Ядовитый

— Уши у тебя красные. Ты врешь или тебе стыдно? — вдруг заметил Минхо, лишь мельком оглядывая собеседника. — Понимаешь, они краснеют, когда я смущен, — затеребил Ханни предательские уши. Может, на этот раз они попросту замерзли, но он же хотел быть откровенным, честным и искренним до конца, во что бы то ни стало. — Они всегда у тебя красные. Слова Ли пристыдили Джисона, который хотел быть для него опорой, быть сильным человеком, на которого тот может положиться, а не застенчивым пареньком с краснеющими от волнения ушами в его присутствии. — Ты мне поверишь? Прошу поверь, — умолял он. Сейчас он отрекся от собственной гордости ради спасения чувств, которыми дорожил, — Я сделаю все, что ты пожелаешь, — голос Хана дрожал от холода и страха не быть прощенным. — Дерзким ты мне больше нравился, — усмехнулся рыжий подлец, находя ситуацию смешной, ведь если сравнивать старого Хана и настоящего, тот теперь не дразнил его и не шантажировал, а жалобно просил о помиловании. Минхо бесстрашно смотрел на море, только вперед, а его спутник не отрывал взгляда от красивого, но опечаленного лица. Хан смотрел, как тот моргает, как длинные ресницы Ли смыкаются, а после размыкаются. Он видел блестящие, сияющие, чистые глаза, отражающие бескрайнее серое море. Он прислушивался к каждому чужому вздоху, не обращая внимания на обстановку, полностью посвящая себя Лино. Он внимательно изучал красные, пухлые губы, произносящие короткие колкие фразы. Джисон не мог отвернуться от красивой картины, представленной в единственном экземпляре ему одному. И на сей раз он был благодарен Чану, даже за то, что был избит. Тогда Хан обнаружил, что Лино замерз. Парень снял свой пиджак, правда, тот был в пыли из-за стычки в туалете, но все же предмет одежды согревал его, а поэтому Джи хотел поделиться теплом с дорогим ему человеком. Был бы у него шанс, он все свои чувства бы разделил с его новым другом, поделился бы каждой мелочью, деталью своей скучной жизни. Делиться с кем-то, кто тебе важен, будь то вещи или эмоции, приносит удовольствие. Хан был рад замерзнуть, если это растопит замерзшее сердце Минхо. Бельчонок накинул на трясущиеся плечи Ли пиджак, тот лишь недоверчиво зыркнул в ответ, но принял подношение, что очень воодушевило первого. — Хочу стать твоим другом. — Мне хватает друзей, — провокационно разбрасывался оскорбительными словами рыжий. В груди щемило, ведь он врал, хотя сам боялся быть обманутым. Минхо хотел подружиться, но, потеряв доверие, разочаровался, а потому отступил. — Дай мне второй шанс. На этот раз я тебя не подведу, обещаю! Ли молча наблюдал за пробегающими по небу облаками, он казался задумчивым, а Хан не хотел эгоистично врываться в его внутренний мир, который тот так тщательно скрывал. Джисон присоединился к тихому созерцанию мрачного пейзажа, нагоняющего на душу тоску и грусть. Сердце бельчонка быстро забилось, и тот захотел большего. Ему было мало просто находиться рядом. Загадочный и недоступный Ли завораживал его, цепляя своим трудным характером. До сих пор никто не заставлял Джисона думать о ком-то в романтическом ключе: был Хенджин, но он был только красив и добр, что не возбуждало разум Хана. Девочки и вовсе его не интересовали, ведь никого прекраснее Хвана он не встречал. И только Ли пробудил в нем неподдельный интерес. Джисон по-настоящему размечтался о нежных прикосновениях или сладком послевкусии, что оставляют поцелуи. Однако никто в окружении Хана не заводил отношений: Феликс и Сынмин благополучно увлекались учебой, поступлением, а свободное время проводили за обычными подростковыми хобби. Бельчонок всегда был неравнодушен к романтике, но никак не мог влюбиться в реальной жизни из-за завышенных ожиданий относительно первых чувств. Но он точно не предполагал, что какой-то грубый и дерзкий наглец пробудит в нем подобные эмоции. Сначала он поймал себя на мысли о том, что каждый день надеется на встречу с рыжей бестией. После осознал, что находит улыбку Ли самой красивой и что от нее по его телу разливается тепло, а он становится мягче и улыбается сам. Засыпая, Джи теперь представлял не свадьбу с любимой актрисой, а момент, когда он радостно бежит прямиком в широко раскрытые объятия Лино, и то, как тот кружит его в полете и звонко смеется. Хан ненавязчиво и аккуратно накрыл чужую ладонь своей, переплетая пальцы один за другим. Кожа Ли все так же была сухой и обветренной. Джисон ощутил, как он вздрогнул от неожиданности и растерянности, но снова не оттолкнул, позволяя бельчонку крепче сжать пальцы. Он заметил, как рыжая макушка отвернулась в противоположную сторону от него наконец-то отвлекаясь от унылого вида. Хан был поражен, каким все-таки бывает мир: даже серую картину может окрасить чей-то рыжий затылок. Конечно, теперь он хотел повалить Ли на землю, поддавшись ситуации, залезть под его рубашку с головой, вдыхать запах кожи Минхо с закрытыми глазами и тереться щекой о грудь, из которой наружу рвалось бы бешеное сердце. Но он ограничился пальцами, что прочно скрепили их связь. Лино никогда не давал ответов; он редко поддерживал разговор, выслушивая кого-то. Принц был частым его гостем, жалующимся на жизнь. А Минхо-то и слушателем не был, он лишь делал вид, что сосредоточен на рассказчике, погружаясь в свой мир. На работе он однажды встретил навязчивого и чересчур дружелюбного коллегу, который, на его счастье, вскоре уволился. Эти оба любили болтать о разном, о том, что не касалось Ли. Лино знал, что им только и нужно выговориться, после чего его оставят в покое, поэтому абстрагировался, не вникая в смысл сказанного. Но Хан требовал ответа, он мог долго ждать молча и терпеливо. Джисон также задавал ему вопросы — интересовался Минхо, что вводило второго в заблуждение. Как бы глупо с его стороны не было, но Ли почти сразу простил бельчонка, ведь видел его искренние страдания и мучения, не озвучив этого, он продолжал наслаждаться его мольбой, словно музыкой. Тогда он почувствовал себя значимым и нужным, поэтому хотел подольше ощущать забытое чувство собственной необходимости. Парни долго сидели на пустом пляже под сгущающимися облаками, от чего становилось тесно, крепко сплетя пальцы и дрожа от холода. Хан не смел возразить, поэтому полностью доверился Ли, которому, видимо, подобное было не впервой. Ни первый, ни второй не считали время, проведенное вместе, но Минхо опомнился, провожая знакомый автобус. Не сказав и слова, он поднялся и пошел прочь, прибавляя шаг. — Куда ты? — кричал в след Джи, который никак не мог привыкнуть к магическим исчезновениям хулигана. — На работу. А тебе стоит пойти домой, — протягивая школьный пиджак отстающему, посоветовал задира. — Ты придешь ко мне после? Как той ночью. Приходи, я постелю для тебя матрас. Кот оставил Хана за спиной, не попрощавшись, пропав за ближайшим поворотом, ведущим в город. Джисон медленно поплелся домой, ожидая упреков от родителей, тонну несделанного домашнего задания и других бытовых проблем. Общество Ли будто очищало его разум, тяжесть бремени отпускала, тело становилось легким, и сам он будто светился изнутри. Для Хана пропадали былые заботы, перед глазами был лишь Минхо, заполнявший душевную пустоту. Если его родителей и друзей волновало его будущее, то он с надеждой смотрел в искрящиеся, светящиеся карие глаза, в которых отражался мир таким, каким его видит Лино — красивым, ярким. И только держа за руку хулигана, Джисон заново учился различать цвета. Песок, небо и море вовсе не были серыми: местами проглядывали редкие лучи солнца, песок переливался золотистым, а море собрало сотни оттенков, начиная пастельно голубым, заканчивая глубоко синим.