О чём молчат лжецы

      Он услышал неторопливое приближение Элион задолго до того, как она нерешительно постучалась в дверь и без стука вошла. — Снова изучаешь карты и строишь стратегии?       Её шаги были тихими. Настолько, что Калеб из раза в раз удивлялся тому, как эта девушка внезапно появлялась из-за угла. Неизвестно, где Элион научили так бесшумно ступать по любой поверхности, но факта это не отменяло: она пугала каждого обитателя замка. — Ты здесь что-то забыла? — Напрямую спросил Калеб, не удосужившись повернуться к ней. Старинные пергаменты с расплывчатыми буквами и едва уцелевшие после войны свитки привлекали пытливый интерес больше, чем неудачные разговоры с Элион.       Но напускной вежливости стоило придерживаться хоть немного, ведь он вёл разговор с титулованной принцессой Меридиана. Ей в силу голову ему отрубить или на аллее позора повесить и украсить список самых опасных казнённых преступников короны.       Потому Калеб выдохнул, плотно стиснул челюсти. Рука, держащая треснутый серебряный компас, дрогнула. — Просто пришла убить свою скуку, — усмехнувшись, поделилась Элион и ловко обошла стол, встав напротив. — А ты и дальше собираешься быть такой занудой? — Я занимаюсь важными делами. — Прожигаешь глазами дыру в бумагах? — Деловито предположила Элион, и толика саркастичного яда в её голосе натянула до предела нервы.       Калеб ничего не ответил. Смерил Элион нечитаемым взглядом, заметил, что она сегодня необычайно разговорчива и весела, словно не вчера на придворцовой площади казнили на эшафоте более двух сотен дезертиров. Смрад крови, смерти и животного страха пропитал собою весь Меридиан, заставив жителей задыхаться от глубокого отчаяния и бессилия. Приказы Нериссы выполнялись беспрекословно, за несколько часов, и Калеб, выступивший палачом, был первым, кто подвергся её указаниям.       Он мрачно сжал кулаки, пергамент в его руке жалобно порвался. До сих пор чувствовал тяжесть твёрдой стали меча. Голова болела третий день, виски нещадно пронизывало спазмами. Беспомощные крики, мольбы и проклятия облепили Калеба, словно вторая кожа. На минуту подумал, что был бы рад стать глухим, дабы не слышать тех воплей, что оглушили его навеки.       Среди двух тысяч лиц Калеб запомнил одно. Молодая девушка, умоляющая пощадить её ради одинокого сына, ждущего на окраине Отрешённого Леса. Она тряслась, подобно душевнобольной, вырывалась из крепкой хватки стражников и всеми силами боролась за свою жизнь, стараясь убежать и раствориться во всеобщей агонии. Её грубо приземлили коленями на дощатый пол, стянули руки верёвками и беззвучно просили Калеба побыстрее закончить с театральщиной. Бунтующийся народ за величественными кованными воротами затих, и одна песнь прискорбного ветра заглушила душераздирающие рыдания.       Девушка посмотрела на Калеба, и в зеницах её отразилась боль. Не за себя, а за сына, который останется без матери и не будет знать о том, что её повесили, как бессовестную и трусливую беженку. — И каково тебе было?       Он осёкся. Элион внимательно следила за его эмоциями, играя с ровными кончиками волос. Беззаботно и безрассудно спихнула его книги о военном деле с дубового табурета, возложив на него свои ноги; задравшееся домашнее платье оголило часть девичьих колен; Элион пахла черникой и розой, терпко-сладко, сочетая идеальный баланс. Её тонкие брови взметнулись вопросительно вверх. Тонкий огонь зажжённой свечи забрался в кромки голубых зениц.       Ненароком Калеб позволил ей напомнить ему об одном. Сердце тотчас неприятно сжалось, и, сглотнув, он перестал смотреть на неё. — Не спрашивай, — искренне попросил. — Ты знаешь ответ. — Я не собираюсь тебя упрекать или сдавать. Все мы люди, и сочувствие в нас равноценно способности любить, — оптимистично заверила Браун, спустив ноги на пол.       Ему не потребовалось сказать об этом. Элион сама подняла увесистые книги, смахнув с них пыль и положила на место. Бодро вскочила, принявшись расхаживать по мастерской и, будто в первый раз, осматривать знакомые до малейших деталей предметы. — Я не сочувствовал той беглянке. — А я не люблю розы, — подхватила с забавой принцесса, бегло остановившись у нарисованного пейзажа. — Я думала, что ты уже достаточно научился мне доверять. — Кто ты такая, чтобы я прислушивался к тебе? — Обернувшись, Калеб нахмурился. — Разве наше общение и связь не делают нас ближе? — Совершенно откровенно изумилась Браун.       Она даже перестала напевать себе под нос. То была тихая и мелодичная песня, услышанная ранее в городском трактире. Элион покосилась на собственные ладони, пальцами нежно обвела два дугообразных шрама, оставленных Мирандой в подарок за неисполненную просьбу. Её губы изогнулись в притворной улыбке, а радость вмиг исчезла, оставив после себя редкую и смердящую безысходность.       Браун почти никогда не давила на него своей дружбой и ничего не просила взамен. После пропажи Стражниц и жестокого порабощения Земли, Калеб оставался единственным знакомым в окружении девушки. И дело было не в симпатии и лживых чувствах, — Элион держалась за Калеба из-за другой причины. Ни на шаг не отступала, всегда держась рядом и ища у него поддержки. Она оказалась заложницей положения — и он это знал, снисходительно реагируя на её порывы близости. Делал вид, что интересуется её делами, подпускал к себе ближе, чтобы Элион могла поплакать ему в плечо и высказаться о том, что атмосфера Меридиана угнетает.       Иными словами, Элион прятала кричащую гордость во имя собственной безопасности. В ней яркими красками играла излишняя и бескорыстная привязанность. Ни на что не претендуя, успокаивала себя тем, что, несмотря на всю холодность и отстранённость, Калеб в беде её не оставит. И это было главное, чего хотела Элион. Она не доверяла полностью Нериссе, боялась, что за любую провинность или слишком наивные взгляды её вздёрнут на рее, не придав значения родству с Фобосом.       Калеб это понимал, ничего не говоря и не давая громких обещаний. Он был тем, кто не склонил колено ни перед одной правительницей, — этим жутко разозлил Нериссу и рассмешил Элион, ожидавшую такого упрямства.       Будучи хладнокровным и нелюдимым, он лишь отстранённо хлопал принцессу по спине в качестве поддержки в трудные минуты, полагая, что этого будет достаточно. Утешать он не умел. Тратить время на минуты заботы — тоже. И изначально дал понять, что принятые в человеческих отношениях забота и обеспокоенность ему не интересны в той степени, чтобы упрямо не замечать плохого настроения.       Когда Элион согласилась на сделку Нериссы, Калеб осознал, что помимо тяжёлой ноши главнокомандующего армией, теперь прибавилась ещё одна в виде бывшей обитательницы Земли. При Стражницах его общение с принцессой сводилось до коротких фраз и обоюдного безразличия. Даже тот факт, что она с его мира не приблизил Калеба к симпатии ни на йоту. Уж слишком много Земного было в Элион, что совсем не напоминало Меридиан. А вот ей хватило мимолётного вопрошающего взгляда, дабы зацепиться за него, не отпускать и прижаться, точно маленькая нерадивая сестра, ищущая заботы и внимания. — Спустя год ты всё ещё, как ребёнок, задаешься этим вопросом? — Холодно уточнил, и, завидев неподдельную грусть в её взгляде, обречённо вздохнул.       Он выгонет её из кабинета, если хоть одна слеза скатится с щеки. И избегая столь неловкой и напряжённой ситуации, Калеб вернулся к изучению южных земель Меридиана, где вспыхивали бунты и чаще всего терялся привезённый с других регионов провиант. Северо-западная долина скудна на зерновые культуры; дожди, холод и промозглость вместе с недостатком солнечного света погубили плодородные почвы и посевы. Нерисса позаботилась о том, чтобы солнце их больше не потревожило, создав тёмный заслон, и уже больше года жители северных земель жили без солнечного тепла. Их организм медленно приходил в упадок; недостаток витаминов сказывался на поведении, настроении и силах. — Ты обещал не разговаривать со мной в таком тоне! — горделиво приподняв подбородок, заявила обиженно Элион. — Я никому ничего не обещаю, — устало припомнил Калеб, перевернув карту. — Тебе тем более. — Но я единственный человек, который может помочь тебе выжить в этом мире, — вспыхнула девушка, и надрывный голос её отразился от углов комнаты. — И я… не желаю тебе зла. — Прекрасно. Потому что если бы желала, то была бы давно мертва. — Ты разговариваешь с принцессой, а не с бордельной мерзавкой. Прояви каплю уважения за то, что ещё остаёшься живым и не стоишь на эшафоте в качестве жертвы, — глухо отчеканила Элион, утерев покрасневший нос.       Её угрозы не отличались разнообразием и правдивостью. Калеб пожал плечами, и цепкий ум его заприметил отдаленные районы у южного побережья, нетронутые войной, голодом, бунтами. Утопия, спрятанная за лесными массивами. На карте раскидистые земли, полные свободы, жизни и зелени тускло терялись на фоне завоёванных крепостей. Это то место, которое нужно Нериссе для возведения новой тюрьмы; старая практически не вмещала всех узников и приговорённых к наказанию преступников.       Прикрыв веки, Калеб на короткое мгновение ощутил тепло южных берегов. В путеводителе говорилось о том, что местная природа там отличалась живностью, красотой и разнообразием. Земли, купающиеся в солнечном свету, нисколько не уступали сказочным и созданным мирам писателей; юг Меридиана по сей день оставался нейтральной территорией, до которой не дотянулось правление Нериссы, даже несмотря на то, что попытки завоевания были радикальными и свирепыми. Народ не сдался. Калеба воодушевляла такая отверженность. — Можешь делать, что хочешь, — явственно произнёс он. — Будь то петля или лезвие меча — я буду рад.       Элион пошатнулась, придержавшись за дверной косяк. И смиренно кивнула, натянуто улыбнулась, как бы принимая его сторону в этом неразрешенном конфликте. — Завтра в городском театре будет проходить постановка моей любимой пьесы, — быстро сменила тему она, — сходишь со мной? — Ты забыла, что минуту назад угрожала повесить меня за неуважение к тебе? — Я бы никогда так не поступила, ты же знаешь, — нервно одёргивая полы платья, уверенно произнесла Элион.       Калеб вновь оставил её без ответа. Если собрать небольшое войско и направить его в южные части, послав перед этим дипломата с письмом, подписанным рукой Нериссы, то конфликта можно избежать. Нападать исподтишка было бы неразумно, учитывая то, как вела войско Нерисса. Её импульсивность и безрассудность привели к тому, что Калеб был вынужден переформировать армию, высечь одним ударом бывших генералов и помощников. Шахматная доска резко изменилась, приняв на себя новые фигуры. Ферзь не уступала Королю. Где именно услышал он это выражение, точно сказать не мог. Нерисса не считала нужным сообщать Калебу о внезапных изменениях и принятых решениях. Во благо оставшихся военных сил и нетронутых войной прекрасных земель стоило постараться пойти на мирный разговор.       Калеб потёр переносицу, сделал пометки на карте, очертив не завоеванную территорию, и неуклюже занял стул. Виски пронизывало нещадной болью, истосковавшийся по отдыху организм упрямо действовал против его воли; ему хотелось спать и заглушить в себе строптивые воспоминания казни. Рядом копошилась Элион, отвлекая от важной нити размышления; всячески старалась перенять его внимание на себя, дабы избавиться от оглушающего чувства одиночества. Она ненавидела его сильнее всего. Удивительно быстро привязывалась к людям, проявившим малейшую заботу в её сторону. — На Кондракаре новые пленники, — предприняла последнюю попытку Элион и подошла к столу, — среди них есть крестьяне, но большинство числятся в рядах бунтовщиков. — Информация проверена?       Калеб поднял голову, вглядываясь в лицо Элион. Оно выражало крайнюю радость и облегчение. Голубые глаза оставались равнодушными. — Утром я встретилась с Седриком, — вкрадчиво рассказала она, — на главной городской площади. Кажется, он наведывался к кузнецу. — Он должен быть на Земле, а не Меридиане. У него новый приказ? — Осведомился Калеб, позабыв о планах по завоеванию новых земель. — Надеюсь, что у тебя хватило ума не говорить ему о новом решении Нериссы? Если он попадёт на Кондракар, то мы лишимся значительной части пленников.       Элион красноречиво мотнула головой, и светлые пряди презабавно качнулись от одного плеча к другому. — Седрик был на Кондракаре на рассвете, — расстроила Калеба она. — Я почувствовала, как вокруг него сгущалась тёмная магия. Такой силы волшебство есть только в темницах Кондракара. Он не сказал цели прибытия. И… пожелал тебе хороших выходных. Не знаю, зачем. — Как он выглядел? Кровь на руках, губах, следы лезвий, шипов на предплечьях? — Продолжал допытываться Калеб, воссоединяя детали одной мозаики. Плотно соединив губы, он впервые смотрел на Элион так долго. Дольше, чем положенные несколько секунд. — Был облачён в парадную военную форму. Волосы собраны в хвост. Его настроение отличалось весельем, будто что-то обрадовало его.       Элион опустила взор, намеренно избегая зрительного контакта. Знание о прибытии Седрика могло здорово навредить ей, а возникнувшие догадки порождали целостную картину событий. Она знала куда больше, чем говорила. Против воли в ледяных зеницах отразилось воспоминание об увиденном на Кондракаре. Голод, предсмертные муки, безжалостные пытки и полная отрешённость от прежнего мира. Пронизанные льдом стены, беспощадные стражи порядка и непрекращающиеся издевательства над человеческими душами.       Элион отчетливо ощутила, как сердце на короткий миг вздрогнуло. Следом и пошатнулась сама она. Ей стало неприятно от осознания своей безбожной и провокационной лжи. Прошло не больше суток с прибытия Корнелии на Кондракар. Едва увидев её в одной из темниц, Браун не могла прийти в себя ещё несколько часов.       Её руки были покрыты ссадинами, глубокими порезами, наскоро замотанными бинтами, лодыжки и ступни ног изранены до такой степени, что сквозь марлевые повязки беспрестанно шла кровь, смешанная с грязью и вязкой жидкостью. Часть волос, её некогда идеальных гладких волос, вызывавших зависть, отстрижена до плеч. Лицо изуродовано мелкими шрамами, при детальном рассмотрении их легко было сложить в незамысловатое созвездие; на обнаженных предплечьях виднелось клеймо.       Элион догадывалась о мотивах Седрика. Но молчала об этом до последнего, не намереваясь сдавать Калебу все мысли о неожиданном прибытии бывшего врага. Сплотиться в одну команду с Седриком было трудно, до омерзения неправильно и гадко; Элион избегала его, до сих пор помня совершённые им злодеяния. Она боялась его также сильно, как Нериссы. Фобос, по сравнению с ними, казался безобидным нарциссом с собственным планом по захвату мира. — Докладывай мне всё, что узнаешь о Седрике и Кондракаре, — безапелляционно приказал Калеб, собирая карты в одну стопку. — Всё подозрительное и очевидное, Элион. Не упускай ни одной детали. Было бы у меня больше времени, наведывался бы на Кондракар сам. — Сегодня ещё одна публичная казнь, — глухо напомнила она и шумно сглотнула, пропустив его беспрекословную просьбу. — Попытайся не смотреть мертвецам в глаза.