Токийская история

      – Чимин-ши… – начал было Чон.       – Ширатори! Меня зовут Ширатори! – зашипел Чимин, как заправский лебедь. – Пойдём поговорим снаружи!       И он запросто схватил Чона за руку, как тогда ночью, при знакомстве, и потащил к боковому выходу. Поскольку Чон выбрал себе столик в самом конце зала, почти никто не заметил этой сценки. Чимин специально пробежал снаружи по галерее и вошёл через главный вход, как раз за спиной Чона. Но теперь, чтобы выйти в боковую дверь, им пришлось продефилировать прямо перед парнем в чёрном. При этом Чимин, который только что был похож на взъерошенную рассерженную птицу, вдруг быстро сменил выражение лица. Он улыбнулся гостю, поклонился и негромко поздоровался. А Чон почувствовал себя, как провинившийся школьник, которого учитель выводит из класса, чтобы поставить во дворе на колени.       Под сводом из глицинии, где их окутала вечерняя свежесть, Чимин снова приобрёл недоуменно-разобиженный вид. Он явно ждал объяснений – ведь накануне Чон заверил, что уходит в море. А Чону сейчас почему-то было неловко смотреть прямо в глаза, и он невольно сосредоточил взгляд в районе талии Чимина. Смотрел на ловкую фигурку, всё ещё в сценическом наряде, и молчал. Ширатори… В Пусане Чон нередко видел пролетающих с протяжными криками или плавающих в тихих местах у побережья лебедей. Красивые птицы, но те, что были на родине, плавали, плотно сложив крылья, и немного напоминали гусей. А вот однажды в китайском Тяньцзине Чон пошёл по своему обычаю побродить в свободное время по городу, наткнулся на какой-то пруд с заросшими берегами и вдруг увидел на воде лебедя. Эта птица была ослепительно-белая, шея её была изящно изогнута, а крылья она держала красиво приподнятыми, распушив перья, и казалось, была одета в прекрасные кружева. Лебедь заметил незнакомца и вдруг стремительно поплыл к нему. А следующее, что поразило Чона после необычной красоты, это то, что лебедь устрашающе зашипел, выставив шею в его сторону. Впрочем, Чон тут же понял – птица просто защищает свою территорию, на которую кто-то слишком самонадеянно зашёл. И он быстро ретировался, но ещё долго смотрел на прекрасного лебедя, стоя поодаль. Точно такое чувство Чон испытывал и сейчас, глядя на Ширатори-Чимина. Чон зашёл на его территорию неожиданно, и, конечно, слегка напугал и удивил своим вторжением. К тому же, что греха таить, он вчера немного слукавил перед Чимином… Да и перед собой. Хотя, может, наоборот, был очень искренним?       Как бы то ни было, Чон стоял и молчал. Поняв, что от него начала разговора не дождёшься, Чимин наконец сам озвучил то, о чём они оба в этот момент думали:       – Ты вчера сказал, что уплываешь!       – Да… Понимаешь, я действительно должен был уплыть, но я… опоздал на корабль.       – Как опоздал?! – надутое выражение на лице Чимина тут же сменилось на растерянное. – Это из-за меня, да?       «Конечно из-за тебя», – думал Чон, медленно поднимая взгляд и встречаясь глазами с Чимином. А тот уже продолжал:       – Из-за того, что я сказал, чтобы ты не отказывал Чин-хёну и обязательно остался на ужин? Потому, да? Что же ты сразу не сказал, что не можешь?       – Да всё нормально, не переживай…       – Ничего себе нормально! Опоздал на свой корабль! Что теперь будет?!       – Может, я хотел опоздать… – пробормотал Чон вполголоса. А потом добавил громче: – Друг оставил мне записку, он всё уладит. И «Каыль Тэян» снова придёт в Токио через четыре дня. Ну, а раз уж я здесь – не терять же время даром? Вот и решил прийти к вам…       И Чон ненадолго замолчал, а потом выпалил:       – Ты так хорошо танцевал!       Чимин ничего не ответил, но, казалось, внутренне заулыбался.       – Твой друг Пу-и тоже… Тоже хорошо выступил, – торопливо добавил Чон.       – Ну, ладно, – заторопился Чимин. – Мне пора переодеваться к следующему выступлению.       – Ты снова будешь танцевать?       – Конечно! Я всегда исполняю два номера. И ещё несколько вместе с Тэхёном.       И Чимин быстро ушёл по направлению к внутреннему дворику. А Чон вернулся в зал, где ему снова пришлось скреститься взглядами с парнем в чёрном, пока шёл к своему месту. Сев за столик, он залпом выпил уже немного остывший чай и наполнил себе чашку снова.       В зале всё так же звучала музыка. Но теперь Чон слушал как-то рассеянно – больше думал о том, каким будет следующее выступление Чимина. Впереди из-за своего столика поднялся Наму-сэнсэй, оставив разложенные бумаги, и направился к выходу, прикрытому бархатной драпировкой. Когда он проходил рядом, Чон непроизвольно подскочил и поклонился. Наму узнал его и тепло поздоровался. А заодно обернулся к парню в чёрном и перекинулся парой слов. «Вот же ж…» – подумал Чон. – «Видать, этот остроглазый писака тоже завсегдатай здесь. И, похоже, кореец, раз все наши с ним заговаривают…» Он скосил глаза в сторону, не поворачивая головы, и повнимательнее рассмотрел молодого мужчину. На том были западные брюки – узкие, похожие на те, какие были вчера на Чимине. А вот сверху – не пиджак, как показалось Чону вначале. Поверх чёрной сорочки была надета чёрная же шёлковая одежда вроде корейского магоджа или японского хаори. Теперь Чон даже рассмотрел, что на ней кое-где тускло поблёскивают узоры, слабо заметные, потому что вышиты чёрным по чёрному.       Наму вернулся на своё место. А Чон стал подумывать, что ему, пожалуй, тоже стоит наведаться туда… ну, где самурай нарисован. Беда была лишь в том, что хотя он и понял назначение помещения, но по старинке предпочитал пользоваться простыми традиционными уборными, расположенными во дворах. Тех же, что были отделаны как особые комнаты внутри зданий, очень смущался и избегал. Однако выпитый чай и осознание того, что нужно поторопиться, чтобы не пропустить следующее выступление Чимина, сдёрнули его с места и заставили пронырнуть в занавешенный дверной проём за своей спиной. Он ещё собирался с духом, чтобы войти в уборную, когда внезапно открылась входная дверь с улицы. И оттуда появился Пу-и, он же Тэхён. С явным намерением попасть туда же, куда и Чон. Пу-и был одет в абсолютно невообразимый наряд. Вообще-то по сути это был брючный костюм чёрного цвета. Но если чёрная одежда парня за соседним с Чоном столиком была воплощением сдержанности и лаконичности, то одеяние Пу-и являло собой полную противоположность. Сложный крой, многочисленные рюши, сборки, кружева и перья создавали такой причудливый образ, что, казалось, с этим нарядом надо скорее в ту дверь, где летящая фея. От неожиданности Чон чуть было не рванул назад в зал. И грешным делом подумал, что лучше бы в уже знакомую боковую дверь выйти, а там по галерейке на задний дворик… Дворик, конечно, очень ухоженный, но в глубине есть заброшенный павильон и какие-то кусты…       Красавец в перьях, однако, совсем не смутился, в отличие от Чона. Он посмотрел прямо на него и запросто поздоровался:       – Аньё!       Чон вежливо, слегка недоумевая, ответил на приветствие, а Пу-и уже болтал дальше:       – А я тебя знаю! Ты Чон, ночной друг Чимина! Он мне тебя в зале из-за занавеса показал. Я Тэхён! Ты тоже сюда? Пойдём! Вообще у нас во дворе есть обычная уборная для своих, но когда уже оденешься для сцены, лучше сюда, здесь просторней и не зацепишься случайно.       И Чон наконец проследовал за другом Чимина внутрь. Тут он возблагодарил судьбу, которая послала ему такого услужливого знакомого у входа в уборную.       Потому что подобных мест Чон ещё не видел. Сразу за дверью их встретило что-то вроде мини-садика из старательно расставленных у стены на каменном полу деревьев-бонсай в кадочках. Тут же был и рукомойник необычной формы. А в глубине комнаты расположились два традиционных японских унитаза, вмонтированные в пол. Ни за что в жизни Чон бы не подумал, что туда можно делать свои дела. Прямоугольные фаянсовые чаши с прикрывающим выступом спереди были сплошь покрыты изысканной синей подглазурной росписью в виде цветов и трав. Тэхён, однако, без стеснения показал, как этим воспользоваться, и Чон последовал его примеру.       Когда мыли руки, Чон всё же не выдержал и задал вопрос насчёт того, почему чаши для справления нужды больше похожи на парадные блюда для обеденного стола.       – Это Мон-хён такие нашёл, ты его знаешь же, да? Здесь, в какой-то лавочке, торгующей старыми вещами. Сказал, для «Цветов и птиц» – самое оно. Теперь такими уже не пользуются, новые делают сплошь белые и другой формы.       В комнатке перед выходом Тэхён крутнулся, тщательно осматривая в зеркало свой наряд. Он заметил, что Чон смотрит на его одежду с удивлением, и пояснил:       – В следующем танце я лебедь!       – Как – лебедь? Лебедь же Чи… Ширатори!       Тэхён кивнул.       – Он – белый. Я – чёрный. Как инь и ян. Вообще эти лебеди – откуда-то из той культуры… – Тэхён махнул рукой в неопределённом направлении, которое, видимо, обозначало запад. Но тут же пояснил: – Из России. У Мон-хёна можно спросить, он лучше знает.       И он скрылся за входной дверью. Видимо, бегать в случае необходимости вокруг «Цветов и птиц» по галерее было здесь для всех обычным делом.       Следующий номер действительно оказался танцем двух лебедей. Чимин вышел на сцену в таком же потрясающем наряде, как и Тэхён, только по-другому декорированном и полностью белом. А танец и правда был будто единством двух противоположностей: то взлетал и кружился в воздухе белый лебедь, то он будто поникал, надломленный, а его место занимал чёрный, взвивающийся и ликующий. Музыка же особенно впечатлила молодого пусанца. Никогда Чон не слышал такой мелодии – то нежной, трепетной, то вдруг вскипающей мрачной силой, почти пугающей. Он не столько понял, сколько почувствовал, что музыканты немного сменили состав инструментов и сместили акценты с одних исполнителей на других. Теперь это было совсем не похоже на лёгкий ненавязчивый джаз, который заполнял перерывы между выступлениями на сцене. «У нас хорошие музыканты…» – вспомнил он слова Чимина. Да, это было действительно так! «И потрясающие танцоры…» – думал Чон, у которого вдруг снова защипало в носу. А чёрный и белый лебеди завершали свой танец, сплетаясь и разлетаясь в едином порыве, и наконец замерли, простирая друг к другу и поднимая ввысь руки-крылья, чёрную и белую.       Чон ещё не успел прийти в себя после этого выступления, как перед ним возник долговязый юноша со словами:       – Прошу прощения, что вам так долго пришлось ожидать, господин! Митараси данго, что вы заказывали.       А Чон уже и позабыл о своей просьбе – столько всего произошло за минувшие полчаса. Тем не менее он с удовольствие стал лакомиться красивыми рисовыми шариками на палочках, искусно политыми сладким соусом. Услужливый парень, которого, как расслышал Чон, некоторые называли по имени – Су, вместе с данго принёс ему и ещё один чайничек свежезаваренного чая.       Вечер шёл своим чередом. Публика в зале менялась. Кто-то из ранних посетителей уже ушёл, кто-то наоборот заглянул на огонёк, видимо, гуляя по разным заведениям квартала и заинтересовавшись, что же предлагают здесь.       Пу-и и Ширатори исполнили ещё по одному сольному номеру. Пу-и вновь пел своим прекрасным голосом что-то о сновидениях, ночных мечтах. Номер начался с того, что он лежал на кровати под балдахином, а запел, изящно выглядывая из-за занавесей. Лишь потом грациозно встал и продолжил исполнение. Вскоре после этого выступления Чон заметил Пу-и в зале – он подошёл к столику, за которым сидела молодая женщина, и поклонился, как Чин в начале вечера. Один из спутников дамы представил его, и Пу-и даже подсел к компании ненадолго – видимо, по приглашению красивой посетительницы, которая что-то говорила ему с улыбкой.       А у Чимина песня на сей раз была живая и задорная, в западном стиле. И танец под стать ей. На лебедя он сейчас совсем не походил, поскольку выступал в бордовом бархатном костюме-тройке, а волосы убрал под кепку – и Чон в очередной раз удивился его преображению. Сама песенка была наполовину на английском, который Чон немного понимал. Чимин так забавно и мило щебетал английские слова про разноцветный мир, что Чон всё выступление просидел широко улыбаясь.       Наконец публика стала редеть. Время близилось к полуночи. Оркестр специально играл мелодии поспокойнее, музыка звучала убаюкивающе, словно говорила – по домам, по домам, наш вечер завершается. Удалилась компания с красавицей. Направляясь к выходу, они прошли рядом с Чоном, который замер за своим столиком, и, кажется, его даже задел кончик меховой горжетки. Один за другим уходили и другие посетители. У Чона сна не было ни в одном глазу – слишком мощный эмоциональный заряд получил сегодня. Он заметил, что и Наму-сэнсэй, и парень в чёрном тоже пока не торопятся. Было чувство, что в зале остаётся более тесный кружок хорошо знакомых людей. И в этот самый момент занавес вновь раздвинулся, оркестр зазвучал весело и непринуждённо, а на сцене появились Чимин с Тэхёном, одетые уже не в экзотические наряды, а в простые, но симпатичные современные костюмы. Чимин начал петь – и Чон замер: он уже настроился, что зазвучит японский, но песня была на корейском! Тэхён подключился, и голоса парней слились в задорный дуэт. Видно было, что они получают настоящее удовольствие, исполняя эту песенку вместе с лёгким озорным танцем. А песня была о дружбе. О двух парнях, которые приехали в незнакомый Токио и всё им здесь было в новинку. Но они всегда поддерживают друг друга и потому им ничего не страшно. «Какая замечательная песня!» – думал Чон. Он увидел, что сейчас даже его сосед – парень в чёрном – будто бы улыбается. Выступление было поддержано горячими аплодисментами всех оставшихся в зале. Тэхён и Чимин кланялись и благодарили. Вышел и Чин, тоже поблагодарил публику и пожелал доброй ночи.       Под неторопливую композицию, которую напоследок заиграли музыканты, стали расходиться оставшиеся посетители. Ушёл, тщательно собрав свои бумаги в портфель, Наму-сэнсэй. Сунул за пазуху свой блокнот парень в чёрном и присоединился на выходе к Наму, правда, напоследок ещё раз взглянул на Чона, который мешкал и не торопился уходить.       Долговязый парень и его маленький помощник уже расторопно убирали столики, музыканты тихо переговаривались и складывали свои инструменты. Чон улучил минутку, когда на него никто не смотрел, и тоже выскользнул в дверь – но только в боковую. Зачем он это сделал? Наверное, просто не хотелось сейчас на освещённую улицу, где ходят люди. А сюда лишь немного проникал свет фонарей, и можно было спокойно постоять наедине со своими ощущениями, которые переполняли до краёв. А ещё… наверное, здесь пойдёт домой Чимин… Так. Но ведь он будет не один! Эта мысль вдруг резко вернула Чона к реальности. Да и вообще… Может, все уйдут через главный вход? И чего он тогда здесь стоит как дурень? Наверное, всё же стоит выйти, как все нормальные посетители, на улицу и направляться в свой пансион. Или всё же перед тем быстренько заглянуть во дворик и найти Чимина?       Пока он размышлял над этим, так и не решаясь ни на какое действие, у чёрного хода послышались голоса, шаги и вдруг кто-то заглянул в галерейку со стороны двора. Чон не успел ничего предпринять, да, собственно, и делать было нечего – не убегать же теперь. На него молча уставился из-за угла Пу-и, а потом так же не говоря ни слова повернулся и громко сказал куда-то назад:       – Да, Чимин, он здесь!       «Вот же угораздило!» – подумал Чон. Тут Пу-и снова обернулся к нему и махнул рукой, подзывая к себе. Делать было нечего – Чон смущённо прошёл во внутренний дворик. Здесь горело несколько садовых фонариков, да и из окон и раскрытой двери лился свет. Чимин, одетый уже по-уличному, встретил его в коридоре. Представление закончилось, но тут вовсю кипела жизнь: через открытую дверь видно было, как всё ещё колдует на кухне Тама-сан, сновали парни-помощники, где-то в глубине слышался голос Чина.       – Ну и чего ты там торчал? – напустился на него Чимин, хотя было понятно, что он сам этого ожидал.       – Ну… Мы живём в одной стороне… Я подумал…       – А поесть мне надо, нет? Об этом ты подумал? Сам-то сидел лопал весь вечер! Мы после представления всегда ужинаем вместе – Тама-сан готовит для музыкантов и для нас.       – Прости… Кушайте, конечно, я пойду…       Но Чимин явно не собирался так сразу отпускать незадачливого моряка.       – А кто тебя заставил заказывать митараси данго, а?       – А в чём дело? – совсем смутился Чон. – Я же за всё заплатил…       – В том, что Тама-сан не готовит специально для посетителей данго! Пришлось нашему Таки-куну бегать в другое место, дальше по улице – туда, где именно данго делают.       Маленький паренёк, который как раз в этот момент оказался поблизости, весело улыбнулся.       А Чон низко поклонился и Тама-сану, и пареньку, и долговязому парню.       – Простите, пожалуйста, что заставил вас хлопотать! Надо было сразу сказать мне, что это так сложно.       – Всё в порядке! – Тама-сан улыбнулся. – Для тебя можно было и постараться. Ты гость, ты у нас впервые, да уже и не чужой!       – Представляете, он из-за нашего вчерашнего ужина опоздал на свой корабль! – объявил во всеуслышание Чимин.       Тама-сан удивлённо взглянул на Чона.       – Да ты что, правда? – из глубины здания появился Чин-хён.       – А что у вас случилось в начале вечера за занавесом? – торопливо спросил Чон, чтобы хоть как-то отвести внимание от своей особы.       Чимин притих, да и Чин-хён будто немного смутился.       – Неужели слышно было?       – Мне – да. Грохот и как кто-то сказал…       Чимин покраснел.       – Ха-ха-ха! – Чин попытался объяснить ситуацию: – Понимаешь, Сэйко-кун обещал прийти помочь водрузить своё творение на сцену, да, видать, загулял где-то, как я и боялся… Мы своими силами старались – я и Таки-кун. Но было нелегко. Тэхён с Чимином хотели помочь, да им же выступать, мы их отгоняли… Ну и… Немного не справились, в общем.       – Я мог бы помочь, если б знал, – сказал Чон. – И завтра помогу, если надо…       – Ты? Вот спасибо! – обрадовался Чин-хён. – Я ж говорю, это не парень – а золото! А ты завтра снова к нам?       – Да, – сказал Чон. А затем добавил: – Скорее всего.       Хотя он точно знал, что «да».       – Пора ужинать! – воскликнул Тэхён.       – Чимин-кун! – сказал Тама-сан. – Давай я тебе с собой ужин соберу, дома поешь. Раз уж Чон-сан здесь – может и правда вместе пойдёте?       – Нет, я уже ухожу… – начал было Чон.       – Ладно! – вдруг согласился Чимин.       И Тама-сан быстро упаковал несколько аппетитных свёрточков, сложил всё в большой платок-фуросики, аккуратно завязал и протянул Чимину.       – Уходишь? – удивился Тэхён.       – Провожу его, – ответил Чимин. – А то ещё снова что-нибудь приключится… Он же Токио совсем не знает!       Хотя и Чимин, и Чон прекрасно понимали, что вернуться в пансион для Чона не проблема. Они попрощались с остальными, пожелали хорошо поужинать и, как вчера, вышли по галерейке на улицу.       Напротив ещё работало какое-то питейное заведение. Когда проходили мимо, Чон заметил, что один из посетителей, который до того явно смотрел в сторону «Цветов и птиц», вдруг быстро подался в глубину, словно не хотел, чтобы его заметили. Чону показалось, что это парень в чёрном. Неужели он тоже поджидал здесь… Впрочем, как бы там ни было, сейчас именно он, Чон, идёт вместе с Чимином, вот и всё. А остальное не имеет значения.