***
Ночь прошла тяжело как для Вовы, так и для подушки с одеялом. Постоянно ворочаясь, он собирал простыню в комок, подушку сминал, а одеяло вообще скинул на пол. Футболка перекрутилась, резинка спальных шорт сползала от постоянного переворачивания с боку на бок. Сон никак не шёл, а наушники, оплетающие шею, хотелось выдернуть и выкинуть в помойное ведро. Пару раз ходя до кухни, он натыкался на косяки, хотя знал квартиру наизусть и мог с закрытыми глазами пройти от своей комнаты до кухни. Натыкался из-за пелены в глазах и вялого, будто вата, тела. Всё циклично. Абсолютно всё. И мысли в его голове сейчас, которые делали целый круг и снова возвращались в больную голову, и ситуации, и непонятные чувства. Он много анализировал, сравнивал своё состояние, и боялся, что этими мыслями просто навяжет себе какие-то чувства. Нежелательные. Вова не хочет, чтобы это все повторялось. Ему натурально страшно чувствовать бабочек в животе, но он не осознаёт, что сам туда их сейчас сажает, а они, лениво пробуждаясь, начинают взлетать. Странное ощущение было с ним до самого утра. Это утро он ждал больше всех. Это утро было целью, которую надо достигнуть, чтобы наконец увидеть солнце и будто забыть все свои заёбы. Это уже точно огромная неудача, тут Вова уже ошибиться не может. Он встаёт с постели только в десять, так и не сомкнув глаз. Его немного мутит от недостатка сна, но этого сна телу почему-то не хочется. Он чувствует себя вполне нормально, но знает, что через несколько часов будет хуже сонной мухи. Мучить себя уже нет сил, он садится на долгие часы за стол, включает компьютер, но не заходит даже в «стим». Он смотрит на иконку телеграма с маленькой красной цифрой в правом верхнем углу, и думает, что сегодня он обойдётся без всякой речки и гулянок, хотя очень сильно хочется поговорить с Ильёй по поводу навязчивых мыслей. Было ощущение, что и первую влюблëнность он себе случайно навязал. В случае с Алиной он около месяца докапывался до неë, смеялся с ней со всякой ерунды, а потом расхваливал неделями в компании друзей. А сейчас ситуация немного иная, но расхваливать человека он не забывал. Москвич безусловно был хорош не только внешне: на его знаки внимания купится любая девушка, но почему купился он, будучи парнем, — это уже вопрос риторический. Ночь рассуждений укрепила эти подкаты. Вова хочет бежать от этого не оборачиваясь, потому что сомневается, но не может, потому что это ему безумно нравится. Получится ли молча получать эти знаки внимания? Не устанет ли москвич безрезультатно тратить себя? Вова даже на экзаменах столько не думал, как сегодня. Это его утомляло, потому ближе к двум часам дня он уже валялся в постели, умирал от духоты, но засыпал, чувствуя, как его тело расслабляется. Режим окончательно полетел нахуй. — Я тебя щас ëбну, — звучит угроза из телефонной трубки. — Ты время видел? — Нет, — Вова проморгался, взглянув на время на телефоне. — Восемь вечера. — Ну, и где ты? Весь день от тебя тишина, — Илья недовольно топает ногой, так крепко прижимая телефон к уху, что разогретый экран обжигает и без того горячую щеку. — Я спал, — недовольно отзывается Вова и переворачивается на другой бок, чувствуя, как сырая футболка прилипает к его телу. — И дальше буду спать. — Тебя москвич потерял, — бурчит в трубку Коряков в надежде, что это хоть немного взбодрит друга. Но в трубке только хитрое мычание. — Потерял? Пусть сам и ищет, ты-то чего звонишь? — Мозг-то он мне сверлит, — Илья на взводе, и это слышно прекрасно. — Либо ты через полчаса оказываешься на стройке, либо я не знаю что с тобой сделаю. — Придумай и загадай завтра, я всю ночь не спал, — Вову так взбесила эта неудавшаяся манипуляция, что он сбросил сразу после своих слов, услышав только начала мата в динамике. Парень отложил телефон, напоследок оценив количество пришедших за день сообщений, и снова уснул. После тяжëлого многочасового труда мозг требовал хорошего отдыха.***
С позавчерашнего прекрасного вида раскидистых полей остались только цветы. Трава как будто померкла, а небо, игравшее тогда голубо-серыми красками, посерело окончательно. Впереди вечера дождей, духоты и сырости одновременно. Июнь в этом году выдался чересчур жарким, таким, о котором бы мечтал маленький Вова, но сегодняшний он не хочет этой духоты. Ему бы средние двадцать градусов и лёгкую ветровку на плечи. Ему бы узкий круг друзей и гогот на весь парк. Ему бы то лето, которое было в прошлом году, но он идëт вдоль поля без рюкзака за спиной, чувствует с каждой секундой всë больше и больше как лёгкие сковывает нарастающая духота. Он ни о чëм не думает — проснулся час назад. Глупо бродит по дороге, проложенной между дачными домиками и полем, смотрит по сторонам. Хочется дëрнуть с куста чужую смородину, но лень даже нагибаться перед забором. Губанов как-то больше и не волнует его голову. Зато волнует разрывающийся от звонков Ильи телефон. Друг ненавидел, когда Вова бесследно пропадал. Да, Коряков мог свободно контактировать со всеми в компании, но присутствие Вовы ему просто необходимо. Они стали неразлучны в какой-то момент и сейчас этого до сих пор не осознают. — Вот тебя вчера не было, а я с Денчиком на стройку ходил, — то ли хвастается, то ли упрекает Илья. — А я-то что? С собой бы меня потащили? — Не, ты бы с москвичом остался, а так он домой пошёл раньше обычного. — Ты ведёшь себя как малолетняя дура, которая пытается спарить двух почти незнакомых людей. У тебя в голове что вообще происходит? Мы, блять, парни, ты об этом вообще подумал? — Вот согласись, что у тебя в голове до сих пор сидит Алина. Вот как будто ты до сих пор от неё зависим, это не так что ли? Давай ты просто перебьёшь эту хуйню москвичом, а в конце лета вы распрощаетесь если не навсегда, то на целый год. Да и вообще, если ты против того, что вы оба парни, то ты против меня и Дениса. Я всё понял, я на тебя обиделся, — этот монолог Вова слушал молча, не перебивал и даже остановился посреди песчаной тропинки. — Воспользуйся им и всё, получи должное внимание, которое тебе нужно, и гуляй, Вовочка, дальше. Вот что-что, но пользоваться людьми — та ещё низость. Вова хмурится от предложения друга, ковыряет носком кочку и думает, тратя минуты Корякова. Но ведь с одной стороны он прав — ему просто необходимо чужое внимание, за которым он и влюбился в Алину, ведь видел, как та обращается с близкими людьми — тепло и с той нежностью, о которой Вова может только мечтать. А с другой стороны Вова и правда просто воспользуется человеком, которому, быть может, и правда приглянулся. А с третьей стороны вообще он удовлетворит Губановские хотелки. Вот надо же было Корякову позвонить и разрушить эту предштормовую идиллию, воцарившуюся над частным сектором! — Ну, что думаешь? — Если твои прогнозы не верны, то я тебя за яйца повешу, если я опозорюсь, понял? — Да вообще без проблем, — возликовали на той стороне. — Ты только как хорёк не спи во вечерам, приходи. Мы завтра собрались на тарзанку, которая над речкой, где я пизданулся тогда в воду, помнишь? Забыть это было невозможно. Илья сорвался от хохота и с размаху плюхнулся на мелководье, а потом минут пять ныл, что разодрал колено и локоть о какой-то совсем маленький камушек. Об этом месте совсем было забыто, однако через года оно всё-таки всплыло в памяти. Ещё один повод вспомнить, что время не жалеет никого. Они становятся старше, находят новые места для веселья, для разговоров, и забывают старые. Но в то же время всё циклично. Снова вспоминается эта тарзанка, всё также пробуждаются странные чувства. Кажется, жизнь — это огромный водоворот, по которому, спускаясь медленно, ты попадаешь в какую-то определённую точку, напоминающую что-то родное, уже проходимое ранее. Вроде и радостно, что ты движешься в этом водовороте, вспоминаешь что-то старое, находишь новое, но так страшно от того, что с каждым днём ты всё ниже и ниже, ты всё приближаешься к концу. Неизбежному, страшному. Закончилось детство, закончится и юность. Всё, не изменяя традициям, ближется к завершению. Забавно осознавать это вместе со словами Ильи: «давай ты просто перебьёшь эту хуйню москвичом, а в конце лета вы распрощаетесь если не навсегда, то на целый год». Навряд ли они когда-нибудь простятся навсегда. Цикличность событий в жизни, представляемых водоворотом, точно когда-нибудь сведёт их ещё раз, но Вова в этом не очень-то и уверен.