29 июля
Приходи на меня посмотреть. Приходи. Я живая. Мне больно.
После завтрака Леви оккупировал комнату отдыха, вооружившись тряпками, шваброй и ведром. Ему жизненно необходимо занять руки и мысли. Убить группу тварей или разнести заброшенную лачугу. Уткнуться лбом в грудину Смита и оказаться в стальных прутьях его объятий: только Эрвин способен удержать капитана от тяги к разрушению. Проверено не единожды. После разговоров с командором он чувствовал себя спокойнее. Но Смита здесь нет — есть ненавистная пыль и Аккерман, что кружит стервятником вокруг да около. Леви устал выпроваживать ее из комнаты: ему не нужна ни помощь, ни чистая вода, ни чай. Вчерашняя дрочка принесла иллюзорное облегчение. Капитан проснулся отдохнувшим, но потерянным. Тревожным и уязвимым. Тяжело смотреть в глаза подчиненным, трудно сохранять императивный тон и словесно кусать Зоэ. Это состояние пройдет. Леви знал наверняка, ведь не первый год топчет землю. Через пару часов отряд поедет на испытания, и там он сможет вернуть былую уверенность и концентрацию. — Не мешай мне. Сколько раз повторять? Иди в конюшне дерьмо разгреби, если делать нечего, — нарочито спокойно сказал капитан, укладывая последнюю стопку книг на диван. — Капитан, я ваша протеже, правильно? — Проте… че? Чего за зверь такой? — Леви сощурился и подтянул косынку повыше: от книг всегда много пыли. Он уже надышался этой дрянью на сотню лет вперед. — Вы меня дополнительно тренируете, выделяете, выступаете в качестве покровителя. Я ваш фаворит, да? — Ну, мой. Чей же еще? — буркнул капитан, скрещивая руки на груди и подозрительно косясь на Микасу. Ему доводилось видеть этот характерный блеск в ее глазах. Предвестник условного дерьма, вроде грязной холодной воды за шиворот. — Ты мой клещ. Так вернее. — Вы всегда прислушиваетесь к командору, верно? — Аккерман продолжила допрос. — Начинается… говори прямо, чего надо? — Командор Смит сказал, что нужно говорить о своих желаниях, а испытывать эмоции — это не преступление. Мы с вами взрослые люди, капитан Леви. Я хочу разобраться, что между нами происходит. Вместе дать этому название и понять, как нам дальше вести себя друг с другом. — Микаса нервно мяла пальцы. — Найти компромисс, который устроит и меня, и вас. Сейчас меня не устраивает план, где мы с вами играем в командира и солдата. Эти роли слишком тесные и однобокие для… — Ты всю ночь репетировала эту сопливую речь? — перебил Леви. Аккерман подавилась очередным словом и покраснела. Она действительно мысленно повторяла монолог за завтраком, представляя разные сценарии, чтобы без запинки и дрожи в голосе донести до капитана мысли. Прекратить детские игры и обсудить происходящее вместе, как принято среди взрослых людей. Недовольно выдохнув, Леви прочертил мыском сапога воображаемую линию и отступил на шаг. Он не успел открыть рот, чтобы пояснить жест — Микаса переступила черту и уставилась в серые глаза. Цепко, без права отвернуться и соскочить с важной темы. В позе Аккерман мало флирта. Происходящее напоминало классический уличный наезд в темной подворотне. Очередная прозаичная провокация. Пытка близостью. — Я вас предупреждаю, — процедила Микаса. — Если вы меня сейчас опять оттолкнете, то я никогда больше не сделаю первый шаг. А когда вы созреете, будет уже слишком поздно. Мои чувства превратятся в гниль. Я стану… как вы. Последняя фраза вырвалась от обиды. Аккерман устала смотреть, как капитан сначала дарит крохотную надежду, а после нещадно топчет ее в грязи. Им необходимо решить все окончательно. Здесь и сейчас. Хватит бегать и выпускать колючки. Хватит съедать друг друга взглядами и разбредаться по разным спальням. Хватит. — И не смогу оживить вас… мы оба будем мертвы. — Голос Микасы дрогнул. — Понимаете? Вы осознаете это? Она отчаянно всматривалась в зрачки Леви, быстро косясь взглядом то на один глаз, то на другой — натыкалась на раздражение, тихонько тлеющее в пустоте. Капитан действительно напоминал живой труп, которого отвлекли от единственно важной вещи — борьбы с грязью. Аккерман свела брови к переносице, выражая сожаление, и осторожно поправила его челку. Леви вздрогнул, выныривая из забытья. Вернулся в реальность и несколько раз моргнул. — А как же Кирштейн? И твой Йегер? Тебе пацанов в окружении мало — решила под офицера лечь? Далеко пойдешь, Аккерман. Его яд осел на одежде и прожег ткань вместе с кожей. Микаса не желала оправдываться и объяснять причины своих поступков. Капитан не услышит. Его цель — сбить ее с верного пути, расшатать уверенность и оттолкнуть. Он придерживался такой стратегии долгие дни — Аккерман изучила ее вдоль и поперек. — Не перекладывайте свои фантазии на меня, — парировала она и взяла его лицо в ледяные ладони. — И замолчите уже. Бéсите. Микаса прижалась к губам Леви своими. Порыв нетерпеливый — она малость промазала. Тонкая пыльная косынка стала никудышной преградой. Сердце выстукивало победную дробь на костях. Сейчас Аккерман потянет ткань вниз и попробует капитана по-настоящему. Горько? Кисло? Мыльно? Абсурд забрался в мысли, пока Микаса стремительно перебирала варианты, гадая, каковы на вкус поцелуи с Леви. Тяжелые шаги в коридоре. Толчок в грудь, заставляющий Аккерман неуклюже отступить на несколько шагов. Капитан молчал. Его глаза непривычно распахнуты и полнятся жизнью. Показалось. Это ярость. «Бежим, бежим отсюда! Сейчас же!» — вопила маленькая девочка внутри, но Микаса уже давно не ребенок. К сожалению. Детство в их мире больное и ломкое, как пораженный зуб. Сейчас бы думать о дурацких украшениях и свиданиях с соседским парнем, а не жить в вязком страхе перед зубастыми великанами. Аккерман сглотнула и приподняла подбородок, смело встречаясь с глубокими бороздами недовольства между сведенных бровей капитана. Ногти на левой руке до боли впились в плоть. Страшно… и азартно. Похожее чувство накрывало Микасу, когда она сражалась с титанами. — Уйди с глаз моих. Леви говорил тихо. Не ругался, но от его тона внутренности Аккерман покрылись инеем. Застыть бы ледяной статуей навечно. Микаса капризно покачала головой, плотно смыкая обкусанные губы. — Ты мне противна, — продолжил капитан и получил хлесткую пощечину наотмашь. Уставился на ведро с мутной водой, асинхронно играя желваками. Он мог уклониться или перехватить руку, но не стал. Заслужил. Леви медленно повернул голову к Аккерман, ожидая продолжения спектакля. — Вы трус, — процедила Микаса и пошла прочь. Остановилась на половине пути. — И дурак. — Взгляд рассеянно скользнул по грязному полу. — Старый. — Ты бессмертная, что ли? — Нет. И вы тоже. В этом и дело! Завтрашний день — иллюзия. Есть только «сейчас», ясно? И… пошли вы к черту! Да. Идите к черту. Аккерман тряхнула головой, угловато повела плечами и вылетела из комнаты, сгорая от злости и стыда. Леви проводил ее взглядом и провел пальцами по волосам, попутно сдвигая косынку. Она упала позади и была осквернена грязью с подошвы. Капитан замер. Ладони мелко дрожали. В груди зрела эмоция, быстро набухая. Вот сейчас. Сейчас… Леви схватился за угол книжного шкафа и опрокинул его на пол. Грохот отозвался эхом от стен и растворился в тишине. Хрустнув шеей, капитан четким ударом ноги разломил деревянную стенку надвое. Бардак. Везде один сплошной бардак.×××
Боль называется ты.
Микаса вздрогнула от шума и упрямо продолжила чеканить шаг. Хотелось обвинить в своих неудачах всех вокруг, начиная с Эрвина Смита. Ей нужно укромное место, чтобы отдышаться и вернуть равновесие перед грядущими испытаниями ручного титана Разведки. В эти секунды она даже не подозревала, что ссора с Леви — лишь первый шаг навстречу пропасти. — Кто следующий? Закклай? Аккерман замерла на месте. Голос в ее голове? Микаса осторожно развернулась и увидела Эрена. Сердце, покрытое ледяной коркой после слов капитана, пугливо сжалось. — Что? — прохладно осведомилась Аккерман, удивляясь собственной реакции. — Пацан. Мужик. Дальше — старик? — Йегер оттолкнулся от стены и навис над ней, кривя губы. — Солдат. Офицер. Верховный главнокомандующий. Прыгнешь в койку Закклая, если следовать твоей логике. Правильно, ведь в жизни нужно попробовать все. Да, Микаса? Всех попробовать. Тяжело сглотнув, Микаса слабо качнула головой в отрицании. Во рту — болотная вода. В ушах — пульсация. Лицо Эрена с заострившимися чертами невыносимо чужое. Тихий ужас подкрался сзади и изрешетил Аккерман лезвиями. «Он все видел…» — Че молчишь? Отвечай мне! — Нет, Эрен. Ты не понимаешь. Все не так! Совсем не так! — голос Микасы прорезался, пропитанный дрожью. — А как? Как нахуй?! Ты сосешься с Жаном. Сосешься с Леви. Хрен знает, с кем еще! — Говори тише! — Аккерман приподняла плечи: терпеть не могла, когда на нее повышали голос. Хотелось спрятаться или дать по роже. — Пожалуйста, не кричи. — Тише? — зло усмехнулся Йегер, вздернув брови. На его лице налет безумия. — Не хочешь, чтобы все узнали, какая ты… Он не договорил — Микаса мысленно закончила фразу за него. «Какая ты шлюха», — вот о чем говорил взгляд Эрена, полный брезгливости. — Не лезь ко мне, поняла? Видеть тебя больше не хочу. Ты мне противна.×××
Должен на этой земле испытать
Каждый любовную пытку.
— Это было ужасно! Титан Эрена начал агрессировать на капитана. Он преследовал его и не подчинялся приказам Зоэ! Капитан выколол ему глаза! Я никогда не видела мистера Леви настолько злым! Там было столько крови! Я не могла уследить за ним, это нечеловеческая скорость, Микаса. Аккерман слушала Сашу, наблюдая, как она обнимает кружку ладонями. Чай давно остыл — Браус не сделала ни одного глотка. Отряд вернулся с испытаний около часа назад. Микасе запретили сопровождать объект по приказу Зоэ. «Ты выглядишь скверно. Бледно-зеленая. Пальцы дрожат. Заболела, что ли? Сиди тут, храни очаг, пусть Сашка разок съездит», — объяснила Ханджи и потрепала ее по плечу, ободряя. Аккерман не возражала: выведенная из строя боевая единица бесполезна. Она ужаснулась, когда увидела Моблита, несущего Эрена на плече. Йегер — тряпичная кукла, безвольная и искореженная. Ниже локтей — намокшая от крови марля и пустота. Микасе больно видеть это, но не настолько, как в первый раз. Тогда Эрен напоминал манекена для тренировки стрельбы из лука, сейчас выглядел гораздо лучше. Судя по снаряжению УПМ всего отряда, капитан действительно пользовался клинками по назначению. Нескольких лезвий в его ящиках не хватало. Словом, полное дерьмо. — Микаса, ты слушаешь? — Да… Звучит дико. Все шло гладко до сегодняшнего дня, — рассеянно ответила Аккерман, чувствуя давящие приливы эмоций. — Слушай, мне тренироваться надо. Я пойду, ладно? — Хочешь, с тобой пойду? Будем с мистером Картошкой твоей группой поддержки! — Нет. Спасибо. Мне хочется побыть одной. И… возможно, капитан придет курировать. Он меня дополнительно тренирует во вечерам по приказу командора. Увидимся. — Вот повезло! «Да уж, повезло», — хмуро подытожила Микаса. Леви действительно пришел наблюдать за тренировкой. Проводил зачет, пока Аккерман потела в лучах уставшего солнца. Молчал и изредка вставлял комментарии со стороны. Сухо и по делу. Капитан до безобразия спокойный, словно утром ничего не произошло. Наверное, кровавый случай на испытаниях позволил ему выпустить часть подавляемой агрессии. Минуты тянулись — Микаса работала на износ. Вскоре землю накрыла пасмурная тень. В небе громыхнуло, и Аккерман невольно посмотрела наверх. Тучи разродились дождем. Он набирал силу с чудовищной скоростью, шумел, избивая тяжелыми каплями все вокруг. Аномальная жара, аномальный ливень, чего следует ожидать дальше? Града? Смерча? Со стороны замка послышались восторженные крики — их заглушил очередной раскат грома. На горизонте сверкнула жирная молния, разрезая участок неба на несколько кусков. Вода быстро пропитала бумагу, превращая записи капитана в чернильное месиво. Микаса покинула хилое укрытие в виде кроны, встала под открытым небом, спиной к Леви, и задрала голову. Прикрыв глаза, она подставила лицо под дождевую влагу, позволяя ей умыть себя, напитать прохладой, которой им всем так не хватало. Одежда быстро намокла вплоть до трусов. Земля жадно пила и радовалась. Больше не будет сухих трещин от палящего солнца, а растения перестанут чахнуть. Аккерман, используя пальцы как гребень с широко расставленными зубцами, увела волосы назад, открывая лицо полностью. Ливень теплый, но ее разогретое тело чувствовало прохладу из-за разности температур. Под душем Микаса часто представляла, что вода способна очистить: забрать все печали, тревоги и боль вместе с грязью, чтобы унести их в слив. Крохотное перерождение. Вскоре посинеют губы, а тело забьется мелкой дрожью от промокшей одежды и ветра. Ночью будет сильная гроза. Возможно, ребятам повезет увидеть лунную радугу. Армин и Эрен обязательно вспомнят сказку о лепреконе, что охранял горшочек с золотом. Эрен… Аккерман хотелось прямо сейчас заняться медитацией в лоне природы и приблизиться к желанному катарсису. Сбросить кандалы излишней привязанности к Эрену, отпустить его и освободиться самой. Разгрызть зубами связующую нить, как пуповину. Простить себя за то, что все это время жила в чужой тени. Идти на зов Матери, чтобы вернуть первозданную дикость. Обрести смелость, избавиться от стыда, чтобы подготовить место для чего-то нового, чего-то… Голос Леви врезался в поток мыслей и образов, заполняя все пространство. Будь Микаса волчицей, она бы тотчас навострила уши и завиляла хвостом. Чувства еще живы. Раненые и потрепанные, они ползли к источнику в надежде, что он их исцелит. Одно верное слово от капитана, и Аккерман воспарит вновь. Он говорил и говорил, резюмируя тренировку. Все, что в Микасе взлетало до этого, рухнуло обратно кирпичами. Появилась тяжесть в животе. Эфемерная, как мурашки на откушенной титаном руке. Это фантом — Аккерман на секунды приложила ладонь к проекции желудка, стягивая пальцами мокрую ткань. Чужое ощущение. Оно принадлежало не ей, но Микаса тоже его чувствовала. Леви продолжал говорить. Аккерман слушала, как и подобало солдату. Впитывала военную мудрость старшего товарища. Она пойдет за ним куда угодно. Ей понятна позиция Петры и других разведчиков из элитного отряда. Все жизни вверены капитану. Если представить, какая ответственность ему поручена — можно свихнуться. Один промах, одно кукольное упущение — все рухнет. Поэтому Леви такой жесткий, колючий, закрытый… Поэтому Микасе так хотелось вывести его на эмоции? Пусть капитан дальше молчит и избегает ее. Выжигает себя изнутри, раз ему угодно, но прежде пусть избавится от старой боли. Вычерпает ее, прикроет оголенные нервы, восстановится, ведь впереди еще много потерь. Много новой боли. Леви старался уберечь всех, но не позволял беречь себя. Может, к черту все? Дождь все спрячет и смоет. Аккерман нечего ставить на кон, но она все еще готова рисковать. Риск — вечный спутник разведчика: смерть ходила по пятам. Микаса тяжело сглотнула. Пальцы зудели от предвкушения смять чужую кожу, увязнуть в мокрых волосах, что слипались в острые и толстые иглы. Шершавая кора дерева казалась идеальной мишенью, куда следовало вжать спину капитана, чтобы собрать его дыхание и слизать дождевую воду с губ. Но в голове у Аккерман варево из мыслей и куча психологических зажимов в придачу. Идеальный солдат, каким ее считали, внутри представлял из себя крайне уязвимое и сломанное создание. Оно нарочно обрастало коркой, пряча ворох несовершенств, разодранных ран и гложущих пустот. — Зачет провалила. Иди в замок. Молча. Микаса мокрой крысой плелась по коридору прямиком в душевую. Оставляла следы: бинты впитали достаточно влаги и щедро ей делились. Аккерман постоянно сходило с рук любое нарушение субординации в отношении капитана — пришло время платить за везение. Судьба — дама с причудами. Трудностей много не бывает. Вот тебе, девочка, еще одна. Расти и закаляйся. Мне ничего для тебя не жалко. — Обалдеть, малыш, ты вымокла до нитки! «Кирштейн… Нет, пожалуйста, только не ты», — Микаса мысленно пустила себе пулю под челюсть. Мечтала превратиться в тень и уползти к потолку, чтобы свернуться в укромном уголке тоскливым клубком. Аккерман затравленно посмотрела на Жана. — Сейчас, погоди, я согрею тебя. — Кирштейн снял с плеча полотенце и обернул ее в махровый кокон. — Ты чего не бережешь себя? Носом хлюпать хочется? Микаса пустила вторую пулю. Подумала, перезарядила и сделала еще два выстрела. Сейчас. Надо сказать сейчас — потом не сможет. — Жан, между нами все. Прости, пожалуйста. Я больше не могу. Не могу… не могу… Голос сорвался — Аккерман лихорадочно затряслась. Плакала, кутаясь в полотенце. Стояла посреди коридора, отвергнутая сразу двумя важными людьми. Да, она гадкая. Мерзкая. Пыталась усидеть на трех стульях, а что в сухом остатке? Смерть. Смерть души. Микаса ошиблась. Она не достойна ни дружбы, ни любви. И больше всего она недостойна Жана. «Прости-прости! Я так хочу полюбить тебя, но…» Кирштейн задрал голову и напряг мышцы лица, крепко зажмурился и растянул губы в жуткой улыбке. Желание реветь вместе с Аккерман отступило. Жан моргнул несколько раз и подхватил ее на руки. Крепко прижал к груди. Жалеть себя можно после. Сейчас следовало успокоить Микасу. Кирштейн испугался: никогда не видел ее настолько уязвимой. — Я понял. Отпускаю «нас», — шепнул Жан, направляясь в жилое крыло. — Приведем тебя в порядок, а затем уйду. Договорились? Аккерман прижалась к нему дрожащим кульком, обняла. Он так добр к ней, даже сейчас, а она… тварь. Почему так? Почему глупое сердце не может полюбить Кирштейна? Слезы хлынули с новой силой. — Как здорово, мне не придется стирать рубашку! Спасибо, Микаса! — Дурак. — Микаса тихо и несдержанно хрюкнула от смешка. Шмыгнула и благодарно поцеловала шею Жана солеными губами. — Ты заслуживаешь самого лучшего… — Ауч, брось вот это, ладно? Не говори ничего… целовать можно. — Кирштейн слабо подбросил Аккерман, переключая ее внимание, и вновь прижал к себе. — Просто знай: несмотря ни на что, ты мне очень дорога. Этой ночью он разобьет кулаки в мясо.×××
Все женщины ведут в туманы.
Аккерман — центр внутренних бурь Леви, что несут за собой полную деструкцию. Пожирают его изнутри. Заставляют мысленно хвататься за живот, падать на колени, хрипло дышать и заваливаться на бок. Дрожать. Душу капитана вновь рвут противоречивые чувства. Они копошатся там мерзкими насекомыми, прячутся в трещинах и ждут удачного момента, чтобы проявить себя. Они желают, чтобы Леви сорвал маску лживого спокойствия вместе с лоскутами кожи и признал самую большую слабость в своей жизни. Не дождутся. «Убью ее. Задушу. Разорву на части», — мысленно обещает капитан. Знает, что напускное. Слабость порождает агрессию. Если Леви — сильнейший воин человечества, то Микаса — идеальное оружие против него. Надо повернуть лезвия на врага: нечего в своих целиться. «Идеальный солдат… как же», — хмурится капитан, наблюдая, как Аккерман входит в замок. Мысли — трясина, где он увязает по горло, но не барахтается. Принимает вызов судьбы как данность. Ливень продолжает хлестать Леви и все вокруг, заставляет одежду врасти в кожу вторым слоем. Он морщится: трусы насквозь мокрые, неприятно липнут к яйцам. Напоминает чудовище, что вылезло из вонючего болота помыться. Не дождь — потоп. Небеса сжалились и решили хоть немного очистить землю от смрада смерти. «Вот бы титаны захлебнулись нахер. Достали уже шастать». В компании суетных мыслей капитан решает вернуться под крышу замка — не успевает. — Она очень милая, братишка Леви! «Какого…» — Только не оборачивайся, — голос Фарлана звучит позади другого плеча. Слишком отчетливо для мертвеца. Звучит совсем не так, как обычно чудится Леви. «Дóжил…» — Вы мертвы, — чеканит капитан в шум дождя. — Ага, — Изабель отзывается весело, словно дурная рыжая башка на месте. На плечах. — А ты нет. Но почему-то решил, что да. Долго еще будешь хоронить себя? Ты готов. Ты этого заслуживаешь. Сделай первый шаг, трусишка. — Мне нечего ей дать. — А ты решил все за нее? Откуда тебе знать, что ей нужно? Может, как раз именно это есть у тебя? — возражает Черч. Леви молчит. Слушает голоса погибших друзей. Никто не видит, как его лицо кривится от тоски. — Подари ей мой кулон! Он пылится без дела. — Расскажи о нас… — Обними нормально, а не как в прошлый раз! Мне было так стыдно за тебя! — Точно! — смеется Фарлан и вдруг резко меняет настроение. — Ладно... береги себя, друг. И позволь ей беречь тебя. — Стойте! Не уходите… пожалуйста, — громким шепотом просит капитан, чувствуя, как нитка за ниткой рвется связь с чем-то невероятно теплым. — Мы всегда рядом. Живем у тебя в сердце. Оно у тебя такое большое и теплое. Спасибо, что помнишь нас, братишка. Ливень затихает — голосов больше нет.