие, но вижу и порывы, и жар… Вижу уверенность в себе и в своих убеждениях… Вижу жажду славы, известности, но с этим не всё так просто… Вы считаете, что находитесь в тени своего отца и оттого не достойны известности Вашего имени, и поэтому так стремитесь доказать и себе и другим, что отцу вы ничуть не уступите… Х-м-м-м… Это говорит о многом, но этого всё равно пока мало…» — Шляпа опять замолчала, а Эдвард старательно пытался не думать ни о чем, не усложнять ей работу. «Вижу ваши стремления, амбиции, они благородны по своей природе, но вижу, что вы справедливо боитесь, что вам не хватит сил воплотить их в жизнь, опять же, вы боитесь подвести имя Отца, хотя страха как такового в вас почти нет… Д-а-а-а… Ваши переживания — скорее опасения, чем боязнь. Страхов… У вас… Почти нет…» — Отрывисто произнесла Шляпа. — «А те, что есть вы прячете так глубоко, что даже я никак не могу до них дотянуться, они скрыты надёжно… Д-а-а-а… Это сильные страхи, несомненно, если вы так отчаянно боретесь с ними и скрываете их даже от себя самого… В прочем, оставим это…» — Эдвард облегчённо выдохнул, свои страхи он не желал никому показывать, а Шляпа продолжала методично прочёсывать его мозг, размышляя над тем, куда же его определить… «Скажите, а почему вы думаете, что вам тут не место?» — Спросила вдруг Шляпа. «Я так не думаю. Вернее, чувствую, скорее, чем думаю. У меня были планы, планы были расстроены, пришлось думать над запасными вариантами, так что ничего удивительного, что я ощущаю себя не совсем в своей тарелке.» — Ответил Эд и подумал ещё: — «Omnes viae Romam ducunt!» «Х-м-м-м… Все дороги ведут в Рим… Все реки впадают в океан… У всего один конец… Интересные мысли, но слишком мрачные для столь юных лет. Но если всё кончается одним, то какой тогда смысл делать вообще что-либо?» «Каждый отвечает на этот вопрос по-своему. Лично я считаю, что процесс важнее результата, в этом и смысл, в самом процессе, в его улучшении, развитии, прогрессе.» «А иные считают, что кардинально изменить мир невозможно, и что беды и невзгоды господствуют над всеми благами, и что в таком случае мир можно только разрушить…» «Я определённо не из их числа.» «Вижу-вижу…» — Шляпа вновь на время замолкла. — «Вижу также, что вы очень не хотите поступать на Слизерин, но…» «Нет. Не хочу.» «Но почему?» «Множество причин. Я открыто думаю о них.» «Х-м-м-м… Вы выступаете за борьбу с предрассудками, но при этом не хотите поступать на факультет, выпустивший самое большое число «тёмных магов», при этом вы сами знаете, например, что и Гриффиндор был когда-то, в шестнадцатом веке, домом для Вульфберта Уитби, Красного жнеца, который прошёлся ураганом боли и горя по всей Европе…» «Это не главная причина.» «Д-а-а-а… Но вы прекрасно умеете находить язык с людьми! Как вы прекрасно общались с Вероникой буквально только что! Вы также опасаетесь слухов, которые несомненно пойдут…» «Опасаюсь. И не хочу чтобы они вообще куда-то шли.» «Понимаю вас, но…» «Без но. Нет.» «Я склонна считать, основываясь на вашем характере, пережитом опыте и поступках, что…» «Отказ. Обвал в ущелье, где проходит дорога «Слизерин». Ищи обходную дорогу…» «Х-м-м-м… Ведь сам Мерлин окончил Слизерин. Я помню его, пусть это было и давно, очень давно… Вы мне отдалённо напоминаете его…» «Спасибо за похвалу. Нет. Да хоть бы сам Дамблдор учился на Слизерене, я всё равно сказал бы вам «нет». Мой отец учился на Гриффиндоре, вы говорите, что я похож на него, все, кто его знали так говорят. Наперебой. Как и о том, что я иду по его стопам… Agus fàgaimid siùd mar atà sè… Давай Гриффиндор. Пускай особых предпочтений, куда поступать у меня нет, но я не хочу учиться там, где учился Волдеморт, где учились убийцы моего отца. Вы это видите, это я не скрываю, а совсем наоборот…» «Вижу, но также вижу, что вы можете принять и поступление на Слизерин.» — Шляпа была права, но Эдвард не желал уступать. «Да, могу. Я могу многое. Как отказаться поступать в Хогвартс вообще, у меня есть много вариантов, по миру Волшебных школ великое множество, в какую-нибудь из них, да поступлю, не в этом году, так в следующем. У вас тоже их предостаточно, вариантов. Целых три.» «А всё-таки я настаиваю на своём решении…» «Я тоже настаиваю на своём… Как вы там про меня сказали?.. «Упорство, доходящее до упрямства…» Скажите мне, это что, испытание? Если так, то в таком случае я буду только рад подтвердить вашу характеристику. Мне пришлось искать запасные варианты, и вам сейчас тоже придётся. Вам это ничего не стоит.» «Ох, зря вы так говорите! Распределение очень важно, для вас разница может быть незаметна, но она критична…» — Шляпа взяла паузу, длинную паузу. — «Барри О’Лири тоже учился вместе с вашим отцом на Гриффиндоре…» «Ни слова об этом.» — Резко обозлившись подумал Эд. — «Ни единого слова.» «Да, извините, вижу, что эта тема вам очень неприятна… Х-м-м-м… Куда же мне вас определить, если не на Слизерин… Я бы попросила вас очень хорошо ещё подумать о своём решении, ведь Слизерин может дать вам…» К этому времени от диалога Эдвард невыносимо устал, как ментально, так и физически, к тому же им уже в изрядной степени таки-овладел голод, ему нестерпимо хотелось подвести хоть какую-то черту, чтобы всё закончилось и он уже со спокойствием выдохнул и наконец поел, оттого он грубо подстегнул старую Шляпу: «Плешивый ты кандибобер! Если ты ещё раз заикнёшься про Слизерин, то клянусь Мерлиновыми панталонами, я тебя подпалю!» «Ох!» — Возмутилась она и решила: — «В таком случае, пусть будет…» — И объявила на весь зал раскатистым голосом:ГРИФФИНДОР