***
Я познакомился с Гань Юй, когда поступил в университет, и мы сразу же стали неплохими друзьями. Она не была в хороших отношениях с собой. Неуверенность в своих силах и желание помогать всем в округе во вред себе явно не делали ее эмоционально здоровым человеком. Поначалу мне было ее даже жаль, а моя поломанная пофигизмом поддержка даже как-то помогала ей, но я бы не сказал, что долго. Возможно, она заслуживала похвалы за свои достижения в социальной жизни, возможно, она действительно просто хороший человек, который старается быть полезной для этого общества. Однако ни жалость, ни сострадание не заглушили мое отчаяние, когда по ее вине я был втянут в очередную авантюру. Начиналось все безобидно — в субботу после обеда мы встретились у меня дома, чтобы закончить совместный проект преподавания. На самом деле сроки сгорали в среду, но мы были слишком ответственными, чтобы не сделать его за пять дней до сдачи. Обычное для нас дело, никаких изменений в ее поведении я не находил, я даже в одиночку справился с оформлением и актуальностью нашей работы, пока она занималась планом урока. Но когда мы перешли к содержанию, она вдруг подозрительно медленно заговорила: — Меня пригласили на представление Юнь Цзинь. Я нарисовал небольшую схему того, как, по моему мнению, должна была выглядеть грамотная стратегия. Во-первых, избавиться от транскрипций. Они вообще никому не нужны. — Чайный дом Хэюй? Во-вторых, Гань Юй должна включиться в работу, потому что с этим проектом я без ее помощи ни за что в жизни не справлюсь. — Нет, они будут выступать в Нефритовом дворце. — Нефритовый дворец? — Да. — В честь чего? — У Нин Гуан юбилей. Она закатывает большую вечеринку. — Мгм, прикольно, — я продолжил чертить что-то в тетради, игнорируя Гань Юй. Она схватила мою схему, что-то зачеркнула в ней и добавила вопросительный знак над пунктом «детская эксплуатация». Я пожал плечами. — Тебе нельзя преподавать. — Как будто я хотел. — Но это педагогика... — она хотела что-то сказать, но резко передумала. — В общем, дядюшка Тань вручил мне два приглашения на концерт. Я не был знаком с Дядюшкой Танем, но судя по рассказам Гань Юй и ее коллег, он был очень добрым, а еще очень старым, так что удивительно, что он отказался от лицезрения старческих развлечений. Еще у него была дочь. А у нее были дети. Так что он мог просто вручить билет ей. Все-таки просвещать молодежь в народное искусство никогда не считалось чем-то неправильным. — Зачем? — спросил я. — Откуда я знаю? — Тогда верни ему? — Но это невежливо. — А кому-то отдавать свой билет вежливо? Гань Юй поджала губы и замотала головой. — Может быть, ты бы хотел сходить со мной? Прежде чем я бы задал вполне естественный для меня вопрос, а зачем мне это, собственно, надо, Гань Юй замахала передо мной руками и затараторила: — Такая редкая возможность посетить оперу самой Юнь Цзинь! Тем более эти билеты стоят целое состояние. Будет большим упущением, если ты откажешься, Сяо, пожалуйста! Я стер свою схему, заметив в ней несколько противоречивых недочетов (не связанных с детской эксплуатацией), и принялся рисовать новую. В понедельник пары у нас начинались с обеда, так что пропустить скучную лекцию про документационное обеспечение управления показалась мне вполне себе хорошей идеей. Однако эта мысль не прожила дольше секунды, потому что Гань Юй приглашала меня заменить одно скучное мероприятие другим не менее таким же. — Это же пустая трата времени. — Пожалуйста. — Зачем нам туда идти? — Я попрошу освобождение от пар. — Тебе действительно хочется пойти?.. — Стала бы я так просить тебя, если бы не хотела? — Справедливо. — Ну так что? Честно, мне было плевать на представления. Назвать меня далеким от искусства человеком — еще мягко сказать. Никакие фильмы, книги, музыка, и тем более театр не пробуждали у меня какие-либо чувства, мое сердце не практиковало тахикардию от протяжного крика оперного голоса. Однако обижать свою подругу не входило в мои планы. Она умела делать такое расстроенное лицо, что даже я с булыжником вместо сердца чувствовал себя придурком. Понимаете, какого бы крутого и бесчувственного парня я бы ни играл, против жалостливого взгляда даже я был бессилен. Она сложила руки в молитвенном жесте. Я не продержался и пяти секунд. — Аргх... Ладно, — я закатил глаза. — Если ты наконец поможешь мне сделать этот проклятый проект, я пойду. Гань Юй аж подпрыгнула на кресле, заверещала слова благодарности и схватилась за карандаш так, будто от этого зависела ее жизнь. По окончанию наш педагогический проект не выглядел как убитый дважды мертвец. Теперь он выглядел так, словно был способен заставить рыдать нашу преподавательницу от зависти наличию у Гань Юй мозгов — настолько он получился идеальным. Используй кто мое недописанное недоразумение, убил бы детей английским языком. Но зато без транскрипций. Они все еще никому не нужны. К пятнадцати часам мы закончили с оформлением программы и скинули преподавательнице нашу работу. На моменте, когда я наливал нам чай на кухне, Гань Юй спросила: — Ты же никогда не был в Нефритовом дворце? — А должен был? — Господин Чжун Ли никогда не брал тебя с собой? — Нет. Я поставил перед ней чашку чая и предложил конфет. — Просто у них очень строгий дресс-код, — Гань Юй между делом поблагодарила меня. — Тем более это театр. Там тебя сожрут, если ты придешь в толстовке! Сначала я молча уставился на нее, а после громко простонал и сжал виски в порыве раздражения. Казалось, причин прямо сейчас послать все в одно место и пойти наслаждаться остатками выходных было куда больше, чем тратить дополнительные часы на поиск наряда. Но, понимаете, отказываться от своих слов я не имел права, мне казалось, что, поступи я как последняя мразь, на меня свалится метеорит, отец уйдет из семьи, я получу двойки за семестр, еще и в переулке меня кто-нибудь копьями прикончит. Да и портить отношения с Гань Юй, когда я уже согласился составить ей компанию, — последнее, что мне хотелось, поэтому я пробубнил: — Что-нибудь придумаю.***
Утром понедельника я с ужасом обнаружил, что моя единственная презентабельного вида рубашка была в стирке, потому что кое-кто любит не очень аккуратно уплетать жареную курицу с соусом терияки в ближайшей забегаловке от университета. Отец уже звал меня из кухни завтракать, а я стоял с голым торсом посередине комнаты, пялясь в открытые дверцы шкафа и прикидывая шансы того, что я смогу в случае чего скрыться от страшных охранников театра, если я все же приду в толстовке. Не придумав ничего лучше, я вышел на кухню к отцу. — Пап, — позвал я. Чжун Ли посмотрел в мою сторону и нахмурился. Он был укутан в плед, вязаный свитер и пижамные штаны, а плюшевые тапки с акулами (которые подарил один рыжий придурок) завершали композицию болеющего человека. На его теплом фоне, когда он обернут как капуста, я выглядел жалкой нищенкой. — Холодно, оденься, — отец отвернулся от голого меня, сморкнулся и продолжил ковырять омлет в скороводе. — Мгм, я как раз по этому поводу. — Что случилось? — У тебя есть чистая рубашка? — Должно быть, висит в шкафу. — Можешь одолжить? — А свою куда дел? — спросил он. Чайный сервиз уже красовался на столе, когда я пришел, и Чжун Ли оставалось лишь аккуратно разлить чай по чашкам и поставить чайник обратно на керамическую подстилку. Причудливые узоры гор и голых деревьев — практически все в доме было пропитано восточным искусством, и посуда не была исключением. — В стирке, — я сел за стол, подперев голову ладонью. — Не думаю, что ты найдешь что-то своего размера, но я могу порыться в старых вещах. Возможно, я смогу найти что-то из своей молодости, когда я был ниже, но придется найти ключ... — Пап, — я помотал головой. — И все же я помню, как в твоем возрасте я носил качественную рубашку с золотой нашивкой дракона. — Не надо, ты и так чихаешь, еще пылью надышишься. — Были еще с пионами, которые я покупал у старушки Цао Лин. — Папа. — А когда я еще учился в школе... Я простонал, перебив его. Нет, я не собирался лезть в этот дурацкий шкаф в стене, который отец бережно называет складом. Там целая коллекция вещей, с которыми он не расстанется даже под дулом пистолета, и когда выдается удобный случай, пытается заставить меня примерить что-нибудь. В большинстве случаев мне, конечно, было плевать на свой внешний вид, но даже с этим безразличием я не хотел унижаться, одеваясь в стилях древности, когда еще жили динозавры. Несмотря на заезженный конфликт поколений, мы с Чжун Ли были невероятно похожи: я унаследовал его цвет глаз и волос, его спокойный характер и непревзойденный интеллект. Наши подростковая импульсивность и кризис среднего возраста в какой-то момент даже синхронизировались. Однажды я попросил у него денег на окрашивание, и он увязался со мной (и еще четверо идиотов), поэтому теперь мы все ходим с частичным осветлением. Как-то я заикнулся о своем желании набить татуировку на всю руку и мы в тот же день вышли из тату салона с готовыми рукавами. А потом ему в голову взбрела идея проколоть себе ухо, и он потащил меня с собой, а я и против-то не был. Вместе с тем, мы многим отличались друг от друга. Я не унаследовал его рост и телосложение. Поэтому его рубашки на мне будут смотреться так же, как тряпки на швабре. Но Индариас как-то видела меня в отцовском пиджаке и сказала, что оверсайз — это стильно, пижамные штаны — писк моды, а мое жопой пережеванное лицо — эталон красоты двадцать первого века. Не то чтобы я не доверял вкусу Индариас — все-таки она как типичный персонаж из женских мультсериалов, помешанный на моде — я просто не доверял ей как человеку. Но сейчас, когда сохранность моей головы зависела от моего внешнего вида, я невольно вспомнил ее советы. Чжун Ли помиловал мои нервы и замолчал. Закончив с омлетом, он сложил руки в молитве. Я повторил его движения, мысленно проговаривая мантры своего покровителя, но был перебит его приступом кашля. Я молча протянул ему сироп. — Для чего тебе понадобилась рубашка? — Мы с Гань Юй сегодня идем на представление Юнь Цзинь. — Чайный дом Хэюй? — Нет, Гань Юй сказала, что они будут выступать в Нефритовом дворце. — Ого, — отец прикрыл глаза, запивая сироп чаем. — По какому поводу? — Какое-то событие у них, — я пожал плечами. — Юбилей чей-то. Странно, что ты не знаешь. Чжун Ли вопросительно выгнул бровь. — Что? Ты там раньше работал, — я схватился за палочки. — И ты единственный в этой семье, кто хоть как-то интересуется культурой. В общем, ты определенно должен был знать. — А ты что ли не культурный? — усмехнулся он. — Нет, конечно. Поэтому ты должен пойти вместо меня. — Потому что у меня есть чистая рубашка, а у тебя нет? Я коротко посмеялся. А потом взгляд зацепился за акульи тапочки и все хорошее настроение мигом испарилось. Чжун Ли был не только обладателем блестящего ума, но и приятным собеседником. Его голос походил на рассказчиков из аудиокниг, его эрудиции можно только позавидовать, а про его манеры хоть поэмы сочиняй. Я со своим колючим характером каким-то чудом сумел найти компанию друзей, а он должен был уже влиться в сливки общества и управлять миром. Но вместо этого он познакомился с рыжим недоразумением из Снежной, и я подумал, что лучше бы он и дальше оставался один. Но это будет слишком эгоистичным, если я скажу об этом отцу напрямую. Когда я подхватил палочками последний кусочек желтка в своей тарелке, Чжун Ли протянул: — Да... Там дресс-код важная составляющая. — Ага, поэтому мне и нужна рубашка. — Почему бы тебе не позвонить семье Фушэ? Не думаю, что Босациус откажет тебе одолжить что-то из своих вещей. О нет, звонить этому идиоту, когда я собираюсь пропускать пару по обеспечению управления, абсолютно отвратительная идея. Во-первых, он утащит меня в университет и заставит проводить все полтора часа вместе с ним, что уже вгоняет меня в депрессию. Во-вторых, если Чжун Ли выше меня на целую голову, то Босациус крупнее меня раз в шесть, и даже те его вещи, которые он носил в младенчестве, будут смотреться на мне как мешок из-под картошки. Что я там говорил про ум отца? Забудьте.***
К моему счастью, Гань Юй ни слова не сказала в сторону моего внешнего вида, когда мы наконец встретились. Я все-таки смог стащить у отца рубашку, померил, понял, насколько нелепо я в ней выгляжу, и забрал пиджак. Да, тот самый, который так нахваливала Индариас, и теперь я не выглядел как дизайнерское разочарование. По крайней мере, я на это надеялся. Время подходило к началу пары, которую мы решили пропустить. Я специально выключил телефон еще при встрече с капельдинером, чтобы Босациус не смог дозвониться до меня и достать вопросами о причинах моего отсутствия. Потому что единственный человек, у которого он мог это спросить помимо меня самого, был сейчас прямо возле меня. И это была ее идея. Хорошая староста. — Ох, у меня от волнения живот прихватило. — А почему ты волнуешься? — Уму непостижимо, что настолько известная личность, как Юнь Цзинь, сейчас будет выступать в нескольких метрах от нас. Я пожал плечами. В какой-то момент Гань Юй не выдержала и отошла в уборную, оставив меня одного дожидаться начала представления. У нас были первые ряды, так что со своего места я видел бегающих туда-сюда волонтеров, шторы, дергающиеся от их хаотичных движений, каких-то любопытных артистов, выглядывающих наружу. В руках я вертел свой выключенный телефон и рассматривал собственное отражение. Мое лицо не выражало абсолютно никаких эмоций, пока до моих ушей не дошел чей-то диалог внизу. — У этого пса такой приятный и гладкий рот изнутри. — Оставь ты его, Венти разозлится. — Да он все равно на замену. Я глупо уставился в собственное отражение, но смотрел явно не на себя, а в чьи-то абстрактные лица, обсуждающие рот собаки. В голову полезли не самые приличные мысли. Я хотел было встать и посмотреть на сидящий внизу оркестр и выследить взглядом того, кто прямо сейчас пытается оприходовать бедное животное, но краем глаза я заметил надвигающийся на меня букет цветов. Это была Гань Юй, которая тут же плюхнулась на соседнее кресло возле меня. Не успел я спросить, откуда у нее вообще взялись цветы, как она затараторила: — Сяо! Ты не поверишь! Если честно, я все еще беспокоился за собаку Венти, поглядывая в оркестровую яму, поэтому отвлекаться на удивительные новости Гань Юй мне не очень хотелось. — Я встретила Сян Лин! И знаешь что? Она сказала, что после представления может лично познакомить нас с Юнь Цзинь. И цветы даже дала. — Сян Лин? — Да! — Здесь? — Я хотела ее позвать посидеть с нами, но она ушла на балкон, — она обернулась куда-то в ту сторону, выискивая ее. — Я точно не знаю. В общем, держи, мне надо поправить юбку. Меня немного порадовала новость, что мы не единственные, кто пропускает пару по документационному обеспечению, но напрягла мысль, что Сян Лин знакома с народной артисткой. Не поймите меня неправильно, Сян Лин действительно прекрасный человек, потому что ее щедрость — восьмое чудо света, и мне придется напрячь мозг, чтобы вспомнить ее раздражающие черты. Просто было неожиданным, что такая простодушная, особо ничем не примечательного статуса Сян Лин является лучшей подругой одной из самых значимых для лиюэйского театра фигур. Даже такой заядлый игнорщик существования китайской оперы, как я, не по наслышке знает о Юнь Цзинь и ее большом таланте. Наверное, любой другой на моем месте кричал бы от счастья и халявной возможности посетить гримерную восходящей звезды Ли Юэ и взять автограф. Вот только реальность такова — мне на все это было абсолютно плевать. Мысли о собаке растворились в общем гуле внезапно оживленного зала. Я потерял смысл вставать и искать взглядом этих двоих — под сценой находились сотни людей, найти среди них человека, чью внешность я могу только представлять, я посчитал невозможным, поэтому и не двинулся с места. — Она сказала, что после представления будет ждать нас у лестницы. — Держи, — я вручил ей букет обратно. — У какой? — Которая в главном зале. Через сцену пройти не получится, потому что по сути мы без приглашения ворвемся, а палиться не стоит. Подставлять человека все же не хочется. Я еле разобрал ее слова, потому что Гань Юй говорила прямо в букет. Я взглянул на нее, нахмурившись. — Ты выглядишь так, будто еле сдерживаешься, чтобы не съесть его. — Эй, я не ем его! — Кто вас, веганов, знает? — Во-первых, вегетарианцев, — она для большей убедительности подняла один палец вверх. — Во-вторых, мы не едим цветы! Я фыркнул и хотел было уже ответить что-нибудь остроумное, однако меня перебил третий звонок, оповещающий о начале представления. Зал затих, погасли лампы, шторы медленно сдвигались в противоположные стороны и зашумела музыка. На сцену выбежали несколько переодетых мужчин в доспехах и копьями наперевес. Они издавали различные звуки и бегали туда-сюда, изображая какой-то замысловатый танец. Честно, я продержался первые минут пятнадцать, даже не дождавшись выхода главной звезды сегодняшнего представления — и бессовестно уснул.***
Когда я проснулся, Гань Юй сказала, что я проспал два антракта и опера была потрясающей, а я бестолковый дурак, который все пропустил. На самом деле я пропустил не все, меня по доброте душевной разбудили как раз на моменте, когда все актеры выходили по очереди и кланялись под аплодисменты. Я увидел Юнь Цзинь, выходящую под ручку с какой-то девушкой, и остался доволен. Я сделал попытку извинений, которая выглядела скорее как попытка маленького ребенка отвертеться от надоедливой матери, и мы направились в сторону лестницы. Там нас встретила Сян Лин восторженными воплями: — Так Сяо тоже пришел?! Как тебе, как тебе? Я в полнейшем восторге! Звуки, музыка! Пушка! — Сян Лин закружилась, завертелась, замахала руками и чуть не врезалась в меня. Забыл упомянуть, что Сян Лин страдала гиперактивностью, и вся ее речь состояла из... Очень возбужденных восклицаний, странных междометий и забавных заиканий на простых словах. Она бы меня раздражала, но у нее слишком много искренности по отношению ко всему, что ее окружает, потому я физически не могу даже закатить глаза в ее присутствии. Но я нашел свою тактику по отношению к ней. Главное вставать от нее на расстоянии пяти шагов и с большей вероятностью ты уйдешь без синяков. — Да-да, отличный концерт, — ответил я. — Вживую она даже лучше, чем в кино! — протянула Гань Юй, вытирая воображаемые слезы с глаз, а после обратилась к Сян Лин. — Когда мы сможем с ней увидеться? — Да прям сейчас! Идем-идем! Втроем мы прошли через какие-то лабиринты и оказались в тесной гримерной. Точнее, сама комната была достаточно просторной, с высокими потолками и необычными большими люстрами, просто везде и на каждом шагу валялся театральный реквизит, лоскутки ткани и блестящие ленточки от костюмов. Приличное скопление народа было разбросано по всему периметру и даже не обратило на нас свое внимание, как будто всем было все равно. Мы прошли немного дальше и заметили Юнь Цзинь около зеркала. Она махала нам рукой и жестами подзывала ближе. Все ее лицо было разукрашено пестрыми цветами, а платье было сшито из золотых нитей и настоящих перьев. Выглядела она словно божество, и это учитывая, что половину украшений она уже успела снять. Весь ее туалетный столик был завален высоким париком и массивной бижутерией. Вблизи все это выглядело таким тяжелым, и от одной мысли, что она выступала во всем этом, мне становилось жутко. Она встала спиной к Сян Лин с просьбой расстегнуть платье, а после они смогли свободно обняться и что-то пропищать друг другу в уши. Мы с Гань Юй переглянулись. — Твои концерты вкуснее кабанов Спрингвейла, а твой голос! Ммм, у меня аж слюнки текут! — Ахаха, твои комплименты как всегда очаровательны, — посмеялась Юнь Цзинь. — На тебя пришли посмотреть мои друзья, представляешь? Знакомься, Юнь-Юнь, это Гань Юй и Ся- Ся- Сяо! Она заикнулась на моем имени. Как грубо. — Архонты, мы так рады увидеться с вами лично, — Гань Юй от волнения задрожала, но протянула руку в честь нового знакомства. Я молча пожал ей руку, но я совру, если скажу, что они у меня не запотели. — Никакие истории о человеке не сравнятся с личным знакомством. Сян Лин много рассказывала о своих одногруппниках, — улыбнулась она. — Правда? — удивилась Гань Юй. — Не волнуйтесь, не переживайте! Я рассказывала о вас только хорошее! Что хорошего она могла рассказать обо мне, для меня осталось загадкой. Девочки о чем-то оживленно разговорились, Гань Юй вручила Юнь Цзинь букет цветов, чуть не уронив его, Сян Лин упомянула, что приготовила для нее ужин в ресторане, поэтому скоро они пойдут праздновать успешное выступление в Народном выборе вместе с еще одной подругой. Я правда хотел быть погружен в общую атмосферу веселья, но даже если бы мне было что сказать, в быстротечном потоке беседы я бы не успел вставить и слова. Поэтому я продолжил разглядывать туалетный столик Юнь Цзинь на наличие интересных вещей. Глаза разбегались от количества: разукрашенный веер, упаковка ватных дисков, бутылка мицеллярной воды, портативная колонка и маленькая коробка для обуви, откуда торчали чешки. Я взглянул также на ее телефон, который включился, стоило мне приблизить свое лицо. На рабочем столе красовалась она, Сян Лин и, по всей видимости, их общая подруга. — Кстати, отец Сяо раньше работал здесь и даже лично знаком с Нин Гуан, поэтому знакомство с ним эквивалентно с дядюшкой Тань. — Не выдумывай лишнего, он уже не работает здесь, — я отошел от стола и недовольно взглянул на Гань Юй, мол, зачем ты вообще говоришь это. — Правда? А кто твой отец? — спросила Юнь Цзинь. — Чжун Ли. Не прошло и секунды, как кто-то повис на моем плече и заговорил: — Я услышал имя этого назойливого старика и ворвался к вам! Я обернулся и увидел какого-то мелкого пацана. Первое, на что я обратил внимание — у нас были почти одинаковые окрашивание и стрижка. Второе — он был одет в черно-белый костюм для музыкантов оркестра. — О, надо же, Венти! Услышав его имя, я забыл попросить его пойти нахер с моего плеча. Те парни же говорили о нем? Я хотел спросить его про собаку. Но затем я подумал, что перспектива начинать диалог с каким-то незнакомым парнем — идея так себе, поэтому вместо адекватной просьбы следить за своим питомцем лучше, я стал молча пожирать его глазами, надеясь на небесные силы семерых, которые смогут передать ему мое сообщение. Разочарую вас сразу, телепатией я не обладал. Парень как продолжил виснуть на моем плече, так и остался, будто совершенно не беспокоился о том, что протащил сюда своего питомца. — Ты сегодня заменял старика? — Да, он приболел, поэтому меня попросили взять скрипку вместо него. — Скрипку? В прошлый раз ты играл на флейте. — Ты думаешь, что я играю на чем-то одном? Юнь-Юнь, ты ужасного мнения обо мне, аха-ха! Затем Венти повернул голову в мою сторону и мы встретились с ним взглядом. От неожиданности меня настиг ступор, и я, как провинившийся ребенок, которого запалили за чем-то непристойным, продолжил тупо пялиться на его лицо, как будто это сделает ситуацию лучше. Он отстранился от меня с виноватым видом, освободив мое плечо, и пружинистой походкой ускакал ближе к Юнь Цзинь, обнимая уже ее. Теперь я мог разглядеть его получше. Его рюкзак был увешан различными значками, а на запястьях висели разноцветные фенечки. Классический костюм на нем смотрелся отвратительно не к месту, это выглядело так, будто он проснулся три минуты назад и оделся во что-то, что смог отобрать в нечестном бою у настоящего оркестранта. Тот бедный старик точно заболел? — Я даже не думала, что мы встретим тебя здесь, — удивилась Гань Юй. — Это до-олгая и скучная история, не стоящая ни секунды вашего внимания. Самое главное, что я тут, а остальное не важно! Но если хотите знать, меня сюда насильно затащили, ха-ха! — Руководство попросило его заменить одного из наших музыкантов, потому что он не раз выручал нас, — сказала Юнь Цзинь. — Но если Венти решит присоединиться официально, наш театр перевернется с ног на голову. Такой талант упускать нельзя. Венти подмигнул. — Мечтать не вредно! — Кстати, разве Каспер не ждал тебя внизу? — спросила Юнь Цзинь. — Ай-й, — он хлопнул себя по лбу. — Приятно было поболтать, дорогие друзья, но я вынужден покинуть вас! Не успел я моргнуть, Венти как ветром сдуло. — А Каспер разве не лежит в больнице? — спросила Сян Лин. — Ох, нет, он быстро поправился. Ему осталось недели две походить с гипсом и все будет хорошо, — улыбнулась Юнь Цзинь. — Вы о ком? — спросил я. — Каспер, брат-близнец Венти. — А этот Венти... — Ты не знаешь Венти? — удивилась Сян Лин. — Нет. — Он иногда помогает нам, — ответила Юнь Цзинь. — Мы предлагали ему постоянную работу в нашем театре, но он все отказывается. — А еще он учится вместе с нами, — добавила Гань Юй. — Он, кажется, на литературном... Сян Лин, ты не помнишь? — Не знаю, но стоит спросить у Синь Янь, она дружит с Кадзухой! — Тогда сегодня же и спросим. Во сколько наш ужин? — Он в семь, — Сян Лин начала копаться в своем телефоне. — Через сорок минут. — Ох, я не успела еще все снять! Я не стал спрашивать, кто такие Синь Янь и Кадзуха. Мне вполне хватило и той информации от Гань Юй, чтобы впасть в глубокое раздумье, потому что судьба — поганка — любит знакомить меня со странными людьми. Я не был большим любителем животных и яростным защитником всего живого, как Гань Юй, однако знать, что ты знаком с ужасным хозяином собаки было... Не круто. Хотя откуда мне было знать, в курсе ли Венти, что его питомец подвергается насилию. — Ой, Венти значок обронил, — заметила Сян Лин, когда мы все двинулись к выходу. — Можешь мне отдать, я верну ему, если встречу, — предложила Гань Юй и положила в карман своей куртки. Для себя я решил все же предупредить Венти о подслушанном разговоре, а после игнорировать его существование, чтобы сохранить хрупкое равновесие своего спокойствия, которое и так ежедневно подвергается нападению Босациуса и остальных. Зачем мне кто-то еще?***
Когда я пришел домой, отец спал. Я аккуратно повесил пиджак обратно в шкаф, поставил его телефон на зарядку, потому что он опять забыл это сделать сам, и оставил сироп от кашля, если ему поплохеет ночью. После этого я сел за домашнее задание и параллельно с этим рисовал ходячих мертвецов на полях черновика, пока не вспомнил, что свой телефон я так и не включил со встречи с Гань Юй. Там меня встретила гора уведомлений с приложений, двадцать шесть сообщений от Босациуса и три от Индариас. Пропустив все вопросы о том, почему меня не было на парах, и нытье, что без меня в универе очень скучно, я наткнулся на эмоциональные сообщения интересного содержания. @bosacius СЯО ЖЕСТЬ (16:32) ТОЛЬКО ЧТО ПРИХОДИЛА ХУ ТАО С ЦВЕТАМИ (16:32) СПРАШИВАЛА ГДЕ ТЫ (16:32) ВЫ ЧТО МУТИТЕ? ОНА ТЕБЯ НА СВИДАНИЕ ТАК ХОТЕЛА ПОЗВАТЬ??? (16:33) Я минуту пялился в экран телефона, прежде чем выйти из диалога с Босациусом и заглянуть с Индариас. @indarias Ну ты и амеба конечно (19:53) Ты ей нравишься, лол (19:54) Будь другом, хоть ей не откажи (19:54) Я не совсем понял, в чем конкретно заключались мои дружеские обязанности, но точно понимал, что в данной ситуации я оказался в наименее выгодном положении. Я вообще не собирался идти ни на какие свидания. Это идиотское времяпрепровождение с неловкими моментами и обязательным разочарованием к концу встречи, потому что никаких веселых и тем более романтических разговоров я не мог поддерживать. Однако подойти и отказать напрямую — не вариант, ведь я попросту не смог бы сказать Ху Тао «нет». Понимаете, если даже Меногиас смог заставить меня работать шухером на их с Босациусом проделки в магазине, если даже Гань Юй смогла убедить меня пропустить пары, чтобы посмотреть вместе с ней театр, представьте, насколько сложно мне будет отказать воплощению эмоциональной нестабильности в лице Ху Тао. Она обязательно расплачется, если я грубо прерву ее попытки пригласить меня куда-то. А мне не хочется доводить человека до слез, я сам расплачусь на месте. Но если я соглашусь пойти на свидание, это обернется катастрофой. Вы можете подумать, что я преувеличиваю и что нет никакой трагедии сходить в кино с милой девушкой, но был один нюанс. Ху Тао уже успела опозориться перед моими друзьями. А если мои друзья надумают, что мы отличная пара, если Ху Тао решит, что мы созданы друг для друга, отвертеться от этого будет весьма затруднительно. Потому что это, блять, Ху Тао. Она из тех страшных людей, которые говорят, что что-то сделают, и они это делают! От дурных мыслей меня чуть не стошнило.@alatus ... (21:02)
Мне честно не хотелось думать о том, насколько ужасное у нее зрение, раз она нашла во мне что-то такое, что не могу разглядеть в себе я сам. Но как бы я ни старался убежать от этих мыслей, они все лезли в мою голову, превращаясь в один большой клубок стресса. Мне не было интересно, сколько я ей уже нравлюсь, но чем больше я прокручивал в своей голове моменты, когда мы пересекались, тем больше не понимал. В какой-то момент я решил, что это глупый розыгрыш. Ху Тао общалась со мной ровно так же, как и со всеми остальными. Но Босациус не был тем, кто стал бы так шутить надо мной. Поэтому либо я был просто слепым и не замечал каких-то мелких деталей, либо мне это все снится и в скором времени я проснусь в холодном от ужаса поту. Я ущипнул себя за предплечье и убедился, что все происходящее действительно. Как здорово совпало, что я сегодня пропустил пары и избежал этого ужаса. Вообще, обычно, если парни не замечают каких-то намеков, то девушки жалуются друг другу и рассказывают секреты. Быть может, Гань Юй знала о чувствах Ху Тао и спланировала все заранее. В таком случае приглашение на оперу приобретает новые смыслы, и она просто хотела спасти меня от неловкой встречи с Ху Тао. Будь я параноиком, я бы даже поверил в это. Мое желание идти завтра на пары падало все ниже и ниже, и причин остаться завтра дома было предостаточно. Первое — я не хотел видеться с людьми, которые определенно точно станут обсуждать мою личную жизнь, и мне глубоко плевать, что они мои друзья. Второе — я не хотел видеться с Ху Тао, потому что ее чувства — это ее проблемы, а я бесхребетный идиот, который станет обманывать ее. Я рано лег спать, вертелся в постели, хватал телефон, перечитывал сообщения от Босациуса и снова вертелся в постели, мучая себя. А потом я понял. Я же действительно могу соврать. Соврать о том, что у меня уже есть девушка. А на вопросы, почему о ней никто никогда не знал, соврать, что я с ней общаюсь по сети. Для человека, живущего в большом городе, я не очень хорошо знал местных жителей и это неудивительно. Спроси любого о количестве его знакомых в Ли Юэ, эта цифра не переступит порога в пятьдесят человек. А для такого интроверта, как я, знакомства по интернету звучат куда проще реального общения. Поэтому это выглядело очень гармонично. Любой бы мне поверил. Даже Ху Тао бы это остановило, и я буду спасен от нее. Я честно хотел использовать вранье только в тех случаях, когда меня пытались затащить в какую-то очередную авантюру — и спасение своей задницы от свидания я посчитал хорошей причиной. Для себя решив, что план надежен, как фонтейнские часы, я смог наконец-то уснуть.