Спросите Минхо

Феликса знобит на балконе при открытом окне. Чертовски не хватает чьих-то теплых объятий. Он выпускает изо рта сигаретный дым, гадая, как вообще дошел до этого. Он курит первую неделю в своей жизни и ругает себя за это. Он живет танцами, и ему уж точно не надо подрывать свое здоровье сигаретами. Но ему кажется (вероятно, ложно), что они помогают снять стресс. Дверь сзади вдруг открывается. Феликс не оборачивается. Его обнимают сзади, он видит руки на своей груди и узнает по ним Чонина. В голову стреляет разочарование: не Хенджин. Но в то же время дружеские объятия приятны — наверное, это то, что было ему сейчас нужно. Но дружеские ли? Феликс поворачивается к нему, он намеренно близко, между губами практически нет пустого пространства. А Чонин лишь бодает его лоб своим, посмеивается, говорит: — На секунду мне показалось, что ты хочешь меня поцеловать. — Ага, ночной балкон — это же такое романтичное место, — посмеивается Феликс тоже и закусывает губу. Конечно, Чонину нравится Сынмин, это слишком очевидно. Но он мог бы захотеть поцеловать другого, чтобы заглушить боль невозможности поцелуя с любимым. — Вижу-вижу, так губку закусываешь, — хихикает Чонин. — Точно хочешь меня соблазнить. — Соблазнять не буду, — серьезно басит Феликс. — Но если ты вдруг захочешь, то я не против. — Он ведь тоже не может поцеловать Хенджина, быть с ним, ему тоже больно. Чонин смотрит на него удивленно и, кажется, встревоженно. Это длится несколько секунд, после чего он откидывает волосы назад и резко выпаливает: — Ты же только о поцелуе, да? Давай. На этот раз удивляется Феликс. — Что? — улыбается Чонин. — Я никогда не целовался. Мне нужен этот опыт, чтобы не облажаться с… когда-нибудь потом. Но это ничего не значит! — Разумеется, — кивает Феликс. Тушит сигарету об отлив и запихивает окурок назад в пачку, чтобы не мусорить. Потом осторожно обнимает Чонина за талию, сокращая расстояние между ними. Чонин подается навстречу и первым целует его. Феликс вспоминает, что не целовался ни с кем уже больше года. Успел забыть эти ощущения. Но вот они возвращаются, захватывает, его будто накрывает волной и несет в безграничный океан. Хоть Чонин и целуется неумело, Феликсу нравится. Он, кажется, и не верит в существование людей, которые не любят целоваться. Он буквально не знает, что может быть лучше. — Чонин… — вдруг раздается от двери, и их губы резко размыкаются, лишая Феликса поцелуя, по которым он успел соскучиться. В дверном проеме стоит Сынмин, и вид у него такой мрачный, что создается впечатление, будто над ним нависло черное облако. Чонин смотрит на него каким-то непроницаемым взглядом, а Феликсу хочется сквозь землю провалиться, чтобы не присутствовать при этой сцене, в которой сам же виноват. — Мы с Феликсом… — начинает Чонин. — Совет да любовь, — говорит Сынмин, выжимая из себя ужасно неестественную улыбку. — Мы не пара! — кричит Чонин ему вдогонку, но тот уже на выходе из кухни. — Черт, черт, черт! — Прости, — только и может сказать Феликс. — Кто же знал, что так получится. Чонин поджимает губы и смотрит на него с нескрываемой болью. — Посоветуй, что мне делать, — тихо произносит он. — Как мне теперь наладить отношения с Сынмином? Феликс не притворяется, что влюбленность Чонина в Сынмина для него новость. — Я в этом не спец, — говорит Феликс, все еще чувствуя за собой вину. — Лучше спроси Минхо, вон у него первого все получилось с Джисоном. — Минхо с Джисоном?! — восклицает Чонин, а Феликс зажимает себе рот рукой. — Ой… Мне не стоило говорить! — Расскажи мне все. — Глаза Чонина загораются. — Да нечего рассказывать, — бормочет Феликс. — Я даже не уверен, что они по-настоящему вместе… Спроси об этом Минхо! И Феликс сбегает с балкона, забыв сигареты и зажигалку на подоконнике.