Токийская история

      При свете дня Чон без труда сориентировался и моментально нашёл дорогу к своему пансиону. Когда оставалось только перейти улицу и войти в ворота, Чимин остановился.       – Вот там? Хорошо, теперь мне понятно. Я заходить сейчас не буду. Одет по-домашнему, да и вообще… чтоб не подумали чего.       И он слегка поклонился на прощание Чону и зашагал обратно по улице. Чон же, переходя дорогу, ломал голову, что значит «чтоб не подумали чего». Что вообще можно тут подумать?       Когда Чон переступил порог и вошёл в большую комнату, общую для всех постояльцев, Гём чуть не взвился до потолка, подскочив с дзабутона, на котором сидел.       – Чон! Где тебя… Что с тобой стряслось?!       Припухшими глазами Гём оторопело уставился на полосатые хакама, в которые был облачён друг. Хозяин пансиона, который прибирался в комнате, тоже взглянул на своего постояльца с лёгким любопытством, хотя и промолчал – видимо, он от моряков всякого навидался.       – Всё в порядке, всё в порядке… – Чон успокоительно похлопал друга по руке. – Пришлось помочь ночью одной японской семье…       – Ничего себе в порядке! Уже полдень! Я сам только под утро пришёл, думал, ты спишь без задних ног, а хозяева говорят – и не было тебя вовсе…       – Да я и спал без задних ног, только не здесь.       И Чон рассказал, что произошло. При этом Гём спросил у хозяина выпивки и несколько раз приложился к чарке, пока слушал – видно, ему нужно было и успокоить нервы, и опохмелиться.       – Ну тебя и угораздило!       – Зато теперь есть знакомые в Токио, – улыбнулся Чон. – Пойду переоденусь, мне надо вернуть вещи.       Аккуратно сняв японский наряд и приведя себя в порядок, Чон натянул другие свои брюки и чистую рубашку. А вот как сложить правильно широкие складчатые хакама с лентами-завязками, он не знал. Гём предложил попросить помощи у хозяина-японца. Тот не отказал и действительно очень ловко и умело уложил хакама в компактный свёрток, красиво переплетя сверху ленты – именно так, как их и подали Чону в доме Мико-сан.       – Это целое искусство! – восхитился Гём.       Хозяин в ответ чуть заметно улыбнулся краешками губ, достал откуда-то лист обёрточной бумаги с неброским узором и ловко завернул в неё хакама и кимоно. Затем передал свёрток Чону, который как всегда низко поклонился и поблагодарил.       – Слушай, ты как? – Гём потряс головой. – Я что-то вообще никакой…       – Ложись поспи, – сказал Чон. – Я посижу тут, подожду того парня, корейца. Он должен принести мою одежду, а я ему – отдать эти вещи.       Но когда друг отправился на боковую, Чон не смог долго сидеть в комнате без дела. Увидев, что хозяин продолжает заниматься наведением порядка, только уже во дворике, Чон вышел и предложил свою помощь. Пока он перетаскивал и укладывал вместе с хозяином какую-то домашнюю утварь, время пролетело незаметно. Наконец владелец пансиона отправился на кухню, а Чон вернулся в большую комнату. Вскоре ему и ещё одному постояльцу, молчаливому сухопарому моряку лет сорока, подали обед. Кроме них двоих и Гёма, который спал в своей комнате, больше в этот час в пансионе никого не было. Завести беседу или присоединиться к старшему товарищу во время обеда Чон не решился, тем более что тот не выказывал никакого интереса к общению. Моряк молча ел в глубине комнаты за своим столиком, длинноватые волосы падали на лоб, пересечённый узкими морщинами, а глаза были словно полуприкрыты. Но Чон чувствовал, что это опытный и внимательный человек. Сам же он устроился у окна, чтобы видеть улицу и не пропустить приход Чимина.       И вскоре увидел его. Чимин направлялся к пансиону со свёртком под мышкой. Он переоделся – должно быть, считал, что так привёл себя в подобающий для визитов в незнакомое место вид. Теперь на нём были узкие чёрные брюки западного покроя и укороченный серый пиджачок. Чон с удивлением рассматривал этот новый образ, немного странный после уже привычного ему длинного кимоно. Теперь было понятно, почему Чимин сказал, что его одежда Чону не подойдёт. Брючки были почти в облипочку и на Чона бы даже не налезли. Зато они очень эффектно обтягивали крепкие ножки Моти-сана, которые в начале знакомства были почти скрыты от взглядов Чона подолом кимоно.       Чон сглотнул и отложил палочки для еды. Чимин как раз вошёл в комнату и поклонился, увидев, что кроме Чона здесь есть ещё один постоялец. Затем опустился напротив, улыбнулся и они обменялись свёртками с одеждой.       Чон поблагодарил, принимая свёрток, и попросил ещё раз кланяться Мико-сан. А потом повисло немного неловкое молчание, потому что делать здесь Чимину вроде было больше нечего и сейчас он должен просто встать, поклониться на прощание и уйти. «Но это неправильно, так не должно быть…» – пронеслось в голове у Чона.       – Куда ты сейчас идёшь? – выпалил он, когда Чимин уже сделал движение, чтобы подняться.       – Домой, но перед этим собирался заглянуть к Чин-хёну. Туда, где я выступаю, – пояснил Чимин.       «Да, да, вот оно!» – мысли Чона пустились в радостный галоп.       – Можно мне пойти с тобой? Покажешь, где ты работаешь… Я смогу тогда прийти на выступление, когда в следующий раз буду в Токио.       – Хорошо, – Чимин поднял взгляд. Кажется, он был удивлён, но приятно.       – Погоди, только закину одежду в комнату.       Чон направился к себе. Осторожно приоткрыл фусума и проскользнул внутрь, чтобы не разбудить Гёма, который всё ещё крепко спал. Странно, но Чон почему-то был даже рад, что Гём не увидел Чимина. Будто это был посланный ему и только ему, Чону, подарок судьбы. Его удивительный знакомый, его собственное маленькое приключение в большом Токио. Пусть Гём и был лучшим его другом. Чон быстро засунул свёрток с выстиранной одеждой в свою дорожную сумку и вышел. Затем разыскал хозяина, попросив, чтобы тот разбудил Гёма через два часа, если сам он к тому времени ещё не вернётся.       В общей комнате Чимин поднялся ему навстречу, и они вдвоём покинули пансион. Моряк, который всё ещё сидел за своим столиком в углу, проводил их внимательным взглядом.       На улице Чимин свернул в том направлении, откуда пришёл, но теперь путь пролегал несколько иначе. Вместо знакомых жилых кварталов они оказались в районе, который хотя и был довольно старым, но уже пестрел постройками в разнообразном стиле. Это, конечно, был не шикарный центр Токио, самые высокие дома едва ли превышали здесь два этажа. Но Чон вертел головой не переставая – тут оказалось даже интересней, чем во время вчерашней прогулки. Вокруг было много лавочек – и он видел, что где-то теснятся разнообразные статуэтки и амулеты, висят свитки с картинами, где-то покупатели роются в развалах книг, дальше кто-то выбирает кисти и тушь для письма. В одном месте торговали бумажными змеями, часть из которых владелец вывесил прямо на улице у входа – они были настолько причудливыми и красочными, что Чон несколько раз оборачивался. Встречались здесь и кафе с ресторанчиками. Если б Чон знал слово «богемный», он бы сразу сказал, что квартал именно такой. Но Чон такого слова не знал – он просто ощущал, что здесь очень необычно и здорово.       Они подошли к деревянному зданию с вывеской, где по сторонам от входа стояли два красивых кованых фонаря, а слева вдоль стены шла узкая крытая галерейка, ажурная решётка которой была сплошь увита глицинией. Должно быть, весной, когда глициния цвела, вид и аромат были просто дивные. Различные цветы и растения были изображены и на вывеске – они оплетали название, написанное крупными иероглифами, а вокруг порхало несколько красочных птиц. Всё это было с явной любовью, пусть и чуть наивно, выписано каким-то местным художником, который искренне хотел отобразить название заведения – «Цветы и птицы».       – Главный вход сейчас закрыт, – Чимин сразу свернул под свод глициний, и Чон последовал за ним вдоль боковой стены здания. Здесь оказалась ещё одна дверь, выходящая на галерейку, но Чимин миновал её. Вынырнув с другой стороны ажурного туннеля, парни оказались в небольшом внутреннем дворике, где росло несколько ухоженных декоративных кустов и деревьев, стояли кадки с цветами, а с вымощенных участков был аккуратно сметён мусор и опавшие листья. Чуть в глубине виднелся летний павильон, но вот он был явно заброшен. Впрочем, даже его запущенный вид казался живописным среди ярких пятен осенней листвы.       Дверь в задней части здания была распахнута и изнутри доносились голоса, а около входа башенками возвышались составленные друг на друга ящики, в которых блестели бутылки со спиртным и аккуратными рядами располагались бакалейные товары.       – Чин-хён и Тама-сан делали закупки на неделю, – улыбнулся Чимин. – Подожди, сейчас я вас познакомлю.       Он проскользнул внутрь и вскоре появился вновь, а следом за ним во дворик вышел импозантный молодой мужчина в белой рубашке, чёрных брюках и жилете, на котором поблёскивала золотая цепочка карманных часов. Чон подумал, что Чин-хёну вряд ли больше тридцати, но выглядит он при этом очень весомо. К тому же природа не обделила хозяина заведения внешними данными: блестящие тёмные глаза, сочные губы, холёная кожа. После знакомства и взаимных приветствий Чон скромно замолчал, не зная толком, о чём говорить дальше с этим молодым господином. Но Чимин пришёл на выручку и тут же принялся с энтузиазмом рассказывать об умелой помощи Чона во время ночного происшествия. Завершить рассказ он, впрочем, не успел, потому что в этот момент из-под свода глициний во дворик шагнул ещё один человек, и все повернулись в его сторону.       В первую же секунду Чона осенило: «Это президент!» Бог знает, почему у него мелькнула в мозгу эта сумасшедшая мысль. Но если бы это оказалось правдой, Чон бы ни секунды не удивился. Высокий мужчина в прекрасно сидящем костюме с галстуком, с крупными выразительными чертами лица и красивой волной волос надо лбом – кто же ещё это мог быть? Чон знал, что в далёкой Америке, откуда огромные корабли привозят прекрасные современные товары, нет императора. Там люди сами выбирают себе правителя – президента. Около года назад в каком-то из портов Чону случайно попалась под руку газета со статьёй о жизни и деятельности Вудро Вильсона, был там напечатан и его портрет. Почему-то Чон даже сохранил тот газетный листок и какое-то время возил с собой, пока не потерял. И вот теперь было ощущение, что он видит живого президента – хотя появившийся мужчина был, несомненно, азиат, и к тому же совсем молод. Но выглядел он не по годам солидно, и вдобавок ко всему носил очки в тонкой металлической оправе, что в сознании Чона сразу помещало их обладателя в какую-то особую, недосягаемую касту.       Пока эти мысли проносились в голове у Чона, новоявленный «президент» дружелюбно улыбнулся и приветственно махнул рукой остальным. Видимо, он знал здесь всех, как и его. Широкими шагами мужчина направился к ним и собирался уже обогнуть гору ящиков, но не рассчитал и задел их плечом. Когда конструкция пошатнулась, на лице его мелькнуло недоумение, а на лице хозяина Чина – обречённый ужас. Чон же, как всегда, действовал быстро и интуитивно. Он был ближе всех к месту надвигающегося обрушения, моментально оказался рядом и успел подхватить и выровнять верхние ящики, а остальное подпереть коленом. У Чина вырвался вздох облегчения, Чимин тут же подоспел, чтобы помочь, а неловкий «президент» стал горячо благодарить Чона по-японски и кланяться, чем изрядно смутил парня – ведь тот не мог даже поклониться как следует в ответ из-за ящиков. На шум из дверей выбежал ещё один мужчина – худощавый, неопределённого возраста, в скромной японской одежде. Мгновенно оценив ситуацию, он решил поскорее уносить припасы от греха подальше, схватил несколько ящиков и потащил внутрь.       – Это Тама-сан, наш повар, он немного говорит по-корейски, – быстро пояснил Чимин. И когда тот выбежал за очередной порцией груза, представил их: – Тама-сан, это Чон, мой хороший знакомый.       Они коротко поклонились друг другу над ящиками, и Тама-сан тут же исчез в дверном проёме с очередной ношей. Чон бы с удовольствием помог, но, во-первых, он пока что работал опорой, а во-вторых, не решился бы из вежливости покинуть общество хозяина и вновь прибывшего солидного гостя.       А Чин тем временем всплеснул руками и театрально запричитал, наполовину в шутку, наполовину всерьёз:       – Наму-сэнсэй, как же мы рады тебя видеть! Ты, конечно, позабыл, что сегодня понедельник и мы не работаем, но специально заглянул, чтобы сделать приятное своему Чин-хёну и заодно попытаться лишить его всего, что нажито непосильным трудом!       В ответ на это «президент» смущённо улыбнулся, отчего на щеках его показались милые ямочки, и весь вид его словно говорил: «Ну уж такой я, друзья, простите!»       – Нет, я знаю, что сегодня понедельник и у вас выходной, Чин-хён… – голос у Наму-сэнсэя был приятный и выразительный, но больше всего Чона впечатлило, что он тоже заговорил по-корейски. – Я по делу зашёл.       Тут и Наму, и Чин снова непроизвольно бросили взгляд на ящики, и Чин не сдержал смешок.       – Университет устраивает через неделю поездку для лучших студентов – в Никко, в наш ботанический сад. На обратном пути должны ещё заехать посмотреть яблочные сады провинции Тотиги. Мацумура-сан любезно познакомит всех с теми видами растений, что мы увидим, с их морфологическими особенностями. А меня попросили рассказать об истории появления в Японии яблок и других растений родом из Америки и Европы, их распространении и культивации… – тут Наму слегка смутился оттого, что свернул куда-то в академические дебри, и перешёл к сути дела: – Преподавателям разрешается поехать вместе с супругами, выделяют по два места в автобусе, и…       Он не успел закончить, Чин отреагировал мгновенно:       – Ты предлагаешь поехать мне с тобой в качестве второй половинки, дорогой Наму-сэнсэй?! Ха-ха-ха! Спасибо, ты такой заботливый!       – Я подумал, что тебе будет интересна поездка… Крестьяне Тотиги растят не только яблоки, но ещё и клубнику – помнишь, как ты восхищался летом этими ягодами? Но в Токио закупать их слишком дорого, а там ты сможешь договориться о прямых поставках на следующий сезон, так будет гораздо выгоднее…       – Боже, ну что за идеальный супруг мне достался! – нарочито-шутливо восхищался Чин, пока Наму смущённо посмеивался. – За это непременно стоит накормить тебя сейчас ужином! Попрошу Таму-сана что-нибудь приготовить по-быстрому. О, наши юные друзья тоже могут присоединиться. Да, Чимин как раз знакомил меня со своим новым другом, и судя по тому, что я успел услышать и увидеть, этот юноша – прирождённый спасатель. Познакомься и ты…       И наконец Чона по всем правилам представили «президенту» Наму, который оказался преподавателем Токийского университета. К тому времени расторопный повар Тама-сан уже прибрал почти все ящики, и Чон, освобождённый от своей роли атланта, отвесил сэнсэю такой глубокий поклон, на какой только был способен.       Чин вернулся к разговору о поездке – уточнил дату.       – Она состоится в следующий понедельник, как раз в праздник хризантем, – Наму с удовольствием принялся рассказывать о том, что их ждёт, и Чон понял, что самого сэнсэя гораздо больше, чем сельское хозяйство и его плоды, интересовали красоты природы. Потому что Наму вдохновенно продолжал: – Можно будет оценить цветочные композиции – говорят, в саду Никко тоже специально подготовились к празднику. В понедельник сад закрыт для широкой публики, визит разрешён только нам, так что там будет свободно и спокойно. Можно будет полюбоваться клёнами, они уже краснеют… К тому же там прекрасные окрестные пейзажи – горы Нантай, Нёхо…       – Чудесно, чудесно! – Чин подхватил Наму-сэнсэя под руку и увлёк ко входу в здание, потому что солнце уже клонилось к закату и во дворик вместе с косыми тенями пробралась лёгкая прохлада.       – Чин-хён, можно я покажу Чону, что тут у нас и как? – спросил вдогонку Чимин.       – Конечно, конечно!       – Ты хочешь посмотреть? Тебе интересно? – обернулся Чимин к Чону.       – Очень! – с жаром ответил Чон.       И вслед за Чимином он переступил порог «Цветов и птиц» и вошёл в новый, неведомый ему мир.