На второй паре Древних Рун не произошло ничего, о чëм стоит рассказывать. Она шла себе своим чередом, пока не закончилась. Эд закончил рисунок, сложил принадлежности в наплечную сумку с бляшкой в виде вороньей головы с глазом в клюве, встал с места, и, как договаривался ранее, подошëл к преподавателю.
— Студент О’Коннелл по вашему приказанию прибыл. — Встав по струнке смирно продекламировал он, на что Батшеда Бабблинг искренне рассмеялась.
— Вольно! — Произнесла она сквозь смех, а отсмеявшись, спросила: — Эдвард, кто преподавал вам Руны?
— В училище их, как отдельную науку не преподают. — Ответил он. — Их затрагивают только, как метод сохранения магии на Чарах и Боевых заклинаниях.
— Ах, да! Конечно-конечно! — Она отклонилась назад на стуле, на котором сидела, положив руку на лоб. — Я совсем запамятовала! — Голос её зазвучал ниже, спокойнее, глаза не были сужены, не слезились и не рыскали по сторонам в поисках ближайшего укрытия, не иначе. И в шаль она не куталась.
Стоит ли говорить, что Эдвард сильно удивился перемене в поведении и даже в общем состоянии преподавателя? Ему было подумалось, что Батшеда, с пока неизвестной ему целью, только притворялась, что она была «с прибабахом». Он предположил также, что, быть может, она имела два лица, публичное и нет, как и многие другие люди. Просто разделение на то, как она вела себя в публичном и личном кругу было гораздо глубже, чем у многих других, и что было надëжно закреплено в ней чередой психических травм.
— А, так сказать, любовь к рунному ремеслу мне передал дед. — Заговорил Эд после непродолжительной паузы.
— Джордан О’Коннелл, верно? — В ответ Эд утвердительно кивнул. — Ох, я имела честь пересекаться с ним однажды на конференции и работами его зачитывалась ещë во время учëбы! Вы присаживайтесь, присаживайтесь!
Эдвард вообще-то не собирался задерживаться, он хотел есть, как раз начался большой перерыв, но исключительно из соображений вежливости и такта сел на стул напротив стола миссис Бабблинг. И не заметил как прошëл перерыв и ещë десять минут от следующей пары. В личном общении Батшеда Бабблинг оказалась невероятно приятным собеседником. Речь еë была структурированной и последовательной, взамен той каши, что она молола перед аудиторией.
— Ох, что это я! — Опомнилась вдруг профессор, посмотрев на старинные огромные настенные часы, висевшие под потолком. — Я вас заболтала, из-за меня вы опоздали! — Она мелко затряслась и выйдя из комфортного положения, вновь стала впадать в состояние некого тревожного расстройства.
— Да у меня окно… — Он дважды поднял и опустил руки в успокаивающем жесте. — Так что всё окей, без паники!
— Ух… — Она положила ладонь на грудь. — Знали бы вы, как у меня от сердца отлегло…
«С таким отношением ко всяким мелочам, работе и вообще ко всему — её очень скоро сердечный приступ хватит.» — Подумал Эд. «Нервная система там уже совершенно точно ни к чёрту…»
— Но из-за меня вы пропустили обед! — И вновь еë кто-то окатил исподтишка ведром ледяной воды.
— Да ничего страшного. — Вновь повторил О’Коннелл успокаивающий жест. — И вообще, плох тот аврор, который позволяет себя забалтывать. Голодным не останусь в любом случае…
— Могу я тогда предложить вам хотя бы чаю… — Виновато мяла она в руках подол серой шали.
— Знаете, не откажусь. — Согласился Эд на предложение. Пока миссис Бабблинг суетилась с закусками и магическим чайником он гадал, каким образом сорок минут уместились в от силы три, миновавших по его ощущениям.
«Быть может, еë психическая аура столь сильна, что она искривляет восприятие хода времени человеком, находящимся с ней один на один?!» — Веселил он себя бредовыми гипотезами. «Или прямо в центре аудитории находится мощная силовая аномалия, которая повлияла, в том числе на еë разум, или она сама и есть та аномалия?..»
Реальность было несколько более прозаичной. Перестав попусту гадать и переливать мысли из пустого в порожнее, Эд сосредоточился на более приземлённых вещах. Например, а что он, собственно, сказал за эти сорок минут? Едва ли больше семи предложений за всë время. Кто он, откуда, как оказался в Хогвартсе, чем его привлекли руны и какие именно разновидности рунной магии он успел освоить.
А вот слова, сказанные Батшедой исчислялись абзацами и среди сотен предложений Эд не мог выделить толком какой-то конкретики. Тогда он решил прояснить для себя, что он узнал из разговора с профессором в целом. А узнал он, что родилась она в Брисбене, что в Австралии. В возрасте шести лет еë семья эмигрировала в Англию, где поселилась в столице тогда ещё Империи, в то же время у юной Батшеды пробудились магические способности, а пятью годами позже она была зачислена в Хогвартс.
Стоит сказать, что к моменту, где сейчас идёт повествование родителей профессора Бабблинг уже нет в живых. Этот факт, несомненно, тоже сильно повлиял на еë психическое состояние, как и то, какими людьми была чета Бабблинг.
А были они странными, несмотря на свою не-магическую природу, они были погружены в магию и всякие оккультные науки с головой, которые являлись в большинстве своя полной чушью с точки зрения любого нормального современного мага. Новость о том, что их дочь истинная колдунья привела их в состояние полного религиозного фанатизма. Мистер и Миссис Бабблинг поклонялись собственной дочери ни то, как омену, ни то, как самому антихристу.
Они попытались создать своеобразный культ в еë честь среди магглов, чему воспрепятствовали сотрудники Министерства Магии, подвергнув родителей модификации памяти, чтобы предотвратить возможные нарушения Кодекса Секретности. Нужно ли упоминать, что при всëм при этом воспитание Батшеда имела крайне «специфическое»?
В Хогвартс она явилась вся обвешанная фенечками, амулетами и знаками, в волосы еë были заплетены навензы, а на груди висела гигантская пентаграмма. Вид она имела до одури смешной и если даже над Эдвардом насмехались сверстники за одни только веснушки и рыжий цвет волос, то чего уж тут говорить про Батшеду? Благо нашлись снисходительные ученики и учителя, которые встали на защиту и взялись за просвещение юной Бабблинг, поведав ей о реалиях и особенностях магического мира. Училась она на Равенкло.
Руны заинтересовали еë больше всех остальных предметов. Справочники, классификации, любую научную литературы она зачитывала до дыр. Сдала С.О.В и Ж.А.Б.А почти идеально, без проблем поступила во Всебританскую Академию Магии и получила Бакалавра, Магистра и Кандидата Магических Наук в Рунологии. В этот же период она вышла замуж за полукровного волшебника по имени Брайан, оставив девичью фамилию из-за «благозвучности». Брак её был счастливым и в целом удачным. А дальнейшую историю Эдвард знал уже и так со слов Гамп. Стоит упомянуть, что о своëм преподавании в Хогвартсе она обмолвилась как-то вскользь, как о чëм-то неважном и малозначимом.
А вот тот факт, что докторскую по Древним Рунам она защитила уже преподавая — истинно поразил Эдварда. «Сублимация не иначе!» — Подумал он. Этот факт в представлении О’Коннелла свидетельствовал о том, что Батшеда была действительно целеустремленной и воистину горела своим делом. Тем не менее, узнав всё это, Эд не мог вспомнить ни одного конкретного предложения, сказанного миссис Бабблинг. О’Коннелл привык опираться на факты и логику, а речь профессора была больше образной и метафорической, что сбивало с толку его рациональный ум.
«Быть может и лекции её не так плохи?» — Было подумал он. «Просто надо их воспринимать под другим углом…» — Но всё равно испытывал на этот счёт большие сомнения. Какое-то время Эд пил чай в спокойствии, кратко отвечая на, на удивление, немногочисленные вопросы профессора.
— Да, использовал свою кровь. Нет, не очень. У меня вообще болевой порог довольно высокий. Ну-да, дед приглядывал. Три года назад, только этими и пользуюсь. Искусством сложных рун пока не овладел. Нет, не располагаю, только у деда видел и в книгах…
Некоторые время он потягивал чай молча, пока в комнате не стало столь тихо, что он не услышал лëгкий, едва-едва слышный кристаллический звон, почти писк, словно кто-то слегка постукивал ногтем по хрустальному графину, стоящему на противоположном конце комнаты.
Эдварда осенило. Он поставил опустевшую чашку на стол и полез в портфель, покопавшись там какое-то время он достал лежащие вместе, в одном отсеке, ларец с рунами и рунный камень, подаренный ему дедом перед отъездом.
— У меня есть вот это. — С этими словами он положил безупречно круглый чëрный диск на стол и слегка подтолкнул его по направлению к преподавателю.
От увиденного у Батшеды Бабблинг глаза полезли на лоб, в ту же секунду она подавилась песочным печеньем и страшно закашлялась, да так сильно, что Эд серьëзно взволновался и было собрался устремиться ей на помощь, но та остановила его жестом, достала и направила палочку себе на горло, и остановила кашель невербальным заклинанием. Сделав пару глотков своего приторно сладкого чая с молоком, Батшеда начала выражать свои впечатления словами.
— Не может быть! Поверить не могу! — Произнесла она хрипло.
— Вы, должно быть, знаете то, чего не знаем мы с дедом, потому что ни он ни я загадку сего артефакта не разгадали. Видимо мало пытались… — Иронично усмехнувшись, Эд пожал плечами.
— Я даже не была уверена до сего дня, что они реальны! Это «Örlagasteinninn» — Судьбоносный камень или Камень судьбы! Я читала о них, но никогда не видела вживую!
— А разве эти камни не должны быть, ну, размером с валун и влиять на всю страну, а не на отдельного взятого человека? — Проявил Эд свою недоосведомлëнность.
— В этом-то всë и дело! Обычно это так, но бывают исключения, они невероятно редки, я знаю только один источник, где они упоминались! Это Сага об Олафе Трюггвасоне, где мать, Астрид, дарит Олафу такой камень перед разлукой. Только там и больше нигде. Хельга Альфинсдоттир их описывала с исходников, но еë работы не были признаны при жизни…
Эдвард не читал Сагу об Олафе и ничего не знал, как о Хельге Альфинсдоттир, так и об её работах. Если до этого момента он держался расслабленно, слушал вполуха, то как только повеяло бризом знаний и новой, ему неизвестной информации, он тут же собрался, навострил уши и был весь во внимании.
— А почему так? Ведь это была бы сенсация!
— Была бы… Если бы коллега Альфинсдоттир жила лет на двести позже. Рунология, как наука возникла только во второй половине девятнадцатого века, а до этого Руны были местечковым полузабытым в широких кругах явлением. Большая удача, что сохранились хотя бы еë записи. Потому что те рунные камни, которые она описывала до наших дней не дошли!
— Интересно… — Поскрëб Эд подбородок. — Вы упомянули камни во множественном числе, то есть он явно не один такой…
— Да, посмотрите сами! — Миссис Баблинг вскинула руку в сторону книжной полки, расположенной в каменной нише, прямо в стене и оттуда к ней в ладонь устремилась скорее тетрадка или журнал, чем книга с зелëным мягким переплëтом. — Я сняла копию с оригинала, когда ещё училась… Записи на Исландском, правда, переводить было бы накладно… — Говорила она, словно оправдываясь.
— Ничего, я его немного знаю, по ключевым словам прочитать смогу, по крайней мере… — Сказал Эд, но всмотревшись в текст, тут же понял, что несколько переоценил себя, уж очень «ключевыми» были слова, которые он мог прочитать. Например, он знал, что «hvítur» — это белый, а «svartur», соответственно, чёрный, слово «steini» — камень, ему тоже было знакомо. И предложение:
«Þessir steinar koma í svörtu og hvítu en geta líka verið gráir.» — Он мог интерпретировать скорее, чем перевести, как: «Эти камни бывают чёрными и белыми, но могут быть и серыми.» А вот, что означало следующее предложение:
«Svartir steinar eru hluti af myrkri næturhiminsins lausir við tungl og stjörnur.» — Он не имел понятия, ибо знал рунное письмо, а вот с Исландской грамматикой был знаком лишь отдалённо.
Благо к работе Хельги Альфинсдоттир были приложены её же иллюстрации в виде карандашных рисунков, что несколько облегчало ему задачу понимания данного малоизвестного явления.
Первая, которую он рассмотрел, являлась иллюстрацией рунного камня, похожего на его собственный, но белого цвета, с соответствующей подписью:
«Hvítur». На камне было запечатлено две руны: Кауна (ᚲ) и Райду (ᚱ). Второй рисунок был несколько иным. На сером камне был вырезан сложный гальдрастав с не менее, чем десятью рунами. Третья иллюстрация изображала пустой Судьбоносный камень, такой, каким его обнаружил Джордан О’Коннелл не далее, чем две недели назад.
Эд перелистнул страницу, увидел ещё один дотошно подробный рисунок, занимавший собой весь разворот и нервно сглотнул. Чёрный камень был расколот на три большие части и ещё несколько мелких осколков. Надпись под ним гласила:
«Dauði steins er dauði eiganda hans!» — Смерть камня — есть смерть его владельца, Эду не составило труда это перевести. Чуть ниже было приведено описание:
«Þessi steinn átti Gísla Súrsson…» — Прочитав это, Эдвард поднял бровь в недоумении.
— А разве в Саге о Гисли о чём-то подобном упоминалось?! — Эту сагу Эд читал и ничего подобно в ней не припоминал.
— Вот поэтому коллега-Альфинсдоттир не получила признания
«postmortem»… — Произнесла Батшеда с набитым печеньем ртом, сделав глоток приторно-сладкого чая, продолжила: — Слишком многое в её работах не совпадает с синхронными источниками. В научной среде полагают, что она многое выдумывала, я же считаю, что она знала что-то, чего теперь не знаем мы. — Эд кивнул и продолжил рассматривать зарисовку.
— Одал… Эйваз… Перевёрнутая Альгиз… — Озвучивал он то, что наблюдал. — И камень чёрный, почти как у меня… Чёрт, а ведь всё сходится! Жил беспокойно, но доблестно и честно, и конец его был неблагоприятный… — Эд отложил тетрадь, взял свой камень, стал вертеть его у себя перед глазами, прожилки гипнотически посвечивались при каждом движении. — Только вот для меня в конце вроде бы светит Соулу, если я верно толкую став и правильно понимаю концепцию «Ёърлагастейнов»…
— А что, если Соулу стоит в середине или в начале? — Спросила Батшеда, потянувшись за печеньем.
«Сколько она быстрых углеводов потребляет?! Это же диабет заработать можно и в сахарную кому впасть два раза!» — Подметил мимоделом Эдвард. «Хотя с перманентным стрессняком организм превращается в топку. Мне ли не знать?» — Эдвард знал по себе.
— Если в середине, то получается, что и блесну я в середине жизни, а если в начале… — Эд повернул камень так, что Соулу оказалась сверху. Чем дольше он вглядывался в место переплетения рун, тем больше ему казалось, что он смотрит в бездну из глубины которой ему кто-то зазывающи подмигивал. Вздрогнув от пробежавшего по спине холодка, он пожал плечами и сказал, усмехнувшись: — Ну, что ж… Живи быстро, гори ярко, умри молодым…
Миссис Бабблинг ничего на это не ответила, лишь подлила себе чаю. Эд же подумал, что беседа завернула в «какой-то мрачнак — совсем не по-погоде».
— А что если эти руны эквивалентны, как в гальдраставах? — Решил он направить разговор от собственного рока в более научное русло. — То есть могут быть истолкованы вне зависимости от своего положения… Альфинсдоттир что-нибудь об этом говорит?
— Ох, сложно сказать, еë речь глубоко метафорическая и при том поэтически окрашена, там сказано так… — Указала она пальцем на труд древнего Руноведа. — Как садится и всходит солнце. Как рождается и умирает луна. Как за отливом следует прилив, так один знак наступает за другим.
— Аля Уроборос… — Эд схватил себя за локти, изображая змею, кусающую себя за хвост.
— Да-да, репрезентация цикличности природы… Можно предположить, что смысл руны тут действительно не зависит от положения, в отличие от обычных ставов.
— А как быть с перевëрнутыми…
— Логично предположить, что читать их стоит в соответствии с правилами гадания…
— Ну-да, ну-да… — С пониманием кивнул Эд, из всех преподавателей именно с Батшедой Баблинг у него лучше всего получилось найти общий язык. Можно сказать, что он был с ней на одной волне. — А из чего они сделаны, Альфинсдоттир пишет? Не могу сказать, что я особо сведущ в минералах…
— Говорит, кварц, гранит и огненное стекло, то есть обсидиан.
— Что-то обсидиан какой-то не хрупкий. — Сказал он, взял камень, размахнулся и со всей силы ударил им о край стола.
Раздался протяжный высокий звон, словно где-то рядом ударили в колокол, прожилки на камне вспыхнули, словно уличный фонарь и замигали, затухая вместе с то нарастающим, то затухающим гулом. Батшеда вскинула руки перед лицом в защитной реакции, с шумом втянув в себя добрую половину воздуха в аудитории от испуга. Когда шум и свечение прекратились, профессор пустилась в тираду.
— Эдвард, зачем вы так?! Вы могли бы!.. Это же!.. Это неразумно!..
— Я уже так делал. Как и дед до меня. — Этими словами Эд прервал поток восклицаний и междометий Батшеды. — Он, собственно, так и «активировал» камень, если это можно так назвать… Ударил теслом, а оно съехало и распороло ему палец. — Рассказав историю обретения артефакта, он сменил у профессора установку «паника» на «удивление».
— Поразительно! Невероятно! А я думала, что это ваша семейная реликвия, передаваемая из поколения в поколение… И я и помыслить не могла, что «Ёърлагастейны» ещё могут быть созданы… Такой прецедент должен, обязан быть изучен!
— Айи. — Согласился с ней Эд по-шотландски. — Можно какую-нибудь научку написать. Только мне для начала нужно с англо-исландским словарëм засесть на недельку над трудом товарища-Альфинсдоттир, чтобы лучше понимать материал.
— Эдвард… — О’Коннеллу показалось, что глаза у преподавателя заслезились от радости.
— Айи?
— Мне вас бог послал!
— Это который?! — Без раздумий усмехнулся он.
— Один, не иначе!
Они оба здорово посмеялись над этой шуткой.
***
Ещë некоторое время профессор и Эдвард обсуждали особенности Судьбоносного камня, ими был измерен и записан его точный размер. Ровно шесть дюймов в диаметре, толщиной полдюйма.
«Испускает белое свечение при манипуляциях, характерное для истинных рун, но при этом издаëт нехарактерный звонкий звук.» — Писали они.
«Артефакт также имеет постоянную температуру.» — Это установил Эд, дотронувшись сперва до Камня, потом до гранитного пола, сравнив показатели на ощупь. Ëърлагастейн оказался значительно теплее гранита.
«Опытным путём было установлено, что стейн также обладает высоким магическим потенциалом и является вместилищем внушительного объëма магической энергии.» — Как палочки, как рунные камни, так и изначально не-магические предметы, напитанные достаточным количеством волшебной силы приобретают собственную ауру, подобную той, которой обладают сами маги и волшебные создания.
Непосредственно на ауру и воздействовали Эдвард с Батшедой, пытаясь еë подавить, не взаимодействуя при этом с самим артефактом напрямую во избежание курьëзов. Сделать этого у них обоих не получилось. Эд лишь заставил поле Камня потесниться на дюйм таким усилием, от которого он весь вспотел. Они сделали предположение, что воля, которая заставила Джордана О’Коннелла активировать камень исходила из него самого или он являлся ретранслятором воли, исходящей из какого-то другого места. Только вот откуда — им было решительно непонятно.
Под конец третьей пары, Батшеда удалилась в деканат решать какие-то организационные вопросы. Эдвард остался в аудитории один, вдоволь напившись чая и слегка перекусив, он не испытывал голода и был готов к лëтным занятиям, не зная, чем другим себя занять, он открыл ларец с рунами и подумал вслух:
— Ладно, прогноз погоды… Что там нам обещает северный Атлантический циклон… — И начал гадать.
Сперва он поводил рукой над тремя рядами бордовых прямоугольно-округлых камушков, каждый размером в дюйм. Настраивался на нужные руны, пытался почувствовать, какие горят ему сильнее прочих. «А ну-ка, госпожа Удача, расскажи-порадуй, чё там меня ожидает…» — Первой ему отозвалась руна Райду, второй Альгиз, третьей Одал. Обычно на этом Эдвард останавливался, ему редко удавалось составлять ставы более, чем из трёх рун. Но сейчас, в ответ на его обращения к пророческим силам, засияла и четвёртая, и пятая руна. Эд чувствовал, что мог продолжать бы и дальше, но решил остановиться, чем длиннее став, тем сложнее его сложить и истолковать, но тем он точнее. Первая часть ритуала на этом была завершена.
Он вынул откликнувшиеся руны из ларца, закрыл его и отодвинул в сторону, «чтоб не фонил». Потом достал палочку из тиса, провёл ею себе по указательном пальцу, сотворив слабое рассекающее заклинание и окропил кровью руны, лежащие на столе, совершив «Blóðfórn» — кровавую жертву. Воздух наэлектризовался, камни пульсирующе засветились, тени задрожали, солнечный свет бьющий в окно потускнел. «Налоги уплачены, а ну-ка, Норны, не подведите!» — Подумал он, сгрёб руны в левую ладонь, накрыл правой, перетряс их, словно игральные кости и бросил на стол.
Раздался щелчок, воздух дрогнул, выпуская статику, тени в долю секунды приобрели естественные положения и солнце волной цунами ворвалось в аудиторию через распахнутое настежь окно. Эд утёр пот со лба. С пятью камнями ему ещё работать не доводилось. «Теперь посмотрим, что получилось…» — Подумал он.
Камни сложились в став, — в волшебную рунную надпись. Сложить гадательный став было непросто даже для знающего человека, а прочитать его и верно истолковать зачастую было ещё сложнее и оттого только интересней для Эдварда.
«Первая — Райду. Путь. Куда это я в ближайшее время отправляюсь? На занятия по полётам на метле. Но ещё я завтра иду в Запретный лес… Да, это больше подходит, определённо. Одал. Наследие. Перевёрнутая… А следом Альгиз, тоже вверх тормашками… Да ёб его до гроба… Одал и Райду вместе означают встречу. Альгиз и Одал — дружбу, но обе руны перевёрнуты… Встреча с врагом? Перевёрнутая Альгиз — это смертельная опасность. Враг-не враг — от этой потенциальной встречи ничего хорошего точно ждать не стоит. Однако, следом идёт Кауна. Факел. И Соулу. Солнце. Не перевёрнутые, ну и слава яйцам Одина. Хорошие руны мне выпали, ничего не скажешь. Куда-то пойду — проблем найду, при этом возможно умру, если не убьюсь, то со славой вернусь.» — Так он истолковал обещание камней.
Некоторое время после этого он сидел, подперев лоб ладонью и облокотившись на стол, барабаня пальцами походный марш. «А с чего это вдруг у меня так всё чётко вышло с пятью рунами?» — Думалось ему. «Обычно всё в духе пророчеств шарлатанских, а тут прям живая картина! Удивительно… День сегодня что ли какой-то особый… Да-нет… Четвёртое сентября — день, как день…» — Ещё около двух минут он жевал эту мысль, как вдруг взгляд его сместился от погасшего к этому времени става к Ёърлагастейну, лежащему рядом. И тут Эдварду всё резко стало понятно.
***
Убравшись за собой, сложив вещи в сумку, Эд направился из аудитории в башню Гриффиндора, перерыва после третьей пары ему как раз должно было хватить, чтобы переодеться в спортивную форму, взять метлу и дойти до Лётного поля. Дверь аудитории была закрыта изнутри на засов, за ней роился пчелиный улей и кого-то резали живьём с присущим садизмом.
«Младшекурсники…» — По одному звуку понял Эдвард. «Придётся прорываться с боем! Это ли напророчили мне руны?!» — Шутил он про себя, отпирая задвижку. «Геройскую смерть от толпы детей?»
Рядом с дверью в кабинет Древних рун, располагался проход к винтовой лестнице, ведущей на самый верх башни, где находился кабинет Прорицаний, откуда, чтобы встретить младшаков, в этот момент спустилась преподавательница, Сивилла Трелони. Эдвард увидел её чуть со спины и с первого взгляда она ему чем-то напомнила миссис Бабблинг, только более потасканную, набравшую килограмм и пристрастившуюся не к сладкому, а к бутылке, о чём свидетельствовали красноватые пятна у неё на шее и за ушами.
— Доброе утро, дети! Сегодня мы с вами… — Она отвлеклась на движение позади себя, обернулась, продолжая приветствовать учеников.
— Здравствуйте. — Встретившись взглядом с профессором, Эдвард, кивнув, поздоровался.
—
По-гру-зим-ся в-в-в м-м-м-и-и-и-р-р-р… — Вдруг, внезапно, как гром среди ясного неба, её голос изменился, стал низким, грубым, неестественно утробным, речь замедлилась, словно у пьяной, закончив предложение, она застыла в ступоре, в котором пробыла буквально долю секунды до того, как впасть в транс.
Её перетряхнуло от мощнейшей судороги, прошедшей волной от головы до пят. Вслед за тем она мелко затряслась и задрожала, пытаясь что-то сказать. Глаза её закатились за веки, зуб не попадал на зуб и оттого она не могла произнести ни слова, лишь исступлённо выплёвывала отдельные буквы, словно зажевавший кассету плеер.
— В-в-в-в-в-в-в… З-з-з-з-з-з-з-а… К-к-к-к-к-к-х-л ч-ч-ч-ч-ч… — Второкурсникизашарахались назад и в стороны от этого зрелища, а Эд глядел с недоумением, гадая:
«Она прорицает что ли сейчас? Или просто какой-то приступ…» — В тот же миг, когда он это подумал, раздался леденящий душу визг, а свет и перспектива начали вести себя неестественно. Профессор Трелони прогнулась спиной назад и истошно закричала, словно от самой сильной боли, которую только могла испытать, так пронзительно, что даже О’Коннелл отшатнулся и зажал уши, тут же ему пришлось и зажмурить глаза, и отвернуться от брызнувших в лицо осколков, ибо от выброса магической энергии во всём коридоре повыбивало витражи. Второгодки заметались, словно потревоженные рыбы в аквариуме, в панике налетая на стены и друг на друга.
«Её надо вырубить, пока дел не натворила!» — Пронеслось в голове у Эдварда в этот момент, и он было потянулся за палочкой, приоткрыв один глаз, но тут, у самой прорицательницы в организме выбило пробки, словно подкошенное дерево она завалилась назад и рухнула на пол. Но на этом всё не остановилось. Не выходя из транса, Сивилла принялась биться в эпилептическим припадке, хаотично дрыгая руками и ногами, она каталась и крутилась на полу, словно живой уж на сковородке.
«Она себе щас к херам язык откусит!» — Сообразил Эд в течении двух секунд, в течении от силы секунды расстегнул и вытянул ремень из брюк, попутно падая на колени и придавливая своим весом профессора, крикнув тем второкурсника, кто не убежал в ужасе, а впал в ступор: — Медсестру! Медсестру зовите! Бегом, бля! — Выкрикивая это, он пытался разжать челюсти и вставить ремень между зубов преподавателя, сделать это было не просто, так как Сивилла всё норовила непроизвольно выкрутиться из-под Эдварда. Лишь прижав её к полу коленями, буквально сев на неё, у него получилась это сделать.
Цвет лица мадам Трелони был синевато-серый, она хрипела и сопела, густая белая пена обильно текла у неё изо рта и носа. А приступ всё не прекращался. «Подержал бы кто ноги!» — Думал Эдвард, глядя, как пятки в одних лишь носках со всей силы бились о пол, густо посыпанный осколками стекла, ибо красные туфли Сивиллы уже давно слетели. «Мелкие не удержат, она их сметёт нахрен. Блять, какая же здоровая! Где там уже медсестра?!» - Где-то в отдалении надрывно орал ребёнок с порезанным стеклом лицом.
— ПРЕКРАТИТЕ, ВЫ ЕЁ ДУШИТЕ! — Пропищала какая-то двенадцатилетка, словно кругом и так не хватало хаоса. — ВЫ ЕЁ СЕЙЧАС УБЬЁТЕ! — Вторил ей другой второгодок.
«Блядь… Ещё учить будут, от горшка два вершка!» — Подумал он зло и заорал приказным тоном. — Заткнитесь, нахрен! Лучше помогите, навалитесь ей на ноги, у неё эпилепсия, а не то она себя покалечит! — Эдвард был в этом уверен, ибо атака и не думала прекращаться. Двое второкурсников, мальчик и девочка, послушались и подошли к мечущемуся под О’Коннеллом телу, и та, которая упрекнула по незнанию Эда в причинении вреда здоровью, проблеяла:
— Она мокрая, я не буду этого делать!
— Это потому что она обоссалась. — Эдварду в пылу почему-то показалось нужным озвучить эту деталь.
— Ф-у-у-у-у! — Карикатурно зажав нос двумя пальцами, пискля развернулась на пятках и посеменила прочь, а пацан остался.
— Подержи её голову. — Дал тому распоряжение Эд. — Чтоб об пол не билась, мне нужно палочку достать. — И тот поступил, как было сказано. — Щас я… — С этими словами, он упёр волшебную палочку профессору в живот и произнёс заклинание: — Релацио! — Отчего движения Сивиллы сделались менее интенсивными и частыми, в них почти не было силы и Эд на пару с второкурсником без проблем мог контролировать её положение. Всего эпилепсия продолжалась около двух минут.
К тому времени, когда летя на метле под высоким сводчатым потолком во избежание помех в виде толп студентов до места происшествия добралась мадам Помфри, всё уже прекратилось. Профессор Трелони лежала в луже своей мочи и куче разнообразного тряпья, что лишь издали напоминало одежду, абсолютно неподвижная, словно мёртвая. Эд осторожно вынул свой ремень у неё изо рта и поразился, выставив полоску драконьей кожи на просвет напротив окна, целый кусок по форме идентичный прикусу Сивиллы был практически откушен.
«Надо было сложить его вдвое…» — Подумал Эд, очистив ремешок от слюнной пены и починив, сотворив заклинания «Репаро» и «Экскуро».
— Что здесь случилось?! — Справедливо поинтересовалась целительница Хогвартса и Эдвард рассказал ей всё в скорых деталях. Слушая его, мадам Помфри невербально сотворяла целебные чары, нужные не только Сивилле, но и нескольким порезавшимся второкурсникам.
— Ох, бедняжка! — Посочувствовала целительница профессору. — Должно быть увидела что-то ужасное! — Говорила она с неизменно бойким голосом. — И хорошо, что вы не услышали пророчества — это хуже некуда! У доброй четверти клиентов психоневрологического крыла Мунго проблемы на этой почве. И вы всё правильно сделали. Хорошая работа, Аврор!
— Служу отечеству… — Без энтузиазма чисто по привычке ответил Эд, обескураженный словами лекаря.
— Так, дорогая, подъём-подъём! — С этими словами, Поппи Помфри достала из сумки крохотный пузырёк с каким-то зельем, а быть может с простым нашатырём и поднесла его к носу профессора Прорицаний и та сразу очнулась. — Вставай-поднимайся, рабочий народ! Медленно, не спеши… Вот, вот так…
— А что случилось? — Голос её был таким невинно-искренним, словно детским, и робким, словно ранняя заря. — Я упала?
— Просто небольшой инцидент, ничего страшного, родная! Всё пройдёт. Пойдём, приведём тебя в порядок… — При помощи Эдварда, поставив Сивиллу на ноги, Мадам Помфри объявила громогласно. — Так, второй курс! Занятия по Прорицаниям на сегодня отменяются, свободны!
В коридоре раздалось разрозненное «Ура!» и прочие выражения всеобщего ликования.
«Дети — зло…» — Подумал Эд.
