Час Волка

      Бенджен споткнулся и только чудом не угодил в густые кусты малины, что росли у стен Риверрана. Пчелки обиженно зажужжали, но он не обратил на них ни малейшего внимания, огибая стену и пиная неровно лежащий камешек, который в тихим «бульк» опустился на дно реки. Был рассвет. Он не спал всю ночь, отвыкший от шума и грохота в скалистом царстве Драконьего Камня, где даже бури выли едва слышно, раздаваясь глухо в выдолбленных в камне покоях. Здесь же, в речном замке, кипела жизнь — шли приготовления к свадьбе старшей наследницы, любимицы черни и высших лордов. Возводились яркие шатры, готовились гуляния, выпекались торты и сладости, а Бенджен смотрел на все это буйство и понимал, что совсем скоро то же ждет его Лианну, и не мог не кривиться. Лианна любила толпы, людей и жизнь. Как она должна была праздновать собственное заточение? Ему не нравилась эта свадьба, на которую согласился Бран и которая по всем правилам севера должна была состояться в Винтерфелле, с его обычаями и обрядами, не нравилась мишура и взгляды, которыми его одаривал каждый, кто узнавал в нем Старка. Бендж был более, чем счастлив на Драконьем Камне, где он был пареньком без фамильного имени, пареньком уставшим, но определенно влюбленным. Он скучал по морю, по его несдержанной силе и элегантности, но тренировкам с двуручным мечом, по поту и соли, разъедающим глаза, по смеху маленькой принцессы, который раздавался в замке с утра до вечера, по черному коту по кличке Балерион, который любил прохаживаться по двору, гордо задрав хвост, но больше всего — по Эртуру, который появлялся на пороге его каморки, окутанный сумерками, и руки которого заставляли Бенджа позабыть об усталости и гнете времени. Он был рад увидеться с сестрой, поговорить с ней, пошутить, как когда-то в детстве, но теперь было ясно, как никогда, — детство закончилось, так как все хорошее имеет правило заканчиваться. Лианна много слушала все эти дни и много думала, постоянно смотря в небо, будто пролетающие над ними стаи гусей могли дать ей ответ на так и не заданный вслух вопрос. Она ничего не сказала, когда он притащил из леса охапку зимних роз, ее любимых, и оставил их в ее комнате. Она по-прежнему широко улыбалась и, казалось, была только рада, когда Кейтилин Талли хватала ее за руку и тащила на кухни, бормоча что-то о яблочных пирогах, но Бендж знал свою сестру. Так хорошо, как, он верил, никто не знал. Лианну что-то тревожило. И он не был уверен, была ли это предстоящая свадьба с Баратеоном. Уж больно меланхолично Лианна выглядела, когда Роберт схватил ее, стоило ей спуститься с коня, и утянул в поцелуй, который Бендж счел слишком откровенным, и кашлянул, чтобы прервать это насилие для глаз. Лианна и глазом не моргнула, проведя ладонью по бороде молодого оленя, позволила еще раз себя обнять, после чего с глупой девчачьей улыбкой скрылась в замке. Пару дней назад Бендж бы решил, что она просто стала такой — леди, манеры и прочее, что идет в приложении к любой жеманной леди. Теперь, зная наверняка, что в его сестре сидит стальной стержень, что будет покрепче его собственного, он не мог не удивляться. И волноваться. Лианна что-то задумала. Лианне никогда еще не было так страшно. Она не могла нормально спать и есть, находясь в состоянии ожидания чего-то гигантского и неизбежного, мерила шагами выделенные ей покои, всматривалась в звезды на небе, широко распахнув окно, отвлекалась на книгу, но пропускала целые абзацы, и никак не могла взять себя в руки. Они не знала, достигло ли ее скромное послание кронпринца, где бы он ни был. Вороны, как правило, прилетали мейстерам, и, если бы тот кусок пергамента попал не в те руки… Впрочем, в таком случае пергамент был бы сочтен за шутку и предан огню, как и все Семь Королевств. А Лианна бы вышла за Роберта Баратеона. Право, она сама не знала, чего боялась больше. Впервые за всю ее жизнь у Лианны был шанс сделать что-то кроме вынашивания наследника. Она хотела сыграть правильную роль на правильной стороне, сломать устои и стать и свободной, и великой. Но больше всего она хотела скрыться. От слуг, от братьев, от отца, который бы приехал на ее свадьбу, стоило Брану с новой супругой занять место в Винтерфелле, где «всегда должен сидеть Старк». От обязанностей и долга. Юг развратил ее ум, поставив личные ценности выше ценностей семьи, и Лианна ненавидела себя за это, тихо презирала каждую мысль, ругала себя за эгоистичность, и несколько раз порывалась отправить послание с перечеркнутым накрест чардревом. На одной чаше весов был ее брак. На другой — Вестерос. Выбор был бы прост для каждого, кто смыслит что-то в законах мира. Лианна не хотела подвергать свою семью опасности, и она бы скорее умерла, чем позволила кому-то причинить им вред. Эйрис был опасен. Война тоже. Днями она успешно играла свою роль — ходила по ярмарке со светящейся от счастья Кейтилин, обсуждала оружие с Бенджем и книги — с Недом, старалась не пересекаться с Браном и даже изредка перебрасывалась фразами с Лизой. Больше она не делала ничего, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания. К несчастью, Роберт делал это за нее. У него не было должной возможности наказать ее за оплошность принца тогда, сразу после турнира, но теперь он зажимал ее при любом удобном случае, будто боялся, что Лианна внезапно сбежит прямо из его цепкой хватки. Она собиралась сбежать. Просто не так явно. Дни шли ворохом событий, на которые Лианна не обращала ни малейшего внимания, и вскоре наступил канун свадьбы, которой с замиранием сердца ждала Кейтилин — настоящая будущая леди Винтерфелла, ни дать ни взять, и которая служила прекрасной возможностью устроить небольшой ужин в семейном кругу, о котором Лианне сообщил Бендж, хитро подмигнув за завтраком и предложив постучаться вечером в покои Неда. Так она и сделала, обнаружив внутри всех своих братьев и Роберта, занимающих места за небольшим столом в центре комнаты. — Провожание, — пояснил ей Нед, который, казалось, был не очень доволен, что это самое провожание происходит в его личных покоях. Впрочем, остальные присутствующие только синхронно закатили глаза, а Брандон хлопнул его по плечу. — Дорогой мой брат, когда на горизонте будет твоя свадьба, то клянусь, я устрою такой пир, какой север еще не видел. Нед хмыкнул, но послушно принял кубок с вином, пригубив и облизав губы. — Я женюсь на какой-нибудь малоизвестной дочке южного лорда, да еще и в септе. Посмотрим, как ты тогда заговоришь. Роберт громко захохотал, подливая себе рубинового питья, хотя по его покрасневшим щекам было понятно, что Баратеон уже хорошо ознакомился с ассортиментом алкоголя Риверрана. Лианна подумала о Эшаре Дейн, о том, что все данные ей обещания обратились в прах, и села рядом с Бенджем, расправив юбки и поймав его недоуменный взгляд, нацеленный на ее щиколотку. — Что? — тихо спросила она, отрезая себе кусок окорока и щедро поливая его апельсиновым соусом. Бендж нахмурился. — Зачем ты надела старый верховой костюм? Проклятие. Лианна машинально отдернула ткань, поминая на чем свет стоит южные легкие ткани, задирающиеся при каждом движении. — Я подумала, что в этой части замка больше сквозняков, — не придумав ничего лучше, сказала она. Бендж сделал вид, что поверил. Ужин шел легко и неторопливо, — Бран много смеялся, Нед с Робертом вспоминали давние проделки в Долине, поднимали кубки за своего «второго отца», Джона Аррена, расспрашивали Бенджа про жизнь на Драконьем Камне, а Лианну — про жизнь в Пределе, и казалось, что так будет всегда. Этот небольшой, почти семейный ужин заставил Лианну окончательно осознать, от чего она отказывается на неопределенный срок. Разумеется, в Пределе не было бы ее братьев, был бы только Роберт, Станнис и Ренли, и целая куча послушных, как куклы, слуг, которым ее вера в старых богов казалась дикой и своенравной. Но они навещали бы ее: все они, и иногда можно было бы притвориться, что они никогда не взрослели. Вот только Лианна росла с тремя братьями и отцом, которые, в отличие от того же Роберта, не считали ее безделушкой, и рассказывали о своих переживаниях и проблемах, невольно показывая, как с ними справляются те, кому от рождения отведена куда более важная роль в этой игре власти. Ее отец любил ее, но делал все, что лучше для укрепления позиций дома, начиная от союза с Риверраном и заканчивая обеспечением верности лордов Штормовых земель. Она не могла склонить голову и принять тот факт, что ее единственная ценность заключалась в возможности правильно выйти замуж. Они отказывались выступить против Эйриса, который был непредсказуем и опасен и который в любой момент мог направить свое безумие на Хранителя Севера, дочь которого так выделил на турнире его ненавистный сын. Лианна должна была их подтолкнуть. Вино лилось рекой, и, когда шутки перешли с вполне безобидных на пошлые, Нед предложил отвести Лианну обратно в ее покои. — Брось это, — заворчал Роберт, вставая со своего места и предлагая ей свою руку, — побудь с семьей, я вполне свободен и способен довести нареченную до ее комнат. Лианна покосилась на его кубок — тот был пуст, но Роберт твердо стоял на ногах и улыбался, так что можно было не опасаться того, что он свалится прямо на нее в одном из коридоров. Она кивнула, после чего обошла стол по кругу и крепко обняла каждого из братьев, жалея, что рядом нет отца. Она бы отдала все свои роскошные платья за возможность поговорить с Рикардом Старком. — Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, — шепнул ей Бендж, и у Лианны все внутри так и сжалось. Единственное, что она знала, так это то, что ей надо оказаться по ту сторону реки с южной стороны в час волка, где, как ей сообщила та самая одичалая, с которой у нее состоялся странный разговор в тот первый приезд в Риверран, ее будут ждать. Лианна понятия не имела, какое отношение к ее плану имеет одичалая и кто конкретно будет ее ждать, но это было послание, от которого будто бы шел запах дыма. Запах огня. Запах Таргариенов. Она обняла его еще крепче и отступила, принимая предложенную Робертом руку, и не оборачиваясь вышла прочь из комнаты, в которой сидели ее родные люди. — Признаться, я никогда не ждал свадьбу так, как жду эту, — довольно сообщил ей Роберт, приобнимая ее за плечи левой рукой, когда они шли по коридору, в котором едва горели факелы. Время было позднее, а потому по коридорам не шмыгали даже слуги, но это Лианна итак прекрасно знала — за прошедшую седмицу она неплохо изучила порядок жизни Риверрана, на тот случай, если ей придется бросить все в один миг и исчезнуть, как призраку. — Думаю, леди Кейтилин с вами поспорит, — фыркнула Лианна, которую разговоры о вышивке свадебного плаща и принесении брачных обетов уже порядком утомили. Роберт качнул головой. — Пекло, Лия, заканчивай уже с формальностями! Ты будешь моей, ты должна считать меня другом, а всю эту белиберду оставь для лордов и леди. Есть ты, — его рука невзначай соскользнула с ее плеча на талию, притягивая ее ближе, — и я. Больше ни о чем не волнуйся. Лианна подавила смешок. Это было бы грубо, и, прямо сказать, нечестно по отношению к мужчине, что мечтал завладеть ей уже столько лет. Она не презирала Роберта Баратеона. Она просто не могла быть той, кого он воображал. — Спасибо, — она ласково выпуталась из его объятий, когда они дошли до ее дверей, и провела ладонью по его щеке, всматриваясь в его чистые синие глаза. Она собиралась предать этого человека на рассвете. — Увидимся завтра. Взгляд Роберта опустился на ее шею, на которой по-прежнему висел клык, прикрытый его амулетом, и сдержанно кивнул. Лианна открыла дверь, и он невзначай заглянул за ее плечо. Улыбка стекла с его лица, как по волшебству, а глаза превратились в две узкие щелки, — Лианна недоуменно оглянулась, пытаясь понять, что вызвало такую реакцию, и сразу же наткнулась на букет зимних роз, который Бендж притащил ей несколько дней назад и которые упрямо отказывались вянуть, несмотря на нехарактерно-теплый климат и отсутствие вазы с водой. Пекло. — Роб, — не убирая ладонь, позвала она, стараясь успокоить поддавшегося бешенству оленя, и его взгляд, яростный и больной, переметнулся на ее лицо, — все хорошо. Все хорошо, ничего не произошло. — Ничего не произошло? — выплюнул Баратеон, перехватывая ее за запястье. — Как ты можешь держать у себя цветы этого… этого ублюдка, опозорившего тебя перед всей страной? Как ты… — Это не его цветы, Роберт, это просто зимние розы, мне принес их Бендж, — Лианна взмахнула рукой, — ты же знаешь, как я их люблю. Все знают. Губы Роберта, полные и розовые, с размаху накрыли ее собственные. Лианна привыкла к его поцелуям, даже научилась отвечать на них так, как ему нравилось, но в тот момент поцелуй показался ей укусом. Наказанием. Она уперлась свободной рукой ему в грудь, и он поддался, со свистом втягивая в себя воздух. — Этот подонок захотел то, что ему не принадлежит, он захотел мое, — лапы Роберта сжали ее талию, будто он хотел убедиться, что она реальна, — ты моя, Лианна, только моя. — Я твоя, — тяжело дыша, заверила его Лианна. Его хватка стала крепче. Глаза Роберта прояснились, он улыбнулся, нагнувшись для еще одного поцелуя, но на полпути остановился, замерев, и вдруг втащил ее в комнату, ногой захлопнув за ними дверь. — Ты сказала, что «все знают», — по-прежнему не отпуская ее, медленно проговорил мужчина. — Отпрыск ящерицы тоже знал об этом? Лианна замешкалась, опустив глаза, и сразу же поняла, что это было ошибкой: Роберт взревел, как разъяренный кабан. — Он преследовал тебя, любовь моя? Досаждал? Он… — глаза Роберта опасно почернели, — взял тебя силой? — Нет! — Лианна дернулась в его стальных объятиях, но Роберт перехватил ее и прижал к двери, наваливаясь на нее всем своим мощным высоким телом, телом воина. — Скажи слово, Лия, и я не посмотрю, что у него волосенки королевские, и выдеру все до последнего, отрежу все то, чем он думает, и отправлю его отцу, если понадобится. Если он… — Он ничего не делал! Клянусь, Рейгар бы не стал… Позже, думая об этом моменте, Лианна понимала, что это стало ее главной промашкой. Она назвала его не кронпринцем, не Таргариеном, не ублюдком, как хотел Роберт, нет. Она назвала его по имени, так, как делали близкие люди, по имени древней Валирии. Это был шаг в пропасть, и она его сделала. В мгновение Роберт набросился ее, пришпилив к двери и зафиксировав так, как ему было удобно, перехватив ее руки над головой хваткой одной ладони, другой схватив ее за грудь, спускаясь вниз, к ее бедрам, пытаясь дотронуться до нее сквозь ткань. — Он хочет это все, Лианна, — шептал он, кусая ее за шею, — он хочет это тело, но оно не его. Ты говоришь, что моя, но бегаешь от меня, как от прокаженного. Но мы будем мужем и женой, так что смысл бегать , если ты можешь быть моей сегодня? Сейчас? Он отпустил ее руки, почувствовав, что она не сопротивляется, поцеловал влажными губами, запуская язык к ней в рот, вылизывая и заявляя своей право, подхватил ее и положил на кровать, забираясь сверху и задирая ее платье. И тут шок прошел. Лианна забилась всем телом, распахивая рот, на который тут же легла огромная ладонь, в никем не услышанном крике, пытаясь сбросить с себя тело Баратеона, но не тут-то было. Он рассмеялся при виде ее сопротивления — его глаза горели безумным пламенем, и когда она цапнула зубами его душную ладонь, даже не поморщился, ловко борясь с тканью шелкового платья, спуская его с ее плеч и раздирая прямо на ней, опускаясь ртом на собственный укус и прокладывая дорожку к ключицам, свободной рукой массируя ее грудь. — Моя, моя, моя, — клеймил он, пока Лианна пыталась вспомнить, как дышать. Его ладонь, надежно закрывающая ей рот, начала потеть, ее ноги были обездвижены его телом, и сколько бы она ни била его по спине и плечам, Роберту, казалось, было все равно. Она даже этого не замечал. Сознание начало ускользать от нее — Лианна не могла дышать, ее трясло, как в лихорадке, и никогда еще она чувствовала себя такой беспомощной. Всегда был кто-то, кто спасал ее, приходил на помощь, когда она была ей нужна, и она решила, что это в порядке вещей. Пираты грабили берега и насиловали женщин, и она слышала об этом и поджимала губы. Она не знала, что это так ужасно, быть лишенной голоса, неспособной кричать, обездвиженной от шока, а затем пригвожденной кем-то, кто сильнее в три раза. Но Роберт Баратеон не был пиратом. Он был ее нареченным. Она врезала ему по лицу. Вряд ли ее удар был сильным, но он застал Роберта врасплох, и он отнял ладонь от ее губ, не сдвинувшись даже на дюйм, и поморщившись. — Отпусти меня. Сейчас же, — прошептала Лианна, ненавидя себя за дрожь в голосе. — Отпусти меня немедленно. — Ну-ну, — Роберт потер место ушиба, — разве можно отказать своему супругу? — Мы не женаты, — глаза предательски защипало, — но еще можем быть, если ты отпустишь меня. Вместо ответа Роберт прижался к ней сильнее, и она почувствовала его горячую плоть у своего бедра. — Ты подаришь мне самых красивых наследниц, — гордо сказал он и сделал поступательное движение бедрами. — Роберт, пожалуйста, — Лианна почувствовала, как увлажнились ее щеки. Она не знала, что плакала: она перестала воспринимать себя и свое тело как единое целое. Ее тело предало ее, оказалось слабым в тот момент, когда должно быть сильным, а она оказалась вовсе не волчицей, а глупой овцой. После она говорила себе, что не могла кричать и звать на помощь — ее платье было разорвано, метки Роберта покрывали шею и грудь, и кто бы ее не обнаружил, неминуемо бы пошли слухи. Она была опорочена кронпринцем, с которым собиралась провернуть величайший скандал в истории, и если бы она закричала… Это пятно было бы не отмыть. Да. Так она говорила себе, шептала, как безумная, сотрясаясь в беззвучных всхлипах, когда все было закончено и Роберт захрапел рядом, закинув на нее руку. Она не знала, сколько лежала вот так, сломанная, как выброшенная из окна кукла, думая, кусая губы, и не чувствуя ничего, кроме мерзости, вернув себе чувство реальности только тогда, когда спелый розовый луч пощекотал ее окно. На деле даже защита ее собственной чести не была причиной, по которой она не закричала, когда ладонь Роберта покинула ее рот. Ей было пора. Лианна выскользнула из испорченного руками и семенем Роберта платья, поморщившись, будто каждое движение отдавало огнем, хотя ее не били и не истязали, а пара синяков от зубов ныли, но не доставляли дискомфорта. Роберт даже не взял ее девственность, слишком опьяненный вином и свободой, лишь терся об нее, оставляя языком влажные следы на ее сосках, между грудями, за ушами, лапая ее между ног сквозь ткань и тяжело дыша и бормоча под нос обещания и клятвы, которые Лианна пропускала мимо ушей, моля, чтобы это поскорее закончилось. Платье отправилось прямо в догорающий очаг, а Лианна, ощущая себя грязной, испорченной и помеченной, как какой-то скот, перебарывая отвращение, натянула на себя старую рубашку Бенджа и платье поверх. Роберт выразительно всхрапнул на ее кровати, и она, подхватив свой плащ, выскользнула из комнаты. Лианна миновала коридоры, лестницу, внутренний двор, конюшни, прячась в специально подмеченных закоулках от ранних слуг и стражи, благо, она была маленькой и в предрассветной темноте ее практически невозможно было увидеть. Почувствовав на подбородке влагу и слизнув ее, почувствовав во рту вкус железа, она поняла, что умудрилась прокусить губу, и этот вкус крови на языке стал последней каплей. Она упала на колени за конюшнями, и ее стошнило всем тем великолепным ужином, которым она наслаждалась в кругу семьи, мечтая, чтобы тот не заканчивался. Она кашляла, вытирая губы рукой, удивляясь, что не чувствует слез, не понимая, как так может быть, и смотрела, как во влажной земле под ее пальцами копошатся черви. Слез не было. Была предательская дрожь, было ощущение, будто Роберт Баратеон трахнул ее душу, были кровь, содержимое ее желудка, гадкие следы на ее теле, а слез почему-то не было. Лианна сглотнула, поднимаясь на ноги и хватаясь за стенку конюшен, прислонившись на секунду к твердой опоре и переводя дух. Ей нельзя было быть слабой. Видят старые боги, нельзя. В ее мире девушек насиловали и продавали за выгодный альянс. В ее мире мужчины не умели держать слово и руководствовались своими жалкими желаниями. Рейгар Таргариен будет ей должен, когда усядется на этот идиотский железный стул. И тогда она изменит этот мир. Стража на стене менялась перед рассветом. Лианна достаточно хорошо изучила порядок, мучаясь от бессонницы и смотря в окно, чтобы знать наверняка — стражники в Риверране относились к своей задаче серьезно. Почти всегда. Во время смены они могли поболтать друг с другом, не обращая внимания на сами ворота, открывающиеся лишь поутру и надежно запертые на ночь на плотный тяжелый засов. Засов, который, Лианна знала, ей ни за что не открыть. Потому-то она и припасла веревку, спрятала ее у Искры и теперь достала, заодно простившись со своей старой подругой. Искре, увы, не было места в ее новом приключении. Для того, чтобы изменить мир, надо было измениться самой. Примерить новую личину, в жизни которой не было усмешек Бенджена, плотно сжатых губ Неда, крепких объятий Брана и отвратительно-потных ладоней Роберта. Лианна дождалась, когда стражники спустились вниз, по привычке остановившись поболтать со своими друзьями из утреннего караула, и забралась на выступ, мысленно воздавая хвалы Бенджу и его настойчивым просьбам облазить все стены в пределах досягаемости. Там она привязала веревку так, как учила Мера, дочка вождя северного клана, сбросив моток вниз и перегнувшись, чтобы посмотреть на землю. Перед стеной был лишь клочок земли, затем река, и потом — неизвестность. Лианна вздохнула, перелезла через каменный зуб крепости, вцепилась в веревку как можно крепче и скользнула вниз. Ладони обожгло — никто не предупредил ее, что трение о жесткий ворс вызывает столь неприятные ощущения, но у нее не было времени охать и ахать над своими ладонями — она слышала, как лязгают латы поднимающихся на стену стражников. Земля оказалась ближе, чем она думала, и Лианна чуть не потеряла равновесие, когда ее ноги достигли твердой поверхности. Тогда она дернула за веревку, потянув вправо, и та послушно стекла к ее ногам. Стража, тем временем, уже была на своем месте, и Лианна отчетливо слышала каждое слово. — … так вот, я и говорю ей: дорогая, у меня есть один золотой дракон, и я потрачу его на лучшее вино и нового коня… Что это там? Она прижалась к стене. «Не смотри вниз, прошу, не смотри вниз». — Где? — Ну вон, на востоке? — И что же ты хочешь, чтобы я увидел посреди ночи? — Болван! На востоке, я же сказал, там уже солнце встает! Будто бы всадник промелькнул! Всадник… Лианна вскинула голову, всматриваясь в даль в указанном направлении, но ничего не увидела. Второй страж, по-видимому, тоже. Она вновь услышала лязганье, смешок «Пить меньше надо!» — и дальнейшую беседу про какую-то шлюху из Волантиса, к которой Лианна питала минимальный интерес. Держась стены, она обогнула замок, аккуратно и неторопливо, чтобы не выдать себя в отблеске предательского факела или медленно поднимающегося солнца. В этой части Риверрана течение было более неспокойным, и стены не имели выступов, а потому и стража на них отсутствовала. Лианна спрыгнула бы прямо оттуда, если бы знала, как туда забраться. Не могла же она прямо спросить Бенджа! Она присела, дотронулась до воды и поморщилась — даже купание в летних водах Белого Ножа казалось более приятным, чем это промозглое течение. Лианна зажмурилась. Переплыть реку с сильнейшим течением. Легче легкого. И тут, в свете восходящего солнца, она и увидела его. Эртур Дейн показался из прикрытия, которым ему служила небольшая рощица на том берегу, и замер, увидев ее. Лианна кивнула ему, и рыцарь кивнул ей в ответ, жестом указав на реку. Лианна пожала плечами и сделала шаг. Течение поглотило ее через несколько мгновений, платье прилипло к коже, затрудняя движения, и идея надеть его, показавшаяся такой разумной ранее, вмиг обрела другие очертания. Лианна чувствовала, как вода тянет ее вдоль берега, забивается в уши и в рот, и гребла. Она считала. Тринадцатый гребок был за рощу в Волчьем Лесу, где она чувствовала, что никто не может найти ее. Шестнадцатый — за каждый шрам Безухого Джо. Двадцать четвертый гребок чуть не стал последним, но Лианна вовремя заметила надвигающийся камень и метнулась в сторону изо всех сил, и вода накрыла ее с головой. Тогда-то она и почувствовала ее. Ярость. Последние остатки шока и предательства растворились в холодной воде, и сознание заполнила неприкрытая раскаленная ярость. Ей Лианна и посвятила сорок четвертый гребок. Когда она рухнула на берег, в мокрой одежде, с каплями воды, стекающей по лицу и отяжелевшими от влаги волосами, пачкаясь во влажной земле, Лианна не чувствовала ни малейшего сожаления. Она с благодарностью схватилась за руку Дейна, тяжело дыша встала на ноги и выжала подол платья. — Доброе утро, — пробормотала Лианна, снимая с себя плащ и выжимая его отдельно. Дейн издал странный звук, который можно было бы расценить, как смешок. — Доброе утро, леди Старк, — ответил он ей, отходя к зарослям малинника и выводя из-за них своего коня, чернильно-черного, с белым пятном на лбу. — Думаю, нам пора. — Полностью согласна. Забираясь на коня вслед за Дейном и вглядываясь в густую, все еще накрывающую Риверран ночь, с каждым мигом удаляясь от своей размеренной, выверенной и продуманной другими жизни, Лианна не чувствовала ни стыда, ни тяжести в груди. Она не знала, что в это самое время мейстеры Цитадели выпускали из клеток белых воронов, которые должны были разнести во все уголки Вестероса вести о Ложной Весне. Незаметная фигурка, стоящая на южной стене, постаралась скрыться из виду, как только внизу послышался собачий лай. Он не хотел привлекать внимания. Итак, что он знал: Лианна Старк, эта девица из волчьей семьи, решила показать зубки, которые, правда, оказались не больно-то острыми, если все, до чего она додумалась — сбежать в ночи со свадьбы собственного брата. Петир Бейлиш усмехнулся. В чем смысл доносить историю, как есть — Волчица сбежала, крадясь по двору? Он хорошенько расспросил эту одичалую — как-никак, а она служила ему неплохой шпионкой после того, как он втихомолку пристроил ее на место служанки, — но она не знала, кем был таинственный человек, что поймал ее в лесу, вручив мешочек с золотыми монетами и наказав донести время и место Лианне Старк. Одичалая описала его как высокого человека, глаза и волосы которого были скрыты широким капюшоном, и единственное, что она разглядела, так это его меч, невероятно длинный, молочного цвета, будто сверкающий изнутри. Это было все, в чем нуждался Петир. Он ведь не зря так много времени проводил среди книг. Даже самый бездарный рыцарь узнал бы по описанию древний Рассвет — фамильный меч Дейнов, которым владел не кто иной, как сам Эртур Дейн. Близкий друг кронпринца Рейгара и его гвардеец. Вот это совпадение. Петир задумался. У него были все карты в руках, оставалось только придумать, как разыграть их так, чтобы Брандон Старк не только не женился на Кет после полудня, но и оказался лишен этой возможности в принципе. Разъярить Баратеона было бы только плюсом — он был очень громким и неимоверно раздражал Петира одним своим присутствием. Ему, как правило, не было ходу на небольшие завтраки семьи Талли после того случая с Лизой, но сегодня Петир был согласен рискнуть. В конце концов, вряд ли кто станет обращать на его ослушание внимание после той приукрашенной правды, что он им скормит. Он дождался, пока вниз не спустился очень довольный Баратеон, наблюдая из своего укромного угла за стогами сена для лошадей, как он пересекает двор и хлопает по плечу Старка и как они оба входят в Чертог. Петир кашлянул, придал своему лицу обеспокоенное выражение, и поспешил к дверям. — Лорд Старк! Лорд Старк! Брандон обернулся, гигантский, высокорослый и... глупый. Его брови недоуменно приподнялись, и он скривил рот. — Мизинец. Старые боги, умоляю, скажи, что не явился получить еще один шрам поперек старого. «Скотина. Тупая, бездарная, недостойная скотина». Петир скромно покачал головой. — Что вы, мой лорд. Но у меня новости, очень плохие новости, — Брандон насупился, выглядя так, что было понятно — участвовать в беседе дольше положенного он не собирается. — Ну и что молчишь? Говори свои плохие новости. — Они… о вашей сестре, — сделав вид, что тщательно подбирает слова, проговорил Петир, и поза Старка мигом изменилась, — думаю, я видел, как ее силой увозил на коне Рейгар Таргариен.