18 июля
Микаса, кутаясь носом в шарф, помогала Саше накрывать на стол. Привычка прятаться в эту теплую вещь, даже когда на улице зарождается зной, дурацкая, но стабильная. Стабильность — элемент роскоши с тех пор, как голова Колоссального титана показалась над верхушкой стены их обреченного на погибель города. Тогда в страхе выли не только люди, но и дома, что падали наземь кусками камней, досок и черепицы. Аккерман тоже выла, только беззвучно, когда ее душу вспороли, как рыбье брюхо. Прошлой ночью она лила слезы не хуже тех матерей, что оплакивали сгинувших в челюстях титанов детей. Пусть ее боль и рядом не стояла с болью горюющих семей, Микаса не могла сдержать этот соленый ливень, заставляющий ее задыхаться. Соль — ценный минерал. Армин мечтал увидеть океан, в котором таились залежи соли, но почему-то еще никто до сих пор не подумал, что сами люди являли собой целый океан. В жестоких реалиях нынешнего века земля впитала столько слез. Стоило рыдать в стеклянные банки, чтобы не позволять такому добру пропадать. — Как ваше самочувствие? — участливо спросила Саша, заметив, как Аккерман вот уже несколько минут пялится в тарелку с кашей. — Нормально, — рассеянно отозвалась та и отправилась за чайником. — Спасибо. Живот по-особенному ныл, предвещая начало личного лунного цикла, как поэтично это явление называла Зоэ. Эта раздражающая боль, осевшая в пустóтах души, еще сильнее испоганила тоскливое настроение Микасы. Мрак и серость лезли изнутри, высасывая цвета из сочной зелени и голубого неба, и оставляли после себя блеклые оттенки. Однако кое-что взорвалось пожаром красок на светлой коже капитана, когда тот присоединился к завтраку. След. Не от ремней, а от зубов. Этот причудливый синячок выглядывал из-за кромки ткани и потешался над глупой маленькой девочкой, которая наивно вообразила, что достойна счастья. Микаса быстро решила незатейливое уравнение. Память услужливо подбросила воспоминания из недалекого прошлого. Леви разговаривал с кем-то в кабинете. Теперь не оставалось никаких сомнений, что капитан той глубокой ночью принимал гостью в своих покоях. Кто? Явно не Петра, ведь Аккерман говорила с ней подземелье. Рал не могла находиться в двух местах одновременно. Саша? Абсурд, раз Леви четко дал понять, что малолетки его не интересуют. Оставалась только Ханджи. — Эрен, у тебя боевой настрой? Сегодня будем работать вдвое усерднее, чтобы компенсировать вчерашний выходной! Микаса выхватила реплику майора из общего гула голосов. В ушах тотчас застучали крошечные барабаны, а мир стал походить на расплывчатое пятно. Тревога подкралась сзади и укрыла Аккерман тяжелым покрывалом, что пахло подвальной сыростью. Паническая атака подступала медленно, рассказывая горькую правду, от которой тело Микасы мелко затряслось. Пространство открытое, полное растений, но ей все равно не хватало воздуха. Любой звук воспринимался остро и резал уши. Вчерашнюю ночь капитан провел в объятьях Зоэ. Вот она правда, какая есть. Аккерман втянула порцию воздуха и ущипнула запястье, возвращая себя в реальность. Кое-что оставалось неясным. Разве Ханджи могла молчать тогда, в кабинете командира? Деревянная дверь не в силах приглушить ее громкий голос, разве что… ее рот был чем-то занят. Эта догадка разворошила пепел обиды, трансформируя ее в злость. В мир вернулись краски, а пустота внутри заполнилась плотными комками вопросов и рассуждений. Микаса могла дать капитану такую близость, какую он получил от Зоэ. Близость, полную ярких искр и искреннего тепла. Не сразу, а когда будет готова. Аккерман не испытывала никакой брезгливости, когда чувствовала возбуждение Леви. Это же абсолютно нормальное явление, когда двое людей сближаются. Она допускала мысль, что когда-нибудь этот мужчина устанет от игр и захочет большего, но почему же он просто не поговорил с ней? Почему так грубо оттолкнул? Почему так эгоистично отобрал право голоса? Леви говорил ей думать своей головой, жить для себя, а теперь сам же и ломал все, что она так кропотливо успела построить. Микаса не летала в розовом замке мечтаний, не ждала чуда. Она прекрасно понимала, что ее выбор в пользу взрослого мужчины повлечет какие-то последствия. Возможно, ужасные. Пусть она потом пожалеет об этом, но это ее выбор. Тяжело жить для себя, тяжело вырывать себя из другого человека после стольких лет. Аккерман наконец-то осмелилась выйти из тени Эрена и сделать так, как хотелось именно ей, но Леви снова впихнул ее обратно. Своим коронным ударом ноги. Разведчики продолжали обсуждать планы на день и лакомиться кашей с ягодами, а Микаса мельком изучала майора. Ханджи светилась ярче обычного, и чужая радость стала обухом невидимого топора, что прилетел Аккерман прямо в затылок. Она перевела взгляд на Леви. Если Зоэ выглядела свежей и довольной, то капитан заметно постарел лет на пять. Микаса и сама не выглядела цветущей розой из-за бессонной ночи, но Леви все равно бил все рекорды. Словно на его плечах сидело существо, что вытягивало из него все жизненные соки. Аккерман засмотрелась и не заметила, как капитан поднял взгляд, будто почувствовав ее нездоровый и неуместный интерес. — У тебя проблемы, Аккерман? — спросил Леви, подтягивая ворот серой футболки. Он задержал на Микасе прямой взгляд, подмечая припухшие веки и обкусанные губы. — Никак нет! — отчеканила Аккерман и вскочила на ноги, сжимая кулаки. — А у вас, капитан Леви? — Сядь, — приказал тот. — Вякнешь еще раз, бестолковая, я лично протащу тебя за шкирку до штаба и брошу в карцер. Так что заройся в свою тряпку и закрой рот. — Эй, это не тряпка! Вообще-то, этот шарф связала моя мама, и это память! — Эрен стукнул ладонью по столу, привлекая внимание. Все застыли на своих местах, даже Саша перестала жевать от такого накала страстей. Перечить капитану — рисковать, как минимум, своими зубами. Йегер, конечно, ломал привычный уклад вещей и мог отрастить за день несколько комплектов зубов, но все же. — Заткнулись все. Мы завтракаем и… — повысила голос Зоэ, однако закончить мысль не успела. — Неужели, Йегер? — Леви поднялся и бросил на столешницу согнутую пополам ложку. Он медленно подошел к Эрену и положил ладонь на плечо, приближаясь к его лицу. — Мамка, значит, связала? Защищаешь память… какой молодец. А ты, блядь, сестру защитить не хочешь? Или этот кусок трухлявого дерьма для тебя важнее, чем она? Корону сними, пацан. Йегер опустил взгляд и сжал кулаки. Его ноздри раздувались от злости то ли на капитана, то ли на самого себя. Леви крепко сжимал его плечо, но Эрен не издал ни звука боли. — Не смейте грубить моей сестре, иначе я дам вам по роже. Ясно? — Йегер поднял взгляд и уставился на Леви. — Ясно. Уже лучше… а вы чего языки проглотили? — капитан выпрямился, посмотрел на Кирштейна и Армина и принялся трепать волосы Эрена пальцами, словно тот был его личной псиной. — Этот сопляк один со мной не справится. Даже будучи огромным уродом. Зоэ громко расхохоталась, и к ней присоединились разведчики из элитного отряда. Напряжение, витающее в воздухе, лопнуло, как баллон с газом, что бросили в костер. Первым вскочил Жан, угрожающе сжимая вилку в руке, а следом за ним — Армин. Несколько секунд спустя подскочила Браус. — Мы вас вчетвером уложим, — ухмыльнулся Кирштейн. — В кроватку, — прохрипела Ханджи, вызывая новый взрыв хохота у старших товарищей. — Только целовать на ночь не надо, слишком много чести, — Леви перестал трепать Эрена, покрасневшего до кончиков ушей. — Всему вас учить надо, бестолочи. Девушек надо защищать. Даже от командира. Даже, если эта девушка, — он посмотрел на Микасу, — стоит целой армии. Капитан вернулся к своему месту и залпом допил чай, искоса наблюдая, как Браус вертит в руках испорченный столовый прибор. — Петра, остаешься за главную, будешь тренировать молодняк. Гюнтер, на тебе забота о лошадях. Остальные едут с нами к обрыву. Арлерт, ты тоже. Ладно, продолжайте набивать животы. Готовность полчаса. — Есть! — почти синхронно отозвались разведчики. Микаса растерянно проводила Леви взглядом. Хотелось вскинуть руки к небесам и заорать, да так громко, чтобы кто-нибудь обязательно отозвался. Например, зарядил в нее молнией и испепелил на месте, чтобы не мучилась. Она не могла понять мотивов капитана, потому что тот действовал слишком непредсказуемо. Аккерман не сможет его переиграть, а, значит, пора сдаваться. Она механически выполняла мелкую бытовую работу, изредка кривя лицо от спазмов. По-хорошему нужно отказаться от групповой тренировки из-за самочувствия, но Микаса не привыкла ныть и сачковать. Ценить и любить себя она только училась, поэтому сейчас предпочла сцепить зубы и молча исполнять приказы Петры. У Аккерман как раз осталось несколько тех штучек, похожих на плотные тканевые пули с нитью, так что о всяких казусах, вроде следов на одежде, можно забыть. Майор назвала это изобретение гениальным, и позаботилась о том, чтобы аптеки исправно снабжали штаб. Так как у Разведкорпуса не было лишних денег на такие вещи, пришлось прибегнуть к проверенным методам — хитрости и шантажу. Ханджи рассказала историю о том, как Леви как-то раз нашел драгоценные камни в мешках с чаем, а потом Эрвин обернул эту ситуацию в пользу Разведки. По итогу, Военная Полиция стала снабжать Разведкорпус бесплатным чаем каждый месяц, чтобы Смит не доложил Правительству о контрабанде. О том, чем именно пришлось шантажировать аптеки, Зоэ не сказала. Перед ужином Микаса все же спустилась к Ханджи и попросила что-нибудь от боли. Ей пришлось выслушать сдержанную проповедь о том, что следовало взять выходной, а не калечить такой хрупкий и капризный женский организм. Майор наспех исследовала ее состояние, и Аккерман стало немного стыдно за то, что она позволила себе дурно подумать о Зоэ за завтраком. Эти мысли только нагнали тоску. Микаса окрестила себя неблагодарной и завистливой, хотя завидовать тут было откровенно нечему. Едва ли Леви любил Ханджи, как мужчина любит женщину, значит, их связь не являлась той истинной любовью, о которой писали в книгах. Едва ли такая любовь вообще существовала. Стоило признать, что в современном мире, полном боли и стресса, взрослые могли позволить себе спустить пар без всяких «долго и счастливо». Без женитьбы и клятв, потому что любая жизнь могла оборваться в одно мгновение. Как, например, у Марко… и у других молодых ребят, которым уже не суждено ни любить, ни даже дышать. Следовало быть благодарной за то, что есть сейчас, и все же… Разве Микаса не выстрадала себе хотя бы один денечек тепла, радости и взаимности? Ей так хотелось почувствовать себя нужной, важной и любимой. Не оружием, не лучшим кадетом из 104-го, не выдающимся солдатом, а просто маленькой женщиной, которая и знать не знает о всех ужасах за стенами, которая видит собственное счастье в глубине чужих (и таких родных) глаз. К горлу подступил ком. — Слушай, я поискал еще один мяч в замке, но ничего не нашел, — тихо сказал Кирштейн за ужином, легонько пихая ее в локоть. — Только дикое скопление белой пыли. — Не страшно, — отозвалась Аккерман. — Надо делом заниматься, а не играть. — Ну… а чем вы еще занимались с этими двумя? В детстве. Когда еще… все было по-другому. Не постоянно же в мяч играли? — Много чем. Рыбу ловили, бегали, разглядывали облака, катались на качелях, смотрели картинки в атласе Армина, дразнили солдат из Гарнизона, — перечислила Микаса и пожала плечами. — А ты? — Ел! Я был довольно пухлым карапузом. Ха-ха! — И что изменилось? — заметил Леви, наблюдая за Жаном поверх чашки. — Я не с вами, вообще-то, разговариваю, — огрызнулся тот. — Пойдешь драить кухню до отбоя. И Аккерман с собой возьми. Пусть следит, чтобы ты не сожрал все запасы. — Аккерман после ужина сразу пойдет к себе в комнату, — вклинилась в разговор Ханджи. — С чего это? А кто за Кирштейном будет следить? Браус, что ли? Тогда точно с голоду помрем, — протянул Леви, бросая взгляд на Сашу, которая пыталась под шумок стащить булку у Армина. — Мда. Как пить дать — помрем. — Хватить ворчать, как старый дед. Жуй молча… на крайний случай, можно будет съесть Моблита! — рассмеялась Зоэ, пихая локтем заместителя, на что тот вспыхнул и начал активно возражать, размахивая руками. После ужина Аккерман сразу пошла в комнату. Живот заурчал, напоминая, что она толком ничего не съела, ведь ей было как-то не до этого. Пока все хихикали за столом, она тонула в мраке собственных мыслей. Настроение: то ли чая попить, то ли прыгнуть с башни, но перед этим отвесить хлесткую такую пощечину командиру. А лучше две. За все хорошее. Микаса взяла осколок офицерской чашки с подоконника и осела вниз. Она устроилась на полу, под окном, и начала разглядывать черепок в лунном свете. Так трудно справиться с болью, когда не понимаешь, где болит. Нет мазей или лекарств, чтобы унять тоску. Если лист пергамента можно порвать или сжечь, то с памятью такие маневры бесполезны. Приходится помнить, переживать все раз за разом, крутить в голове злые слова капитана и погружаться все глубже в пучину своей никчемности. Какой смысл жить, если ты никому не нужен? Как убить в себе все живое и уязвимое, чтобы перестать чувствовать? Хочется разодрать горло, чтобы хоть немного локализовать боль, собрать ее в одном месте, увидеть рану… Микаса посмотрела на черепок и медленно поднесла острый край к предплечью, вдавила его в нежную кожу. Давай, — сказал кто-то. Кто-то неживой. Время застыло. Нужен всего лишь толчок, в спину или в грудь. Вперед или назад. К смерти или жизни. Если хочешь мной манипулировать, то учись мной манипулировать… Рыться в памяти, как тесать каменную глыбу, в которой спрятан ответ. Нужно аккуратно срезать лишнее и не повредить воспоминание, не испортить прячущуюся там скульптуру. Микаса взяла инструмент и принялась за дело. Ты правда веришь всему, что он говорит? Ответ отрицательный. Капитан мог лгать. Аккерман покачала головой наяву, продолжая тесать камень. И резать себя заодно. Без причины такими не становятся. Почему Леви стал таким? Микаса знала так мало о нем, а тот и не стремился вводить ее в курс дела. Очевидно, череда ужасных и болезненных событий повлияла на капитана и сделала его таким, каким он являлся сейчас. Он потерял любовь? Семью? Все сразу? Гадать можно бесконечно, однако наверняка не обошлось без потерь кого-то близкого. Аккерман уже больно думать, но она продолжала искать то самое воспоминание, что толкнет ее назад, к жизни, что даст ей силы продолжать бороться и выронить из рук осколок чашки. Создай дефицит себя, и увидишь…×××
19 июля
Чьи-то пальцы резко сдернули вуаль кошмара. Леви очнулся на стуле, где его сморило примерно три часа назад. Выполнив все утренние ритуалы, он все равно чувствовал себя развалиной. День тянулся медленно, как липкий след улитки. Вчерашние испытания прошли удовлетворительно, однако Эрен все еще топтался на одном месте. Застой в экспериментах стал очевиден даже для оптимистичной Зоэ, которая поддерживала любое начинание Йегера одобрительными воплями. — Я разрываю наше соглашение, искорка, — сказала Ханджи между делом, когда отряд взял перерыв. — Больше никакого секса между нами не будет. — Ладно, — согласился Леви и уже хотел развернуться, чтобы дать очередной словесный пинок Йегеру, как вдруг Зоэ его остановила. — И все? Даже не спросишь причину? — Зачем? Судя по тому, как ты дергалась и чуть меня не сожрала, я не облажался. А на остальное мне плевать, — капитан сложил руки на груди. Зоэ расцвела в улыбке и принялась дурачиться, пытаясь то пощекотать Леви, то ущипнуть его за бок, то просто ткнуть пальцем в ребра. Тот даже не шелохнулся, продолжая равнодушно смотреть на Ханджи. — Да! Это было прекрасно! Почему ты раньше так не делал? О, я бы с удовольствием продлила наше соглашение, особенно, после такого, если бы не… твой секретик! — майор выпрямилась и поиграла бровями. — Какой еще, блядь, секретик? — Такой, с красным шарфиком. Потянуло на молодую кровь? Не смотри на меня так, это видно невооруженным глазом! Это ее ты потом хотел удивить своим мастерством? Попробуем кое-что новое, ага. Да ладно, это нормально! У тебя кризис… — Ты совсем уже обдолбалась своими реактивами, очкастая? Или я в темноте перепутал дырки и повредил твой мозг? — Как грубо, Леви. Фу таким быть. Я же помочь хочу! Мы же друзья! — Не лезь не в свое дело. Все, что касается меня и мелкой — это моя забота, и ничья больше. Лучше разуй свои четыре глаза и заметь уже пацана, который так старается для тебя. Ханджи опешила. Она не была готова к тому, что Леви перехватит инициативу в разговоре, направляя его в удобное для него русло. — Какого еще пацана? — не удержалась и полюбопытствовала Зоэ. Капитан кивнул в сторону Моблита. Тот сидел, привалившись спиной к дереву, и что-то черкал в блокноте. Рисовал пейзаж, возможно. — Говоришь, Моблит нашел те бутылки с пойлом? Готов поспорить, их было больше, чем две. Он так сопьется скоро. Так что… вытащи нос из чужого белья и сунь в свое. Едва ли найдется еще один чокнутый, что будет терпеть тебя и днем и ночью. Отряд вернулся после наступления сумерек, потому что Зоэ решила проверить, зависит ли активность титана Эрена от солнца. Почему бы не выпускать его вечером за стены, чтобы чистить земли от других титанов? Глядишь, Разведке станет жить проще, однако все это лишь в теории. Эрвин уже намекнул, что обычные титаны — не самая главная угроза человечеству. Они лишь пешки на шахматной доске и очень зубастое пушечное мясо. Леви сразу направился к колонке, чтобы умыться. Такой предсказуемый ход, что Микасе уже пора крутиться рядом, как это часто бывало раньше, и говорить всякие двусмысленные глупости. Но ее не было, как и глупостей. И весомого куска в груди тоже. Капитан цыкнул языком и направился в замок. Аккерман нашлась минуту спустя, и он почувствовал, как мелко задергалось веко. Микаса мило улыбалась, касалась чужой щеки и о чем-то щебетала с Кирштейном. Леви недоверчиво прищурился, продолжая шагать к крыльцу и искоса поглядывать на молодежь. — … давай помогу… — … такой… неуклюжий… а ты такая… До капитана доносились обрывки разговоров, от которых хотелось блевать под ближайшим кустом. Завтра точно град пойдет, ведь Аккерман наконец-то одумалась и обратила внимание на того, кто ей больше подходит… Жан какого-то черта потянулся к Микасе. — Блядь, — тихо выругался Леви, споткнувшись на ровном месте. Он огляделся в поисках камня или проволоки, о которые мог запнуться, однако не обнаружил никаких препятствий. Капитан даже не стал смотреть по сторонам, чтобы понять, заметил ли кто-нибудь его промах. Он обязательно подберет слова, если придется затыкать какого-нибудь шутника, а сейчас надо привести себя в порядок и смыть этот день. Смыть все, что мешало ему исполнять свои обязанности. И дышать. Леви шагал по коридору, а за ним ползли жуки сомнений, тревоги и страха. Раздавить их сапогом — и дело с концом, вот только он терпеть не мог насекомых, даже воображаемых. Споткнулся. Леви покорял землю и воздух, разрезал мир во всех плоскостях, двигался легко и быстро, крутился смертоносной циркулярной пилой, разрубая титанов на куски, а тут… споткнулся на ровном месте. Это злило. Капитан слишком расслабился за эти дни, измотал самого себя и откровенно устал. После того, как он кончил пару раз наяву с живой и теплой женщиной, а не под надзором морока, ему стало значительно легче. На этой порции удовлетворения можно держаться достаточно долго, а уж лезть далеко в будущее не стоит. Его может и не быть вовсе. О вечерней тренировке с Микасой Леви не забыл. Если вчера ее индивидуально тренировала Петра, то сегодня жребий выпал Оруо. Ее беспрецедентный гений заслуживает только высших оценок, — писал Шадис в характеристике Аккерман. Леви прекрасно знал, что бывший командор не слишком разбирался в политических играх, в отличие от Эрвина, зато честно давал оценку умениям солдат и любил проверять их на прочность, особенно, своим лбом. Капитан не намеревался спорить с выводами Шадиса, но в свете последних событий предпочел на некоторое время оставить Микасу на попечении доверенных людей. Он успел привыкнуть к их ежедневным стычкам и даже немного скучал по ним, однако железно решил оборвать все эти игры. И плевать, что железо ржавеет. Пусть теперь Кирштейн мается с этой несносной девчонкой, а у Леви своих забот по горло.×××
20 июля
Леви чувствовал себя отвратно. Сегодня как-то по-особенному. Расчихался с самого утра, ударился мизинцем о ножку кровати, а потом еще обнаружил повисшую на нитке пуговицу рубашки. Он уселся за стол раньше всех и лениво наблюдал за тем, как девушки снуют туда-сюда, раскладывая тарелки с едой. Капитан избегал смотреть Микасе в глаза, но позволял себе изучать ее пальцы и руки, бледные, в каких-то коцках, с выгоревшими на солнце волосками. Леви прищурился, когда заметил то, чего раньше не было. У него было достаточно времени, чтобы изучить какие-то детали Аккерман вдоль и поперек. — Эй, бестолковая, иди-ка сюда, — пробормотал Леви, коротко поманив Микасу двумя пальцами. Он перебросил ноги через лавку, оказываясь теперь сидящим спиной к столешнице и лицом — к подошедшей Аккерман. Та убрала руки за спину и смотрела поверх плеча командира, пряча губы под шарфом. Глаза снова красные, воспаленные, словно денно и нощно готовилась к профессии плакальщиц. Этот вид вынуждал Леви мысленно стегать себе спину плетью. Не жилось ведь ему спокойно, надо же обязательно влезть в сомнительную авантюру и сделать плохо всем вокруг. Доводить влюбленного и депрессивного подростка до слез — каков герой! — Как это понимать? — Что именно, капитан? — взгляд Микасы метнулся к Леви, а после снова в сторону. — Вот это, — капитан нащупал ее запястье и рванул на себя, поворачивая руку ладонью вверх. По кремовой коже тянулись уродливые линии вдоль вен. — Что еще за художества? Тебе порисовать негде? Так у меня куча черновиков, бери на здоровье. Микаса молчала, раздражая Леви еще больше. Он отпустил руку, поднялся и сгреб шарф в кулак, рывком притягивая ее к себе ближе. — Три пореза. Целых ТРИ пути к заражению крови. Если ты еще хоть немного навредишь себе, я заставлю тебя пожалеть о том, что ты не довела дело до конца. — Вы не узнаете. Под одеждой не видно. — Значит, я раздену тебя, — ответил Леви. — Такого ответа ты ждешь? — Да какое вам дело? — вспылила Микаса, хмуря брови, но голос не повысила. — Надо было сразу сказать, что вам нравится майор Зоэ. А не играть чувствами людей! Это… низко. Вот и все. Но мне уже плевать. Здесь есть мужчины интереснее вас. И моложе. И выше! И… — Я понял. Не надрывайся. Я уже готов рыдать и выть на луну, довольна? — едко процедил капитан, после чего вздохнул, делая тон более спокойным. — Послушай, Аккерман, мне глубоко похер, что творится в твоей голове и с кем ты тискаешься. Ты должна высыпаться, хорошо есть и быть собранной, если вдруг что. Я не горю желанием складывать в повозку твой труп. — Я вас сейчас ударю, — пробормотала Саша, застывшая поодаль с тяжелым чайником в руках. Видимо, уроки командира приносили маленькие плоды. — Не трогайте Микасу. — А дальше че? — Леви скосил сначала глаза, а только потом повернул голову в сторону Браус, все еще удерживая Аккерман за шарф. Заметив непонимающий взгляд Саши, капитан недовольно выдохнул через нос и продолжил. — Твой план должен включать, как минимум, три дальнейших шага и столько же сценариев возможного развития событий. Он отпустил Микасу и наспех поправил помятую красную ткань. Леви подтянул рукава и сложил руки на груди, поворачиваясь к Браус полностью. — Обычные уроды мыслят примитивно. Они тупые. Их единственная цель: сожрать тебя. Таких убивать проще всего, потому что легко предсказать их поведение или загнать в ловушку, — он постучал пальцем по кромке чашки, в которой уже лежали сухие листочки черного чая. Саша послушно налила кипятка. — Аномальные уроды, девианты, то бишь, преследуют ту же цель, но мыслят уже не так примитивно. Они могут караулить тебя, прыгать, как блохи. Не говоря уже о скорости. Мозгов у них немного, но действуют они непредсказуемо, так что шанс сдохнуть прилично так вырастает. Ты должна мыслить нестандартно и быстро, чтобы не подохнуть при встрече с таким. — О, лекция о титанчиках, — сказала подошедшая Зоэ, следом за которой шел чересчур сонный Моблит. — Я видела, как Леви убил своего первого титана. Это был девиант! Патлатый такой… Это было потрясающе! Ханджи заткнулась, чтобы лишний раз не ворошить прошлое Леви, ведь тогда ему помогали Изабель с Фарланом. Зоэ села рядом с Моблитом. За ними потихоньку подтягивались другие разведчики. Кто-то сладко зевнул, и это заразило остальных. Цепочка зевков завершилась на звезде этой экспедиции — Эрене Йегере. Леви сел за стол, и краем глаза заметил, что Микаса опустилась по левую руку от него. Ближе к его измученному сердцу, разумеется. — Но такие уроды, как Йегер… — Я не урод, — возразил Эрен, вызывая тихие смешки за столом. — Правда, Леви, он самый симпатичный титан, которого мне доводилось видеть, — заметила Зоэ, и от ее слов Эрен распрямил грудь, которая уже не походила на цыплячью, как в первый день кадетской жизни. — Какие ушки, какие глазки. — Твои похотливые фантазии портят мне аппетит, — Леви скривил губы и вновь переключился на Браус, чтобы закончить спонтанный урок. — Такие разумные уроды, как Йегер, Колосс и другие, хрен знает, сколько еще их, самые опасные. Не стремись сразу резать холку. Это предсказуемо. Делай вид, что атакуешь туда, но на деле ослепляй, режь сухожилия, короче, делай все, чего от тебя меньше всего ожидают. Будешь атаковать сразу шею, помрешь еще до того, как успеешь сказать кричалку командора. Поняла? — Поняла, капитан Леви! Спасибо! Можно есть?! Леви закатил глаза от экспрессии Браус, и принялся ковырять кашу. Мысль об Эрвине отозвалась болью в сердце и новой волной беспричинной тревоги, что преследовала капитана с пробуждения. Он впихнул в себя пару ложек каши, запил остывшим чаем и поднялся на ноги. Незримая цепь, что тянулась из главного штаба, дергала его, звала обратно. — Аккерман, заменишь меня на испытаниях, — Леви быстрым шагом направился в замок. — Эй, что случилось? — взволнованно спросила Ханджи, но ее вопрос остался без ответа. Разведчики переглянулись между собой, пытаясь найти хоть какое-то объяснение такому поведению командира. Тщетно. Леви показался спустя десять минут, облаченный в ремни и УПМ. Он оседлал коня и повернул его мордой к воротам. — Оруо, закрой за мной. — Леви, да что случилось-то? — Зоэ схватила его за ремень, что браслетом обернулся вокруг бедра. Капитан подумал, что если Ханджи будет стоять так некоторое время, то солнце начнет жечь ей глаза через стекла очков. — Что-то не так с Эрвином, — несколько погодя сказал он и пришпорил коня.