Токийская история

      Длинный день близился к вечеру, и вполне можно было уже направляться в сторону порта и своего пансиона. Но в одном месте на улице Гём заинтересованно приостановился и стал изучать развешанные афиши.       – Что там? – спросил Чон.       – Сумо! – взволнованно ответил Гём. – Сегодня состязания. Но самое главное – выступает Хо! – и он ткнул пальцем в имя на афише.       – Кто это?       – Сумоист, но кореец! Представляешь?! Пробиться в японские национальные состязания, он такой потрясающий! Не в самый высший эшелон, конечно, но всё равно здорово! Ты как, хочешь пойти посмотреть? – и не дожидаясь ответа Чона, взволнованно забормотал: – Интересно, можно ли ещё достать билеты…       Около афиш стояло что-то типа небольшой будки и рядом толклась группка мужчин, видимо, таких же любителей зрелищ. Гём направился к ним и как мог завёл разговор. Затем радостно махнул рукой Чону, и тот тоже подошёл. Будка являла собой нечто вроде билетной кассы, и щуплый мужчина в ней активно жестикулировал и эмоционально что-то объяснял. Оказалось, что попасть на сегодняшние соревнования ещё можно, и Гём уже отсчитывал деньги на билет. Чон послушно добавил свою долю – он, в общем-то, не против был посмотреть на сумо. Спорт и всё, связанное с физической силой, его привлекало.       – Где же тут состязания? – спросил он у Гёма, оглядываясь по сторонам.       – Да нет, это не здесь! Пошли на трамвай, – объяснил Гём и они направились на ближайшую остановку вместе с ещё несколькими мужчинами из тех, что встретились им у афиш.       Новая поездка оказалась довольно продолжительной, но наконец они переехали реку Сумида и вышли около здания в виде огромного круглого каменного шатра с башнями со всех сторон. Чон чувствовал, что даже Гём немного стушевался под впечатлением от этой махины, куда им предстояло сейчас войти. И в то же время друг был явно в приподнятом настроении оттого, что им удалось попасть в Кокугикан и они увидят самого Хо. К зданию уже стекались ручейками люди, и Чон с Гёмом влились в один из таких потоков.       Внутри Чон с любопытством стал вертеть головой, рассматривая незнакомое пространство. Здание для состязаний, очевидно, было построено недавно, но уже обрело какую-то свою атмосферу. Друзья прошли в главный зал и уселись на красных дзабутонах, уложив рядом свои свёртки с покупками. Места их были довольно далеко от арены выступлений, но зрение у обоих было отличное, так что это обстоятельство их не сильно волновало. Чон с интересом рассматривал квадратное возвышение в центре, посыпанное песком, круг на нём, очерченный соломенными верёвками, и навес с крупными декоративными цветами и разноцветными кистями, установленный на столбах надо всем этим. До соревнований ещё оставалось время. Гём заметил, что некоторые из собравшихся выпивают и закусывают, проследил взглядом и увидел нескольких служителей, по заказу подносящих угощения. Видимо, войдя в раж и почувствовав своего рода желание шикануть по полной, Гём тоже подозвал к себе кого-то из обслуживающего персонала и вскоре перед ними поставили маленький столик с бутылочкой и закусками, среди которых были кусочки жареной курицы. Чон снова полез за деньгами, но Гём жестом остановил его – мол, угощаю. И тут же разлил по чаркам саке. Они чокнулись и выпили. Видно было, что Гёму крайне нравится вся атмосфера происходящего и собственное присутствие здесь.       С верхних ярусов амфитеатра можно было хорошо рассмотреть других присутствующих. А публика в большом зале была самая разнообразная. И народ такого же демократичного вида, как сами молодые друзья-корейцы, и явно очень обеспеченные и высокопоставленные жители японской столицы. Рядом с некоторыми мужчинами сидели одетые в нарядные яркие кимоно и изощрённо причёсанные женщины, которые почтительно и изящно подавали мужчинам закуски, наливали и подносили выпивку. «Это гейши», – шепнул Гём, и Чон любопытно вытаращил на них свои и без того большие тёмные глаза. Да, посмотреть тут было на что! Друзья умудрились попасть на завершение осеннего турнира, тот день, что называется «удовольствие тысячи осеней». И он явно оправдывал все обещанные удовольствия.       Прозвучал торжественный сигнал к началу состязаний и на глиняное возвышение вышел судья в красочном наряде и белых таби. Началась церемония входа борцов на площадку-дохё. Чон во все глаза уставился на мощных сумоистов-рикиси в разноцветных церемониальных фартуках, которые обходили дохё по кругу, поворачивались, поднимали руки и хлопали в ладоши, исполняя неведомые ему ритуалы.       – Вон Хо, смотри! – восторженно указал Гём на кого-то из борцов.       – Который? – переспросил Чон.       – Тот, на котором маваси синего цвета.       Чон разыскал взглядом сумоиста в синей набедренной повязке. Хо, как оказалось, был очень молод – похоже, лишь на несколько лет старше их с Гёмом. К некоторому удивлению Чона, он был весьма миловиден лицом, и это как-то резко контрастировало с его громадным мощным телом. Как и все рикиси, Хо носил причёску из длинных волос с пучком на макушке. А ещё Чон отметил, что у него презабавные уши – будто по бокам головы завязали два торчащих бантика.       Начались поединки, и Чон словно заворожённый смотрел, как судья-гёдзи взмахивает своим веером, как борцы швыряют перед началом схватки горстями соль на дохё, как долго и торжественно готовятся к каждому бою – краткому, но зрелищному.       Настал черёд Хо, и он уверенно взошёл на дохё. Выступать в одной лишь набедренной повязке – древняя традиция сумо, и ничего необычного ни для самих борцов, ни для зрителей тут нет, но, похоже, Хо особенно нравилось демонстрировать своё грандиозное тело. Маваси буквально впивались в его обнажённые ягодицы, когда во время подготовки к бою он поворачивался и так, и эдак, поднимал здоровенную ножищу и топал ей со всей силы по дохё, приседал и снова вставал.       Наконец Хо и его соперник поклонились друг другу и заняли начальные позиции перед боем – присев и упёршись кулаками в землю. Команда судьи, борцы кинулись друг на друга – и буквально через несколько секунд схватка завершилась победой Хо: он просто вытеснил своей мощью другого рикиси за пределы дохё. Гём над ухом у Чона завопил как бешеный – Чон даже слегка испугался за друга и смутился. Уместно ли им, корейцам, так себя вести? Но вроде всё было в порядке, а Гём уже радостно наполнял чарки – отметить победу соотечественника.       Поединки продолжались. Выступали рикиси из высшей лиги – их бои нередко завершались эффектными захватами и бросками, отчего все зрители, и Чон с Гёмом в том числе, подогретые саке и азартом, приходили в восторг. Хо поднимался на дохё ещё дважды и оба раза уверенно выиграл. Таких сложных бросков, как лучшие мастера, он не проводил, предпочитая контактную борьбу, но смотрелся очень достойно.       И вот последний, самый значимый день состязаний подошёл к концу. По общим итогам двухнедельного турнира Хо стал победителем в своей второй по рангу лиге. «Это очень почётно! – восторгался Гём. – И мы с тобой это видим!» Друзья смотрели, как награждают Хо и других участников, как опытный рикиси, занявший первенство в высшей лиге, с достоинством получает свой главный приз. Завершился турнир опять-таки удивительным для Чона ритуалом – один из сумоистов вышел на дохё и стал умело вращать в руках большой лук для стрельбы, который ему торжественно подал судья-гёдзи. Сути этого действа Чон не понял абсолютно, что, впрочем, ничуть не помешало ему насладиться напоследок таким эффектным зрелищем – его просто восхитила необычайная ловкость этого рикиси.       Когда Чон и Гём оказались на улице, было уже совершенно темно. Они сели в трамвай и отправились в обратный путь. Но то ли потому, что Гём был слишком возбуждён событиями вечера и перепутал номер трамвая, то ли потому, что трамваи отсюда просто не ходили в район, где был их пансион, в конце пути они оказались на небольшой незнакомой площади. Тут ещё светились некоторые вывески питейных заведений и ресторанчиков.       – Дальше пойдём пешком! – осмотревшись, принял решение Гём. – Нам тут в общем не очень далеко – пройти вот эти жилые кварталы и вроде выйдем на ту улицу, откуда уезжали на трамвае утром. Давай только пропустим стаканчик чего-нибудь напоследок.       И Чон согласно последовал за ним в одну из дверей со светящимися фонарями над входом.       Усевшись за столиком, они осушили по чарке, потом ещё по одной. И собрались уже было уходить, как вдруг в глубине комнаты кто-то поднялся и крикнул:       – Гём! Ты что ли?!       К Гёму и Чону уже подходили двое таких же молодых парней. Они широко улыбались, у обоих были своеобразные немного вытянутые лица. По внешности и по говору Чон сразу понял, что они тайцы. А Гём уже вовсю радостно обнимался с парнями, здороваясь. Затем познакомил с ними Чона, и они пожали друг другу руки. Оказалось, с этими парнями Гём раньше долго ходил вместе на одном корабле, пока владелец неожиданно не распустил команду. Сейчас тайские товарищи Гёма нашли работу на новом судне, которое как раз прибыло в Токио, как и «Каыль Тэян», где служили Чон с Гёмом. И вот они случайно столкнулись в маленьком ресторанчике на небольшой площади японской столицы. Естественно, у хозяина потребовали новую порцию выпивки и закусок, и завершающие вечерние чарки на сон грядущий Чона с Гёмом превратились в весёлую дружескую пирушку. Поначалу Чон с удовольствием принимал участие в общей беседе, хотя по своему обычаю больше слушал, чем говорил сам. Морякам всегда найдётся о чём потолковать, поделиться новостями и слухами из разных мест. Но постепенно Чон стал ощущать, как голова всё больше тяжелеет от выпивки и массы впечатлений. Его клонило в сон. А Гёму, видимо, ещё хотелось поболтать с друзьями. И тогда Чон деликатно сказал, что, может, он пойдёт потихоньку в свой пансион, а Гём вполне может и задержаться.       – Ты найдёшь один дорогу? – спросил на всякий случай Гём, который в целом вполне согласился с таким решением друга.       – Конечно, ты же сказал, что вон туда, на запад через жилые кварталы, а там на большую улицу выйду.       Чон неплохо ориентировался даже в незнакомой местности, Гём это знал и потому был вполне спокоен за друга и уверен, что он быстро и без всяких приключений вернётся в пансион. Чон распрощался с новыми знакомыми и вышел в освежающую ночную прохладу. Вдохнул полной грудью чистый осенний воздух, свернул с площади в одну из улочек и зашагал мимо традиционных японских домиков с садиками. Это были кварталы со старой застройкой, их ещё почти не коснулся бурный ветер перемен двадцатого века. Правда, сюда, видимо, уже провели электричество и водопровод, но в остальном всё оставалось, наверное, почти таким же, как и сто, и двести лет назад. Город тут уже спал, и лишь изредка, пробиваясь сквозь живописные ветви деревьев и кустов, мерцал свет. Впрочем, на улицах горели фонари, и Чон довольно уверенно шёл вперёд, несмотря на изрядное количество выпитого. В одном месте за заборчиком росло огромное дерево гинкго, листья которого уже начали желтеть. Чон невольно замедлил шаг, любуясь этой величественной красотой. И в этот самый миг ему показалось, что где-то в глубине сада он слышит вскрики. Привыкший в море тут же реагировать на малейшие звуки, нарушающие привычную картину, он и на земле сохранял эту чуткость к окружающему. Почти остановившись, Чон прислушался – наверное, всё же померещилось… Но нет – в саду действительно кричали, и теперь уже довольно громко. А к улице приближался звук шагов бегущего человека. И Чон заметил, как за забором, в пятнах ночной тени и света от уличного фонаря, мелькнуло что-то. Будто в ночные сплетения узоров резко бросили камень, и тьма со светом спутались, смешались и родили нечто новое. В ту же секунду калитка неподалёку с силой распахнулась и из неё буквально вылетел человек, который недолго думая бросился прямиком к застывшему Чону.       Чон не успел даже понять в первые секунды, мужчина перед ним или женщина. Полудлинные волосы, собранные в высокий хвост, с отдельными прядями вдоль лица, одежда – длинное домашнее кимоно в чёрную и белую полоску. Именно это чёрно-белое кимоно своей окраской создало только что среди ветвей сада динамичный хаос из тени и света.       Впору было испугаться, но Чон был не таков. Тем более, по взволнованному лицу и тревожному взгляду напротив, пронзающему его, было понятно – что-то случилось. Незнакомец торопливо и сбивчиво говорил по-японски. Но неожиданно знакомый выговор и вдобавок отдельные корейские слова, которые невольно проскакивали в быстрой японской речи, почти не оставляли сомнений.       Чон приподнял ладонь, незнакомец замолчал на секунду, и Чон медленно спросил по-корейски:       – Вы из Пусана?