yuki no hana

— Парочку идиотских вопросов. Можно? — Тэхен уплетает постные лепешки с диким медом, выглядя при этом абсолютно по-свински и от чего-то Чонгука еще сильнее тянет к нему. За день он потрогал его раз пятнадцать по разным не очень весомым поводам. Проверить температуру, поправить рукав свитера, набросить плед на плечи, случайно дотронуться до его руки, когда они рядом… все это и еще многое другое. Трогательное, увлекающее их дальше и дальше, удивительное, пугающее «другое». И сейчас этот парень сидит сонный, с растрепанными, опухший, неестественно бледный и чавкает, совершенно не стесняясь быть при Чонгуке в одних спальных штанах, что тот сам ему отдал. Ему от чего-то хорошо с мыслью, что Тэхен носит его одежду. Сердце разрывается от невозможности стучать так громко, как ему бы хотелось. От вида этих ключиц, родинок на смуглом, поджаром теле, всех отличительных черт, что вырисовывают картину столь красивого человека. — И у меня для тебя один есть. Сейчас все парни… красят волосы? — Чонгук искоса поглядывает на него. Тэхен низко смеется в ответ. — Не все. Но многие. Тебе не нравится? Чонгук отрицательно вертит головой в ответ. — Нравится. Просто это так… странно. Тэхен хитро улыбается, поднимая бровь. — Как и то, что я без рубашки при тебе? — парирует тот. Глаза Чонгука становятся блюдцами и он отворачивается, глядя куда-то в окно. Тэхен, довольный реакцией продолжает есть, облизывая сладкие от мёда пальцы. — Где ты научился так готовить? — Чонгук почти улыбается одним уголком губ. Ему приятно. — Как это «так»? Тэхен и сам прячет улыбку, опуская голову. Они флиртуют и это будоражит обоих. — Великолепно, Чонгук, — говорит он понижая голос. — Я рос в лучшие времена, Тэхен, — отвечает Чонгук в той же манере. Тэхен закатывает глаза. — Ты не боишься солнца, так ведь? Чонгук смотрит на то, как вечер медленно вступает в права. Сегодня, кажется, воскресенье, если он правильно посчитал. Он любил воскресенья в детстве. Они с матерью отправлялись на рынок и покупали там такие же лепешки, которые сейчас ел Тэхен. Так это было просто и сколько счастья в себе несло. — Нет, не боюсь. Тэхен буднично кивает, все еще продолжая есть. — Не спишь совсем? Чонгук нехотя слабо кивает. — Можешь пить кровь животных? — Мальчишка резко оборачивается и смотрит на него долгим, испытующим взглядом. Как все было бы просто, если бы все было вот так. Говорить об этом с Тэхеном ему совсем не нравится. — Ты обещал идиотские вопросы, а не такие. Заканчивая жевать Тэхен поворачивается к Чонгуку внимательно смотря на него. — Всякого ли человека можно обратить в вампира? — Нет. Только того кто близок к переходу в иной мир. — Чонгук опускает взгляд. Тэхен задумывается. — Вот как. Чонгук впервые смотрит на него так холодно — ему не нравится этот разговор. Он складывает руки на груди. — Вот так. Ты закончил? — Нет. Когда у тебя был день рождения? Чонгук закатывает глаза, пытаясь не выдать того, что где-то в глубине его сердца интерес этого человека к нему, будит жар. И боль. Так нельзя. — В первый день сентября. Тэхен вдруг замолкает и утыкается взглядом в пустоту так и застыв. Будто бы весь зверский аппетит у него пропал во мгновение. — Не таким я тебя представлял, конечно. — Тэхен произносит это почти с иронией, почти с улыбкой и это почти доводит Чонгука. Вампир выдыхает резко и старается отвлечься на что-то незначительное, бытовое, лишь бы не слушать Тэхена сейчас. Но ярость резко вспыхивает в нем. Чувство гадкое, колкое, способное съесть его, если прямо сейчас не выльется наружу. — Каким же? — он выплевывает эти слова, шумно двигая предметы на столе и борясь с желанием разбить что-то тяжелое прямо сейчас. Ю Чувство, которым он напитался за последние дни ранит его еще сильнее. Как Тэхен вообще может сейчас ему такое говорить? После того, что, он знает, они оба почувствовали? — О, разумеется. Я представлялся тебе ледяным упырем, который жрет по ночам людей? Тэхен медленно оборачивается к Чонгуку не решаясь ответить ему что-то. Он понимает, что сказал глупость. Чонгук продолжает. — Разумеется. Разумеется я должен быть таким. Я ведь чертов зверь, да? И тот кого я любил, единственный кого я любил за все эти чертовы сто с лишним лет жизни, разумеется, тоже был таким. Разумеется, что девушка вытащившая меня из воды когда я решил свести счеты с жизнью и обратившая меня, когда не смогла помочь… Разумеется и она была такой? Именно поэтому её и убил её назначенный охотник, Тэхен? Вот оно как? Так ведь? Тогда жаль… Очень, черт тебя дери, жаль, что она такой не была, — Чонгук резко замолкает. Он не имеет ввиду того, что сказал. Он совсем так не думает. Он уже сам жалеет о своих словах. Его просто бесит равнодушие Тэхена и то как он расспрашивает его обо всем так просто. О боли его существования — так просто. И это после того, что между ними уже произошло? Это так важно для Чонгука. «Возможно это все гораздо важнее для меня, чем для него» — думает мальчик. «Возможно я просто слишком отстранился от людей и сейчас испытываю то, что испытываю из-за одиночества» — злые мысли продолжают есть его потухшее, большое сердце. Как можно выносить эту ледяную, болезненную рациональность, когда все вот так? Тэхен недолго молчит, опустив голову. — Чонгук. Охотник смотрит на мальчика своими уставшими, печальными глазами и, обернувшись и посмотрев на него лишь раз, Чонгук видит то, что научился видеть в людях очень давно. В его темных глазах — тоска. Глухая, мертвая, непроницаемая тоска спрятанная за броней. Конечно. Это так больно — жить среди людей и не иметь возможности открыться им. Он и не умеет иначе. Чонгук слишком хорошо все это знает. Все его равнодушие — не более, чем показная реакция. Такое бывает, когда люди оказываются на самом краю жизни. Такое бывает, когда жизнь из четко выстроенной истории превращается в хаос и вырывает из рук все, что составляло твою сущность. А если она делает это не раз? Тэхен все же находит силы говорить. Потому что он тоже не может вот так. Потому что у него внутри килотонны боли, которую нельзя выразить и сейчас эта его оболочка гадкого мальчишки вот-вот лопнет. Прямо сейчас. Сразу после того, как он сказал такую глупость. Тэхен произносит это тихо-тихо. Чтобы до вампира дошли его слова. — Мне правда жаль. Чонгук понимает, о чем он. Тэхен знает его боль, ведь тоже много кого потерял. — Моя мама. И бабушка. И сестра. И отец. Тэхен выжидает какое-то время и продолжает, набравшись сил. — Я думал, что судьбой было предназначено убить того, кто расправился с моей семьей. Но ты ведь… Почему меня привело к тебе? — Он смотрит на Чонгука почти как щенок, повернув голову и пытаясь найти в потерянных глазах напротив хотя бы намек на ответ. Хотя бы что-то, что могло бы помочь им разобраться во всем, что здесь происходит. — Я не хочу чтобы снова было так больно. - Тэхен безнадежно кладет голову на стол. Его мягкие волосы рассыпаются вокруг изможденного лица и Чонгук видит, что вся сила, которая постепенно возвращалась к нему после укуса змеи — снова испаряется куда-то, открывая чернеющие ранки на его полном боли и истории сердце. Почти мертвые глаза смотрят мимо всего, что перед его лицом. Чонгуку страшно видеть Тэхена таким. Таким, какой он на самом деле. — Я не могу так больше. — глухо проговаривает охотник, став в один момент снова маленьким мальчиком, каким был как только попал к Чонгуку в дом. Каким был тогда в лесу, когда упал с лошади. Нуждающимся в тепле. Напуганным. На грани. Чонгук тоже сдается. Как ему не сдаться Тэхену? — Тэхен? — произносит вампир и не узнает свой голос. Он ниже, бархатнее, нежнее, чем обычно. Он говорит с Тэхеном так чтобы ему было приятно. Так чтобы дотронуться до его души. Тэхен ничего не отвечает. Молчит несколько секунд, все еще смотря пустым взглядом куда-то в пространство. А затем Чонгук видит, как его красивое лицо искривляется сначала в горькой улыбке, а потом. А потом он видит, как Тэхен силится не заплакать. Чонгук слышит, как стучит его сердце — больно, панически, громко, что вампиру становится за него по-настоящему страшно. — Поговори со мной, — на выдохе произносит Тэхен, пряча лицо уткнувшись в поверхность стола, — поговори со мной, пожалуйста, ничего не спрашивай. Просто расскажи мне что-то. — Иногда Чонгук видел такое. Порой люди просто… тонут в своем страхе. Так глубоко. Порой он просто берет верх над человеком. Порой его так много, что он сжимает горло. Ведь дна в нем нет. — Тэхен, — Чонгук подрывается с места, усаживается перед ним на колени. Он несмело тянется к руке охотника и охает, когда Тэхен хватает его руку в ответ. Она дрожит. Слабая, красивая, рука живописца. — Знаешь, Тэхен. Я жил в Пусане, когда только родился. Я жил там с мамой и был единственным мальчиком во всей округе, который был одним ребенком у своей матери. А еще я был единственным… — Чонгук гладит его пальцы в руке — Единственным, кто рос без отца, Тэхен. Сейчас я понимаю, что нас таких было полно в те времена, но только не там, где жил я. Не знаю, как так вышло, но… но все же вышло. Еще я мог бесконечно плавать в море. Меня часто кусали медузы, а я даже не боялся их. Море… Я порой скучаю по морю… И по… Эй, Тэхен? Тэхен сжимает его руку сильно-сильно. — Отнеси меня, пожалуйста, — он не поднимает лица, говоря тихо и… так душераздирающе высоко. — Конечно, Тэхен, конечно. — Чонгук заполошено шепчет эти слова. Тэхен крепко хватается за Чонгуковы плечи, когда тот несет его в постель. И те несколько секунд, когда он позволяет себе посмотреть в красные глаза вампира — он уже не сможет укрыться от них. Не сможет сделать вид, что этих секунд между ними не было. Он не сможет отказаться от того, сколько надежды было в его глазах. Сколько надежды на Чонгука. Надежды на то, что он еще раз спасет его. Чонгук опускает Тэхена на постель, усаживаясь близко-близко, чтобы их лица были друг напротив друга, пока тот сворачивается в позу эмбриона, пытаясь успокоить нервную дрожь в теле. Чонгук уверенно берет юношу за руку, сжимая ее в своих ладонях. — Рассказать тебе еще что-нибудь, Тэ? — Он несмело называет его так впервые. Чуть успокоившийся Тэхен смотрит в его лицо, сверкая чуть намокшими глазами. Никто никогда не был к нему так нежен, как сейчас нежен Чонгук. Никто не позволял ему быть таким слабым наедине с собой. Никто кроме этого бесконечно сильного мальчика. Он коротко кивает в ответ, позволяя Чонгуку заболтать себя. Унести его прочь от страхов, что терзают его с юных лет. Унести его в тепло его родного города и детства. Детство Чонгука. С мамой. На море. Больше ста лет назад. Но почти такое же как и у Тэхена. Человеческое детство. Как же сильно они похожи, на самом деле. Голос Чонгука баюкает его. Юноша говорит так тихо, что это постепенно зовет его в сон. — Ты ведь этого не заслужил, — Тэхен шепчет эти слова сквозь наступающую дремоту, а Чонгук знает, о чем он. Он уже знает, что Тэхен понимает всю его боль лучше, чем кто либо другой может понять. Все то, что живет в нем и все то, что не может его отпустить. Тэхен ведь сам такой же. — Никто из нас… — Чонгук тихо молвит в ответ, все еще гладя его руку. Как же прекрасно чувствовать её бархатное тепло. — Мы ведь так похожи, Тэхен, — вампир аккуратно проводит пальцами по его слегка отросшим волосам. Почти сквозь сон. Тихо-тихо. Но так уверенно. Воздушным шепотом, который может услышать только вампир. Специально для него. Вопреки всему, что диктует Тэхену здравый смысл. — Ложись ко мне.