Соmatose

      Драко аппарировал, оказываясь у давно знакомого особняка. Когда-то давно он с радостью проводил там большую часть летних каникул, но теперь не мог глядеть без отвращения. Дом его былого друга — Винсента Кребба. Теперь именно он стал штаб-квартирой Пожирателей, и где-то здесь держали сына, в этом Малфой был уверен. Особняк практически не изменился — трехэтажный, из темного камня, с острыми шпилями на крыше и коваными решетками на высоких окнах, он выглядел монолитным и неприступным. Но не для того, кто помнит каждый угол этого дома. Убрав палочку, аврор приблизился к стальным воротам, вспоминая, где именно на них выступы, по которым они с Винсентом часто лазали мальчишками. И, к своему удивлению, нашел. Он тихо и осторожно перелез через забор, прячась за когда-то декоративными аккуратными кустарниками, теперь разросшимися и запущенными, осторожно двинулся в сторону здания, сразу замечая, какие охранные чары стоят, где горит свет, и откуда можно незаметно проникнуть в дом. В который раз мужчина помянул ныне мертвого друга за то, что тот показал ему в прошлом все входы и выходы из фамильного поместья. Поэтому он осторожно пробрался к черному ходу. На его счастье, Пожиратели обнаглели настолько, что поставили заклятие, фиксирующее применение магии или аппарацию на территории поместья, а морочиться с заклятиями, обнаруживающие движения и перемещения по территории без помощи магии, не стали. Черный ход так и вообще был не заперт. Малфой подумал, что это, возможно, ловушка, но потом вспомнил, что этой дверью и во времена их с Винсентом детства не пользовались, а потому осторожно проник внутрь, чиркая обычной маггловской зажигалкой. Привычка курить неожиданно сыграла ему хорошую службу. Осторожно поднимаясь по обветшалой лестнице, Драко прислушивался к каждому шороху, добираясь до новой двери, которая приведет его на второй этаж — там были спальни хозяев и гостевые спальни. Если Драко все правильно рассчитал, то сейчас Пожиратели на первом — в большой гостинной. Пьют за здравие нового Темного Лорда. Мальчик им там ни к чему, значит, он в одной из комнат. Как можно тише Драко вышел в знакомый коридор, понимая, что был прав. Голоса доносились снизу, а из комнаты, находившейся в противоположной от Малфоя стороне, звучали тихие всхлипы. Отцу не нужно много времени, чтобы распознать плач своего ребенка, и аврор тут же бросился к дверям, позабыв на миг об осторожности. Как он и думал, дверь была надежно заперта темным заклятием. — Алохомора, — тихо проговорил он, доставая палочку и врываясь в комнату. Скорпиус, обняв себя за колени, сидел на кровати и сдавленно вскрикнул от страха, когда в комнату вбежали. Но когда мальчик рассмотрел вошедшего, заплаканные глаза ребенка засветились радостью — это был отец, живой и невредимый. А ведь те страшные люди, что привели его сюда, каждый день твердили, как здорово было мучить и убивать предателя крови. А сегодня заявился человек, который назвал себя его дедушкой и долго рассуждал, какого сильного темного мага вырастит из внука, раз с сыном, тварью неблагодарной, не вышло. — Папа! — прошептал он одними губами, даже в свои годы понимая, что нельзя кричать громко. Но их и так засекли, ведь Малфой использовал палочку, чтобы открыть эту Морганову дверь. Хотя, если бы он попытался выбить кусок дерева с петель, эффект получился такой же. На лестнице послышались шаги, и Драко, вскинув палочку, проговорил: — Глиссео! Ступени лестницы тут же стали покатой горкой, и, смачно матерясь, Пожиратели рухнули вниз. Это их ненадолго задержит. Аврор же огляделся в комнате, и взгляд его упал на небольшой платяной шкаф. Посадив туда сына и наказав, что бы ни случилось, сидеть тихо, наслал на мебель такие защитные чары, на какие только был способен маг его уровня. И вызвал через связь с Гермионой мракоборцев в дом. Внизу через пару мгновений послышались крики заклятий, шум, запахло дымом и кровью, а Драко, встав спиной к стене слева от дверного косяка, ждал. И дождался. Люциус поднялся наверх и вошел в спальню, проходя вперед и оглядываясь, держа палочку наизготове. Ощущая на затылке чужой взгляд, новоиспеченный Лорд оглянулся, и его лицо вытянулось от омерзения: — Ты, щенок! Как ты нас нашел? — Плохо прятался, — Драко, направляя палочку на отца, впервые за всю свою жизнь осознал, что не чувствует к этому человеку никаких родственных чувств, никакой зависимости от его слов, жестов и взгляда. Ему абсолютно плевать, разочаровался ли в нем тот, кто раньше был самым авторитетным человеком в его жизни, проклинает ли его… Но все сильнее росла ненависть. С легкой руки этого сумасшедшего умерла ни в чем не повинная женщина, которая любила Драко, страдал Скорпиус, и меньше всего аврору хотелось, чтобы его ребенок видел то же насилие, что и он сам когда-то. А Люциус так просто позволил себе попытку сломать еще одну жизнь. Люциус же смотрел на взрослого сына, который стал полной его противоположностью, и ненавидел тоже. Его не заботило, как же они, когда-то крепкая и любящая семья, до этого дошли. Мужчина был одержим жаждой власти и своим безумием. Битва внизу кипела, но куда страшнее был этот бой — взглядов, принципов, убеждений. На лестнице послышались шаги, и в коридор влетела Грейнджер, отбиваясь от Крэбба-старшего: — Авада Кедавра! — бросал тот непростительные, и Гермиона едва успела защищаться, враги не превосходили числом, но могли задать жару, а им нельзя было применять Непростительные по отношению к Пожирателям. Кроме того, заклятие связи не давало Грейнджер связно думать: все ее сознание застилала сильная тревога за слизеринского хорька, который сейчас был где-то там, на втором этаже. Это девушка знала точно. Едва она туда направилась, ей на хвост сел папа сгоревшего в Выручай-комнате Винсента. Они перекидывались заклятиями, и она отступала по коридору, успевая кричать: — Протего! — и бросать менее безобидные заклинания в ответ. Люциус, увидев девушку, подставившую ему спину, ухмыльнулся, вскидывая палочку, Драко направил на него свою, Гермиона же в этот момент оказалось у порога комнаты, зацепив, наконец, Крэбба боевым заклинанием. Малфой-старший, увидев, что сын отвлекся, громко проговорил: — Авада… — Гермиона, обернувшись, поняла, что не может увернуться… — Кедавра! — и падает в ослабевшие объятия Драко. Люциус, глядя, как его сын, сраженный Непростительным, падает, словно пришел в себя. Как бы старый маг себя не накручивал, он не желал Драко смерти и уж точно не хотел убивать. Он любил сына, но вспомнил об этом только сейчас. Как в трансе, он опустил палочку, слыша, как сквозь слезы грязнокровка шепчет связывающее заклятие, и оседает на пол. Гермиона, еще толком не осознав, что произошло, тоже сползает на пол, все еще прижимая к себе аврора. Ее трясет, и она не слышит голосов. Из странного оцепенения выводит Гарри: — Гермиона, чем его задело?