Ядовитый

Если быть честным с самим собой, Минхо не испытывал ярости или бешенства в тот момент, когда увидел злополучные фото. Он был предан тем, кому решил довериться — именно это так сильно ранило его. Он не испытал раздражение, но обиду, которая горьким жаром разлилась по его телу от самого сердца. Для него тяжелым было само осознание этого предательства, ведь он вовсе и не думал о том, чтобы заново поверить кому-либо, но пошел на этот риск. Наверное, со стороны было неясно, ведь он казался грубым и черствым, но Минхо чувствовал глубже остальных: он только хотел быть холодным для того, чтобы меньше ощущать боль, что причиняют ему люди. Относительно Хана он не мог быть безразличен, потому что бельчонок бесцеремонно ворвался в его жизнь, приковывая все внимание Ли к себе. Общество Джисона согревало его, поэтому он и сам порой не хотел расставаться. Но ему приходилось: ночевал он дома, который и домом не считал. Уютнее ему было рядом с веселым и прилипчивым парнем, что никак не мог отвязаться от Лино. «Зачем Хан так поступил с ним? Станет ли он оправдываться?», — думал Минхо. Но собраться и выслушать он не мог, потому что боялся объяснений, боялся того, что скажет ему Хан, боялся быть обманутым, поэтому принял за правду выдуманную собственным разумом отговорку. Страх был его худшим врагом, ограничивающим свободу чувствовать и думать. — Нет! Я не буду тебя слушать! — кричал Ли, вымещая накопленную обиду на поверженном сопернике. Но, по сути, дрался он с самим собой тогда, со своим страхом. — Я больше никогда не смогу тебе доверять… — прошептал хулиган так, что второй не услышал. — Твои слезы прекрасны, — поднимая за подбородок рыжего, произнес Хан, с нежностью заглядывая в чужие заплаканные, опухшие, красные глаза. «Моя улыбка, мои слезы… Неужели я позволил увидеть свои чувства Джисону? Он заставляет меня чувствовать снова и снова.» Минхо по-настоящему разучился показывать эмоции, прячущиеся внутри него. Но сам того не замечая, он открыл их Хану. А тот похвалил его. Выброс энергии быстро сменился бессилием, тело Ли тяжелым грузом упало на грудь, что была под ним. Из глаз без остановки текли слезы, стекающие на белую рубашку одноклассника, отпечатываясь мокрыми пятнами. Он не всхлипывал, не задыхался от плача, а просто тихо прислушивался к сердцебиению Джисона. То, казалось, было медленным, но, может, потому, что сердце Минхо в ту минуту сходило с ума. Они продолжали так лежать еще минут пять, не меньше, пока Ли успокаивался. — Можно я объясню тебе все? — осмелел Хан тогда, когда их дыхания сравнялись, он не смел даже пошевелиться в страхе, боясь снова упустить кота. Но задира только встал, опустив глаза, и неспешно ушел, оставляя дверь открытой. Картина была грустной, если смотреть на Хана из коридора: тот, развалившись, лежал на полу грязной уборной, где царил беспорядок, характерный для ремонта, который не могли завершить из-за вечных детских перепалок в этом месте. Парень придерживал ребра правой рукой, хватал воздух ртом и кашлял, будто изнемогая. В дверном проеме показалось лицо человека, которого тот меньше всего сейчас желал видеть. Джисон сейчас винил только себя и его, ведь Чан был тем, кто развесил снимки. — Помочь тебе? — сощурился он, не показывая своего тела из-за стены. — Уходи, — злобно метнул свой взгляд Джи на ехидное выражение лица ненавистного ему Бана. Волк, наконец, высунулся из укрытия целиком. Он был один, без спутников, что всегда прикрывали его спину. — Я обещал быть мягок с тобой, но мои ребята не уловили эту мысль, поэтому я чувствую себя виноватым. Я помогу тебе, — настроение его отличалось от того, каким то было на публике. Лидер перестал выдавливать улыбку, поэтому его лицо приобрело более взрослый вид. Хан ему не отвечал, пытаясь встать, потому что лежал в очень незащищенной позе, а побоев для него за последние пару дней было достаточно. Он просто устал, желая вернуться к своей старой жизни, даже если это означало забыть Минхо. — Я знаю, куда он пошел. — Не ври. Откуда тебе знать? — скептично отреагировал бельчонок. Он-то точно был уверен в том, что сам Бан — это ложь: все его действия и слова могут быть подвержены сомнению, ведь тот не умел быть серьезным и искренним. Кто-кто, но не Минхо был ядовит. Люди вокруг него были пропитаны фальшью. — Он на пляже. Можешь проверить. Расскажи ему правду. Пусть он не будет ненавидеть хотя бы тебя. Джисон оставил Чана точно так же, как это сделал Ли: просто и тихо. Смотреть на ковыляющего до кабинета Хана было невозможно, каждый шаг сопровождался болезненными ощущениями и молчаливым стоном. Оставаться в школе он больше не хотел, понимая, что именно здесь его настигли всевозможные неприятности, что он имеет сейчас. Тем более он запутался, будучи не в силах объяснить поведение Бана, который сначала грозил уничтожить Ли, но теперь помогал в его поисках. Верить ему, конечно, и было глупостью, но Хан решил не отчаиваться до последнего, потому что борьба — это единственное, на что он еще был способен. За Минхо он мог и жизнь свою отдать, что, в принципе, уже сделал. После встречи с хулиганом Джи навсегда распрощался со своей размеренной жизнью, которая, может, казалась окружающим скучной, но сам Хан не раз тосковал по ней. О каком пляже вел речь Бан, было ли то правдой, бельчонок не знал. Покидая школу, он не предупредил ни друзей, ни учителей, оставив все вещи в классе, включая телефон и кошелек. Теперь он полностью доверился судьбе, которая не раз сводила их с Ли вместе. Джисон шел, ноги его заплетались, голова плохо соображала. День выдался пасмурным, но дождя не обещали, хотя что было верить прогнозам: они тоже врут. Хан вдруг оказался посреди лживого мира: все, кому не лень, обманывали его, но не Минхо, который, по его мнению, был самым искренним его знакомым. «Я доверил бы тебе себя», — думал он. По дороге он предался воспоминаниям об их первой встрече. «Глаза твои мне тогда показались пустыми. Искусанные губы и спадающие на лицо рыжие пряди делали из тебя настоящего хулигана. Такой опасный… Но руки сухие. Хочу, чтобы ты пользовался кремом, что я дал тебе. Было бы приятно однажды взять тебя за руку», — Хан испугался, ведь раньше он стремился стать Минхо только другом, но теперь в голову ему заползали мысли о чужих теплых прикосновениях. Спустившись к воде, Джисон долго брел по берегу вдоль шумящих волн. От воды пахло тиной и солью, он поморщился, потому что с детства не любил воду и море. Хан любил купаться, но летом, в любое другое время, моря были для него одинокими и пустыми, что вновь напомнило ему о Минхо. В последнее время ему все напоминало о хулигане, причиняющем боль в первую очередь себе. А Хан лишь хотел помочь ему справиться с тем, что тревожило его. Он действительно мог принять Ли таким, какой он есть, с его непростым прошлым и грузом, замедляющем его на пути в будущее. Кот лежал, растянувшись на холодном песке, стуча зубами, ведь погода с каждым днем становилась прохладнее, а у моря это было более ощутимо. Он не шел домой, потому что и в комнате ему было бы морозно, даже при включенном отоплении, которое тот оплачивал только в зимний период, экономя на собственном комфорте. Да и холод для него стал привычным, потому что ощущал он его круглогодично. — Позволишь ты мне все-таки рассказать, — потревожил Хан Ли, лежавшего с закрытыми глазами, нависнув прямо над его лицом. Тот встревоженно вздрогнул сначала от разбудившего его голоса, а после и от близости с Джисоном. — Как ты узнал? — рыжий хулиган поднялся, не понимая, как второй нашел его секретное место. Кто в своем уме пойдет на пустой пляж? Люди отсюда исчезали сразу после окончания купального сезона. — Судьба, — улыбнулся Хан, не отрывая взгляда от Лино, присаживаясь рядом, сантиметрах в десяти, — Чан и его друзья забрали у меня телефон и нашли твое фото. Я раскаиваюсь и хочу, чтобы ты простил меня, ведь чувство вины гложет меня, не переставая. Я виноват, только я. Я удалю фото или, хочешь, выброшу телефон в море. Только, прошу, прислушайся, — Джисон выглядел жалко со стороны. Да и ситуация была глупой: какой-то снимок вызвал столько проблем. Удивительно, как из-за фото Хан чуть не очутился в больнице.