Однажды в Портаклой

— Ты ограбил банк? — Том слегка опешил, и видимо, не знал, как реагировать на груду пакетов у двери. — Вот эти из Теско тащи на кухню, — сурово сказал Карл, — я пойду соберу кровать и манеж. — Я серьезно… Что за праздник? — Я получил наследство. Один из моих папаш был миллионером. Теперь тащи, там мороженое растает. — Знаешь… Я ведь понятия не имел, что они за люди, — Карл размешивал в чашке свои пять ложек сахара и немного плотоядно смотрел на старую китайскую плошку с мороженым, — Бен был совершенно обычным. Носил все эти манерные английские шмотки, золотые часы на цепочке, кольца разные, но он ведь был геем, так что не удивительно. Мой отец… Мой биологический отец никогда не был богатым. Они сначала жили в трейлере в резервации, потом сняли квартиру, тоже дыра та еще. У меня никогда не было своей комнаты, я донашивал за кузенами их рвань… Ну… нищие индейцы, как в передаче Натгео. Так что я понятия не имел, как выглядят миллионеры. Бен точно не был похож на Била Гейтса и занимался какой-то ерундой… Мы не были близки. Он в основном говорил, как я пожалею, что обижаю «отца» и занудствовал, когда я объявил, что уезжаю в Дублин. Все… — Так он оставил тебе… — Счет в банке и дом. Расписал все на двадцать лет вперед, если я не соизволю явиться за наследством. — Почему ты не хотел… ну… хотя бы узнать, что тебе оставили? — Ну я знал про дом, — Карл пожал плечами и взял наконец свою плошку. Фисташковый пломбир пах головокружительно, — я платил налоги, чтоб потом продать его. Но я думал, что если вступать в наследство, надо платить раз в пятьсот больше. Знаешь… Я был уверен, что останусь еще и должен государству. Там просто конские налоги на наследство… Обычно. В общем, я не хотел в это лезть. И я никогда не верил в Бена. Нас ничего особо не связывало. Он, конечно, усыновил меня, как и мой дядя Уилоби, пытался воспитывать… Но как-то не сложилось… Плевать. Главное, у нас полно денег. И если государство не накроется в ближайшем будущем, мы отправим малышку учиться в нормальный университет. — Куда? — Том чуть не уронил ложку на пол, — в каком смысле? — Мы будем хорошими отцами, — сказал Карл, влюбленно глянув на копошившуюся в манеже Эльзу, — наша девочка получит отличное образование… Может, юридическое или инженерное. Какое захочет. Малышка сосредоточенно пыталась выломать одну из перекладин манежа и выглядела при этом абсолютно счастливой. — Кто это? — Том встревоженно, почти испуганно, глянул на входную дверь. — Черт знает, — Карл мельком подумал, что реакция у парня стала легче и проще. Куда-то пропал тяжелый, удушливый страх, делавший его неуклюжим, беспомощным и каким-то жалким. Совершенно не хотелось проверять, кто нарисовался на пороге, но стук повторился, и Карл пожав плечами с мрачным лицом, пошел открывать. «Надеюсь, рожа у меня достаточно неприятная, чтоб ты убрался отсюда побыстрей…» На пороге стояла пожилая дама в строгом брючном костюме с ярко желтой сумкой и корзиной для пикника. — Карл Блэкхок? Тебя не узнать. — Миссис Мюллер? — Мисс, — поправила старуха, — хорошо, что с памятью у тебя все в порядке. — Что вам нужно? — мрачно спросил Карл, загородив проход и всем своим видом демонстрируя, что старой ведьме здесь не рады. — Такой же невоспитанный как раньше, — сухо сказала она, — я слышала, что у тебя ребенок. — Здравствуйте, — За спиной возник Томми. Карл не видел его лица, но кожей чувствовал вежливую и милую улыбочку «хорошего парня», — вы наша соседка? — Это миссис… мисс Мюллер, — кисло сообщил Карл, отступая, — подружка моего папаши и да… соседка. — Я — Том, — учтиво сказал Том, — а это Эльза, моя дочь. — Какая милая девочка, — смягчилась старуха, — я принесла вам домашний картофельный салат и половину пастушьего пирога. Здесь принято быть гостеприимными, — последнее было сказано сухо, веско и адресно. — Да… Конечно, — Карл мрачно глянул на улыбающегося Тома, — я могу сделать чай. Если надо. Они спелись. Это было немного досадно, но поскольку Эльзе старая ведьма понравилась, Том шутил и совершенно искренне сиял, а еда оказалась вполне сносной на вкус… Откровенно говоря, необычайно вкусной… Карл решил молчать и не выступать. «Пусть сам разбирается, раз такой милый зайчик…» Том по-настоящему обрадовался гостям. Мисс Мюллер оттаяла почти молниеносно и ближе к тому, как вскипел чайник, они с Томом уже почти породнились. «Он всем нравится…» — Карл ощутил теплое и спокойное чувство. Не радость, нет. Старуха все еще его раздражала, но Том… Том делал все вокруг светлым. — Это настоящий Хэпплуайт, — мисс Мюллер гладила похожую на резное колесо спинку стула, — Бенжи гонялся за ними по всей Европе. Это была его гордость. — Очень красивая мебель, — кивал Том, с таким видом, словно соображает, о чем чирикает старуха. Карл с легким отвращением отодвинул свой стул к стене и сел на простой старый табурет. Истерики папаши Бена, касающиеся всего этого барахла — музыкальное сопровождение его подростковых прыщей. «НЕ СМЕЙ ПИНАТЬ ЭТУ ВЕЩЬ КАРЛ БЛЭКХОК! ЭТО НЕ ТВОЙ СТУЛ! НЕТ НЕ СМЕЙ! ЗДЕСЬ НЕТ НИЧЕГО ТВОЕГО!» Больше всего ему хотелось развести костер и спалить к чертям стулья, комоды и уродливое чипендейловское кресло из летней гостиной. «И устроить барбекью из портрета старины Лэсли!» Он снова чувствовал свою крайнюю чужеродность в этом доме и в этом мире. Странное, забытое уже ощущение полного, оглушительного одиночества. Никто. И звать никак. — Хозяева очень любили эти интерьеры, здесь нет ничего случайного… «Старый мужик, у которого ворох детских травм. Я просто сраный уникум…» — поймав встревоженный взгляд Тома, Карл пожал плечами и растянул тонкие губы в кислой улыбке. — Папаша обожал это старье, — сказал он примирительно, — а по-моему Икеа куда круче. Пойду-ка я поковыряю котел, с вашего позволения. А вы развлекайтесь. — Прости, — Томми спустился в подвал прижимая к себе заснувшую Эльзу, — я сделал что-то не так? Мне не стоило хозяйничать и приглашать Агнес… Прости, пожалуйста… Бедняга чуть не плакал. Карл держа фонарик в зубах, копался в ящике с инструментами. — Чего? — он выключил фонарик. В неярком свете старой аварийной лампы все выглядело как в ужастике. — Нет, все в порядке… Она ушла? Вот и славно. Вредная бабка, но я ее тоже доставал по молодости… — Прости. Карл закрыл ящик, встал, подошел поближе, посмотрел, как спит малышка и тихо шепнул: — Пойдем, уложим ее и поговорим. Я объясню, почему веду себя, как придурок. — Это я веду себя, как придурок, — тихо сказал Том, поморщившись, — но я… Я правда не думал… — Давай, шевелись, а то мне придется вывалить на тебя свое дерьмо прямо в этом затхлом подвале… Он никогда и ни с кем не разговаривал об этом. Не из гордости, замкнутости или особенной болезненности темы. Просто никто не интересовался. Это было перед ужином. Часов в шесть вечера. Кузен матери Алекс Спящий Скунс пришел и сказал бабушке: — Они разбились. Только что звонили из окружной полиции. — Оба сразу? — Бабушка чистила овощи, ее темные, грубые руки ловко орудовали маленьким ножом. Карл, которому доставалось за каждый неаккуратно срезанный, слишком толстый кусок картофельной кожуры, уже трижды порезался, пытаясь достичь такой же ювелирной тонкости. — Да. — Бедная дуреха. Я говорила ей: не связывайся с этим человеком. Ничего в нем хорошего. Карл дочистил свой клубень и плюхнул его в холодную воду. Руки от влаги и песка жутко чесались, особенно между пальцами. — А «глазки» кто вырезать будет? Ты что, хочешь кормить семью мусором? — бабушка выловила картофелину из старой, закопченной кастрюли и сунула ему в нос, — плохая работа, мальчик! — Надо ехать к шерифу, опознать, — дядя Алекс странно посмотрел на Карла, — то, что осталось… — Да, сейчас. Не стой над душой. — Парню надо, наверное, сказать… — Карл. — Что, бабушка? — Поди вон, глупый мышонок! Ничего не умеешь, совсем бестолковый! Они все ходили кругами и молчали, пока Карл не спросил напрямую: — Что случилось, бабушка? Почему все так смотрят на меня? Он приготовился к ругани и подзатыльникам, на которые всегда была щедрой Дороти Минс, но бабушка не рассердилась. — Глупый мышонок, — сказала она строго, — глупые вопросы. — Нет, не выгоняй, — Карл уже догадался, что мать и отец уехали без него, — скажи! Они меня бросили? Федеральное лесное хозяйство, где работал отец, назначило его каким-то начальником в далеком от Роузбада заповеднике, где был нормальный дом и хороший оклад. — Нам хватит на все, — так говорил веселый, вечно лохматый белый человек со светлыми, почти бесцветными глазами, — мы даже сможем поехать к морю! Красивая черноволосая женщина смеялась, шлепая его по спине: — Может быть я не совсем сошла с ума, когда вышла за тебя! Они были такими веселыми и довольными… Им было так хорошо вдвоем, даже когда все остальные ругались или прогоняли их… Они держались друг за друга, и никто не мог их обидеть. Карл был уверен, что они просто уехали к морю без него. Потому что дети — это обуза. Так часто говорили вокруг, с сомнением поглядывая на «полукровку». — Они уехали на море без меня? — спросил он прямо и нагло. Бабушка все же выписала ему смачный подзатыльник и выгнала из вагончика на мороз. — Мне очень жаль, малыш, — сказал офицер племенной полиции Генри Железная Дорога. Он понятия не имел, что никто так и не удосужился сообщить Карлу, что он сирота, — твои родители были хорошими людьми. Большой, тучный человек с длинными прямыми волосами и в синей форменной куртке, сел на корточки рядом и неуклюже обнял Карла за плечи. — Я помогу, чем смогу, парень. Можешь на меня рассчитывать. — Они умерли? — с облегчением спросил Карл, на которого внезапно свалилось осознание происходящего, — они умерли? — Да, малыш. Мне очень жаль… — Я не помню точно, но по-моему я сказал «слава богу»… — Карл усмехнулся и взял свою чашку. Они сидели внизу, на кухне с зажженными конфорками газовой плиты. Тихо шуршала детская рация. Истерически барабанил по ставням ливень, который рывками швырял в окна ветер с моря. Том с непередаваемым выражением на осунувшейся физиономии, слушал даже не пытаясь перебить. — А потом приехали эти парни. Ну, знаешь… Два чистеньких европейца в наш бардак. Резервация была тогда реальной помойкой. А дом… Странно, что они не потребовали прививки от желтой лихорадки! Папаши думали, что спасают из ада несчастного щеночка, который за это будет благодарно вилять хвостом. Они притащили меня сюда, в этот вылизанный особняк доверху забитый антиквариатом, отдраили наждачкой от дерьма, одели в приличные шмотки, и очень удивились, обнаружив, что я не в восторге. Это была настоящая драма. Старина Бенджи особенно переживал. Не мог понять, за что он заплатил. Почему папочки со мной по — хорошему, а я — мелкий говнюк. Он, кстати, за эти стулья был готов любого придушить…- Карл криво усмехнулся, побарабанив пальцами по изящной, спинке в виде резного колеса, — поверь, я мечтаю их куда-нибудь вывезти. Подальше. — Они не отвели тебя к психотерапевту? — тихо, но как-то очень серьезно спросил Том. — Куда? Ты шутишь или издеваешься? Какие психотерапевты в семидесятых? — По-моему ребенка, который потерял обоих родителей, должен был бы обследовать специалист… Не надо смотреть на меня, как на идиота, это старая практика, я все-таки был учителем, я знаю процедуру. — Они отправили меня в колледж Святого Андрея. Это самая дорогая шарага на Северо-Западе. И никаких психологов, зато много физкультуры и математик с ножкой от стула, вместо указки. «Руки на парту, сукин сын!» — Карл передразнил мистера Кремера почти один в один, — вот и все. И их драгоценный антиквариат остался в целости и сохранности. Я первые два года приезжал на каникулы, а в старшей школе забил. Оставался и работал помощником садовника. Не получилось у парней настоящей крепкой гейской семьи. Я их подставил. — Ты же понимаешь, что это ерунда? — Почему ерунда? Уиллоби и Бенджи заплатили кучу денег, приперлись в жуткую дыру, чтобы усыновить несчастного сиротку… Они старались. Просто поверь мне на слово. Но я… Я просто так и остался полукровкой из старого раздолбанного вагончика. Можно забрать парня из говна… — Это чушь, — сказал Том мрачно и упрямо, — и ты… Умный, хороший человек… Самый умный и хороший человек из всех, кого я знал, почему-то уверен, что виноват в том, что двое взрослых перепутали ребенка со щенком? Вот что жутко. — Я утрирую, — Карл примирительно развел руками, — они вовсе не были монстрами. Просто люди другой социальной группы. Они думали, что достаточно сделать доброе дело, спасти меня и все будет идеально. Но я… — он поморщился и вылил в раковину остывший чай, — я просто не мог жить здесь. Сразу. С первого дня. Там я жить тоже не мог… Ты уверен, что тебе интересно все это слушать? — Да. — Как хочешь… Ладно… Генри Железная Дорога, отличный мужик… Ну… я плохо его помню, но каждый раз, когда он появлялся, случалось что-то хорошее… Он был полицейским в резервации. Ходил руки в боки, с пистолетом, в куртке с шевронами, красивый такой, толстый и серьезный. Ходил и ни хрена не делал… Разве что разнимал драки и «внушал за правильное поведение» нашим местным алкашам. Так вот Генри очень хотел меня усыновить… — Я же все понимаю, миссис Минс, — он стоял в проходе, за его спиной поскрипывала ржавая облезлая голубая дверь вагончика с наклеенным на нее старым серым постером «Этой прекрасной жизни», — мальчику много чего нужно, а у вас трудности. Но я бы мог о нем позаботиться. И Миранда. Она готова стать ему матерью, да и мои ребята будут рады такому брату. Он у нас будет любимчиком, я вам обещаю. Бабушка только покачала головой. — Нет, офицер. У него есть своя семья. Если его непутевые родители умудрились сыграть в ящик, то мы как-нибудь и без них управимся. Тем более, ему положено денежное вспоможение. Совет племени не бросает сироток, даже если они не пришей кобыле хвост. Все-таки Карл только наполовину белый. В нем течет кровь лакота. Это что-то да значит. А еще штат прислал бумаги на выплаты сироте, оставшемуся без родителей. А это не маленькие деньги, Генри. — Вам будет тяжело, у вас еще пятеро внуков. Дин и Фрезия болеют, а в сентябре еще и Маркуса посадили на пять лет… — Я справлюсь, дорогуша. Я и не с таким справлялась. Так что нет, офицер. Но если хотите, можете купить ему учебники и форму. Скоро в школу, а этот мальчишка растет как на дрожжах! — А потом приехал мой дядя Уиллоби со своим богатым парнем и бабушка согласилась. Не буду врать, я не знаю, сколько они ей предложили. Но я очень ценный фрукт. Вот и все. Я попал сюда, деньги не окупились, семьи не вышло, мы не разговаривали лет двадцать после того, как я уехал в Дублин и стал гардой. Больше ничего интересного. Надо бы идти спать. Завтра кашу малышке варишь ты, у меня какая-то гнусная слизь получается. Я сделаю днем пюре из морковки. В книге пишут, что нужно обязательно каротин… Он встал, немного нервно крутанул вентили газовой плиты и поставил чашку в мойку. Том сидел за столом и смотрел в одну точку сосредоточенно, словно пытался запомнить всю суть мира, которая там сосредоточилась. — Я одного не понимаю… — сказал он еле слышно, — как ты при всем этом остался таким… Нормальным… Хорошим человеком… — Я просто не принимал все близко к сердцу, — Карл ласково коснулся ладонью его плеча и легонько сжал пальцы, — ну и немного индейской магии, конечно. Давно пора было спать в разных комнатах, но Том молчал, а Карл сделал вид, что забыл о такой мелочи. Тем более, обогревалась только одна спальня, а мастер обещал явиться только в пятницу днем… Так что они легли рядом. Эльза, которую со всеми удобствами устроили в новой кроватке, не издавала никаких звуков, хотя в книге, отрытой Карлом в свалке скидочных товаров в супермаркете, было написано, что у нее самый проблемный младенческий возраст и нужно запастись терпением. — Ангельское дитя… Ты посмотри… Заснула за пять секунд и даже не пискнула. Это не ребенок — подарок! — Подожди немного, — Том немного ехидно усмехнулся, пряча самодовольную гордость, — еще взвоем. — Взвоем, — согласился Карл, — и будем выть еще лет двадцать. А потом только поскуливать, потому что наша девочка станет совсем взрослая, а у нас уже не будет нервов. — Ты оптимист. — Я шучу. Моя маленькая принцесса ни за что не заставит папочку психовать… В три часа ночи их разбудил пронзительный вопль. У Эльзы разболелся живот… Или зуб или… Карл не знал, что может болеть у такого маленького существа и главное, как такое чудное дитя может так убийственно орать. — Прости, — Томми ходил по комнате пытаясь успокоить малышку, пока Карл, с трудом продравший глаза, копался в детской аптечке, — у малышей часто такое… — Ты сглазил. Сирена угомонилась только после лекарства и часа укачиваний. Карл сменил Тома почти насильно, парень опять начал извиняться и нести панический бред. — Давай поговорим об этом, дядюшка Зигги хочет кое-что у тебя спросить, — Карл совершенно не знал как себя вести, чтоб все не стало еще хуже, так что включил мягкую, придурковатую иронию. Защитный механизм взрослого мужчины. Смешно… Одному придурку стоило больше общаться с живыми людьми. И не только после предъявления жетона. Кроватка резко разонравилась Эльзе и она ныла до тех пор пока Карл не уложил ее рядом с собой в постель. — Давай поговорим, Том? Мне кажется, нам стоит прояснить некоторые вещи. — Господи… Что я сделал? — Спокойно, дружище. Это ведь не первый раз, когда твоя дочь скандалит посреди ночи? Я тут начитался разных полезных фактов, пишут что дети расстраиваются из-за зубов, из-за несварения, из-за любой хрени, они вообще очень хрупкие и постоянно орут… Не первый? — Нет… — Так почему ты паникуешь? — Я… не знаю… — он сам чуть не плакал, лежал на спине, вцепившись взглядом в тени на потолке и дышал через раз, — я не знаю, прости. — Давай попробуем узнать? Она будет орать еще полгода минимум, и я начинаю беспокоиться о тебе, Том. — Я не хотел… — Я знаю. Эй, парень… — Карл приподнялся на локте и протянув руку коснулся его плеча, — что мне сделать, чтобы ты перестал меня бояться? — Я не… не боюсь. -Хорошо, назовем это красиво: отсутствие доверия, — Эльза попыталась проснуться и они оба замерли, затаив дыхание, — не… порядок. Спит. Она сама от себя устала… — одними губами проговорил Карл, — Ладно, давай снова… Ты мне не доверяешь — это нормально и естественно, приятель. Но сейчас… такие дерьмовые времена, так все перекосило в мире, что… Том перехватил его руку и прижал к щеке. — Я не понимаю, что делать… — еле слышно пробормотал он, — что думать… Я боюсь. Боюсь, что ты передумаешь, что прогонишь нас. Каждую минуту мне становиться все тяжелее это пережить. Не хочу вешать на тебя это дерьмо… Но мне очень страшно. Я больной придурок, я чокнутый… Я дал погибнуть моей Джоанн, я не смог защитить Эльзу… Не смогу… Однажды… Когда они придут за ней… Я слабак… Его щека стала мокрой и Карл бесшумно выдохнул. Облегченно. «Никто не сказал, что будет легко…» — Давай попробуем начать с простого? С самых азов. Я тоже никому не доверял. Я тоже думал, что я слабак. Я и сейчас с трудом заставляю себя так не думать… Да, такие дела, Томми. Я о себе невысокого мнения… Мы с тобой в одной заднице и выбираться будем вместе. Прими это и давай так: что может тебя хоть немного успокоить? — Мне нужна работа… Я не могу быть… Таким бесполезным мешком дерьма! — Работа… Отлично. А в декрет, типа, ухожу я? — он усмехнулся и увидел в тусклом свете ночника, что Том тоже пытается улыбнуться, — у тебя уже есть жесткая, опасная и нервная работенка, приятель: ты отец этой маленькой принцессы. — Опять нихрена не заплатят… — Привыкай, малыш, половина человечества так веками живет. Но я поищу для тебя что-нибудь. Не знаю, в связи с чрезвычайным положением и зомби-апокалипсисом, кому-то нужна еще история или отбой, но мойщик окон точно пригодиться. Вон хоть твоей новой подружке. Ты моешь окна, как бог, Том, она готовит отличный пастуший пирог, будешь работать у нее за еду. Хорошо я придумал? У них могло бы что-нибудь получиться. Том, не смотря на болезненную усталость и зашкаливающую тревожность, отзывался вполне живо. Иногда в его красивых зеленых глазах вместе с улыбкой, которую Карл старательно добывал своей клоунадой, мелькало и что-то щемяще-нежное. Очень нерешительное и пугливое, но заметное невооруженным глазом чувство: Влюбленность глубоко травмированного человека, которому вдруг протянули руку, чтоб помочь выбраться из страшной тьмы. Крепкую руку. Не на разок. Простая, естественная благодарность, которая зачем-то обросла романтическим флером. Он бы отдал все что угодно единственному, кому оказалось не плевать на раздавленного, больного и беспомощного мужчину с ребенком. Любовь? Секс? Верность до гроба? Любые извращения, только бы отплатить добром за добро. Карл ни секунды не обманывался, хотя соблазн был велик… И возможно, будь он как раньше полноценным и здоровым, он не был бы таким щепетильным и внимательным к чужим тараканам. Хотя увидеть в усталых глазах тяжелое, тошнотворное разочарование и покорность… «Хоть чем-то отплатить за добро…» Даже мысль об этом вызывала изжогу. Махмуд говорил, что знаком с женщиной, которая с удовольствием помогает инвалидам. Он так и говорил «с удовольствием». — Ее зовут Марина, — Махмуд был очень серьезен и от смущенного волнения акцент сделал его речь почти неразборчивой, — она из Украины. Очень хорошая женщина, она очень добрая. — Поститутка? — прямо спросил Карл, не облегчая единственному человеку, который приходил ему помочь, трудную задачу. — Секс-работница, — заметно обиделся Махмуд, — теперь так говорят. — Я бывший полицейский, парень, я знаю какая это работа и какой это секс. — Она помогает некоторым мужчинам, у которых проблемы, — Махмуд опустил свои черные с красноватыми белками сердитые глаза и смиренно пожал плечами, — она хорошая. Вам бы помогла. Вы даже… симпатичный. — Не сомневаюсь, что она хорошая, Махмуд, — примирительно сказал Карл, — просто мне не нужно. — Вы без ног, но вы мужчина. Я ведь вижу, как вам тяжело со всем этим жить. Немного ласки не повредит. — Нет, лучше принеси мне апельсинов, ты хорошо разбираешься какие послаще. Принеси на свой вкус. А об этом не будем. Без обид, брат? Он боялся заглядывать себе в штаны. Психиатр, который вел реабилитационную группу для жертв терактов и дтп, таких же не ходячих горемык, как Карл, на вопрос, а что делать мужику, если у него ниже пояса вообще ничего не двигается, посоветовал разобраться с понятием мужественности. — Ты — не твой член. Ты — не твой позвоночник. Ты — даже не твой мозг. Хорошая, крепкая, глубокая философия. Для мужчины, который отведя групповую терапевтическую сессию, поехал к жене. Карл предпочел избегание. Врачи молчали, считая, что в его положении не до секса, а он не интересовался, потому что… действительно… Ну какой секс в инвалидной коляске? Даже в самой дорогой и маневренной. Три тысячи евро и полный электронный фарш. Она по ступенькам спускалась лучше иных попрыгунчиков… Но… нет. Так что тема повисла в полной тишине. Разве что, когда волшебная гимнастика монахов-отшельников дала свои удивительные плоды, он разок поинтересовался у доктора Евы: — А… хм… как думаете, может и импотенция сама по себе пройдет? Это было стыдно и совсем уж беспросветно, хотя Карл держался молодцом. Он отлично умел делать морду кирпичом. Ни один мускул на его смуглой индейской физиономии не выдал его настоящего настроя. Доктор Ева посмотрела на него ласково и немного грустно: — Знаете, ваша эректильная дисфункция, вполне возможно, имеет психологические корни. По крайней мере, травма позвоночника здесь не причем. Но я запишу вас к урологу. Больше эту тему Карл не поднимал. Пару раз ему хотелось проверить, так ли все хреново, но, какое-то почти сакральное, отвращение к самому себе и глупый страх, что не сработает и теперь уж точно навсегда, останавливали его. В конце концов, он категорически не собирался вступать с людьми в отношения нежней, чем покупатель-продавец. А потом появились Том и Эльза. Красивый молодой мужчина с ребенком. Ничего более волнующего Карл представить не мог. Положение спасал бесплатный курс виктимологии на факультете оперативной подготовки в Темплморе. Травмированный человек не способен на адекватные сексуальные контакты. Секс, хороший, настоящий секс, который так нравился Карлу миллионы лет назад, еще до вымирания динозавров — это всегда здоровые взаимоотношения двух взрослых. Это про сложные чувства. Здоровые. Так что ему очень нравилось касаться ладонью плеча Тома, слушать как он тихо дышит во сне и ловить на себе чуть виноватый, встревоженный и ласковый взгляд, но ни о чем, кроме ответной улыбочки и очередной дурацкой шутки, речи не шло. Он мгновенно и накрепко привязался к маленькой Эльзе, и это простое и искреннее чувство хмурого, нелюдимого мужика с тяжелым характером, хоть и было напрочь против правил, все же не нуждалось в долгих, мучительных размышлениях и решении моральных ребусов. Любить и оберегать ребенка можно было без разрешения. Карл так и делал. — Скажи ей, что ты не гей, она мгновенно отвянет, — Карл чувствовал себя язвительной скотиной, но сдержаться не мог. Старуха явилась с очередным подношением, и выразила желание отвезти Тома с Эльзой к педиатру. — У нас тут давно нет детей, — сказала она, улыбаясь малышке совершенно людоедски и, как показалось Карлу, ужасно неискренне, — но Джудит все равно на месте. Она сейчас в основном работает терапевтом… Ну, вы понимаете, Томас… Остались одни старые пни. Томми сиял, как блаженный и называл старую ведьму «Агнес». Если бы Карлу не надо было дожидаться мастера и чинить проклятый котел, «Агнес» поехала бы домой одна. Но с эльзиным животом нужно было все прояснить, да и медкарту ребенка следовало зарегистрировать еще позавчера… Карл смирился, почти как взрослый человек, однако яд внутри так и не смог удержать. — Почему думаешь? — Томми виновато посмотрел на него. — Она уверена, что я повторяю историю своих папаш. Спроси у нее сам. Или хочешь, я спрошу? — Она думает, что мы с тобой… — Ну да. И тоже приперли ребенка, — Карл равнодушно пожал плечами, — пусть думает, просто ты не обнадеживайся на счет милашки «Агнес», она дамочка с причудами. — Прости, что я с ней поеду… — Не позволяй ей вскружить тебе голову, а то сам не заметишь как начнешь скупать антиквариат и носить Кристиана Лакруа. — Я — кремень. Том усмехнулся и с тоской посмотрел на дверь. — Страшно выходить? — Очень. — Давай я тебя провожу. Возьмемся за ручки, малыш. Все равно нас все уже спарили. — Да ну тебя… — Я серьезно. Облегчи себе жизнь. Просто давай руку и пойдем… Что там заставляла тебя бормотать врачиха? Я сам хозяин своей судьбы… Ом падме хум. Томми хмыкнул. — Если я привыкну к тебе… будут проблемы. — Тогда и поженимся, — он сурово посмотрел на то, как старуха пристраивает в своем Дастере детское кресло и сжал ладонь Томми, — давай… три-четыре! — У вас тут ребенок? — у полного, даже какого-то одутловатого, одетого в неряшливую старую серую куртку, человека были цепкие бесцветные глаза. Взгляд тревожный и пытливый, как у всех деревенских. — Да, — сухо сказал Карл, всем видом давая понять, что болтать не намерен. — Не к добру, — сказал гость, оставив ящик с инструментами на пол, — я Перкинс. Где ваш котел? — Что значит не к добру? — Карл резко потерял интерес к центральному отоплению, — что у вас тут происходит? — А то происходит, что конец света наступает, — охотно сообщил Перкинс, спускаясь в подвал так по хозяйски, словно пол жизни в доме прожил, а теперь вынужден сдавать всяким, — странные твари шастают. Вот в прошлом декабре в голубом доме на той стороне бухты поселилась семья. У них было двое мальчиков. Пять и семь или как-то так. Приехали из Корка. Опасно там стало детей растить. А в марте уже сами знаете, что началось. Или у вас там в Дублине правительство хоть что-нибудь сделало? Армия, может, помогла или Гарда вступилась? У нас тут было плохо. Молодые совсем спятили. Убили несколько человек…- он возился с котлом, отдышливо пыхтя и вытирая пот со лба рукавом синей джинсовой рубахи, — Ну тут работы на два часа, мистер Блэкхок, но только я наличными возьму. С этим банками сейчас черт знает что творится… — Договор. Так что с той семьей из голубого дома? — Вы знаете нашего суперинтенданта Бакли? Не заезжал к вам еще? Вот он бы рассказал. Сейчас времена такие… С детьми небезопасно. — Так что произошло? — Сам-то я не видел, но мой кузен Ларри Маллен был понятым, когда дом осматривали. Он рассказывал, что обоих забили стульями и истыкали шприцами… Вот как у диабетиков бывают. А детей так и не нашли. Это дело рук не местных психов, это существа, — он добыл из сумки паяльную лампу и поискал глазами розетку, — я сам-то не видел. Но люди видели. Как дети, мелкие такие, шустрые. Но не дети. Взрослого мужика могут покалечить раз плюнуть. Вот такие дела. У нас тут и раньше с детьми только на лето приезжали. Море-то холодное, ветра и волны постоянно. Не сильно повеселишься. А теперь совсем никого. Не место здесь для детей. — Это мы еще посмотрим. Давно этих существ видели? — Ну вот с марта не появлялись. Но слух прошел, что вторая волна идет… На трассах посты выставили, вы небось сами видели… Это хороший старый дом, еще до Голода строили. Тогда все по-другому делали. Люди другие были. Качество, понимаете? Он еще лет двести простоит, если следить. И ставни. Крепкие ставни. В голубом-то окна хлипкие, современные… — Сколько вы хотите за работу? — Карл, который собирался внимательно проследить за тем, что будет делать с котлом этот болтун, резко изменил планы и заторопился наверх. — За сотку сделаю. Только запчасти отдельно, вы уж извините, такие времена. — Хорошо. Если что нужно постучите по трубе, я принесу. — Все свое ношу с собой, — хлопнул себя по карманам Перкинс, — но вы это… все правильно решили… Лучше бы ставни-то проверить. Дом старый. До Голода строили, я ж говорю… — Она уболтала меня… Целый мешок детских вещей, игрушек, питание в промышленных масштабах и идиотское розовое с кружевами шелковое постельное белье для кроватки. Старуха разошлась не на шутку. Она высадила Тома с малышкой на подъездной дорожке, но в дом не пошла, сухо извинилась, заторопилась по делам, за что Карл был ей даже немного благодарен. Хотя улыбку все равно выдавливать не стал. — Ты собрал винтовку… — едва слышно констатировал Томми, едва войдя в дом, — что случилось? — Как дела у мелкой? — Карл поцеловал Эльзу в нос, чувствуя, как тяжелая тревога внутри стихает, сменяясь чем-то теплым и спокойным, — что сказал врач? Что у моей принцессы с пузиком? Там бабочки или таракашки? Эльза засмеялась и крепко вцепившись пальчиками в его ухо дернула что есть силы. — Очень милая женщина, — Томми покачал головой давая понять, что так просто его с темы не собьешь, — это просто колики. Это бывает, особенно в начале прикорма. Она мне все написала… Там… В сумке… Так что случилось? — Приходил мужик… Починил котел. Рассказал пару местных баек. А я… Я восемнадцать лет в полиции отработал. У меня крайняя степень паранойи. Просто привыкай. — Они тут? — Они тут были. Давай разберем сумки и пожрем чего-нибудь… Я тебе все расскажу, обещаю. — Не думай что я псих… Нет, я конечно псих! Но мне надо знать… Ты мне все говори, Карл. Не надо меня беречь или типа того… Не скрывай, хорошо? Я в порядке. — В мыслях не было… Просто я собирался вывалить на тебя весь ушат дерьма не сразу на проходе, а вежливо, после ужина… Том придирчиво осмотрел ставни и попытался оторвать одну. — Выглядят неплохо, но… — Я укреплю окна внизу, — Карл кивнул, — те, что в выходят в сад, вообще можно заколотить. — Окна в сад… Я всегда хотел что-то такое… — Да там запущенные старые груши, ничего особенного. Не тот сад, который ты себе представляешь. — Мне нравится… Давай лучше заколотим окна на дорогу. — Принято. -Ты думаешь, они найдут нас? — Неважно. Важно, что мы знаем, что они такое и будем готовы. — А что они такое? — Полное дерьмо, Томми. Мы с тобой иллюзий не питаем. Я знаю, что ты хочешь сказать сейчас, — Карл взглянул на мрачное, вытянувшееся бледно-зеленое лицо парня и покачал головой, — и мой ответ: нет. Ты не виноват и это происходит не из-за того, что ты и Эльза поехали со мной. Я прочитал твои мысли, да? Том вздохнул и еще раз подергал закрытую на засов тяжелую дубовую ставню. С силой, сердито. — От нас одни проблемы. — Нет, повторяю для упертых. Все, хватит! Пойдем в комнату, ты должен нам с малышкой продолжение чертова Гарри Поттера уже неделю. Сейчас самое время для дурацких английских сказок. — Ты сам не понял что сказал, Карл! — искренне возмутился Том, — сейчас половина населения планеты подумала про тебя матом. — Ну вот и докажи. Одна восторженная болтовня про эту книжку, а на деле какие-то странные фантазии про избранного. Типа Нео, только мелкий и близорукий. — Ты слишком древний, чтобы понять. — Это мы еще посмотрим, кто тут древний. Ты, главное, раз пообещал — читай, а не рассуждай. Том усмехнулся недобро, сощурил зеленые тревожные глаза — Ну пойдем… — Ой… не пытайся меня запугать, я три года торчал в дублинском пешем патруле, меня ничем не проймешь! «Детская» история казалась Карлу набором слов, довольно ловко, впрочем, нанизанных на простенький сюжет, но хорошо поставленный «учительский» голос Тома все превращал в приятное действо. Эльза ничерта не понимала в происходящем, но усиленно слушала, очевидно, тоже получая удовольствие от приятных звуков. От голоса отца. Не испуганного, не встревоженного, не осипшего от страха. Когда ей надоедало быть прилежной слушательницей, она ползала по ковру, изредка издавая булькающие звуки и бросаясь игрушками в невидимых врагов. — Ей еще рано такое слушать… — Ничего не рано. В самый раз. Непонятно, но интересно. Ты продолжай Томми, не отлынивай. Мне в жизни никто так хорошо вслух не читал. Том улыбнулся в ответ чуть застенчиво, ласково и иронично, и от этой улыбки Карлу стало жарко.