Ядовитый

Ощущение близости превзошло самые смелые фантазии и надежды. Их поглотила страсть: сейчас, наверное, никакие посторонние звуки, люди не смогли бы их оторвать друг от друга. Они оба этого хотели, а значит — все остальное попросту исчезало. Это было так спонтанно, но мучительно сладко. Минхо будто поцелуем делился своей нестерпимой, разрывающей сердце и душу болезнью, а Джисон поддавался его настойчивому порыву необъятного чувства. Тела их становились тяжелее — стоять больше не было сил, ноги дрожали от большого, молчаливого желания, и они опустились на пол. Последствия не имели никакого значения в данную минуту или несколько. Их молодые сердца трепетали и бились в унисон, соединяясь в единое целое сквозь поцелуй: нежный, наполненный то ли ненавистью, то ли любовью. Ли умел комбинировать столько борющихся между собой эмоций: он любил Хана, но при этом ненавидел себя, поэтому даже испытывая бесконечное удовольствие, его лицо исказилось от страдания и страха, таящихся глубоко в подсознании. Но чужие мягкие губы манили, так неустанно продолжая ласкать: ему лишь осталось утонуть в исцеляющем тепле любимого человека. Они не открывали глаз, слепо находя прикосновения друг друга, целовали не только губы, но и щеки, и глаза, и лоб, ведь если они встретятся взглядом, то прекратят, но ни один из них этого не хотел. Как же все было на самом деле? Часовые размышления Минхо привели его к различным выводам, конечно, он и до этого думал о том необъяснимом поступке Джисона, но не так серьезно, как после уже состоявшегося разговора об этом. Из этого следовало, что Ханджи просто играет с ним, будто никаких глубоких и честных чувств у того не было, а таким способом он лишь познавал себя. Хулиган думал, что будь на его месте кто-то другой, ничего бы не изменилось, соответственно он не главная переменная, но он бы хотел стать ей. Вечное одиночество хоть и сделало его более жестоким и черствым, но жадным, потому что с каждым разом он хотел взять все больше и больше — границ его желаниям не было. Так случилось и с Джисоном; Ли стоило лишь признаться самому себе в своих тайных замыслах, чтобы понять, как действовать дальше. Даже несмотря на то, что сам бельчонок был вполне смел в выражении своей привязанности и открыт, у него не было той напористости и упрямства, что имел его одноклассник. Подавляющая сила характера Ли, что ощутил Хан при знакомстве, вернулась к задире, отбрасывая все сожаления, сомнения прочь. Порой у Минхо было чересчур энергии, которая появлялась из неоткуда, а после исчезала, оставляя того без какой-либо решимости — в такие моменты он был слаб и очень не уверен. «Я мог бы тоже с ним поиграть, » — подумал он, но с каждым шагов навстречу к постели Хана, это все меньше походило на игру, да и глупо это было. Решив, что будет искренен до конца, вопреки всему, что произошло и может случиться, он обрел веру в себя. — никогда не знаешь, что творится у другого человека в голове. Джисон был ошарашен, ошеломлен и просто в шоке, ведь подобного он не ждал, да и так скоро. Он считал каждую секунду, боясь, что их стремительное пламя погаснет так же непредвиденно, как и возникло. Их прикосновения были невинны, хоть и полны жгучей любви. Мальчики ощущали поцелуи иначе, но, в конце концов, они были еще молоды и милы. Теплое, аккуратное и заботливое милование двух встревоженных детских сердце — это было прекрасно. Руки Минхо скользили по спине Джисона, не опускаясь ниже талии, он сжимал рубашку — непослушную ткань. Ханни трепал рыжие волосы, теперь уже мягкие после бережного ухода. Их носы мешали и иногда они стукались зубами, но это вовсе не было неприятно, наоборот — придавало особой хрупкости неумелым движениям. То был первый поцелуй для каждого, они разделили этот чистый и первозданный момент. Лино был крайне осторожен и чуток, но страстен и увлечен, в то время как Хан был податлив и уязвим. В дверь начал скрестись кот, а после послышались неторопливые, сонные шаги. От чего Джисон опомнился и резко разорвал их связь. — Кто-то идет, — шепнул бельчонок, щекоча воздухом только что целованные губы, не открывая от них глаз. Он тяжело выдохнул, прощаясь будто навсегда с жаром чужих прикосновений, что теперь останется лишь воспоминанием. Он юркнул в кровать. Шорох послышался у самой двери. — Скорее, — парень приподнял угол пухового одеяла, приглашая соседа спрятаться. Родители их могли бы неправильно понять, заставши вместе на полу посреди ночи с выключенным светом, запыхавшихся. Будто у Минхо был выбор: он потеснил хозяина кровати, прячась под одеялом, то было таким большим, что никто бы не заметил гостя. Ли прижался к груди Ханни поближе, вслушиваясь в бешеное сердцебиение друга, который очевидно еще не оправился после их поцелуев. Дверь тихо открылась, немного поскрипывая: это были мама и неугомонный Дори, который любил спать вместе с Джисоном — всем нравилось спать с ним. — Сын, ты спишь? — спросил женский голос в темноте. — Я ходил за водой, — запаниковал юноша, и его тон дрогнул. — Завтра выходной, хочешь куда-нибудь сходить? — мать словно не волновалась о позднем времени, как ни в чем не бывало она завела повседневный разговор, вовсе не подозревая, какое было совершено преступление в той комнате, порог которой она переступила. — Утром спрошу у Минхо. Можно сходить всем вместе. Спокойной ночи, — отвертелся Хан, задыхаясь от вранья и ужаса, который комом подступил к горлу. — Дверь больше не закрывай, — сказала она напоследок и растворилась в коридоре. Появление взрослого, да еще и собственной матери, заставило Джисона очнуться словно от блаженного кошмара, осознавая все вокруг. «Что же они наделали? Два глупых, беззаботных ребенка.» Хан и Лино еще толком не успели сдружиться, успев нарушить их тонкую связь, которая только-только начала крепнуть. Может быть, они вправду поспешили. Наверное, то было немного неподходящее время для поцелуев. Но главное, что сейчас ни один из них не хотел бы изменить случившегося, ведь этот опыт сильно повлиял на обоих. Минхо был счастлив, потому что стал меняться, хотя и понимал, что не стоило начинать с таких удивительно непредсказуемых действий, ведь не он один что-то чувствовал; снова в какой-то степени его поведение и мысли стали эгоистичны. Конечно, его можно было бы понять, если бы он не вредил тем самым окружающим или хотя бы Джисону, которым дорожил. Так кто же влюбился первым? Первым точно был Хан или Линхо: наверняка один из них. Для обоих то была первая любовь. Но как и когда влюбился Ли? Любил ли он? Может, это все чувство вины или благодарности? Парень замечал, что навязчивость его одноклассника не вызывает у него неприязни, хотя со стороны он казался крайне холоден и жесток, наоборот — друг его веселил и баловал, вызывал улыбку и скрашивал холодное, жгучеe одиночество; такого человека рядом с ним никогда не было, а потому понемногу он и сам стал привязываться к нему, но неожиданно для него самого это произошло слишком быстро, что показалось хулигану противным и неестественным: он захотел держаться от объекта своей одержимости на расстоянии, потому что не мог позволить себе иметь еще одну слабость, поэтому был резок и отрешен. Задире было больно наблюдать за искренними попытками Хана сблизиться, за его страданиями, причиной которых зачастую был он сам. Но он вскоре сдался перед чистосердечным и простым бельчонком. И когда Ли ослабил свою защиту, Джисону было очень просто завоевать его сердце. Минхо был по-настоящему влюблен или даже зависим, но долгое время не мог признаться в этом себе.