— По рукам?
— По ногам, Аккерман. Командуй, разрешаю.
Леви не планировал подчиняться кому-то кроме Эрвина, но здесь же все понарошку? Лекари тоже строили из себя командиров — к ним приходилось прислушиваться, чтобы не хворать недели напролет. Все терпимо. Все в порядке — капитан вытянул ноги и скрестил щиколотки.
— Хруст моих костей будет тебе приятен, угу? Делай уже что-то, и перестанешь быть моей должницей. Может быть.
— Не скрещивайте ноги, — строго сказала Микаса и затихла.
Она настраивалась на маленькие, но действенные ритуалы. Леви добровольно сдался ей. Где это видано? В детстве, наблюдая за шествием разведчиков, Аккерман и мысли не допускала, что спустя годы окажется в кабинете именитого капитана с намерением восстановить хоть какое-то подобие гармонии в его теле. Вечный стресс, затяжная бессонница, скверный характер, ответственность и колоссальные физические нагрузки — все это породило полный раздрай. Вызвало хаос. Зажимы и блоки не позволяли ни крови, ни энергии свободно питать Леви.
— Ладно.
Он невольно дернул плечами в желании сбросить вуаль недоверия. Оно осело между ребрами и пустило корни в его беспроглядный мрак. Капитан поклялся никого не окунать в эту тьму. Его вороны — это его вороны. Злые и своенравные. Они тоже долго не видели ни чистого неба, ни людской доброты. Кенни вытащил Леви из комнатки, полной трупной вони Кушель, а потом бросил на улице. Так что вороны, распробовав чужую доброту, пожевали и выблевали ее вместе с доверием к людям. Они продолжали жрать другие эмоции (какими славился Подземный город), росли и крепли. Встреча с Фарланом и Изабель научила их доверительно прикрывать глаза, а Леви — улыбаться.
Он почти не помнил маму. Ее образ считался с маленького портрета и осел в памяти красивой картинкой. Леви прятал портрет в глубинах комода вместе с другими погребальными сувенирами: кулоном Магнолии и деревянной игральной костью Чëрча. Вот и все, что осталось от друзей. От семьи.
— Расслабьтесь, — мягко приказала Микаса и добавила: — Знаю, что это сложно, но… постарайтесь.
Капитан неохотно подчинился и прикусил щеку изнутри. Надо вытерпеть этот позор ради легкости в голове. В его жизни уже случались крайние ситуации, когда все предубеждения и неловкости отходили на второй план, — переживет и эту. Но кто-то внутри недовольно бубнил, что надо самостоятельно справляться с подобными мелочами. Бубнеж изредка срывался на жалкий вопль. Фу.
Эта амбивалентность чувств сводила с ума не хуже болтовни Ханджи.
Аккерман накрыла бритые виски основаниями ладоней и ощутимо сдавила череп: десять секунд давления и пять — расслабления. Повторила три раза, чтобы мало-мальски стабилизировать давление в голове и снять верхушку болевой пульсации. Первый зачаток облегчения плавно обуял Леви, но этого недостаточно.
— Повесьте голову на мою ладонь, позвольте мне управлять. Слушайте мой голос. Мой голос главный в вашей голове, больше нет ничего, только он, — прошептала Микаса и накрыла гладковыбритый подбородок теплой ладонью.
Почувствовав тяжесть чужой головы, она осторожно наклонила ее в сторону, поддерживая. Пальцы свободной руки мяли шею в поисках зажимов, выискивали блоки. Процесс неприятный. Аккерман почувствовала напряжение капитана — потрясла его головой, призывая расслабиться.
— Вот здесь, да? Мы разобьем это. Мозг получит больше кислорода из крови, вам будет думаться яснее… и легче придумывать всякие ругательства и наказания. Потерпите.
Она настойчиво, но бережно повернула ее в сторону.
Хрусть-хрусть.
Боль приятна. Леви мелко вздрогнул и сдавленно выдохнул.
— Действительно: музыка для моих ушей, — подтвердила Микаса.
—
Аккерман, — произнес капитан севшим голосом, пресекая безобидные издевательства, и снова затих, не в силах ворочать языком.
Ему тяжело позволять едва знакомой девчонке так просто влезать в его башку и наводить там условный порядок. «Порядок, какая ирония», — мысленно буркнул главный чистоплюй человечества, но волны облегчения вынудили его засунуть задетую гордость куда поглубже, чтобы ближайшие полчаса сидела смирно и не вякала. Пальцы Аккерман — это что-то с чем-то. У Леви от них — табун приятных мурашек вдоль хребта. Наверное, пальцы любой девушки могли вызвать подобную реакцию. Он не знал наверняка: особо не с кем сравнивать.
Когда Микаса меняла угол наклона и продолжала поиски зажимов, капитан слышал, как изнутри тихонько лопались пузырьки. Она запрокинула его голову, чтобы бритый затылок уткнулся ей между нижних ребер. Коснулась парных впадин чуть дальше от внешних уголков бровей и принялась методично массировать.
— Сейчас глубоко вдыхайте и медленно выдыхайте. Не халтурьте. Эта точка называется «тай-ян», кажется, — сказала Аккерман, подстраивая движения под дыхание Леви.
Она частично видела его лицо: бледное и мрачное, но довольно молодое. Тени под закрытыми глазами выдавали в нем человека, который крайне мало спит. Микасе стало неловко от подобной близости. А у Леви в этот момент приятно кружилась голова, создавая иллюзию уходящей из-под ног земли. Он чувствовал, как пятки парили в невесомости, а затылок млел от мягкости и тепла чужого тела. Веки слабо дрогнули. Капитан впал в состояние уютной апатии, но мигрень все еще маячила рядом, норовя накинуться на него с новой силой.
— Мне продолжать? — Аккерман легонько мазнула тылом пальцев по его скулам (мимолетная слабость) и убрала руки за спину в ожидании ответа.
— Мр, угу, — выдавил Леви, не размыкая губ.
Ему нравилось предаваться таким очаровательных процедурам. Голос Микасы звучал эхом в черепной коробке, пока мысли жидкой патокой лениво перетекали одна в другую. Массируй она его каждый вечер, капитан стал бы добрее. Не факт, конечно, но исключать не стоит.
— Поняла.
Если акупрессура как завершающий элемент способна существовать отдельно, то комплекс «голова-шея-плечи» действовал только в связке: частично освободить протоки — лишь полумера. Ноги Леви расслаблены и чуть вывернуты наружу, ладони покоились на бедрах. Редкий момент. Исключительный. Аккерман тихонько выдохнула: ей нравилось приносить пользу и видеть результат своего труда.
— Отдохните минуту. — Она поддерживала собой осанку капитана и между делом копошилась в его волосах. Это не та ласка, какую женщины традиционно дарили мужчинам. Это часть оздоровительного комплекса: Микаса массировала кожу головы, разгоняла кровь, чтобы Леви совсем не уплыл в небытие. — Сейчас нужно еще потерпеть.
Он мысленно огрызнулся, потому что Аккерман не позволяла ему полностью закутаться в теплую сонливость, раз за разом вырывая из нее короткими инструкциями. Она занялась его плечами. У нее крепкие и цепкие пальцы: они лезли под кожу, хватали напряженные волокна, растирали их между собой, перемалывали, вызывая противную боль в мышцах. Эрен всегда дергался и извивался, когда Микаса разминала его так, но капитан оказался крепче.
— За один раз не получится полностью размять. Тут пригодится горячее полотенце.
— Угу.
— … или раскаленный песок, свернутый в ткань.
— Ладно.
Аккерман не ожидала, что ей сведет пальцы: Леви слишком жесткий (и не только по характеру). Она встряхнула кистями, чтобы сбросить напряжение. Била ребром ладони по местам, что истязала ранее, вызывая глухую вибрацию до самых стоп. Микаса снова потрогала плечи — убедилась: мышцы стали более податливыми.
— Я немного помяла вашу рубашку…
Помяла — и много. Лучше без нее, но у Аккерман язык не повернулся попросить капитана раздеться по пояс. Она не сомневалась: у него под тканью прямо сейчас горит измученная кожа.
— Значит, погладишь, — тихим-тихим голосом отозвался Леви.
Он умел терпеть боль. Массаж — это мелочь по сравнению с боевыми ранами, которые остались на его теле росчерками белесых полос. Другое дело, когда скулили зубы или голова.
Мигрень нехотя отползла, обещая вернуться в следующем приступе. Капитан мысленно набросал нехитрый план на грядущую ночь: напиться трав и беспробудно дрыхнуть до утра. Но до этого нужно дожить, а пока он крал чужое тепло и плыл, как сопливый мальчишка.
— Теперь вставайте. Только осторожно. И руки за шею, в замóк.
Леви послушался — поднялся плавно, чтобы не упасть пластом, и принял требуемую позу. Микаса отодвинула табурет ногой. Обняла капитана сзади, по-змеиному обхватила его руки своими в крепкое кольцо, прижала локти к корпусу.
— Руки не расцеплять. Глубокий вдох, — прошептала она близ его уха, затем приподняла Леви и сбитым голосом приказала: — Выдыхайте. Весь воздух. Медленно.
Он протяжно выдыхал — Аккерман давила с обеих сторон: грудью толкала вперед, а руками, наоборот, тянула назад. На секунду ей показалось, что техника нарушена, но вот раздалась череда характерных щелчков — позвонки встали на место. Она вернула капитану опору, сразу убрала руки и тяжело выдохнула. Ей жарко.
— Мои поздравления: вы еще живы. — Микаса облизнула пересохшие губы. — А ведь у меня было немало шансов сотворить с вами что-нибудь эдакое.
— Эй, эдакое, вода там, — Леви лениво махнул в направлении прикроватной тумбы. — Понюхай сперва. Вдруг негодная уже.
Он развалился на диване: закинул руку на спинку, туда же пристроил затылок, а ноги выпрямил. Дивные ощущения. Ему будто вытянули все мышечные волокна, а после пришили новые, которые еще не успели износиться за столько-то лет. Давненько капитан не чувствовал себя таким обновленным и расслабленным, несмотря на остаточную тупую боль в плечах. Над ухом все еще витало фантомное дыхание Аккерман. Оно казалось ему куда горячее, чем жжение кожи под рубашкой.
Леви перевел взгляд со скучного потолка на живую мишень — Микасу. Серые глаза вгрызлись в красную тряпку на шее, наспех изучили ремешки на груди и пальцы.
— Где ты такому научилась, Аккерман?
— Частично здесь. Как вправлять грудные позвонки мне показал Райнер, он же научил ладить поясницу, но это очень нелепо выглядит со стороны. Я думала, что он мне кости переломает. Чувство такое, словно по тебе титан пробежал, зато потом… легкость.
Аккерман стянула шарф и аккуратно сложила его на столешнице: шея вспотела. Глотнула воды, сладко выдохнула и подметила безупречно заправленную кровать. «Будто он ни разу не спал на ней». Очнувшись, она вернулась обратно: некрасиво пялиться на офицерскую постель. Микаса робко присела на край дивана, хоть ее и не приглашали. Посмотрела на капитана: он выглядел так, точно вернулся с попойки, но не пьяный вусмерть, а лишь немного захмелевший. Потрепанный, мятежный, дурманящий. Аккерман намеренно отрекалась даже мысленно произносить слово, которое идеально ему подходило. Поймав его блуждающий взгляд, она резко повернула голову и сосредоточилась на табурете перед собой. Моргнула несколько раз.
— П-про некоторые точки знаю от мамы и от мистера Йегера, — продолжила Микаса, слегка запнувшись на первом слове.
Леви подпер висок кулаком, согнув в локте руку, лежащую на спинке дивана. Он все еще не сводил с Микасы пытливого взгляда. Ему (отчего-то) нравилось смотреть на нее и выискивать новые детали, на которые раньше попросту не обращал внимания. Немудрено, ведь они толком не разговаривали. Пару раз пересеклись перед судом и обменялись полярными взглядами на рассмотрении дела: тогда капитану пришлось пачкать подошву сапог кровью Эрена. И вот в последние дни, когда Эрвин намеками и окольными путями дал приказ взяться за усиленные тренировки Аккерман.
«Микаса красивая», — мысленно заключил Леви. В их корпусе все девчонки красивые, даже растрепанная Ханджи. Капитан с каменным лицом любовался Петрой, что заливисто смеялась над Оруо, или Нанабой, когда она о чем-то спорила с Миком. Барышни, смело бросающиеся на огромных плотоядных тварей, априори прекрасны. Леви готов сломать челюсть тому, кто рискнет сказать обратное.
— Остальное — лечебный массаж.
— Ясно, — равнодушно протянул капитан, будто ему плевать на ответ Микасы.
На деле все сказанное звучало любопытно: солдаты денно и нощно ныли о болях в мышцах. Неудобные койки в казарме усугубляли это дело. Леви пробовал подкладывать доски под трухлявые матрасы — бесполезно.
— Только не болтай об этом. Иначе к тебе выстроится шеренга людей, — начал поучать он, легонько массируя затылок. Призрачные прикосновения чужих пальцев ощущались до сих пор — от них следовало избавиться. — И нет, я не ревную. Разведке нужны руки, которые уверенно сжимают клинки, а не дрожат от усталости.
— Ясно, — отзеркалила Аккерман, упрямо смотря только перед собой. — Как видите, мы не сражаемся, а я почти уложила вас на лопатки…
Что за язык без костей? Микасе надо молчать в тряпочку, чтобы не усложнять себе жизнь. Ляпнула одно — получила новое прозвище, ляпнула другое — лишнюю работу. Капитан умудрялся перекраивать все на свой лад. Аккерман крепче сжала стакан — его дно глухо стукнуло о пряжку ремешка на бедре. Самообладание трещало по швам: мысли-предатели кружились вокруг крохотной детали. «На моих руках остался его запах». Девушки из казармы, помешанные на Леви, наверняка захлебнутся слюной зависти. Неужели Микаса тоже становилась такой…
примитивной?
«Нет, никогда». — Ей удалось пресечь панику. Драма, разыгравшаяся в воображении, там же и сдохла. Пока внутри высекались искры, Аккерман оставалась невозмутимой извне.
— К твоему сведению,
почти уложить на лопатки — это не результат. Когда уложишь, тогда и поговорим, — сказал капитан, закинул ногу на ногу и вновь осмотрел Микасу. — Иди, если хочешь. Сидишь как засватанная. Научись воспринимать все проще. Глядишь, твоя жизнь новыми красками…
Бах!
Аккерман слепо поставила стакан на пол и резко поднялась. «Новые цвета?» Прекрасно: сейчас она разольет огромную банку с краской на и без того суетный холст. Столкнув ногу Леви с другой небрежным ударом ладони, Микаса подхватила его под коленями. Рванула на себя, вынудив съехать вниз, лопатками на сидушку. Диван лениво скрипнул. Эту рухлядь давно пора выкинуть или сжечь. Диван такой же раздражающий, как и его владелец.
— Готово, — холодно улыбнулась Аккерман (прилюдно впервые за долгое время) и пошла прочь, словно давно ждала лазейку.
Если хочешь.
Сейчас она хотела остаться и дать капитану по роже, чтобы перестал задирать нос выше Колоссального титана и удосужился хотя бы поблагодарить.
— Бестолковая, — бьет ей в спину тихий голос Леви.
В коридоре Микаса замедлила шаг и чертыхнулась: из-за сумбура в мыслях она забыла шарф. «Дырявая голова!» Возвращаться — смерти подобно. Пока лучше не попадаться капитану на глаза, чтобы не превратиться в горстку пепла. Аккерман лихорадочно составляла дальнейший план действий, прижавшись к прохладной стене. Перво-наперво следовало помыть руки и избавиться от проклятого запаха, а дальше думать, под каким предлогом подойти к Леви. И, разумеется, надеяться, что он не выкинет шарф как вшивую ветошь. Микаса готова убить за этот шарф, но… не сейчас. Сейчас немного страшно.
Аккерман безжалостно терла руки в ближайшей раковине, едва не сдирая кожу. «Может, капитан Леви прав? — гадала она. — И я действительно остро реагирую и везде ищу скрытый смысл? Но… даже если и так: куда мне выплеснуть бурю эмоций, что я ношу внутри? Сколько я еще смогу сдерживать ее?»
Крыша. Микаса однажды пряталась там, хотя солдатам запрещено туда подниматься. Ей нужно десять минут уединения, а затем она наведается к Зоэ и возьмет несколько поручений, чтобы отвлечься. Она уверена: после сегодняшних слов про «сумасшедшую бабу» Леви к Ханджи по собственной воле не сунется.
Когда Аккерман в очередной раз пыталась схватить шарф, желая зарыться носом в мягкую ткань, — пальцы ловили только воздух. Его отсутствие душило ее. Она тихо проклинала себя за невнимательность и капитана заодно. Проклинала и разбирала шкаф с реактивами, вычищая белые клубки пыли из дальних углов. Микаса протирала каждую склянку и ставила обратно. Старалась соблюдать алфавитный порядок и по возможности обновлять частично выцветшие надписи.
Из-за скуки и запрета экспериментировать на полную катушку, Зоэ занялась ревизией. Аккерман вскоре поняла, что впредь добровольцем ей на помощь не пойдет: ушные хрящики вот-вот свернутся в трубочки от болтовни. Микаса поражалась терпению Моблита: вот с кого надо брать пример, чтобы сдюжить с начальством. Он ведь всегда с Ханджи, терпит ее с утра до вечера, оберегает и не переступает черту… наверное.
До ужина и вечернего построения еще достаточно времени. Аккерман медитировала, усевшись на полу женской комнаты. Ей пришлось исповедоваться в некоторых вещах, чтобы лучше понимать происходящее.
Во-первых, Микасе не всегда удавалось оставаться солдатом: женская эмоциональная натура проклевывалась сквозь броню и все портила. Она же и выла по ночам от тоски. Это пагубно влияло на концентрацию и занимало приличный ресурс внимания.
«Я должна быть хорошим солдатом. Лучшим. Надо закрыться».
Во-вторых, Леви своеобразный, довольно привлекательный мужчина. И что с того?
«Я сама позволяю ему задевать себя. Показываю слабость, как иногда перед Эреном… Так дальше продолжаться не может».
Аккерман повело из-за его тела — она провалила испытание. Значит, необходимо приложить втрое больше усилий, чтобы выполнить следующее. Все омрачало персональное задание командора: Микаса до сих пор толком не поняла его. Что именно Эрвин имел в виду? И как это поможет справиться с титанами?
В-третьих, заимев репутацию «мрачной недотроги» среди ребят, Аккерман оказалась весьма тактильной.
Более-менее успокоившись, она привела себя в порядок и отправилась на построение. Затесалась в одном из рядов, плечом к плечу с другими солдатами. Сперва Микаса проведет краткий анализ, в каком расположении духа пребывает капитан, а после решит, стоит ли подходить к нему сегодня. Извиняться она не планировала, а вот твердо попросить вернуть шарф — да.
Леви задерживался. Несмотря на мелкие перебранки Аккерман искренне рада: измученному бессонницей капитану наконец удалось отдохнуть. Вдвойне рада, потому что частично приложила к этому руки.
×××
«Бестолковая», — мысленно повторил Леви. Зачем он дольше обычного пялился на губы Микасы? Как теперь забыть тонкие трещинки на нижней? Капитан вздохнул: у него в последнее время все «дольше обычного», а хорошо это или плохо — узнается после. Он отпустил непокорное дитятко с миром: пусть немного побалуется, пока у него хорошее настроение.
Леви наслаждался покоем. Надо посетить душевую, чтобы смыть с себя остаточное напряжение: его не сбить ни массажем, ни обрядами со свечами, ни замогильной бубнежкой.
Ноги держали слабо. У капитана сложилось впечатление, что Аккерман опоила его, пока отвлекала инструкциями. Бред, разумеется. Это всего лишь расслабление. Тело длительное время жило в стрессе и скованности, поэтому расслабление ощущалось столь остро.
На столе что-то лишнее. Леви воткнул иглу в центр чернильного рисунка и взялся за мягкий край, позволяя вещи вытянуться на всю длину. Это тот самый пресловутый шарф. Он выглядел настолько потрепанным жизнью, что напоминал половую тряпку. «Одноразовую половую тряпку», — скривился капитан, разглядывая аксессуар Микасы. Она таскалась с ним целыми днями, возможно, даже спала в нем. Наверняка шарф — сентиментальная безделушка, подаренная кем-то. Может, родителями. Или Йегером.
Непригодная вещь мозолила глаза. «Надобно выбросить, — решил Леви. — Но сперва помыться». Он собрал все необходимое для душа, включая огромную ценность — душистое мыло. Как заверяли в лавчонке: в нем и масла, и секрет долголетия, и все-все, что отлично повиснет лапшой на ушах.
Мысли текли лениво, но неизбежно сводились к простой истине: у Аккерман восхитительные руки. Горячая вода окончательно добила капитана. Он даже забыл проверить Эрена на кухне. Вернувшись в комнату, Леви разулся и упал на диван. Он не спал в одежде на кровати, а вот диван служил ему верой и правдой много лет. Идеальный выбор для короткого сна. Главное — проснуться до вечернего построения: надо отделить «зерна от плевел» и толкнуть напутствие.
Капитан редко видел красочные сны. Обычно их место занимали сумбурные вспышки, от которых он вздрагивал и просыпался в компании холодной и липкой тревоги. Но не сегодня. Сегодня ему спалось сладко. Для полной картины не хватало стекающей с подбородка слюны.
Перевернувшись на другой бок, Леви подложил ладонь под ухо. Диванные пружины мерзко скрипнули. Они напоминали ему о чем-то. О чем?
— Мать твою! — Он немедля принял сидячее положение.
Уже вечер — пора хватать деревянную планшетку и мчать на построение. Опоздание не вписывалось в его планы, но порой подобная роскошь позволительна. Капитан едва не вслепую искусно лавировал из коридора в коридор. Во время ночных похождений (из-за приступов бессонницы) он выучил схему штаба наизусть.
— Так, — сказал хрипло и прочистил горло. Солдаты разом перестали болтать и вытянулись по струнке. Практически синхронно посвятили сердца, образуя идеальные шеренги. — Проверяю быстро по фамилиям, дальше сами топаете по распорядку дня. Кого не назову — остаются ждать дальнейших инструкций.
Голова работала медленно. Слизистую глаз привычно пекло, словно под веки бросили горсть черного перца. Леви называл фамилии, не отрывая взгляда от пергамента, поэтому проверка закончилась достаточно быстро. Когда в строю осталась избранная группа, он соизволил посмотреть на них.
— Завтра выдвигаемся. Чтоб в шесть утра все как штык запрягали лошадей. Чем раньше отсюда смотаемся, тем быстрее приступим к операции. Постарайтесь выспаться и все в этом духе. Йегер, а ты заканчивай со столовой. Все, свободны.
Толкать воодушевляющие речи — это конек командора, а не его.
Капитан заглянул в библиотеку в поисках скучной книжонки. Изучая корешки, он гадал, какая из них способна его усыпить. Остановился на «Стратегии ведения войны». Леви не шибко стремился узнавать что-то новое о военном деле: не считал себя полноценным солдатом. Он цепной пес Эрвина Смита. Ведь так его воспринимают окружающие? Леви не жаловался: ему всего хватало. Есть еда, мыло, крыша над головой и личный угол — у него отпала надобность действовать вне закона. Отчасти поэтому он продолжал нести службу.
Но лишь отчасти.
×××
На построении капитан был в гражданской одежде. Аккерман наспех изучила его издали и коротко кивнула: можно смело пожинать медитативные плоды, потому что он не вызвал в ней никакого лишнего эмоционального всполоха.
Ребята из отряда сопровождения получили немного еды на раннее утро, так как времени оккупировать столовую у них не будет. Микаса мерила шагами комнату, настраиваясь на поздний визит к офицеру. Если она не заберет шарф сейчас, есть риск лишиться его навсегда: вряд ли Леви настолько сентиментален, чтобы взять «тряпку» с собой.
Девушки предостерегли ее, что до отбоя остались считанные минуты — Аккерман молча отмахнулась и уверенно направилась по чересчур знакомому маршруту. Зачастила она в чужой кабинет, но на этот раз нет нужды задерживаться и даже переступать порог. Главное, чтобы капитан не артачился: пусть выдаст шарф и захлопнет дверь перед носом. Идеальный сценарий.
Вскинутый кулак застыл возле двери. Гордость призывала уйти, ведь если один сапог затянет в болото, Микаса не пойдет на дно вместе с ним, а снимет и будет жить дальше. Но у Леви в заточении незаменимая вещь. Это часть Микасы, часть Эрена — некая красная нить, которой они связаны.
Постучав, Аккерман выпрямилась и убрала руки за поясницу, расставила ноги на ширине плеч. «Простите за поздний визит, капитан Леви. Я забыла у вас шарф — пришла забрать его», — вот что она скажет нейтральным тоном, когда дверь откроется. Если откроется.
По ту сторону тишина. Повторная попытка постучать тоже оказалась тщетной. Капитан спит? Настолько крепко, что не слышит ничего вокруг, растворившись в желанном покое? Микаса абсолютно не против, но ей важно любым способом вернуть свою ценность (которой, признаться, уже пора в отставку). Она нетерпеливо постучала носком сапога по полу и прижалась ухом к двери. Чувствовала себя глупо — плевать. Затаив дыхание, Аккерман обратилась в слух: слышны только звуки за окном и собственное сердце — никаких признаков присутствия человека.
— Черт, — выдохнула она и обреченно ткнулась лбом в дверь.
Прикрыла глаза, моделировала в мыслях новый план, но в голову лезли только методы, за которые отхлестают розгами орешника по первое число. «Можно оставить записку! С просьбой прихватить шарф к повозкам, например, или…»
— Давай я постучу, — тихо сказал Леви. — Часы, вообще-то, уже прогремели «отбой». Так в чем проблема, Аккерман?
Микаса отшатнулась от двери и опустила взгляд. Капитан вошел в кабинет, а она осталась за чертой порога, будто дальше — токсичная зона.
— Или ты пришла за той тряпкой? Так я отправил ее в утиль. Она даже для мытья полов не годилась, — продолжил он, бросая на стол книгу и планшетку. Обернулся: — Надо было сразу сказать, что этот мусор тебе нужен.
— Как «в утиль»? — спросила Аккерман безжизненным голосом.
Ее повело от осознания: Леви избавился от шарфа — от их с Эреном связи. Она вцепилась в дверную рамку, бледная и испуганная уставилась на капитана.
— Мусор сжигают.
— Капитан! Почему? За что вы так? Вы же прекрасно знаете, что я постоянно его ношу! Вы даже видели, как я его зашивала, — Микаса взорвалась громким шепотом, активно жестикулируя руками. Благо даже в порыве эмоций она сообразила не орать в пустом коридоре: не хватало еще, чтобы сюда сбежались все разведчики. Ее кулаки сжались — того и гляди: влетит в кабинет мстительной фурией и вцепится в горло. — Это не мусор, а дорогая мне вещь!
— Мне некогда разглядывать, что ты там носишь. Спустись на землю: мир не крутится вокруг тебя одной. Хочешь или нет, но мой тебе совет: меньше привязывайся к всякой чепухе.
«Она ведет себя слишком сентиментально, слишком эмоционально… просто
слишком».
У Леви тоже есть памятные вещи, но он не имеет привычки таскать их с собой и цепляться за них. За людей — да, бывало. Не единожды, но это часто заканчивалось плачевно. Чем меньше внутри живет душ, тем легче переживать их уход. Эрвин, Ханджи и ребята из элитного отряда стали для него близкими людьми по службе и духу. Капитан считал это непозволительной вольностью, которую он себе все-таки позволил.
— Сама виновата, — глухо закончила Аккерман. Ее пальцы разжались и скользнули по лицу снизу вверх, забрались в волосы, чуть стягивая их у корней. Глупо полагать, что Леви есть дело до чувств других людей. «Ты солдат. Субординация. Хватит ныть — выпрями спину и иди!» — Простите за позднее вторжение, капитан Леви. Доброй ночи.
Она пошла в казарму. Всем сердцем желала наткнуться на командора, получить выговор и заодно заключение здесь, в штабе, чтобы не видеть ни злого брата, ни капитана-самодура.
— Ага, — Леви закрыл за ней дверь.
Как просто, оказывается, сделать в Микасе трещины. Понадобилась абсолютная мелочь, чтобы вызвать эмоциональный дисбаланс. Это часть воспитательного процесса. Попытки сыграть на чужих чувствах — плохой механизм воспитания, но как иначе пробить крепкую скорлупу Аккерман?
Побыть последней скотиной по истечении дня — святое дело.
13 июля
Раннее утро. Леви гладил морду черного жеребца во внутреннем дворе. Назвать коня Конем, разумеется, верх гениальности — он старался не отождествлять служебных животных с чем-то близким сердцу. Так проще.
Голос Петры отвлек капитана от пасмурных размышлений. У нее удивительная способность видеть хорошее во всем, даже в отвратительном ветре, что норовил забраться под форменную одежду. Вскоре подтянулся весь элитный отряд. Все ждали прибытия новобранцев.
Леви поддался любопытству, желая увидеть состояние Микасы.
«Как там она обходится без своей цацки?»
